Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Тема 1. Этнический фактор в политике




Норвежец Стейн Роккан в 1980 констатирует: «События последних десятилетий превратили «регионализм» и «этнонационализм» в предметы политической и академической моды в исследованиях индустриальных обществ Запада».

Актуализация этничности – не чисто западное явление. Но причины этого в разных цивилизационных ареалах мира различны: если в странах Запада «этническое возрождение» полагается следствием утверждения ценностей постмодерна, акцентирующих потребность в самовыражении, предъявлении и реализации индивидуальной самобытности, то в современной России «взрыв этничности» обусловлен утратой общенациональной идеи, что влечет задержку самоидентификации, поиск и укрепление локальных идентификаций.

Этническая группа как социальная общность, возникшая естественным путем, и этничность как система уникальных коммуникативных и деятельностных моделей народа, способны в значительной степени деформировать стандартные социальные и политические процессы. Актуализация этничности, в частности, зачастую архаизирует общество, изолирует его и стагнирует общее его развитие.

Рассмотрим этничность как фактор политической культуры общества. Политическая культура полиэтничного и полицивилизационного (например, российского) общества фрагментарна, что означает наличие политических субкультур, дифференцированных по горизонтали – это субкультуры, общие для элиты и масс, основывающиеся на религиозных, этнических, региональных дифференцирующих признаках. Современность характеризуется наличием политического и социокультурного раскола, определяемого в терминах модернизационного раскола, обозначающего поляризацию населения по линии модернизация-традиционализм. Р.Даль утверждает, что общество с ярко выраженными и противостоящими друг другу субкультурами не может стать обществом развитой современной демократии (полиархии).

Этническая культура является одним из источников интерпретаций ценностей, ролей, правил, осваиваемых людьми или навязываемых им. Притом, каждый человек, пусть в разной степени, – это активный интерпретатор различных ценностей, ролей и правил. В этом смысле ведущим показателем влияния выступает этническая идентичность, т.к. идентификация с большой социальной общностью может служить сильным катализатором массового поведения и политического действия, реализации стратегий этнополитической мобилизации. В силу этого распространенность этнической групповой идентификации может стать одним из факторов прогноза политического развития общества.

В современной социально-психологической литературе социальная идентичность рассматривается как динамическая прижизненно формирующаяся в ходе взаимодействия и активного построения социальной реальности система социальных конструктов субъекта, которая оказывает влияние на его ценностно-смысловую сферу и поведение. В рамках этого подхода социальная идентичность выступает как категория индивидуальная, но связанная с социальной ролью, позицией или статусом. Она формируется в процессе социализации индивида, в контексте поиска ответа на вопрос: «какой смысл, эмоциональную окраску и социально-структурные последствия имеет для него принадлежность к группе»? Проявляясь в аффективной, смысловой и поведенческой сферах личности, социальная идентичность придает ей целостность, определенность и стабильность, играя роль «внутреннего компаса» при сравнении социальных категорий. Социальная идентичность помогает человеку реализовать его основную потребность, которую М.Хог и Д.Абрамс описали как «потребность в конструировании смыслов и порядка из шумного, жужжащего, необработанного сенсорного опыта», связанную с поиском места в социальной структуре, в обретении смысла и систематизации сенсорного опыта. Любой человек является носителем целого набора социальных идентичностей: гражданской, профессиональной, конфессиональной, возрастной, партийной, территориальной и т.д. Какие-то из них более значимы, то есть существует иерархия идентичностей, которая, как и сам набор идентификаций, непостоянна.

Место этнической идентичности в системе социальных идентичностей личности (идентификационной матрице) зависит от разнообразных внутренних и внешних факторов. Например, если в мотивационной системе человека высока ориентация на корпоративные связи, то вероятно и социальные идентичности (в том числе этническая) будут для него значимы. Среди внешних факторов, влияющих на степень значимости этнической идентичности для людей, чаще всего упоминается уровень социально-экономической и политической стабильности; начальный период становления государственного суверенитета и т.д. Степень выраженности этнической идентичности зависит также от уровня полиэтничности внешней среды, от принадлежности к доминирующему народу или этническому меньшинству, наконец, от традиционных норм самих этнических культур, предписывающих определенное поведение своим членам.

Но хотя этническая идентичность ситуативна, в целом, оценивая ее значение, исследователи склонны отводить ей особое место в социально-идентификационном пространстве человека. При этом отмечается, что этнос как форма групповой интеграции наиболее устойчив, другие группы могут распасться, из них могут исключить, состав их постоянно меняется, их существование ограничено во времени. Этническая группа – это межпоколенная общность, устойчивая во времени и стабильная по составу. Кроме того, этнос – естественная группа для человека, его не выбирают, он дан с рождения, ответ на вопрос «кто я и с кем я?» формируется стихийно; этнические культурные нормы некритично усваиваются людьми в раннем детстве (в процессе инкультурации) – отсюда естественно-сакральное отношение к своему этносу. Американский этнолог Ж.Девос рассматривает этническую идентичность как воплощенную в культурной традиции и обращенную в прошлое в отличие от других форм идентичности, ориентированных на настоящее (например, профессиональная идентификация) или в будущее (некоторые примеры религиозной или национальной идентичности). Г.У.Солдатова считает еще одной особенностью этнической идентичности мифологичность, так как «ее главная опора – идея или миф об общих культуре, происхождении, истории». Подчеркивая особую значимость этнической идентичности для человека и социальной группы, британский исследователь А.Эпстайн утверждает, что она «…является конечной идентификацией, которая охватывает меньшие роли, статусы и идентификации». Эрнст Геллнер так оценивает значение этнической принадлежности: «Для среднего человека пределы его культуры представляют собой если не совсем пределы мира, то, по крайней мере, границы его трудовых возможностей, социальной преемственности, достоинства, эффективного участия и гражданства».

В исследовательской практике предпринимаются попытки типологизации этнической идентичности, исходя из разных критериев. Наиболее продуктивной для использования в политико-социологических исследованиях представляется типология на основе модели двух измерений этнической идентичности, основанием которой является степень идентификации индивида с этнической группой – своей, чужой или несколькими группами.

 

Высокий уровень идентификации

со своей этнической группой

 
 

 

 


А Б

 

Высокий уровень иден-

тификации с чужой эт-

нической группой

 

 

Г В

 

Модель двух измерений этнической идентичности

В данной системе координат возможно размещение всех известных видов этнической идентичности, их вариантов и переходных форм, включая этническую идентичность кризисного социума. Последняя довольно часто выступает как негативная идентичность, выражаемая схемой «мы–не такие». В этом случае возможна консолидация общества на основе тотальной оппозиции негативно значимым другим. В периоды затяжных кризисов, характеризующихся потерей надежды на преобразование негативной идентификации в позитивную, население склонно поддерживать психопатических лидеров, участвовать в бессмысленных бунтах-погромах – это выполняет компенсаторную функцию, подобного рода поведение свойственно низкостатусным группам.

Тип и уровень интенсивности этнической идентификации определяет степень приверженности народа своим культурным ценностям и, в контексте теории модернизации и демократического транзита, определяет степень восприимчивости этнической группой инокультурных норм. Символы этнической идентичности, как правило, сакрализируются: территория - «родина», «мать-земля», язык - «родная речь», государство - «отечество», жилище - «домашний очаг», религия – «истинная-православная, ложная-басурманская» и т.д. Среди маркеров этнической идентичности исключительна роль языка. В определенных политических обстоятельствах он превращается в национальный символ. М.Н.Губогло для определения политической роли национального языка вводит понятие «мобилизованного лингвицизма», под чем понимается этнополитическая деятельность по созданию национальной государственности с помощью утверждения статуса государственного языка и проведения кадровой политики, ведущей к установлению этномонополии во власти - этнократии.

Существование этнической идентичности приобретает особое политическое значение, когда соединяется с идеей нации, порождая явление национализма. Нация в общемировом понимании (в т.ч. ООН) – согражданство, политическая и гражданская общность (кроме постсоветских и постюгославских государств). В российской традиции сохраняется понимание нации как этнической общности – следствие принятой в советское время стадиально-исторической типологии этноса - племя, народность, нация, последней считался народ, имеющий государственность. Стратегическое изменение советских концептуальных подходов к нациеведению инициировал в 1989 году В.А.Тишков, предложив пересмотреть понятие нации в пользу гражданского, а не этнического содержания. В дальнейшем В.А.Тишков радикализировал свою позицию, предложив в статье под характерным названием «Забыть о нации» изъять этот термин из научного оборота как категорию семантико-метафорическую, которая, по его мнению, не стала и не может быть категорией анализа, т.е. научной дефиницией.

В современных западных научных публикациях также присутствует двойное значение «нации»: с одной стороны, как родового сообщества, и в этом случае нация сопрягается с понятиями гомогенности (однородности, в данном контексте этнической) общности и национализма; с другой, как сообщества политического, гражданского, которому соответствует понятие республиканского патриотизма (Х.М.Росалес). У.Коннор описывает патриотизм как согласие граждан с конституцией и институциональной системой и национализм как согласие с культурной традицией какого-то политического сообщества, представляя их как два базовых измерения гражданской идентичности. При этом социально-нормативный каркас нации, или ее социальная организация, складываются вокруг некоторого ценностно обоснованного комплекса идей. Поэтому упор делается на определении нации как «общества, основанного на единстве идей».

Остро дискуссионному понятию «национализм» присуща та же смысловая двоякость. Общепризнанно деление национализма на гражданский и этнический (Э.Смит). В первом случае речь идет о формировании согражданства, индифферентного к этническим различиям, и национализм оценивается как позитивное явление, синонимируя с понятием патриотизма. Во втором значении национализм трактуется как стремление этнической группы (или этнонации) к культурному или политическому самоопределению, что чревато этноизоляционизмом и дискриминацией иноэтничных групп.

Все эти концептуально-смысловые разграничения непосредственно проецируются в сферу политики. Именно в соответствии с ними строятся модели гражданства. В нормативистских политико-философских исследованиях обычно противопоставляется националистическая модель гражданства, основанная на jus sanguinis (право крови, то есть право приобретения гражданства по гражданству родителей) и толкующая гражданство в этнических терминах; и конституционная модель, ориентированнуая на jus soli (право почвы, то есть право приобретения гражданства по месту рождения), выражающая гражданство в понятиях, связанных с договором.

Основания этих моделей сложились во второй половине XVIII века, преобладающая часть современных статутов гражданства исходит в разной степени из обеих традиций. Либеральная модель гражданства декларирует республиканский открыто универсалистский подход в отличие от националистического с присущим ему сепаратизмом. Однако соотношение между нормативами этой модели и их практическим воплощением в демолиберальных странах далеко от желаемого равновесия, о чем свидетельствует растущая последние годы напряженность между описанными гражданскими традициями. «Отсутствие соответствия» между государством и нацией на практике проявляется в ужесточении правил причисления индивидов-неграждан (в частности, этнических иммигрантов) к сообществу граждан в самых разных вариантах политики натурализации (получения гражданства), применяемых в европейских демократиях. Признается, что новый плюрализм, порожденный миграционными потоками внутри Европы и извне с 1980-х гг. изменил культурные и гражданские параметры либеральных политий. Вызовы со стороны этого нового мультикультурного и полиэтнического плюрализма были восприняты как угроза управляемости политических сообществ, следствием чего и явилось ужесточение правил натурализации, приведшее к углублению раскола между гражданами и негражданами. Поиск альтернативной модели, определяющей условия включения в демократическое сообщество, – задача сегодняшнего дня. Один из вариантов такой модели, преодолевающей узы нации-государства, основан на идее космополитического гражданства.

Двойное понимание «нации» эксплицируется (порождая конкретные политические последствия) в доктринальном языке международных организаций. Например, включение в текст Декларации МОТ «О правах лиц, принадлежащих к этническим, языковым и религиозным меньшинствам» определения «национальные» породило традицию «внешнего предписания», благодаря чему этнические группы, находящиеся в типологически одинаковых ситуациях, квалифицируются как «языковые», «этнические» или «национальные» меньшинства в зависимости от политического контекста. Национальные меньшинства согласно Декларации подлежат особой опеке со стороны ОБСЕ.

Более широкий аспект политической проекции двойного смысла понятия «нация» заключается в наличии двух моделей государственности, с которыми сталкивается мировая практика установления политических границ. Первая модель – договорная и полиэтническая; вторая исходит из принципа соответствия между культурой (этнонацией) и государством. Соответственно первая понимает «нацию» как противопоставление династическому государству (согражданство), вторая – как противопоставление государству многонациональному (этническая общность). Обе эти нации, «вертикальная» и «горизонтальная», – одна и та же группа людей, конституирующаяся в разных модальностях (разновидностях) в зависимости от политического контекста; в обоих случаях они стремятся к достижению внутренней однородности и отграничению от других государственно-правовой или этнической (языковой, большей частью) границей.

На протяжении ХХ века острый конфликт между двумя моделями государственности обнажался в международной практике, по меньшей мере, трижды: после первой мировой войны, окончание которой сопровождалось распадом полиэтничной Австро-Венгерской империи, вызвавшим целую серию националистических движений в Центральной и Восточной Европе; после второй мировой войны, когда перекройка политических границ была вызвана необходимостью примирения сторон, и в 1990-е годы в связи с дезинтеграцией некоторых стран бывшего социалистического лагеря (прежде всего СССР). Эти события всякий раз провоцировали возрождение дискуссий о критериях принадлежности к данному сообществу, дискуссий, казалось бы, давно забытых в плюралистических демократиях.

Антагонизм между двумя трактовками нации в теории представляется как противоречие между политическим, либерально-демократическим и гражданско-общественным подходом, с одной стороны, и этнокультурным, нелиберальным и недемократическим – с другой. На практике это не так очевидно. Во-первых, почти у всех крупных этносов этнокультурное понимание нации исторически перерастает в политическое. Во-вторых, известны случаи, когда в нациях-государствах брали верх нелиберальные, авторитарные и диктаторские направления. И, в-третьих, этнокультурные черты неизбежно присущи и государственным нациям, которые не могут быть совершенно индифферентными к этнокультурным различиям, хотя бы потому, что в большинстве государств только один или несколько языков являются государственными, что ставит их носителей в привилегированное положение. Таким образом, в государственных нациях также присутствует этнонациональное ядро.

Это провоцирует вопрос о соотношении демократии и этнократии, который в силу изложенных обстоятельств не может быть решен в пользу их категорического противопоставления. Демократия как модель организации власти в современном мире реализуется в закрытом территориальном пространстве. Только три из 192 государств имеют эксклавы, расположенные за пределами территории своих государств: США (Аляска), Россия (Калининградская область), Азербайджан (Нахичевань). В отличие от государств районы этнического заселения не являются закрытыми, так что на одну и ту же территорию порой претендуют различные конкурирующие этнические группы. В силу этого государственный народ как общность всех граждан обычно включает в себя национально-этнические меньшинства. Гомогенные этнонациональные государства могут создаваться либо путем политики этническо-языковой ассимиляции, либо через насилие, изгнание и геноцид. Успех первого значительно отсрочен во времени и не гарантирован (феномен «третьего поколения» уже говорит в пользу этого), второй вариант, в идеале предполагающий полное истребление конкурирующего народа, нереалистичен. Из этого следует, что демократия ни в коем случае не может быть этнократией (господство народа с одним языком и культурой). Но в то же время любой демократии неизбежно присущи этнократические черты, поскольку, во-первых, выбор государственного языка фактически ставит в привилегированное положение граждан, для которых он является родным, и во-вторых, у привилегированной этнокультуры шансы на сохранение территории государства выше, чем у всех прочих. У языковых же (т.е. этнических) меньшинств есть все права, кроме одного – быть понятыми.

Таким образом, демократизация полиэтничного общества представляется серьезной проблемой. С одной стороны, политическая социология свидетельствует, что если какой-либо агент социального пространства не имеет «голоса» в социальной системе, он предпочитает выход из нее. С другой, стремление этнических групп в процессе демократизации к борьбе за доступ к ресурсам и власти практически неизбежно ставит вопрос о независимой государственности, то есть ведет к конфликтам, так как демократичного способа пересмотра границ история не знает. В силу этого А.Рабушка и К Шепсли в работе «Политика в плюральных обществах: теория демократической нестабильности» приходят к выводу: демократия в полиэтничных обществах невозможна.

Поиск путей реализации демократических принципов в полиэтничных государствах связан с именем А.Лейпхарта («Демократия в многосоставных обществах. Сравнительные исследования» 1997 г.), предложившим идею «демократии согласия, или участия» на основе соучастия во власти. В модели, предложенной Лейпхартом, предусмотрены механизмы, позволяющие даже небольшим по численности группам занимать место в системе управления, обладая правом вето и временного вето по разным вопросам (сфера образования, трудовые интересы, культурная активность, потребление информации, политика) и возможностью его реализации. Кроме того, в ней предложены способы участия меньшинств в исполнительной власти, в этом случае несоответствие соучастия во власти воспринимается менее болезненно. В модели Лепхарта решающую роль играют элиты. Уязвимость ее в том, что она ориентирует на закрепление этнической сегментации и может возвращать людей к этнической идентичности в ущерб более широким идентификациям.

Сказанное позволяет сформулировать основные вопросы проблемного поля исследования этнического фактора в политике:

1. Каковы перспективы демократического транзита в условиях полиэтничности и отсутствия общенационального единства?

2. В силу каких причин одинаковые политические институты функционируют по-разному в отличающихся этнических средах?

3. В какой мере политическая элита формирует этническое сознание, а в какой подчиняется преобладающим общественным ориентациям?

4. Каково соотношение социально-политического сознания национальной элиты и инонациональной контрэлиты в постсоветских государствах и в российских регионах?

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных