Антону, моему сыну, посвящаю эту книгу. 19 страница

3.

Время моей работы в крайкоме партии совпало с быстрыми изменениями в политической жизни страны. Это был период, который, кажется, Андрей Андреевич Громыко, в то время еще министр иностранных дел, назвал “пятилеткой пышных похорон”. Про очередного генерального секретаря Константина Устиновича Черненко был слух, — не думаю, что его пускали доброжелатели, — что он давно отключился от работы и очень серьезно болен. И всякий раз, когда по радио звучала невеселая мелодия, мы смотрели с Митрофаном Ивановичем друг на друга, и он меня спрашивал:

— Ты думаешь, уже все?..

А как хорошо начиналось. Когда избрали генеральным секретарем Константина Устиновича, сразу заговорили об усилении аппаратной работы. У многих на устах был слух о создании отдельного управления по работе с письмами и заявлениями трудящихся.

Неожиданно на меня свалились заботы, связанные с тем, что нужно срочно построить дебаркадер на водохранилище — для Новоселово. Это, как известно, родные места К. У. Черненко. Причем необходим был такой дебаркадер, который бы учитывал сработку водохранилища. В Астрахани, на судостроительном заводе, заканчивалось строительство парома, который предназначался для Волги. Но никто спорить не стал, когда поступило предложение передать его на Красноярское водохранилище. Паром без промедления вокруг Скандинавии и далее по Северному морскому пути перегнали на Енисей. Не дотяни Константин Устинович несколько месяцев, не видать бы нам этого парома, как своих ушей. Впрочем, и на наших предприятиях сделали бы не хуже.

С приходом на высшую должность в стране Михаила Сергеевича Горбачева жизнь в крайкоме партии оживилась. Каждый должен был вспомнить о творческих планах, но главное — еженедельно выдавать по одному новаторскому предложению или что-то похожему на него, причем излагать это письменно в блокнот агитатора.

Следом начали дружно бороться за качество продукции, городить всякую околесицу, останавливая производство, — у нормальных директоров, технологов, руководителей производственных подразделений волосы дыбом вставали от разного рода новшеств. Полного качества продукции не достигли, но в средствах массовой информации везде стали появляться ростки нового и хорошего.

Однако и этим все не закончилось — начали повсеместную борьбу с пьянством и алкоголизмом. Срочно стали создавать общества трезвости, трезвые зоны, строго регулировать выдачу алкогольной продукции: на свадьбу — одна норма, на поминки — другая. Некоторые молодые люди по десять раз женились, а бабушки выходили замуж. Но это люди отсталые, а передовые начали праздновать безалкогольные свадьбы, вот только организаторов таких свадеб иногда выносили на носилках.

Начались кадровые изменения в пароходстве и в бассейне в целом. Ушел руководить Главснабом Министерства речного флота главный инженер пароходства Ю. Д. Наместников, заместителем начальника инспекции по безопасности плавания министерства — В. К. Батюшков, начальник судоходной инспекции Енисейского бассейна. И я подумал, что самое время предложить свою кандидатуру на появившуюся вакансию инспектора.

По своей неопытности в таких делах я напросился на прием к Л. Г. Сизову, второму секретарю крайкома. Мне казалось, что он хорошо ко мне относится, — даже как-то раз советовался со мной по вопросу прохождения плавательской практики на судах пароходства. Но не тут-то было: Леонид Георгиевич слушал меня молча, его лицо все более хмурилось, смотрел он как-то в бок, мимо меня, как бы собираясь крепко подумать. И “боднул”, да так здорово, что такого эффекта воспитательного действа я не почувствовал и тогда, в далеком детстве, когда мать, доведенная до крайности моим поведением, перекрестила меня ухватом и я на мгновение отключился.

После нескольких вопросов типа: “Зачем ты сюда (в крайком) пришел?”, “Это тебе что — проходной двор?!”, — пошло обвинение меня в отсутствии зрелости, в непонимании роли партии и т. д. и т. п. В заключение Леонид Георгиевич предупредил меня, что таким поведением можно испортить всю свою жизнь. Так закончилась моя попытка вернуться к любимой работе.

Прошло еще некоторое время, после чего меня пригласил к себе Станислав Григорьевич Бутенко и, усмехаясь, сообщил мне, что, кажется, сбывается мое желание вернуться в пароходство:

— Уезжает в Германию представителем Министерства речного флота Фомин. На его место будем рекомендовать тебя.

Я отказываться не стал. К вечеру меня вызвал заместитель министра по кадрам Николай Григорьевич Смирнов и тоже сообщил мне, что моя кандидатура рассматривается на должность начальника Енисейского пароходства, спросил моего согласия. Но потом дело затянулось, появилась кандидатура Александра Афанасьевича Печеника — начальника Лесосибирского порта.

С Александром Афанасьевичем мы были знакомы аж с 1961 года, когда его теплоход “Мусоргский” остался на зимовку в Игарке. Он был одним из самых молодых механиков. Потом мы с ним бок о бок защищали дипломы в институте. После этого в Подтесово его избрали секретарем парткома, а я стал капитаном теплохода “В. Чкалов”, членом паркома, заместителем секретаря. Затем его назначили начальником строящегося Лесосибирского порта, а меня — начальником Красноярского речного училища. Но наши дружеские отношения не прекращались: я довольно часто бывал у него в порту, радовался его успехам. Поэтому, когда Станислав Григорьевич Бутенко спросил мое мнение по поводу назначения начальником пароходства Александра Афанасьевича, я откровенно сказал, что лучшей кандидатуры нам не найти.

— Мы еще поборемся, — намекнул мне Станислав Григорьевич на наш первоначальный разговор.

Второй секретарь крайкома Сизов пригласил для совета Владимира Ефимовича Подпорина — председателя Енисейского баскомфлота. Тот вначале высказался за Александра Афанасьевича Печеника, а потом, на другой день, поменял свое мнение. Главным противником моей кандидатуры был Михаил Гаврилович Мунин. Когда чаша весов установилась на “нейтрали”, Валерий Леонидович Глотов, заместитель председателя крайисполкома, — они с Муниным долго и хорошо знали друг друга, — побывал на приеме у первого секретаря крайкома КПСС Павла Стефановича Федирко, который после этого пригласил Бутенко и сказал:

— Коль Булава у тебя такой способный, то нужные люди нам нужны на партийной работе. Пусть он и помогает Печенику.

Вопрос двойственности был снят, и Александр Афанасьевич Печеник улетел в Москву — на коллегию Министерства речного флота, для утверждения. Вскоре он стал членом Совета Росречфлота.

4.

Горбачевская перестройка набирала силу. С целью проверки хода выполнения постановления ЦК КПСС “О борьбе с пьянством и алкоголизмом” по рекомендации отраслевых министерств в крупные региональные организации были направлены представительные комиссии во главе с инструкторами комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Такая комиссия прибыла и в коллектив Енисейского речного пароходства. В ее составе были представители союзной и республиканской прокуратур, Минздрава, Минречфлота, в общей сложности двенадцать человек во главе с инспектором комитета партийного контроля при ЦК КПСС Федором Григорьевичем Печеным.

Сопровождать и обеспечивать работу комиссии Б. М. Благих, секретарь крайкома, поручил мне. Я разработал проект программы работы комиссии: проверка на предмет борьбы с пьянством и алкоголизмом Верхне-Енисейского районного управления пароходства, экскурсия на Саяно-Шушенскую ГЭС, в места ссылки В. И. Ленина — в село Шушенское, на мемориал, поездка в Дивногорск, на Красноярскую ГЭС и судоподъемник, проверка, помимо Верхнего Енисея, предприятий пароходства в Лесосибирске и Подтесово, в Красноярске. Из культурной программы я предложил организовать экскурсию в заповедник “Столбы”, посетить музей-усадьбу художника Василия Сурикова. Программа была незначительно откорректирована — по времени и очередности проверок, согласована с Печеным и утверждена Благих. В наше распоряжение был выделен легковой автомобиль “Волга”.

Старт был дан с кабинета начальника Енисейского пароходства Александра Афанасьевича Печеника, где произошел небольшой казус. По установившейся традиции, у начальника пароходства из кабинета была замаскированная дверь в комнатку отдыха, где стоял столик, два кресла и сейф. Печеному вдруг понадобилось положить какие-то секретные бумаги на хранение в сейф, причем сделать это он хотел сам. У Печеника были свои причины не открывать сейф и не подпускать к нему Федора Григорьевича, поскольку там стояли две бутылки армянского коньяка. Он проверил все свои карманы, заглянул в стол и объявил:

— Наверное, ключи оставил дома.

Печеный говорит:

— Позвони домой.

— Так дома никого нет.

И Александр Афанасьевич набирает номер телефона своего заместителя Г. Г. Сухотина и приглашает его к себе. Когда тот зашел, он предложил ему открыть свой сейф и положить туда бумаги Печеного. Георгий Георгиевич заявил, что три дня как сломался ключ от его сейфа и он все забывает его отремонтировать.

После этого Печеный, Печеник и я пошли, по предложению Александра Афанасьевича, в ресторан “Енисей-батюшка” пообедать. Но и здесь вышла осечка. Буфетчица не сообразила, как себя вести, и сразу предложила весь арсенал горячительных напитков. Печеный потребовал меню, и в этот момент подбежал (его не успели предупредить) Д. В. Ермаков, начальник УРСа пароходства, и забрал меню, объяснив Федору Григорьевичу, что это не то меню, — на сегодня оно еще не готово. Печеный потребовал вчерашнее меню, на что Ермаков резонно заметил:

— Мы по вчерашнему меню не кормим.

Дело приобретало крутой поворот. Подошла директор ресторана Зырянова. На вопрос инспектора, почему торгуете спиртными напитками, Зинаида Сергеевна возмущенно сказала:

— Что вы?! Разве мы не знаем о постановлении? На счет спиртного у нас очень строго, — многозначительно закончила она свое оправдание.

Впоследствии Печеный заставил директора ресторана Зырянову написать объяснение, а заодно и указать, как отмечал свой юбилей Ермаков или кто-то другой из руководства.

— Не было, не пили, — говорила она, — и никаких письменных объяснений давать не буду.

Забегая вперед, скажу, что Федор Григорьевич все это указал в акте, только квалифицировал инцидент как злостное нарушение.

В это же время в Красноярск пришел теплоход “А. Матросов” с туристами на борту. Печеный потребовал, чтобы при его осмотре присутствовал заведующий отделом крайкома Бутенко. Когда подошли к причалу, Печеный направился к урнам с мусором и начал ногою переворачивать пустые бутылки. К счастью, ни одной водочной или бутылки из-под вина не оказалось. Хмыкнув, Федор Григорьевич заметил:

— Успели убрать.

Капитан Копеев встретил нас у трапа. На вопрос Печеного, как выполняется постановление, Иннокентий Васильевич пригласил нас в каюту, сказав при этом:

— А там и посмотрим всю документацию по интересующему вас вопросу.

Мы поднялись в каюту капитана, а Печеный немного отстал, заглядывая в каюту, где убиралась проводница, — он что-то спросил у нее или поздоровался с нею. Капитан Копеев был заранее предупрежден о нашем визите и показал целую стопку бумаг по выполнению постановления и даже продемонстрировал наличие самого постановления. Печеный не стал рассматривать представленные документы, а потребовал у капитана судовой журнал. До этого он расследовал причины катастрофы теплохода “Адмирал Нахимов” и, как сам выразился, “снимал с работы начальника пароходства”, поэтому хорошо разбирается в судовой документации. Капитан принес вахтенный журнал и подал его инспектору. Федор Григорьевич немного полистал его и, должно быть, думая, что записей об интересующей его теме все равно не сыскать, с возмущением спросил капитана:

— Вы что же, Иннокентий Васильевич, не прорабатывали постановление среди экипажа и туристов?!

— Отчего же, прорабатывали, — уверенно произнес Копеев.

— Тогда почему отметки об этом нет в журнале?

— Отметки есть все! — уже зло сказал капитан и, взяв из рук Печеного журнал, быстро пролистал его и нашел нужную запись. Назвав страницу журнала, он передал его Печеному. Тот снова взял журнал, открыл названную капитаном страницу и минуты две-три читал, что там написано.

— Так здесь ничего нет, — уже с некоторой неуверенностью заявил Печеный.

Иннокентий Васильевич взял журнал, громко прочитал:

— Проведено общее собрание экипажа и туристов, где все ознакомлены с постановлением “О борьбе с пьянством и алкоголизмом”.

И он передал журнал Печеному. Станислав Григорьевич Бутенко тихо, но внятно произнес:

— Находит тот, кто хочет найти!

Все слегла ухмыльнулись, уже с внутренней неприязнью глядя на инспектора.

На следующий день, в субботу, был запланирован поход в урочище “Столбы”. Принять участие в экскурсии пожелали все члены комиссии. Предполагалось пройти пешком всю часть маршрута с посещением живого уголка. Экскурсоводом из ДСО “Водник” пригласили Виктора Павловича Лопатина.

По канатно-кресельной трассе поднялись в гору и туристической тропой двинулись по маршруту. Шли без остановки примерно около часа, и, когда прибыли к первому столбу и поднялись немного вверх, перед нами предстала красивейшая панорама горных скал, действительно похожих на каменные столбы. Виктор Петрович показывал и объяснял названия отдельных скал, хорошо видимых на фоне чистого, без облачка, неба, — утопающие в зелени тайги они были прекрасны.

Немного отдохнув, мы снова тронулись в путь. Настроение у всех поднялось — окружающая красота способствовала тому. Подошли к Перьям — так называется группа скал, удивительно похожих на перья птиц. В это время здесь была группа туристов, которым экскурсовод рассказывала о красноярских мастерах спорта — скалолазах, их удивительной обуви — простых резиновых галошах, которые удобнее самой что ни на есть фирменной обуви для этого вида спорта.

Рассказывала она и о мастере спорта по скалолазанию от ДСО “Водник” Викторе Павловиче Лопатине. О том, как на международных соревнованиях в швейцарских Альпах два спортсмена в паре — немец и француженка — поднимались по очень сложной трассе и сорвались. Мужчина разбился, а женщина, зацепившись страховочным поясом, потеряла сознание и висела над пропастью. В лагере поднялась паника, кто-то кричал: “Надо вызвать вертолет”, — кто-то требовал вызвать спасателей. А тем временем один из спортсменов уже штурмовал высоту, да так быстро и по-обезьяньи цепко, что минут через десять уже принайтовывал к себе потерпевшую. В этот момент она пришла в себя и, как потом рассказывал наш герой, начала что-то кричать ему, возмущаться, дергаться, но он, крепко прижимая ее к себе, начал спускаться на нижний выступ. Языка она не знала и что-то объяснить, естественно, не могла. Потом фотографии спасателя и его снаряжения с резиновыми галошами обошли весь мир.

Героем оказался наш “столбовский” проводник Виктор Павлович Лопатин. С нами был Подпорин — председатель баскомфлота, в чьем ведении находилось добровольно-спортивное общество “Водник”. Не очень громко, но услышали все, он сказал:

— Так вот, это тот самый Лопатин? Пусть бы рассказал сам, как это было.

Все окружили Лопатина, и давай расспрашивать, как это было. Потом задавали Виктору Павловичу вопросы, как живет, какая семья, какая квартира. Оказывается, жил Виктор Павлович не лучше всех — в однокомнатной квартире, имел пятерых детей — мал мала меньше, жену на сносях шестым ребенком, которая тоже была бывшей спортсменкой. Вот тут-то и досталось Владимиру Ефимовичу Подпорину. Представители прокуратуры пообещали Печеному, что возьмут на контроль предоставление жилья Лопатину. Подпорин клялся, что вопрос предоставления ему пятикомнатной квартиры почти уже решен. А Виктор Петрович не знал, куда себя деть от неожиданно свалившегося на него счастья. Свое обещание Енисейский баскомфлот и руководство пароходства выполнили: еще до отъезда московской комиссии квартира в пять комнат семье Лопатиных была предоставлена.

5.

На другой день после посещения “Столбов” мы улетели в Абакан. В аэропорту нас встречали секретарь по идеологии Минусинского райкома партии и начальник Верхне-Енисейского районного управления пароходства (ВЕРУ) Снежко. На двух машинах нам предстояло совершить экскурсию на Саяно-Шушенскую ГЭС, в образцовый сельский поселок под Шушенском, на мемориал “Шушенское”, а также проверить выполнение известного постановления коллективом Верхне-Енисейского управления.

С высоты двухсот метров плотины Саяно-Шушенской ГЭС мы увидели удручающую картину. Все водохранилище было забито деревьями с корнями, вымытыми в ложе водохранилища, — даже не было видимости, что оно хоть сколько-нибудь было очищено.

— Ничего разумного ни экологи, ни промышленники предложить не могли. Предлагали вылавливать, прессовать и поставлять на ЦБК, но, говорят, там все это не годится, — рассказывал нам Владимир Иванович Снежко, выступая в роли экскурсовода. Работая начальником ВЕРУ с 1967 года, здесь он знал все: как доставляли из Ленинграда без перевалки по воде колеса гидротурбин весом 250 тонн каждая, каким способом их выгружали, как взрывами прокладывали дорогу среди мраморных гор и практически загубили уникальное месторождение, сколько всего ненужного понастроено на Красноярском водохранилище, а также и по титулу Саяно-Шушенской ГЭС, — и все это стало невостребованным: ушла вода от причалов, пристаней.

По дороге на Шушенское мы побывали на Майнской ГЭС, которая выполняет роль компенсатора при больших сбросах через Саяно-Шушенскую гидростанцию. Посетили город гидроэнергетиков, который произвел очень хорошее впечатление: небольшой, много красивых домов и зданий со вкусом, чист, утопает в зелени и цветочных клумбах, воздух напоен запахом таежных трав. Говорят, что здесь бывают комары, но мы их не видели.

Мимоходом заехали на Саянский мраморный завод. Я восхищался всеми цветами радуги, который имеет саянский мрамор. Главным недостатком его больших глыб, из которых нарезаются пласты, было наличие микротрещин, которые появлялись от мощных взрывов строителей. Нам рассказывали, что японцы, покупая наш мрамор плитами определенных размеров, еще и распиливают их, достигая миллиметровой толщины. Наша технология обработки таких тонкостей не позволяла.

Увидели мы и образцово-показательный сельский поселок, который застраивался специально по индивидуальному проекту. Подрядными организациями выступали строительные предприятия всего края, показывая, на что они способны. Действительно, усадьбы здесь были красивые, имелась центральная котельная, действовали системы водоснабжения и канализации, функционировали очистные сооружения. Жаль только, что в крае такой поселок был только один.

Остановились у раскопок археологов, которые по частицам восстанавливали древнюю цивилизацию на обширных хакасских степях. Они пытались раскрыть тайну часто установленных и вкопанных глубоко в землю, полукругом, плоских обломков скал.

Во второй половине дня приехали в Шушенское. Расположенное на берегу Енисея в живописном месте, окруженное богатыми плодородными полями и хорошими угодьями, оно и во времена ссылки В. И. Ленина не было бедным. Сам мемориал расположен недалеко от села Шушенское, которое больше похоже на поселок городского типа. Сам мемориал, огороженный бетонным забором, расположен на одной улице. Крепко срубленные избы, просторные внутри, состоят из комнаты, кухни, хозяйского чулана. В домах и на подворье собраны сельская утварь, телеги, сани и все, чем пользовались крестьяне в конце XIX века. Одна изба была оборудована как деревенская лавка (магазин), где жители того времени могли что-то купить, принять с устатку крепкого напитка. Следует заметить, что в то время существовала государственная монополия на водку. Здесь же были разливочные мерки, чарки и так далее.

Мы долго восхищались увиденным. Достойны похвалы были те, кто создавал этот уникальный музей и сохранял его. Сопровождавшая нас секретарь по идеологии радовалась, что все обошлось хорошо. Но, уже покидая территорию мемориала, Федор Григорьевич, как будто что-то вспомнил, вдруг спросил:

— А где уголок трезвости? Ведь Владимир Ильич Ленин не употреблял крепких напитков! Как же так!? Вы — секретарь по идеологии и не понимаете этого?

— Ну вот, — шепнул мне Владимир Иванович, — добром не кончилось.

— Мы завтра же все поправим, — заверила идеолог Федора Григорьевича.

Следующий день посвящался Дивногорску: осмотр Красноярской ГЭС, знакомство с уникальным техническим сооружением судоподъемника. Предполагалось пообедать в ресторане города Дивногорска. Все шло хорошо. Федору Григорьевичу Печеному понравилась гидроэлектростанция — особенно его покорил своей грандиозностью машинный зал. Нашу ГЭС он сравнивал с днепропетровскими, и сранение было не в их пользу.

Приехали на Красноярский судоподъемник. Его начальник Василенок, как известно, влюблен в это “восьмое чудо света”. Но когда разговор зашел о выполняемой им работе, тут красноречивость Василенка иссякла. За время строительства судоподъемника были построены автомобильная и железная дороги, и грузы ушли — остались незначительные объемы угля, контейнеры с продовольствием на Дудинку, овощи.

— Не густо, — заметил Федор Григорьевич. — Ну, хорошо, с работой у вас не все ладно, а как с отдыхом? У кого в этом году отмечали юбилей? — спросил он у женщины, дежурной по судоподъемнику.

— Не так давно у старшего мастера отмечали пятидесятилетие.

— Где отмечали? — тут же последовал вопрос.

— В ресторане.

— А что вы ему подарили?

— Да я уж и не помню — что-то начальство дарило там, — робко отвечала она, глядя на Василенка.

— Принесите мне книгу приказов, я хочу посмотреть, что вы там дарите и за чей счет.

Членам комиссии стало скучно, да и жарко было в диспетчерской, и они потихоньку стали выходить на улицу.

После судоподъемника, по распорядку, был обед. Комиссия собралась присутствовать на нем практически в полном составе. Второй секретарь Дивногорского горкома КПСС Новак пригласил нас в небольшой восьмиместный “рафик”, другие поехали на легковых автомобилях. Возле ресторана мы остановились, но, прежде чем пойти на обед, решили подождать остальных. В это время откуда ни возьмись появился молодой парень с охапкой бутылок с водкой и направился мимо нас к воде. Печеный попросил его остановиться и поинтересовался, где приобрел он столько богатства. Парень был то ли с глубокого похмелья, то ли пьяным, ничего не соображал и не мог понять, чего от него требуют. Наконец, он зло выкрикнул:

— Чего тебе надо!? — И рванулся от Печеного бегом вниз к реке.

Печеный, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

— Надо его во что бы то ни стало задержать!

Кто-то предложил:

— Надо срочно вызвать милицию.

Тем временем парень сел в лодку, которая его ждала, и лодка пошла от берега. Печеный посмотрел на Печеника и говорит:

— Это ваш работник, Александр Афанасьевич!

— Наших судов здесь нет, — ответил Александр Афанасьевич.

— Тогда это — путейцев, — сказал Печеный и посмотрел на начальника бассейнового управления пути Жигалина.

Николай Павлович Жигалин категорически отверг такую мысль, сославшись на несудовую лодку уехавших. Еще немного поговорили на тему, где же парень мог купить столько водки, и направились в ресторан.

Услышав, что гости заходят в ресторан, заведующая громко спросила:

— Ну, что будете пить: коньяк, водку или шампанское?

Все промолчали, а Новак покраснел, как рак, зашипел на нее, да так, что она больше перед нами не показывалась.

Стол был накрыт с размахом: мясное, рыбное и овощное ассорти, икра черная и красная, разносолы на всякий вкус. Подали пельмени, рыбу, испеченную в собственном соку. Этот стол можно было освоить командой в три раза больше нашей, два дня выдержанной в холоде и голоде. Рюмки, крепкие напитки как ветром сдуло. Окинув взглядом весь стол, Федор Григорьевич промолвил:

— Красиво жить не запретишь! — И сел на предложенный ему официанткой стул.

Гости уселись без особых шуток и как-то невесело принялись за еду. Практически вся закуска осталась на столе. Когда кто-то из гостей спросил, по скольку с нас, официантка сообщила ошеломляющую цифру: 550 рублей, — и подала общий счет.

— Это выходит, что на каждого из нас выпадает по 36 рублей с гаком, — без особого воодушевления промолвил Федор Григорьевич, — у меня таких денег нет.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, у меня есть, — сказал я и, как и все, полез в карман доставать деньги.

6.

В Лесосибирске и Подтесово, куда мы поехали на следующий день, Федору Григорьевичу понравилось, хотя и здесь было не без огрехов. Но, как говорится, все по порядку.

В Лесосибирске предполагалось осмотреть речной порт, который, как и грузовой район Песчанка, строился по титулу стройки под контролем ЦК КПСС, — нам было очень важно показать себя лучше, чем мы есть на самом деле, хотя бы здесь. На Федора Григорьевича порт произвел приятное впечатление: на всех причалах шла погрузка угля, клинкера, соды. В стороне лежала огромная куча магнезитовой руды с Ангары. Начальник порта Н. П. Молочков, в прошлом капитан-механик ОТ-2000, еще недавно возглавлявший партком Подтесовского судоремонтного завода, толково рассказывал о грузообороте порта, строительстве жилья, об укомплектовании кадрами. В процессе дальнейшего ознакомления с портом Федор Григорьевич вдруг спросил:

— Николай Петрович, а как вы относитесь к постановлению?

Николай Петрович, сделав небольшую паузу, сказал:

— В целом одобряю, но здесь главное — подойти разумно, взвешенно к организации его выполнения.

— Правильно! — одобрил Печеный. — Партия, ее ЦК также настраивают нас на творческий подход к выполнению этого постановления.

В это время подошли к причалу, где стоял плавмагазин. Федор Григорьевич попросил нас на минутку задержаться. Мы остановились, минуты через три услышали какой-то шум на борту судна и поспешили туда. Заведующая плавмагазина, ростом на две головы выше Федора Григорьевича, объемом груди — надо три таких, как он, теснила его к трапу, выговаривая:

— Алкаш несчастный, еще глаза не продрал, а подавай ему бутылочку. Я тебе дам такую бутылочку, что ты враз забудешь дорогу сюда. Додумался на плавмагазине искать бутылочку.

Тут вмешался Николай Петрович, сказав, что товарищ пошутил, что он так не думает. Продавщица извинилась. Зашли в каюту капитана. Федор Григорьевич, потоптавшись, попросил открыть холодильник. Пусто.

Вскоре подъехал первый секретарь Лесосибирского горкома КПСС Н. Т. Колпаков, вместе с ним все зашли в кабинет начальника порта, потом в музей, открытый еще Печеником, и спустились в подвальное помещение, которое со вкусом было оборудовано под кают-компанию: корабельные часы и другая атрибутика красноречиво говорили нам об этом. Сели за стол, у каждого стояла металлическая кружка, в которую Николай Петрович разлил из чайника какую-то жидкость, похожую на чай. Пожелав всем приятного аппетита, он первым выпил чай — хороший коньяк — и принялся с аппетитом закусывать. За ним последовали все остальные. Разговор за столом оживился, особенно после второго опорожненного чайника. Пообедали плотно и начали вставать из-за стола. Федор Григорьевич, раскрасневшись, спросил:

— По скольку с нас за обед?

— Да по рублю, — ответил Николай Петрович.

— Вот это хорошо! — непроизвольно вырвалось у Федора Григорьевича, и он первым положил на стол один рубль.

Незаметно за разговорами, уже без Молочкова, Колпакова и других, втроем: Печеник, Печеный и я, — на пароме переехали на правый берег Енисея, где нас встречали директор Подтесовской РЭБ И. Г. Ставничий и секретарь парткома Н. С. Олейников, который тут же объявил, ни к кому не обращаясь:

— А мы у себя объявили зону трезвого образа жизни.

Александр Афанасьевич съязвил:

— Ты так, Николай Степанович, объявил о трезвой зоне, как будто мы приехали предложить тебе с нами выпить.

Все засмеялись — шутка понравилась. Федору Григорьевичу пришлось по душе заявление секретаря парткома, и он посадил Николая Степановича к себе в машину, а Печеник пересел к Ставничему.

В пути Николай Степанович с оживлением рассказывал, как они взяли на учет всех алкоголиков в поселке, организовали наркологический кабинет, все торговые точки и их продавцов аттестовали, определили магазины и лавки, где по специальным талонам продается спиртное. Федора Григорьевича интересовало все, и он с упоением слушал, каких заоблачных результатов добились в Подтесово. Я, очевидно, задремал от выпитого коньяка и обильного обеда и аж вздрогнул, когда Федор Григорьевич воскликнул:

— Так уж и не пьют!? Нисколько?!

— Да и вообще в их мыслях этого нет, — убеждал его Николай Степанович.

Этому Федор Григорьевич не верил, что мужики после бани или на рыбалке не употребляют. К концу беседы он пообещал Николаю Степановичу вызвать его в Москву для обмена опытом. Может, и вызвал бы, если бы не случай, который произошел в Подтесово вскоре после отъезда Печеного. Баба по пьяному делу убила мужика. Сначала местная газета “Енисейская правда”, а потом и центральная пресса подхватили это происшествие под рубрикой: “В зоне трезвого образа жизни”, — расписали и случай, и зону по принципу “чего было, чего и не было”. После этого все про зону затихло само собой.

По результатам работы комиссии в Москву для подведения итогов в комитете партийного контроля при ЦК КПСС все же вызвали, только не Н. С. Олейникова, а начальника пароходства А. А. Печеника, председателя баскомфлота В. Е. Подпорина, начальника УРСа пароходства Д. В. Ермакова, от крайкома КПСС — заведующего отделом транспорта и связи С. Г. Бутенко, от Минречфлота — заместителя министра Н. Г. Смирнова. Комиссия комитета партийного контроля заседала под председательством Михаила Сергеевича Соломенцева — члена Политбюро ЦК КПСС. У подъезда дежурили несколько бригад “скорой помощи” — на тот случай, если кого-то понесут.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: