Мировые злодеи, наверное, в это время полномасштабно отработали шантаж, нагнетая обстановку, провоцируя наших «отличников» на всё, что удасться. 5 страница

Целую, мой хороший, и жду-жду-жду письма. Люблю тебя.

Твоя глупая актрисуля.

P.S. Я, как и обещала: молюсь за тебя. Тебе это не противно?

Ты – чудо!

К Катину подсаживаются солдаты с гитарой. Один из них поёт:

На краю Афганистана дуют ветры постоянно,

И песок бросает нам в глаза.

Служим здесь мы очень рьяно,

По ночам нам снится ванна

И твои прекрасные уста.

А ты всё жди меня, всё жди меня домой,

Я завтра уходу в последний бой.

Я завтра ухожу в последний бой,

Лишь для того, чтоб встретиться с тобой.

Канадагар – он город хмурый,

День и ночь грохочут «буры»,

Гранатомёт палит из-за угла…

ГОЛОС: Строиться на вечернюю проверку!

(команда)

КАТИН: Ну что, пройдём, ребята, проверимся.

(Гитаристу)

Серёга, строй роту.

СОЛДАТ: А попеть под гитару, потом будет можно?

(с гитарой)

КАТИН: Можно, можно. Я к вам в палатку отдам приёмник. Ночью хорошо ловится Москва, может, будут какие или концерт интересный. Согласны?

СОЛДАТ (с гитарой): Чай уже готов, если хотите, свежий, пакистанский.

Все уходят, гитарист наигрывает, все поют хором негромко, каждый как бы про себя.

Нас с тобой судьба очень крепко связала,

Наших верных друзей не забыть никогда.

Расплескали мы крови по зелёнке немало,

И придётся ещё, коль возникнет судьба.

Только просьба ко всем не забыть эти встречи,

Не забудьте друзей, не забудьте их песни,

Их поддержка в бою счастье нам принесла.

ЯВЛЕНИЕ 22

Большая палатка. Пустыня. Горы. Грибок с солдатом-дневальным. Солдат

с автоматом в каске и бронежилете. Три солдата надевают бронежилеты, торопливо проверяют магазины, рассовывают гранаты по карманам. Катин надевает куртку, берёт автомат и ходит возле палатки, кричит куда-то.

КАТИН: Семёнов!

ГОЛОС: Да.

КАТИН: Пулемёты зарядил? ПКТ трассерами?

ГОЛОС: Да. Трассерами.

КАТИН: На связь вышел?

ГОЛОС: Да.

КАТИН: Ну и что?

ГОЛОС: Спрашивают, где «Крюк», эвакуационня группа?

(пауза) Требуют, чтобы быстрее выезжали, уже кричат.

КАТИН: Семёнов!

ГОЛОС: Я, товарищ гвардии старший лейтенант!

КАТИН: АГС зарядил? Коробки с лентами подготовь.

ГОЛОС: Да, это готово.

КАТИН: Осечки не будет, как в прошлый раз?

ГОЛОС: Выедем за бригаду, стрельнем в пустыню, проверим и пулемёты и АГС.

КАТИН: А где Мурат? Что он там ковыряется, не заводит? Или опять зажигание?

ДРУГОЙ ГОЛОС: Всё готово, две жёсткие и две мягкие буксирные сцепки на штатном месте с присоблениями. Баки полные. Движки горячие, недавно прогревал по графику, можно ехать.

КАТИН: Заводи!

Звук двигателей.

(Солдатам). Ну а вы, что возитесь? Вчера надо было всё проверять,

после выезда. Медицинские пакеты, дополнительно, заберите в палатке, бегом! По местам!

Солдаты в боевом снаряжении быстро занимают штатные места в БТР, двое из расчёта АГС-17 стоят в люке позади башни, сверху которой прикреплён станковый гранатомёт.

СОЛДАТЫ: Все на местах.

КАТИН: Семёнов! Готов или нет? Связь мне!

ГОЛОС: Товарищ гвардии старший лейтенант. У меня готово. Обижаете, дембель уже скоро.

КАТИН: Сейчас трогаем коней!

Дополнительно, возьму сигарет.

Идёт к домику-канцелярии роты, берёт со стола две пачки «Примы», быстро выходит.

Вбегает Ковалёв с перекошенным лицом.

КОВАЛЁВ: Шура! Шура! Стоять, парень! Ко мне!

КАТИН: Ты чего? Закурить тебе или ещё что-то случилось, ну, быстрее, Володя, я уезжаю срочно по команде ЦБУ, нет времени.

КОВАЛЁВ: Куда ты уезжаешь?

КАТИН: В Кандагар, на Чёрную площадь. БТР подорвался на мине в обочине дороги, срочно надо ехать, у них там сегодня жарко, «духи» обложили, БТРов мало, порвали все тросы. Мне приказано эвакуировать.

КОВАЛЁВ: Стой, Шура. Послезавтра тебе по замене в Союз.

Твоего заменщика перехватили в Кабуле. Но ты-то в этом не виноват.

КАТИН: Володя, ну всё, счастливо, некогда, я поехал.

Ковалёв берёт у Катина автомат и дёргает на себя, тот не даёт.

КАТИН: Ну, ты чего? Вова! Ну!

КОВАЛЁВ: Ты заменщик, тебе не положено. Понял?

КАТИН: Ну, пошутил и хватит.

КОВАЛЁВ: Я тебе сейчас пошучу.

Бьёт его наотмашь в грудь. Катин уворачивается и падает.

Я тебе, с….а, пошучу. А ну, назад! Отдай автомат.

Где ваши офицеры и прапорщики? Что, больше некому?

Катин сидит на песке и крутит головой.

КАТИН: Сегодня больше некому. Кто в Союзе, кто в командировке и в госпитале. Нового ротного ещё нет.

КОВАЛЁВ: Семён!

ГОЛОС: Да.

КОВАЛЁВ: Иди ко мне, дорогой.

Подходит солдат в жилете с карманами, с торчащими в них автоматными магазинами, надетым через шею на грудь АКсом, в шлемофоне.

СОЛДАТ: Товарищ гвардии капитан, сержант Семёнов по вашему приказу прибыл.

КОВАЛЁВ: Всё. Не поедешь, понял меня?

(Сержанту) Гвардии старший лейтенант Катин – заменщик, ему нельзя.

Гвардии сержант Семёнов, Смирно!

На правах Старшего по Сопровождению колонн бригады и Командира ДШБ, назначаю Командиром Эвакуационной группы бригады гвардии сержанта Семёнова. Приказываю: Дежурной эвакуационной группе на штатном

тягаче - БТР, в составе 1 десантно-штурмовой роты совершить марш по маршруту: Военный городок 70-й Гв. Омсбр – город Кандагар, «Чёрная площадь», обеспечить эвакуацию повреждённой боевой техники. Доставить указанный командиром роты повреждённый БТР в Ремонтную зону бригады. Личному составу группы действовать согласно боевого расчёта группы. Радиобмен в движении вести на частоте 1 ДШР. Заместителем назначаю гвардии рядового Тесленко. По выполнению задачи доложить на ЦБУ, лично мне через радиостанцию дежурного тягача, позывной «Крюк 2».

Вольно!

Вопросы есть?

СОЛДАТ: Вопросов нет. Разрешите выполнять, начать движение?

КАТИН: Вперёд!

КОВАЛЁВ: Помолчи. Слова не давали.

Экипажу Эвауационной группы начать движение.

С Богом! Вперёд!

БТР плавно покачиваясь, отъезжает и звук от работающих двигателей удаляется.

Шура, ты уже всё! Собирай своей Тамарке подарки.

КАТИН: Володя. Мне не по себе.

КОВАЛЁВ: Вот поэтому-то не надо ехать, что не по себе. «Влепят» гранату в борт и будет «по себе»! Прощай, замена, здравствуй госпиталь, если

ещё повезёт. Или на мине подлетишь…

КАТИН: До этого не летал.

КОВАЛЁВ: А я «летал» девять раз и знаю, как бывает, по лучше твоего. Всё, решили. Что пишет Тома? Как в Питере? Новости есть?

КАТИН: Вот последнее письмо. Пишет об одном: скорее домой, ждёт, соскучилась, не находит себе места. Да вот письмо.

(Достаёт из внутреннего кармана куртки письмо № 6 с фотографией внутри).

КОВАЛЁВ: А это кто?

Разглядывает фотографию.

КАТИН: Это она с подругой Манечкой в Ялте прошлым летом.

КОВАЛЁВ: А это что за надпись сзади их на стене? Кажется, туалет.

КАТИН: Это она написала почему. Они искали битый час туалет

на пляже и сфотографировались, а потом вдруг увидели, что на фоне этого нужного всем людям желанного здания, которых, в иных местах, так нам порой не хватает иногда, хоть волком вой на всю улицу.

КОВАЛЁВ: Ну, ладно, хватит про туалеты, давай про любовь.

Где письмо? Что пишет Тома? Я рад за тебя, меня тоже ждут жена, сын и дочка.

Катин читает вслух.

КАТИН: Здесь можно читать. Зачитаю тебе вот это:

Милый мой, родной, радость моя единственная, любимый мой!

Что же я такое делаю! Ты там сейчас где-то на боевой операции, а я заставляю тебя дёргаться. Пишу тебе всё, что в голову взбредёт, вместо того, чтобы стараться поддержать, подбодрить тебя. Всё свободное время у меня уходит на письма тебе, на обдумывание твоих. Еду на автобусе и думаю о тебе, вспоминаю, мечтаю. Иногда, правда, проезжаю нужные остановки. Ну, это ничего.

Ты уж прости меня, мой хороший, опять сегодня ночью ревела от тоски по тебе. Всё равно, Шура, это ерунда. Главное – ты любишь меня, а я (о, Боже!) тебя. Остальное всё неважно, и мы обязательно встретимся.

Удивительно, но при всей усталости, замотанности, куче дел, написать тебе письмо всегда находится и время, и силы.

Это как «отключка» от всего и всех на час-полтора, в это время я там, у вас. Господи, где-то ты сейчас на самом деле? Вот ужас.

Дай Бог тебе всего-всего. И всем остальным, кто там с тобой!!!

Давайте уж там «аккуратненько»…

Милый мой, хороший мой, когда ты получишь это письмо, вы уже вернётесь…

И, всё равно, удачи, удачи и ещё раз удачи. Ты мне всё потом расскажешь? Рассматриваю твои (ваши с Ковалёвым, ему огромный привет и поцелуй в щёчку, ты разрешаешь?) фотографии.

Лупы нет, но и без лупы, невооружённым глазом ясно, ты – чудо!

Хотя чудес не бывает, но ты исключение из всех и всяческих правил.

Таких, как ты, нет, никогда не было и не будет. Во всяком случае, в моей жизни. Не устаю благодарить свою (и твою) счастливую судьбу за то, что свела нас так внезапно.

Сегодня письма от тебя не ждала, но завтра надеюсь.

Очень люблю тебя. Давай лучше описание, описание природы, как у Зощенко: «Море булькотело…».

У тебя это «здорово» выходит: «Люблю тебя больше жизни. Температура у нас 55 градусов по Цельсию. Больше всех на свете люблю тебя».

Ну вот, опять пишу не то, что надо. Приедешь – дашь мне подзатыльник, ладно? Ты и «такую» будешь любить?

Целую и обнимаю, родной мой, Шура. Ковалёву привет.

Твоя Тамара.

КОВАЛЁВ: Напиши её от меня привет и пожелай удачи. А кто у неё муж?

КАТИН: Какая разница? Моё дело вернуться в Союз целым

и невредимым, а там будет видно.

КОВАЛЁВ: Ну и? Не понимаю. Это что, всё решает в твою пользу?

КАТИН: Нет, это пусть решает уже она? Моё дело вернуться.

Как быть с первой женой? Не знаю. Она редко пишет и наши отношения сильно охладели.

КОВАЛЁВ: Тебе каждый день письмо или два. Ты не считал, сколько всего?

КАТИН: Если и завтра будет письмо, то в день замены будет 94 письма.

КОВАЛЁВ: 94 письма? Так это Роман в письмах. Мне моя Танька столько за весь Афган написала, а тебе за три месяца.

КАТИН: Я не имею права что-либо изменить. Всё будет, как решит она. Знаю однозначно – любить по-настоящему мне Господь Бог отпустил только её. Володя, я люблю её, больше жизни.

КОВАЛЁВ: Не верю. Читал, видел в кино, но чтобы так, как ты, Шура, «влипнуть», вижу в первый раз, за четыре дня общения. А может ты заболел психически? Контузии типа, усугубили? Это норма, а может, пройдёт?

КАТИН: Судьба меня жестоко накажет, если я ей изменю.

Мы знали друг друга пять лет, и все эти годы я её безмолвно любил.

Она не догадывадась. В отпуске, случайно, я признался ей в этом, а она, оказывается, этого ждала. Потом я не имел большой надежды на продолжение отношений, Но вот ты же видишь…

Когда я читаю её письма, у меня перехватывает горло.

КОВАЛЁВ: Мне такого никто никогда не писал. В Союзе такое чувство носить в сердце, большая проблема. Я боюсь за тебя. Мне кажется, ты болен ею как то странно, даже маниакально.

Звук двигателей БТРа донёсся в открытую дверь и пропал. Вошёл Позняков, устало сел на ящик, смотрит на них, никем не замеченный.

ПОЗНЯКОВ: Заменщику привет!

КАТИН: Ну вот, и Миша. Что там случилось?

ПОЗНЯКОВ: Ничего особенного. Все живы. Перепугались ребята.

Старый бывалый, с молодым водителем БТР моей роты менял позицию и влез

на обочину. Там две мины, одна на одной. Взрывом перевернуло ветерана вместе с молодняком. Из БТРа все выскочили, и он от стыда загорелся. На счастье, топлива было немного. Танком перевернули, но буксировать его было нечем.

Передали донесение об этом на Центр боевого управления бригады.

Дальше, после подрыва БТРа, «духи» начали обстрел проходившей колонны и было не до того, мы отвечали.

Вероятно, он им мешал, постреливал со страху…

Вовремя появились десантники на пяти БМП-2. 1 ДШР со свежим боекомплектом пушек и пулемётов быстро «разобралась с духами», прикрыла наш выход из под обстрела на «Чёрной». БТР без бортовых номеров, зацепил и «уволок» нашего подгоревшего ветерана.

Я пришёл узнать, не твои ли ребята так дружно постарались?

КОВАЛЁВ: А кому ещё? Давай заходи…

Входит Гуменов, издалека кричит.

ГУМЕНОВ: А где влюблённый заменщик? Где этот женский угодник? Письма туда и обратно каждый день! Безобразие! Я предлагаю назвать его именем той женщины, чьи письма не дают ему спать уже три месяца. А нам спокойно жить в тревоге за него. И вообще, что это будет за фамилия, Катин?

У вас что, одни Катьки в роду?

КАТИН: Бабка – Катька, сестра – Катька, племянница – Катька, тётка –Катька – одна и вторая ещё есть. Семейная традиция – все дочки

Катьки.

ГУМЕНОВ: Вот будешь теперь Тамаркин. Тамаркин! Чем думаешь отмечать замену?

КОВАЛЁВ: Ты бы сам лучше пошевелил мозгами, а то Шура до сих пор думает, что у тебя тогда была осечка.

ГУМЕНОВ: В этот раз будет без осечек, мне привезли передачу от друзей из Кабула. (Достаёт пакет из кармана). Настоящий мелкомолотый бразильский кофе и бутылка столичной водки. Ребята, живём!

(Подходит к столу, кладёт пакет и берёт в руки книгу, лежащую на столе).

Евгений Онегин! Александр Сергеевич, четвёртый том.

А где ты его здесь-то нашёл? О-бал-деть. Тамарин угодник решил теоретически исследовать предмет своей грусти. Ну что? Погадаем, а?

КАТИН: Оставляю тебе на память, как руководство к дуэлям.

ГУМЕНОВ: А что? Я бы внёс положение об офицерской дуэли в дисциплинарный устав Советской Армии. Вот тогда ни один хам не посмел бы

оскорблять подчинённых, а по нашему уставу жалуйся один на другого, а они сидят в одном кабинете…

Гуменов листает роман «Евгений Онегин».

ГУМЕНОВ: Кому погадать? Катин, тебе? Номер страницы т строка?

КАТИН: Десятая страница, двадцать четвёртая строка.

ГУМЕНОВ: «Когда ж хотелось уничтожить ему соперников своих,

Как он язвительно злословил! Какие сети им готовил!»

Н-да, «хорошее» начала тебе, Шура, в Союзе… многообещающее.

Читаем дальше:

«Но вы, блаженные мужья,

С ним оставались вы друзья.

Его ласкал супруг лукавый,

Фобласа давний ученик,

И недоверчивый старик,

И рогоносец величавый,

Всегда довольный сам собой,

Своим обедом и женой».

КАТИН: Тебе не кажется, что это не про меня?

ГУМЕНОВ: Давай ещё, это всё про тебя.

(уклончиво)

КАТИН: 71 страница, 5 строка.

ГУМЕНОВ (листает, читает):

«Сижу без блёсток мадригальских:

Нашед мой прежний идеал,

Я, верно б, вас одну избрал

В подруги дней моих печальных

Всего прекрасного в залог,

И был бы счастлив, сколько мог».

КАТИН: Ты не ошибся, это так по этим цифрам? (Смотрит в книгу).

ГУМЕНОВ: Пушкин по жизни ошибался, но никогда не врал.

КАТИН: Тогда давай ещё, в последний раз. 129 страница, 25 строка.

ГУМЕНОВ (листает и читает):

«Никто не помнит, уж другому

Его невеста отдалась.

Поэта память пронеслась

Как дым по небу голубому,

О нём два сердца, может быть,

Ещё грустят, на что грустить…»

КАТИН (потрясённо): Да-а. Небесная кухня - твоё гадание. Всё в десятку.

О нём всегда думали много я и она.

ГУМЕНОВ: А это что за цифры, Тамаркин?

КАТИН: Эти цифры означают адрес: квартиру и номер моего дома и близких мне людей.

ГУМЕНОВ: А хочешь, что тебе скажет Грибоедов в своём

«Горе от ума»? Вот у меня книги, это тебе на память от меня. Открываем.

Твои цифры какие?

КАТИН: Не надо, Андрей, достаточно. Ну да ладно: 71 и 5.

ГУМЕНОВ: Грибоедов тоже не врал, за что и поплатился. Ну вот, листаем. Ага, Софья говорит:

«Что гений для иных, а для иных чума,

Который скор, блестящ и скоро опротивит,

Который свет ругает наповал,

Чтоб свет об нём хоть что-нибудь сказал:

Да этакий ли ум семейство осчастливит?»

КАТИН: Твой Грибоедов вещун.

ГУМЕНОВ: Но он честный вещун, так что я здесь совершенно ни при чём. Великий Грибоедов хорошо знал свойства всех честных, порядочных

людей – не молчать. Честным людям нечего скрывать перед обществом.

КАТИН: Твою честность я на себе уже испытал. Пока от неё страдают только твои друзья.

ПОЗНЯКОВ: Ребята, давай сварим кофе. Его ещё мы не пили. Чай с вами я уже пил в прошлый раз, что произойдёт дальше, уже известно. Шура,

ты хозяин, угощай.

КАТИН: Сейчас, ребята, достану кружки и примус.

Вытаскивает и ставит на пол, разжигает примус.

КОВАЛЁВ: Всё это грустно. Послезавтра Шура улетит, а как быть

с письмами? Может, придут ещё?

КАТИН: Наверное. Но ты, Володя, перешли моим друзьям в Минск, вот адрес. Родителям не хочу, не надо беспокоить лишними потрясениями.

ПОЗНЯКОВ: Я тоже скоро уеду. Куда – неизвестно. По жизни – сплошная неизвестность. Как у Владимира Высоцкого:

«Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,

На скаку не заметив, что лучших товарищей нет…»

Где сейчас Девятериков? В каком госпитале? Ну что, кофе готов?

Может, вначале выпьем, а потом кофе?

КАТИН: Кофе навалом… ещё потом можно будет сделать, и водка добавить есть…

Разливает кофе и добавляет водку по кружкам. Звук двигателей БТРа. Входит

солдат Семёнов с испуганным лицом.

СЕМЁНОВ: Товарищ Гвардии капитан! Разрешите доложить о выполнении Приказа?

КОВАЛЁВ: Слушаю товарищ Гвардии Сержант!

СЕМЁНОВ: Товарищ Гвардии капитан, а как докладывать?

КОВАЛЁВ: Как есть, так и говори, что стряслось?

СЕМЁНОВ: Как для вас или для начальства?

КОВАЛЁВ: Как для меня.

СЕМЁНОВ: Десантники на БМП и мы с ними прибыли

на «Чёрную площадь». БМП стреляли из пушек и пулемётов. Мы прицепили тросом обгорелый БТР. У него «рулевое» исправно, а тормозов нет.

Едем, скорость 80 и вдруг из переулка, сразу за Чёрной площадью, выстрел

из гранатомёта метра полтора выше башни нашего БТРа.

Я стоял в открытом командирском люке и мой шлемофон дёрнуло вверх, оказывается, это пролетавшей гранатой, чуть не сорвало с головы от воздушной волны. В это время из другого переулка выезжает какая-то старая афганская машина. Нам деваться некуда на узком переулке, и мы её на скорости ударили

корпусом, и она врезалась в дом и там загорелась.

Нам тормозить нельзя, сзади летит на прицепленом тросу БТР. Так, товарищ капитан?

КОВАЛЁВ: Так-то оно так, а люди в ней были?

СЕМЁНОВ: Не заметили, всё так быстро случилось…

КОВАЛЁВ: Солдаты все целы?

СЕМЁНОВ: Я вот ушибся и в ухе звенит. Все целы, а фары все

с правого борта сорваны.

ПОЗДНЯКОВ: А я-то думаю, что горело впереди? Колонна ещё только пошла, а а уже клубы дыма перед нею. Знаю хорошо, что там наших нет.

КОВАЛЁВ: А колонна шла вслед за вами?

СЕМЁНОВ: Метрах в двухстах сзади.

КОВАЛЁВ: Шура! Это «духовские» штучки. Вспомни, как мне подсовывали автобус старый или какую-нибудь дрянь на колёсах и потом жаловались, что «шурави» на всё подряд давят. А потом требуют деньги

у командования бригады, заразы. Все целы, а это главное.

КАТИН: Хорошо. Ну, теперь давай, как для ЦБУ и начальства.

СЕМЁНОВ: Эвакуационная группа ремроты действовала совместно

с 1 ДШР. В ходе эвакуации повреждённого БТРа 6 МСР из района

«Чёрная площадь» в Кандагаре, на участке дороги возле поворота на участок «Площадь с пушками», были обстредяны из гранатомёта.

Водитель отреагировал на разрыв гранаты и корпусом БТРа зацепил глиняный забор на повороте. БТР сзади, на тросу, ограничил радиус поворота.

Мы увеличили скорость и всё. Доставили БТР 6 МСР в парк боевых машин,

на броне БТРа ремроты нет фар и содрана краска.

КАТИН: Моё мнение, ничего не надо придумывать. Если спросят, то расскажешь, как было. Завтра я ещё буду здесь и напишу тебе представление на медаль «За отвагу». Ты её давно заслужил, молодец. Иди и передай Мурату, отремонтировать и дозаправить. БТР должен быть готов к выезду, всегда.

Оружие рарядить и доложить, радиостанцию выключить. Всё.

Построй экипаж и объяви всем бладарность от имени Гвардии капитана Ковалёва.

ГУМЕНОВ: Весёлое дело. Ты должен был сегодня выезжать?

Я бы тебя там встретил, дурака, долго бы в Союзе вспоминал мою щедрость.

КОВАЛЁВ: Это я его снял с БТРа.

ПОЗНЯКОВ: Это я уже понял. Очень опрометчиво, Шура. С вами не соскучишься, попили, что называется, кофейку.

КАТИН: Я сегодня в первый раз за два года не поехал, благодаря Ковалёву. Вдруг вспомнился Петька Скобников, мой сослуживец по Уручью

в Минске, командир разведвзвода был в нашем ДШБ. Он погиб в день своей замены на выезде из Кандагара в 81-ом году, возвращался в бригаду собираться домой. Пуля попала ему в лоб.

Ну что, помянем павших …

Чокаются, пьют кофе.

КОВАЛЁВ: Вот видишь, а ты говоришь, тебе не по себе.

Вот час назад было бы по тебе и в день замены.

И нам бы мало не показалось на твоих поминках.

ГУМЕНОВ: Откуда это? Выполнять долг до последней черты возможности, хотя всем вокруг уже очевидно, что это не надо?

Генетика?

КАТИН: А ты-то сам? Какого чёрта вечно лезешь куда не надо?

КОВАЛЁВ: Умнеем, ребята, умнеем. Только вот, пока не поджарили

здесь как следует, никто так бы сейчас не думал.

ПОЗНЯКОВ: Пора прощаться. Ночью я ухожу в засаду. Пойду готовиться. Прощай, Шура. Желаю тебе семейного счастья. Пиши.

(Обнимает).

Пока, всем. Простите за то, что не могу с вами выпить и посидеть как надо.

ГУМЕНОВ: Я тоже, пожалуй, пойду. Совещание у командира.

Утром рано выезд. Буду завтра здесь, успею проститься ещё раз. Желаю тебе того

же, что и Миша. Не забывай то, что я тебе сказал, как бывает.

Разливает остатки водки.

Ну ладно, давай по крайней. Миша, ну?

КАТИН: А что, мы уже никогда не встретимся?

Давай за встречу…

КОВАЛЁВ: Предлагаю в Ленинграде, 9 мая, в пять часов вечера, каждый год, в Катькином саду. Это возле театра Пушкина, на Невском проспекте.

Кто будет в это время там, обязан явиться…

ГУМЕНОВ: Встретимся. Обязательно встретимся через год, два, пять, десять, двадцать лет, но обязательно.

Шура, прощай.

Не поминай меня, дурака, лихом.

А ты, Володя, идёшь?

КОВАЛЁВ: Я ещё побуду с ним, не знаю, что завтра, может, потом не успею проститься.

КАТИН: Андрей, попробуй поступить в Академию. Я бы очень хотел увидеть тебя генералом, умным, добрым, с женой и детьми.

Володя! Кому тогда ещё быть ими, как не вам…

Прощай, Андрей! Прощай, Миша!

Обнимаются втроём. Остаются Катин и Ковалёв. Катин показывает жестом на кружки.

КОВАЛЁВ: Как у тебя с ней будет дальше? Служба и её профессия несовместимы. Шура, всё, я больше не буду, прости, сегодня нельзя.

Ну, так как?

КАТИН: Нам обоим выпало счастье любить друг друга. Почему я после замены не имею права на своё личное счастье?

Я очень надеюсь, что мне пойдут навстречу, и я смогу хоть что-то

в этой жизни изменить.

Вот в последнем письме она пишет:

«Вчера посмотрела фильм «Баллада о солдате».

Раньше я его не видела, но сейчас как то странно восприняла.

У меня, вообще,глаза на мокром месте всегда, но тут я рыдала белугой, нервнобольная. Если будет возможность, пофотографируйся

ещё с Ковалёвым на пару и пришли, ладно? Когда уже к Манечке постучит почтальон и скажет: «Принёс письмо для вашей девочки Тамары».

Желаю тебе скорее вернуться.

Не за горами наша встреча. Ура! Очень люблю тебя.

Целую тебя, мой милый, любимый мой. Жду. Твоя Тамара»

Она пишет уже о нас.

Ты для неё тоже стал дорог, Володя.

КОВАЛЁВ: Прощай, Шура, на всякий случай, ночью могут поднять по тревоге на задачу. А ей передай, что Ковалёв её тоже любит.

КАТИН: Спасибо, Володя. Прощай. Или, до встречи, если что.

Подходят три солдата. Один из них с гитарой. Солдат с гитарой

поёт песню:

Два года прошло, пролетело и ты улетаешь

Подальше от этих проклятых богом мест.

За этим столом мы тебя сейчас провожаем

И вроде сказали уж всё, а песня всё ж есть.

Ты сядешь на борт самолёта, в Союз улетая,

И крикнешь у трапа: «Всё к чёрту, ребята, привет!»

Но ты не забудешь друзей, которые живы,

Не сможешь забыть ты и тех, которых уж нет.

Не всем удалось здесь повесить на грудь медали,

Не всем удалось по костям на должность залезть.

Но главное, друг, остался ты верен присяге,

А мужество, доблесть, отвага в груди твоей есть.

Ты встретишь как брата того, кто служил в Кандагаре,

Зайдёте и сядете в первый попавший кабак,

Вы скажете тосты за жён и хозяев,

Но третий, уж точно, за тех, которых уж нет.

Раненые в боях воины Кандагарской бригады в полевом госпитале. 1984 год.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: