Нежная сказка для Ирины

1.

…мы с тобою пойдем туда,

где над лесом горит звезда.

…мы построим уютный дом,

будет сказочно в доме том.

Да оставим открытой дверь,

чтоб заглядывал всякий зверь

есть наш хлеб. И лакая квас,

говорил: «Хорошо у вас».

2.

…мы с тобою пойдем-пойдем,

только сердце с собой возьмем.

…мы возьмем только нашу речь,

чтобы слово «люблю» беречь.

Что ж еще нам с собою взять?

Надо валенки поискать —

как бы их не поела моль.

Что оставим? Печаль и боль.

3.

Будет крохотным домик, да,

чтоб вместилась любовь туда.

Чтоб смогли мы его вдвоем

человечьим согреть теплом.

А в окошечко сотню лет

будет литься небесный свет —

освещать мои книги и

голубые глаза твои.

4.

Всякий день, ровно в три часа,

молока принесет коза.

Да, в невинной крови промок,

волк ягненочка на порог

принесет — одинок я, стар —

и оставит его нам в дар,

в знак того, что он любит нас, —

ровно в два или, скажем, в час.

5.

…а когда мы с тобой умрем,

старый волк забредет в наш дом,

хлынут слезы из синих глаз,

снимет шкуру, укроет нас.

Будет нас на руках носить

да по-волчьему петь-бубнить:

«Бу-бу-бу. Бу-бу-бу. Бу-бу…» —

в кровь клыком раскусив губу.

1996, январь

Postquam (после того как)

Когда концерт закончился и, важно,

Как боги, музыканты разойдутся,

Когда шаги, прошелестев бумажно,

с зеленоватой тишиной сольются,

Когда взметнутся бабочки, и фраки

закружатся как траурные птицы,

И страшные появятся во мраке

бескровные, болезненные лица…

…И первый, не скрывая нетерпенья,

кивнет, ломая струны, словно нити,

связующие вечность и мгновенье:

«Ломайте скрипки, музыку ищите!»

1996, февраль

«Во всем, во всем я, право, виноват…»

Во всем, во всем я, право, виноват,

пусть не испачкан братской кровью,

в любой беде чужой, стоящей над

моей безумною любовью,

во всем, во всем, вини меня, вини,

я соучастник, я свидетель,

за все, за боль, за горе, прокляни

за ночь твою, за ложь столетий,

за все, за все, за веру, за огонь

руби налево и направо,

за жизнь, за смерть, но одного не тронь,

а впрочем, вероятно, право,

к чему они, за детские стихи,

за слезы, страх, дыханье ада,

бери и жги, глаза мои сухи,

мне ничего, Господь, не надо.

1996, февраль

Музе

Напялим черный фрак

и тросточку возьмем —

постукивая так,

по городу пойдем.

Где нищие, жлобье,

безумцы и рвачи —

сокровище мое,

стучи, стучи, стучи.

Стучи, моя тоска,

стучи, моя печаль,

у сердца, у виска

за все, чего мне жаль.

За всех, кто умирал

в удушливой глуши.

За всех, кто не отдал

за эту жизнь души.

Среди фуфаек, роб

и всяческих спецух

стучи сильнее, чтоб

окреп великий слух.

Заглянем на базар

и в ресторан зайдем.

Сжирайте свой навар,

мы дар свой не сожрем.

Мы будем битый час

слоняться взад-вперед.

…И бабочка у нас

на горле оживет.

1996, март

«Не признавайтесь в любви никогда…»

Не признавайтесь в любви никогда,

чувства свои выдавая, не рвите,

«нет» ожидая в ответ или «да», —

самые тонкие, тайные нити;

ты улыбнешься, и я улыбнусь,

я улыбнулся, и ты улыбнулась,

счастье нелепое, светлая грусть:

я не люблю я люблю не люблю вас…

Дюймовочка

…Некрасивый трубач

на причале играл —

будто девочке мяч,

небеса надувал.

Мы стояли с тобой

над рекою, дружок,

и горел за рекой

голубой огонек.

Как Дюймовочка, ты

замерзала тогда —

разводили мосты,

проходили года.

Свет холодный звезда

проливала вдали.

А казалось тогда,

это ангелы шли

по полярным цветам

петроградских полей,

прижимая к губам

голубых голубей.

1996, март

Взгляд из окна

Не знаю, с кем, зачем я говорю —

так, глядя на весеннюю зарю,

не устаю себе под нос шептать:

«Как просто все однажды потерять…»

Так, из окна мне жизнь моя видна —

и ты, мой друг, и ты, моя весна,

тем и страшны, что нету вас милей,

тем и милы, что жизнь еще страшней.

1996, март

Молитва

Ах, боже мой, как скучно, наконец,

что я не грузчик или продавец.

…Как надоело грузчиком не быть —

бесплатную еду не приносить,

не щурить на соседку глаз хитро

и алкоголь не заливать в нутро…

…Бессмертия земного с детских лет

назначен я разгадывать секрет —

но разве это, Боже мой, судьба?

«…Спаси, — шепчу я, — Боже мой, раба,

дай мне селедки, водки дай, любви

с соседкою, и сам благослови…»

1996, март

«Век, ты пахнешь падалью…»

Век, ты пахнешь падалью,

умирай, проклятый.

Разлагайся весело,

мы сгребём лопатой,

что тобой наделано —

да-с, губа не дура.

…Эй, бомбардировщики,

вот — архитектура.

Ведь без алых ленточек,

бантиков и флагов

в сей пейзаж не впишешься —

хмур, неодинаков.

Разбомбите, милые,

всё, что конструктивно,

потому что вечное,

нежное — наивно.

С девочкой в обнимочку,

пьяненький немножко,

рассуждаешь весело:

разве эта ножка —

до чего прелестная —

создана для маршей?

…Замените Ленина

сапожком из замши.

1996, март

«Ах, что за люди, что у них внутри?..»

Ах, что за люди, что у них внутри?

Нет, вдумайся, нет, только посмотри,

как крепко на земле они стоят,

как хорошо они ночами спят,

как ты на фоне этом слаб и сир.

…А мы с тобой, мой ангел, в этот мир

случайно заглянули по пути,

и видим — дальше некуда идти.

Ни хлеба нам не надо, ни вина,

на нас лежит великая вина,

которую нам Бог простит, любя.

Когда б душа могла простить себя…

1996, март

«…Мальчиком с уроков убегу…»

…Мальчиком с уроков убегу,

потому что больше не могу

слушать звонкий бред учителей.

И слоняюсь вдоль пустых аллей,

на сырой скамеечке сижу —

и на небо синее гляжу.

И плывут по небу корабли,

потому что это край земли.

…И секундной стрелочкой звезда

направляет лучик свой туда,

где на кромке сердца моего

кроме боли нету ничего.

1996, март

«Я в детстве думал: вырасту большим…»

Я в детстве думал: вырасту большим —

и страх и боль развеются как дым.

И я увижу важные причины,

когда он станет тоньше паутины.

Я в детстве думал: вырастет со мной

и поумнеет мир мой дорогой.

И ангелы, рассевшись полукругом,

поговорят со мною и друг с другом.

Сто лет прошло. И я смотрю в окно.

Там нищий пьёт осеннее вино,

что отливает безобразным блеском.

…А говорить мне не о чем и не с кем.

1996, март

«Благодарю за все. За тишину…»

Благодарю за все. За тишину.

За свет звезды, что спорит с темнотою.

Благодарю за сына, за жену.

За музыку блатную за стеною.

За то благодарю, что, скверный гость,

я все-таки довольно сносно встречен.

И для плаща в прихожей вбили гвоздь.

И целый мир взвалили мне на плечи.

Благодарю за детские стихи.

Не за вниманье вовсе, за терпенье.

За осень. За ненастье. За грехи.

За неземное это сожаленье.

За Бога и за ангелов его.

За то, что сердце верит, разум знает.

Благодарю за то, что ничего

подобного на свете не бывает.

За все, за все. За то, что не могу,

чужое горе помня, жить красиво.

Я перед жизнью в тягостном долгу.

И только смерть щедра и молчалива.

За все, за все. За мутную зарю.

За хлеб, за соль, тепло родного крова.

За то, что я вас всех благодарю

за то, что вы не слышите ни слова.

1996, март

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: