Масонство и иудейство

Высшие слои среднего класса, промышленники, землевладельцы, банкиры хотя и не в первых рядах, тем не менее маршировали под королевским знаменем. Масоны считали короля одним из своих «почетных братьев». Так же считали и иудеи. Еврей, профессор Полакко, был наставником наследного принца.

Чтобы эта диархическая система, основанная на параллелизме власти, функционировала, было необходимо, чтобы «параллельные силы» не переставали быть таковыми.

В течение всего 1923 года – года «полновластия» – не происходило особых изменений[183], за исключением серьезного инцидента на Корфу, который был разрешен в Женеве к полному удовлетворению итальянского правительства[184].

1924 год был, напротив, наиболее критическим. Режим был поставлен перед лицом последствий преступления, которое, помимо всего прочего, было политической ошибкой как с точки зрения метода, так и времени[185].

Лётом 1924 года давление Авентинской группы на короля и его близкое окружение было очень сильным[186]. Оппозиция осуществила «формальные» подходы к Квириналу. Король дал некоторые общие обещания относительно юридического наказания преступления, но колебался последовать за авентийцами в область политической ответственности.

Даже знаменитый меморандум Чезаре Росси в конце декабря (опубликованный по инициативе правительства, чтобы опередить своих политических противников) не произвел особого впечатления на короля[187]. Противники фашистского режима оказались с этого времени поставлены перед нравственной проблемой, решения которой не было; а также, покинув парламент, они освободили поле действий – поле, на котором в подходящий момент режим должен был начать контрнаступление. И оно началось с речи 3 января 1925 года и мер, предпринятых в течение последующих сорока восьми часов[188].

Хотя король проявил определенную твердость и не отреагировал на обращения к нему авентинцев во второй половине 1924 года (даже когда они обратились к нему фактически непосредственно) – ему не слишком понравились действия, предпринятые 3 января, когда путем запрещения всех политических партий были заложены основы тоталитарного государства.

Это было первое «столкновение» двоевластия. Король почувствовал, что с этого дня и впредь монархия перестала быть конституционной в парламентарном смысле слова. Выбора больше не было. Политические игры партии и альтернативной власти закончились. Raison d' etre (право на существование – фр.) Короны сходило на нет. Постоянные правительственные кризисы в дополнение к серьезным национальным волнениям и новогодние поздравления (позднее упраздненные) были единственными поводами, по которым король предпринимал что-либо, чтобы напомнить итальянскому народу, что он являлся кем-то еще, кроме страстного, если не сказать фанатичного, собирателя старинных монет. Во время правительственных кризисов имело место постоянное хождение депутатов в Квиринал, так как король еще являлся центральной политической фигурой. Начиная с 1925 года все это прекратилось. Начиная с этого года и в дальнейшем смена руководителей страны зависела от перестановок внутри самой партии.

1925 год был годом принятия особых законов. 1926-й – годом конструктивных социальных законов[189]. К ноябрю палата (с этого времени называвшаяся Фашистской) лишила депутатов Авентинской оппозиции их мандатов за выход из парламента. Это ужесточение политики режима в тоталитарном смысле слова не прошло незамеченным в дворцовых кругах. С этого момента начали говорить о Короне как о заложнице партии и начали симпатизировать королю, который теперь отошел на задний план (на вторые роли) по сравнению со мной.

Но, несмотря на все это, два года – 1925-й и 1926-й – прошли спокойно.

Глава XVIII

Драма двоевластия (2)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: