Простите, что мы к вам сюда приехали накануне комендантского часа, но вы видите, я, выпивши, у нас большое горе. Много убитых и раненых в перестрелках.

- Я не могу с вами говорить, не знаю кто вы…

- Вот мои документы… Я работник Бакинского телевидения, член Комитета самообороны Народного Фронта Азербайджана, служил в Афганистане, в Шиндате, переводчиком в разведотделе.

Мы с ротным листаем документы одного и другого. Мои опасения подтвердились. Повернувшись к худому, я неожиданно для него беру аккуратно рукой за ворот его «афганки» и сквозь зубы тихо говорю:

- Что, не узнал? Дёшево заложил свою жизнь Джамбула… на разведку приехали пытать своего по Кандагару? Да у меня всё в ажуре, как там было…

Худой начал хватать воздух ртом и присел вниз, а ротный бросился ко мне:

- Ты что, Шура…

- Ничего, б….. А ты, как там вас, вашу мать, зачем прикатили?

Он метнулся глазами в сторону машины. Я обрываю его движение:

- Не успеешь…

- Мы же хотели только объяснить…

- Ты вот ему объясни, он со мной в колоннах ходил. А теперь тебя возит, суку продажную…

«Солидняк» резко сник и, слегка всхлипывая, роняя слёзы, начал медленно уговаривать нас выслушать. Худой ожил:

- Как? Вы здесь?

- Как видишь…, а где мне ещё быть? С вами, что ли? Резать беззащитных людей и гнать их под пули? Вы хоть понимаете, что вас используют как презервативы? Власть возьмут другие. Одна мафия заменит другую и всё, а вы будете опять в... Как мы все после Афгана… Вас обманывают, идиоты…

Я бросил им оскорбления и понял, что погорячился. «Солидняк» начал рассказывать, а Джамбула стоял рядом со мной, положив мне руку на плечо.

- Поймите, мы хотели отобрать власть у партийной мафии. Мы понимаем, что вас сюда прислали выполнять солдатский долг. Вы не причём. Пользуясь тем, что мы отобрали власть у райкомов и исполкомов, наёмные бандформирования «подняли» голову. Мы не ожидали погромов. Это началось неожиданно и одновременно во всех районах страны. Никто не предполагал, что так будет…

- А кто вас заставлял власть отбирать у Советов? Мало вам одной войны…

- Кто знал, кто знал, что так будет?

Он несколько раз повторился, обдумывая что-то, снял очки, вытянул носовой платок и протёр стёкла.

- Когда мы решили объявить по телевидению о низложении ЦК КПА и Верховного Совета Азербайджана, за час до нашего приезда был взорван радиотелетранслятор, кем-то из работников телевидения.

- А что, у вас было сформировано новое правительство?

- И, да и нет. Мы хотели провозгласить о временном переходе власти к Комитету самообороны Народного Фронта.

- А что потом?

- Решением Комитета об отсоединении от Союза, это единственный выход: рассечь московскую и бакинскую мафии государственной границей. Свою банду мы бы потом задушили.

- Да ваша мафия уже купила вас, как вы не понимаете? Власть у вас отобрали бы на следующий день легально, а вас репрессировали или убили, как свидетелей. Они сидят сейчас тихо, выжидают…

Мы горячились и не ожидали, как бежало время. Два лейтенанта незаметно пришли на мои возгласы и стояли, «обалдело» раскрыв глаза.

- Музыку заказывают те, у кого деньги…, они купят с потрохами и всех вокруг вас.

- Мы за власть подлинно народную…

- А что вы уже имеете сейчас? Фашизм, диктатура, геноцид. В чём виноваты перед вами армяне и русские, родившиеся в Баку?

- Мы не ожидали…

- А что вы ожидали от безвластия? Пока вы рвались к власти, озверевшие от голода и лишений люди, упоённые беззаконием, презрением к равному праву человека на жизнь, грабили и убивали, прикрываясь вашим «фронтом». Милицию тоже разогнали. Война с Арменией была спровоцирована вашими мафиози, по договорённости с армянской мафией, с единственной целью создания отрядов самообороны.

Я закурил, втягивая дым сигареты, продолжаю:

- Ваши отряды создали, чтобы потом развернуть против правительств обеих республик. И вы это сейчас имеете! Вы решили перехватить власть… наивные люди. Я уверен, что по Баку разъезжают сейчас вооружённые группы, которые подчинены совсем не вашему комитету, они подстёгивают насилие…, чтобы заранее вас скомпрометировать.

Говорю медленно, расставдяя слова:

- Вас бы «вычислили» и арестовали на следующий день после захвата власти. Ты хоть знаешь, что убитые снайпера имели американские «Кольты» и сберкнижки на предъявителя?

Все слушают молча и продолжаю:

- Они провоцируют огонь… Цель одна: больше жертв… Вы за революцию, да? Но это гражданская война, смерть, насилие. Сколько в Афганистане «революционеры» диктатора Амина положили? Десятки тысяч гражданских лиц за пару месяцев по подозрению в несогласии были расстреляны накануне ввода Советских войск. А, толку: кто был ни с чем, тот ничего и не получил. А вы? Как можно было в своей стране пойти на вооружённый переворот?

- Командир, всё это нам известно, но мы надеялись, что здравый рассудок у людей возобладает.

- Какой рассудок, если им нечего жрать и негде жить? Да и вообще, что вы думали делать без денег? Экспроприацию? Людям жрать надо сейчас, сегодня, завтра… Банкроты б…ь. И кто страдает? Народ, беженцы из Карабаха, их двести тысяч. Они убежали от смерти, а здесь опять война.

Я расспаляюсь:

- А конец такой: вашими руками взять власть и издать «драконовские» законы. Они хотят насадить вам исламское государство, фальшивую республику. Сейчас тот, кто имеет деньги и откаты за рубежём за нефть и наркотики, получит безраздельную власть над вами в законе…

- Ну а вы; что предлагаете?

- Прекратить огонь. Распустить ваши отряды. Ими прикрывается ваша коррумпированная власть, имеющая параллельные вооружённые формирования. Они выжидают, чтобы перейти в новое правительство и легально получать сверхприбыль. Откатов от продаж им уже мало. Они хотят иметь всё! Требовать отставки всего ЦК КПА и правительства легальным путём. Демократические выборы своих людей. А там реформы: политическая, экономическая и правовая. У вашего народа тоже есть неплохие люди, а в такой кутерьме обычно первыми получают пулю выдающиеся умы, чтобы не мешали делать большие деньги тому, кто имеет большие деньги…

- Спасибо! Просветил, я тоже так хотел, а вышло как есть…

Джамбула пошёл к машине. Один лейтенант дёрнулся было, но я остановил. Он вернулся с бутылкой вина.

- Командир, за встречу…

Все молчали. Потом бутылка пошла по кругу. Закурили молча.

- Джамбула, возьми адрес, - попросил «Солидняк».

- У меня есть…

- Может, поедем к нам? – спросил «Солидняк», снова входя в роль.

Видимо, он узнал то, что хотел. Будут ли их расстреливать или нет.

Джамбула посмотрел на меня:

- А помнишь, командир? - он помнил те же разговоры там, в пустыне Регистан, севернее Кандагара, когда ночью, бывало, вели беседы за жизнь.

- Тогда мы были в гостях у «духов» и там тоже предлагали поехать…

Я покачал головой.

- Джамбула, я офицер, командир, обстановка не позволяет мне даже отойти в сторону. Приезжай сюда лучше ты, завтра же…

- Хорошо, командир. А помните, вам всегда было больше всех писем?

Его слова не вызвали одобрения у «Солидняка».

«Боже мой», - кровь била в висках толчками. Мне казалось, что я схожу с ума. Вот она, проклятая… брат в брата… и ничего нельзя сделать…

- Мужики, скажите своим, хватит с нас одной войны. Давайте по-мирному, а? Ну, давай…

Все друг другу пообещали взаимно жёстко требовать от своего начальства прекратить огонь на 6 часов, начиная с 3 часов ночи.

Простились и проводили глазами отъехавшую машину. Джамбула мне махнул рукой. К нам подошёл лейтенант, вопрошающе посмотрел в сторону убегающих красных огней и спросил:

- А если бы мы их «положили»? Оружие, документы, машина…

Такую птицу упустили…

- А что это даст? Им арест, а нам награда за чёткие действия? Не распускай слюни, больше, чем часы «Победа» за восемнадцать рублей, тебе бы ничего не дали, а вот теперь они скажут своим…

- Дали бы, товарищ майор, - он ответил мне в тон.

Я взорвался:

- Знаешь что? За него мы бы сейчас положили человек пять убитыми, ты думаешь, он один приехал? Ты же под прицелом ходишь, пойми, только на спусковой крючок никто сейчас не нажимает. И мы бы положили кучу местных в перестрелке, а они, ещё в отместку, наших юных «отличников» боевой подготовки. Ну и кому бы было хорошо? Думай, что ценнее, человеческая жизнь или награда, кстати, известно, «какая» за потери личного состава.

Ротный попробовал защитить командира взвода, но потом изрёк:

- Поживём – увидим…

- В лучшем случае, они увидели, что здесь им не светит…

На том сошлись и разошлись по позициям. Не прошло и часа, как раздался шум двигателей БТРа и треск ломаемых ограждений из стволов деревьев, преграждавших въезд с улицы в проломе забора из бетонных плит. На стоянку влетел БТР.

Гранатомёчик мне кричит:

- Я стреляю...

Кричу в ответ ему и наводчику ДШК страшным голосом:

- Стой, не стрелять, - и выпускаю магазин трассеров по люкам и тримплексам бешеного БТРа.

Пули красными брызгами веером разлетаются от брони. В ответ – истошный русский мат. Понятно. Кричу:

- Глуши! Вылезай! Считаю до пяти… Вашу мать!

Люк открылся мгновенно и через секунду три человека стояли, подняв руки у БТРа. Мы осторожно подходим, оказалось, пьяный подполковник из местной дивизии, капитан и солдат. У всех трясущиеся ноги. Впоследствии, после моего отъезда, подполковник был назначен командиром нашего сводного батальона, а капитан ротным. Потом офицеры и солдаты говорили, что лучше бы я команду «отставить» не давал. Солдаты больно ощущают несправедливость, продажность и приговор ему был дан в виде клички «Бакшиш». Человек без Родины и флага.

На звуки стрельбы прибежали те же «полкачи». Расспросы были недолгими. Но результат меня озадачил:

- Разрядить гранатомёт и сложить гранаты в ящик…

- Разрядить танковую пушку, извлечь снаряд из канала ствола. Я охотно согласился на первое, а на второе приказание ответил, что знаю только один способ разряжения: выстрелом…

Подчиняюсь. Меня пообещали наказать. Я спокоен: о ДШК они ничего не знают. Ночь прошла без единого выстрела. Я рано ликовал результатами вчерашнего разговора. На рассвете, вначале, раздались звуки одиночных выстрелов, а потом понеслась «лихая» перестрелка трассерами по окнам и крышам…

Мы молчали. Солдаты, «в раз» проснувшись, крутили головами, присев возле укрытий. Через час стало известно о ранениях в другой роте нашего батальона. Через два часа сообщили о смерти одного из наших. Наблюдатели из той роты доложили, из каких домов вели огонь.

В городе опять тишина. Между казармами и на улицах ни души. Мы пекли трофейную картошку в углях костра. Почему-то вспомнились ЕГО последние слова: «А помните, вам было больше всего писем»…жив ли он после всего?

Прошлое накатило вместе с жарким дыханием костра. Джамбула был некоторое время, после лёгкого ранения, почтальоном нашей роты. Увидев меня, он обычно кричал издалека:

- Командир! Из Ленинграда! – и тряс конвертом в руке.

После боевой операции конвертов собиралось обычно пять-семь.

Я внутренне содрогнулся от режущих всё внутри воспоминаний и тупо уставился взглядом в крышу высотного дома. А оттуда немым укором смотрели пустые, тёмные окна. Моя спина ныла от долгого сидения на гранатном ящике возле забора. Мысли вяло шевелились в уставшем мозгу: «Вот сейчас кто-то рассматривает нас как маленьких букашек».

Вначале мне показалось, что померещилось: тонкий пунктир скользнул вниз из пятого этажа. Показалось. Спустя мгновение, донеслась звонкая одиночная очередь и через пару секунд, автоматный рокот плескался раскатами среди домов, словно невидимое штормовое море. Вот это да…

Прижавшись к забору, осторожно иду к пролому. Верхние этажи закрылись клубами пыли. Вдруг замечаю огонёк в чёрной глубине окна на пятом этаже. Клубы дыма и пыли по-прежнему висят возле них. Огонёк опять мелькнул на пятом. Рядом стоящий солдат, посмотрев туда, обронил:

- Больше километра будет, автоматом, жалко, не достать.

- Полоса не наша и дальность большая, - отвечаю в тон ему, - передай по цепи: никому ни с места, усилить наблюдение!

Я решил поменять место и сделал несколько шагов прямо и влево в обход кучи кирпичей. Странно хлопнуло под ноги и кирпичные брызги полетели мне в лицо. Визг рикошета подстегнул моё желание. Бегу к танку. Кричу наводчику:

- Прицел 12… пятый этаж… справа второе окно, аккуратнее … огонь!

Спокойно повторяю команду.

Вторая трасса вошла чуть ниже крыши. Я поздно сообразил о состоянии наводчика, впервые стрелявшего в такой обстановке. Поднимаюсь на танк. Осторожно беру рукоятки и совмещаю прорезь прицела, мушку и окно. Маховик слушается плохо. Кажется, всё…

Нажимаю. Ощущение во время стрельбы из пулемёта ДШК всегда одно и то же, равное обладанию женщиной. Может, поэтому мужчины любят оружие…

Мозг внимает происходящее отдельно от сознания…

Жирная длинная кривая красная линия маленьких шаров пишет в пространстве какие-то знаки алфавита древнего языка на общем тексте трассеров, может это был санскрит…

А может быть, «звёздные войны» в прошлом мире человечества родили этот бессмертный вечный язык?…

Сноп пламени вырвался из окон пятого этажа. Трассера ещё целый час рисовали огненные кресты в небе. Позднее пожарники скажут о перебитой пулями газовой трубе и яркой вспышке, просиявшей внутри здания. Возможно, в этот момент это сделал и кто-нибудь другой…

Ветер быстро всё превращает в пожар. Дом ненадолго скрывается в облаке дыма. Факел огня лижет окна верхних этажей как пламя газовой горелки. Через полчаса зачадила крыша. Ветер кромсал шлейф дыма на чёрные облака в небе над городом. К счастью, дом оказался нежилым.

Кто-то из нашего разведвзвода, после двух часов тушения пожара, ходил по помещению и набрёл на разорванный пулей труп снайпера. Винтовку он уронил вниз. На нём была одета форма: штурмовка, подсумок для патронов, продетый ремешком через шею, разбитый пулей, корпус армейского бинокля немецкого образца. В кармане, из доклада солдата нашего разведвзвода, из числа «ходивших» туда, среди прочих документов, была сберкнижка на предъявителя. По всей видимости, он был не один.

Прибежали два «полкана» и сходу:

- Кто стрелял?

Мой славный парень узбек-наводчик сказал:

- Я…

На него посмотрели недоверчиво и следующий вопрос:

- Кто старший?

- Я…

Говорю без перехода к рапорту и молчу.

- Да ты…

Об услышанном тексте писать нельзя, бумага загорится.

Я оказался виноват во всех случившихся грехах за пять дней. Молчу, слушаю и смотрю на негодующие лица в отблесках пламени пожаров. Мне стало «не посебе», но не от начальственных криков. Напряжение этих дней, бессонные ночи и пронизывающий холодный ветер с дождём довершили недоброе дело: по телу властно разлилась усталость. Не обращаю внимания на последние слова и сажусь на ящик возле костра.

- Там же могут быть люди!

- Господь «разберётся» … идите вы …,

Шевелю губами и тупо рассматриваю опять те же окна.

- Вы ответите за своё поведение, ответите перед «самым» … и за переговоры… за всё, что здесь произошло…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: