Откуда брались деньги

Конечно, нужны были и деньги. Отец не посвящал меня в эту сторону

жизни, но я знала -- если что-ни-будь надо -- проси у Симановича, он даст.

Сам Симанович писал: "Николай Второй знал, что пока его любимец

находится на моем попечении, тот ни в чем не будет нуждаться. Распутин

принимал мои услуги и никогда не спрашивал об их мотивах.

Если бы Распутин думал о собственных выгодах, то он накопил бы большие

капиталы. Ему не стоило бы много труда получать от лиц, которым он устраивал

должности и всякие другие выгоды, денежные вознаг-раждения. Но он никогда не

требовал денег. Он получал подарки, но они были невысокой стоимости.

Напри-мер, ему дарили одежду или платили по его счетам. День-ги он принимал

лишь в тех случаях, если мог ими кому-нибудь помочь. Бывали случаи, что

одновременно с ка-ким-либо богачом у него находился бедняк, хлопочу-щий о

помощи. В таких случаях он предлагал богачу да-вать бедному несколько сот

рублей. С особым удоволь-ствием он помогал крестьянам".

Вот еще одно важное свидетельство относительно вопроса о деньгах и моем

отце. Руднев: "При этом надо заметить, что он свою роль выдерживает с

удивительно простодушной последовательностью. Как показало об-следование

переписки по сему поводу, а затем как под-твердили и свидетели, Распутин

категорически отказы-вался от каких-либо денежных пособий, наград и

поче-стей несмотря на прямые, обращенные со стороны их величеств,

предложения".

Надо обратить внимание на это замечание Руднева

-- "с простодушной последовательностью". Отец не ви-

дел ничего дурного в том, что о нем кто-то заботится.

При этом было не важно, что речь могла идти о тысяч-

ных суммах. "Сколько им Бог дал, столько они мне дают",

-- говорил отец. Тот, кто знает о бытовой стороне стран-

ствующих, понимает, как естественно для любого из

них принимать даяние. Они не попрошайничают. Они дают возможность

имущим помочь нуждающимся.

Применительно к нуждам отца дом оказался идеаль-ным. Он располагался в

глубине улицы, во двор вел про-ход под аркой.

Наша квартира находилась на третьем этаже. Отец смеялся: "Высоко

залетели!"

Меня привело в восторг то, что квартира оказалась такой большой -- из

пяти комнат, хотя и обставленных разнокалиберной мебелью. Убранство квартиры

нельзя было назвать роскошным или просто элегантным. Но, надо сказать, отец

не придавал этому никакого значе-ния, потому что не понимал элегантность и

роскошь. Я уже говорила о том, что в представлениях о красоте он жил

деревенским запасом. И, как большинство де-ревенских жителей, предпочитал

богатое красивому, вернее, смешивал это, не придавая в действительнос-ти

никакой цены.

Впервые в жизни у меня появился не собственный угол, а целая комната.

Надо сказать, я быстро усвоила преимущества своего нового положения.

Распутин и полиция

Отцу же больше всего нравилось то, что по черной лестнице можно было

выйти в переулок позади дома. Дело в том, что очень быстро после знакомства

отца с царской семьей за ним установили слежку, которая по-том не оставляла

его.

Руднев: "Одним из самых ценных материалов для освещения личности

Распутина послужил журнал на-блюдений негласного надзора, установленного за

ним охранным отделением и веденного до самой его смер-ти. Наблюдение за

Распутиным велось двоякое: наруж-ное и внутреннее. Наружное сводилось к

тщательной слежке при выездах его из квартиры, а внутреннее осу-ществлялось

при посредстве специальных агентов, ис-полнявших обязанности охранителей и

лакеев. Журнал этих наблюдений велся с поразительной точностью изо

дня в день, и в нем отмечались даже кратковременные отлучки, хотя бы на

два-три часа, причем обознача-лось как время выездов и возвращений, так и

все встре-чи по дороге. Что касается внутренней агентуры, то последняя

отмечала фамилии лиц, посещавших Распу-тина, и все посетители аккуратно

вносились в журнал; так как фамилии некоторых из них не были известны

агентам, то в этих случаях описывались подробно при-меты посетителей".

Белецкий: "Что касается личной охраны Распутина, то с приездом

полковника Комиссарова я учредил двой-ной контроль и проследку за Распутиным

не только фи-лерами начальника охранного отделения Глобачева, но и филерами

Комиссарова; заагентурил всю домовую при-слугу на Гороховой, 64, поставил

сторожевой пост на улице, завел для выездов Распутина особый автомобиль с

филерами-шоферами; для наблюдения за выездами Рас-путина с кем-либо из

приезжавших за ним на извозчике завел особый быстроходный выезд с

филером-кучером. Затем, все лица, приближавшиеся к Распутину или близ-кие к

нему, были, по моему поручению, выясняемы, и на каждого из них составлялась

справка".

У того же: "Был выработан план охраны, сводив-шийся к командированию

развитых и конспиративных филеров, коим было поручено, кроме охраны

Распути-на, тщательно наблюдать за его жизнью и вести подроб-ный филерский

дневник, который к моменту оставле-ния мною должности представлял собой в

сделанной сводке с выяснением лиц, входивших в соприкоснове-ние с

Распутиным, весьма интересный материал к об-рисовке его, немного

односторонне, не личности, а жизни. Затем в село Покровское был командирован

филер на постоянное жительство, но не для охраны, так как таковая, из

постоянных при Распутине филе-ров, в несколько уменьшенном только составе,

его со-провождала и не оставляла его и при поездках, а для "освещения", ибо

на месте, как выяснилось, агентуры завести нельзя было".

Обращу внимание на несколько фраз из записок Белецкого.

Во-первых, о том, что обрисовка отца таким обра-зом велась

односторонне: "не личности, а жизни". Это очень примечательно. Возьмите на

себя труд прочитать все имеющиеся сейчас воспоминания об отце. Вы не увидите

там личности. Судя по ним, не было такого че-ловека -- Григория Ефимовича

Распутина. Был какой-то почти чиновник, делец, предприниматель. Уверена, что

не случайно никто из записчиков не обращается к "Житию опытного странника" и

"Размышлениям". Кос-нись они их, сразу вышло бы наружу, что их толкова-ние

жизни отца не совпадает с живой его личностью.

Во-вторых, о том, что "на месте, как выяснилось, агентуры завести было

нельзя". "На месте" отца знали слишком хорошо и не считали возможным и

нужным шпионить за ним -- отец в их глазах всегда был открыт и ничего не

делал предосудительного.

Сети

Так для чего же все-таки вокруг отца сосредоточива-лись такие силы в то

время, когда интересы трона тре-бовали другого их направления?

Ответ можно найти у Жевахова: "Он был типичным олицетворением русского

мужика и, несмотря на свой несомненный ум, чрезвычайно легко попадал в

расстав-ленные сети. Хитрость, простодушие, подозрительность и детская

доверчивость, суровые подвиги аскетизма и бесшабашный разгул, и над всем

этим фанатическая преданность царю и презрение к своему собрату мужи-ку --

все это уживалось в его натуре, и, право, нужен или умысел, или недомыслие,

чтобы приписывать Рас-путину преступления там, где сказывалось лишь

прояв-ление его мужицкой натуры".

Следя за отцом, говоря словами Александры Федо-ровны, "бриджисты"

искали случая завлечь его в искус-но расставленные сети. (Потом я еще

расскажу об этом и о том, как они преуспели в этом, вернее, думали, что

преуспели.) Таким образом они надеялись скомпрометировать не только отца, но

и царскую семью. Продолжа-лась игра, начатая Марией Федоровной.

Вчитайтесь в слова Жевахова. В них, явно помимо воли автора, есть

нечто, заставляющее посмотреть на проис-ходившее другим, непредвзятым

взглядом.

Жевахов пишет: "Несмотря на несомненный ум, он легко попадал в

расставленные сети". Попадал или сам шел в них? Уверена -- шел сам, все

прекрасно понимая. Он оставался опытным странником, хотел понять, "где

край". При этом прекрасно знал, что "упадет". Вспомни-те: "Я маленький

Христос".

Обратите внимание на приговор Жевахова: "Фана-тичная преданность царю и

презрение к своему собрату -- мужику". Первое -- бесспорно, второе --

невозможно. Отец любил Николая именно, как и может только лю-бить царя

мужик, осознающий и чувствующий себя му-жиком везде -- и в избе, и во

дворце. Добровольно идя в сети, расставляемые врагами трона, отец хотел

пока-зать царю, кто находится рядом, кто лицемерно уверяет Николая Второго и

Александру Федоровну в преданно-сти и готовности умереть за них. И чем

дальше заходило дело, тем озлобленнее становились враги царя и отца.

И кроме того, презирая свое сословие, разве прояв-лял бы отец так явно

свою к нему принадлежность -- и в одежде, и в манерах. И разве стал бы он

оказывать такое преимущество своим собратьям, когда те прихо-дили к нему как

просители?

Императрица очень опасалась, зная нравы своих при-дворных, за жизнь

отца. Она приставила к отцу свою охрану -- у дома дежурили полицейские в

мундирах.

Анна Александровна передавала мне слова Алексан-дры Федоровны: "Я не

могу позволить, чтобы с Григо-рием Ефимовичем что-нибудь случилось.

Он -- спаситель Алексея, а, значит, и наш спаси-тель. Григорий Ефимович

пришел к нам вместе с Гос-подом, когда уже никто не мог помочь. Он сделал

не-возможное. Пока Григорий Ефимович с нами -- я спо-койна за всех нас".

Дамский кружок

Итак, при добром Аннушкином участии мы устрои-лись в новом доме,

оказавшемся для отца последним земным пристанищем.

Ничего другого, кроме того, что составляло жизнь отца в доме у

Сазоновых, на Гороховой не происходило. Только теперь отец мог себе

позволить принимать боль-шее число посетителей и во всякое время дня. Но

пра-вилом был прием между 10 часами утра и 1 часом дня. За это время иногда

проходило по 200 человек.

Вот свидетельство Руднева' "Вообще Распутин по природе был человек

широкого размаха; двери его дома были всегда открыты; там всегда толпилась

самая раз-нообразная публика, кормясь на его счет".

И это в общем верно -- самая разнообразная. Руднев-то намекает на

неразборчивость отца, якобы прибли-жавшего к себе фигур далеко не первой

руки, но это не так. Принимал он всех, кто в нем нуждался, а прибли-жал --

избранных.

Кроме привычных уже просителей всякого рода у нас собирался довольно

тесный круг по-настоящему пре-данных отцу людей -- по преимуществу женщин

разных возрастов. Первой среди них была, разумеется, Анна Александровна.

Вот как пишет Руднев: "Она стала самой чистой и самой искренней

поклонницей Распутина, который до последних дней своей жизни рисовался ей в

виде свято-го человека, бессребреника и чудотворца".

Выше, чтобы обрисовать учительские настроения отца, я привела

свидетельство проповеди, относящееся как раз к этому времени. Если

кто-нибудь, оставаясь объектив-ным, сможет найти в ней хоть каплю

предосудительно-го, пусть заявит об этом. Но смею утверждать, что до сих пор

никто не вызвался свидетельствовать, что отец гово-рил в кругу своих учениц

что-либо недостойное.

Из дальнейшего станет ясно, что ядро кружка пред-ставляли женщины,

искавшие утешения, а не возбуждения чувств. Именно на такие уставшие души

отец дей-ствовал умиротворительно -- от царицы до кухарки.

Разумеется, никакой организации не было. Был по-рыв с одной стороны и

искреннее желание помочь -- с другой. Даже вернее сказать -- осознание

необходимос-ти помочь изверившимся.

Когда слухи об этих собраниях распространились, поползли сплетни о

развратных бдениях, и даже орги-ях, которыми руководил отец, хотя, повторю,

ни тог-да, ни позже доказательств любого рода не нашлось. Кроме того, я могу

выступить свидетелем (понимая, впрочем, что для многих и многих вес моих

слов неве-лик): я приходила и уходила в любое время дня, двери комнат в

нашей квартире никогда не запирались -- ни днем, ни ночью, и если бы в доме

творилось какое-то непотребство, я знала бы.

Вот слова из дневника Джанумовой, тогда непремен-ной участницы кружка:

"В столовой разместилось мно-гочисленное исключительно дамское общество.

Казалось, были представлены все сословия. Собольи боа аристок-раток

соседствовали со скромными суконными платья-ми мещанок. Стол сервирован

просто. Пили чай".

После чаепития обыкновенно пели что-нибудь бо-жественное. Посуду со

стола прибирали по очереди. Каж-дая -- в свой день. И мыли тоже -- по

очереди. Я и сей-час вижу холеные руки аристократок и сияние брилли-антов в

грязной воде. (Как переменчива судьба! Тогда они мыли посуду, подлаживаясь

под строй нашего дома, а всего через несколько лет многим из них пришлось

стать настоящими судомойками в Париже или Констан-тинополе. А бриллиантов и

след простыл.)

Бедная Муня

Среди посещавших эти собрания была Мария Евге-ньевна Головина (ее все

называли Муня), красивая, печальная молодая женщина.

Она была обручена с князем Николаем Юсуповым, старшим братом Феликса.

Но, к несчастью, Николая

убили на дуэли. Сразу же стало известно, что он стре-лялся, защищая

честь женщины, с которой у него был роман, но женщина эта -- не Муня.

Мария Евгеньевна была совершенно прибита -- по-гиб любимый, накануне

свадьбы; и погиб, защищая честь другой женщины, с которой состоял в связи,

очевид-но, довольно давно. Обман, пропасть, катастрофа. Из полного

благополучия Муня попала в ад.

Мир перестал существовать для нее. Мария Евгень-евна пришла за

утешением к отцу, и утешение такое она нашла в нашем доме. Муня говорила:

"Слово Григо-рия Ефимовича становится плотью".

Старшие Юсуповы сохранили теплые чувства по от-ношению к девушке, едва

не ставшей им снохой. Муня часто бывала в их доме. Именно от нее Юсуповы

узнали о моем отце.

Анна Александровна рассказывала мне со слов Муки, что когда та говорила

о "святом старце",- на лице Фе-ликса блуждала какая-то странная улыбка. Он

как бы предвкушал неизведанную еще игру.

Глава 17

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: