Мировые злодеи, наверное, в это время полномасштабно отработали шантаж, нагнетая обстановку, провоцируя наших «отличников» на всё, что удасться. 2 страница

перед тем, как сжечь: колёсные краники подкачки закрыты, колёса спущены, значит, прострелены, и поэтому машина сошла с моста на скорости.

Приезжаем на «Чару». Встали на площадку, по радио запросили «вертушки», мол, у нас «двадцать первый», то есть убитый.

Нам отвечают «летуны», что на «Чаре» «духи» из ДШК стреляют. Поэтому труп может забрать только на следующей точке, а жара страшная. Он к утру разбухнет. Мои балбесы уговаривают идти на следующую точку, в городок Диларам.

Что-то меня остановило, как ты говоришь, кусок льда внутри. С момента аварии прошло два часа, и было пять часов вечера, поздновато, самое время для засады. Начнут в пять, а в восемь закончат и с темнотой отход, так по логике? Это был точный расчёт, а мы его жертва.

Решаю: не рисковать колонной, беру БТР и два КАМАЗа

с двумя бойцами на усиление в кабинах. Впереди КАМАЗ – шаланда с бочками

на цепях и с трупом в кузове, потом я в КАМАЗе и БТР для прикрытия сзади. Бойцы достали патроны и магазины из своих тайничков. Каждому дают только четыре магазина, что бы в дороге лишнего не стреляли, вот они и прячут свои кровные. Едем, скорость 80, дистанция 100 метров.

Доезжаем до скалы, что вдоль дороги в двух километрах от точки, и тут я вижу человека в клетчатой рубашке, в чёрных очках и кепке

с козырьком. Я думаю: геолог, что ли? А он стоит за валуном, по пояс открытый,

совсем как на картине «Освоение Сибири» и на меня пальцем показывает.

Тут я по нему и «выписал» весь длинный магазин трассеров, только кепка подпрыгнула. В ту же минуту слева «бух, бух, бух» гранатомёты. Две гранаты прошли двадцать-тридцать сантиметров выше первого КАМАЗа.

Мой водитель с испугу сбросил газ, тут и нам плашмя граната попадает в угол кабины.

Взрыв, пламя, клуб дыма. КАМАЗ сбросило с полотна «бетонки» на правую сторону. Водитель, всё лицо в крови, нажимает с испугу на газ, мы рывок вперёд и снова «Бух, б…, бух». КАМАЗ вздрагивает, но мы едем.

Я стреляю влево и вправо. Магазинов десять расстреливаю в три минуты веером по валунам вдоль дороги, за ними лежат «духи», видны их торчащие ноги и головы.

Пули раздирают обшивку КАМАЗа. Экипаж БТРа молодцы, сработали чётко, сразу дали море огня, и «духи» стреляли неприцельно. Так и выехали, потом запросили по радио артиллерийскую батарею. «Духов» накрыли артиллерией. Вот и вся история.

КОВАЛЁВ: Я всё понял. Почерк разный, но ощущение одно: звери где-то рядом и ждут подходящего момента для охоты…

КАТИН: Вот и я насчёт того, чтобы не попадать в эти подходящие для них случаи. А при Джабаре говорить об этом… кто знает, кто он?

КОВАЛЁВ: Он – честный малый, но зажат обстоятельствами жизни

в этой стране. Я ему доверяю, но тоже есть сомнения. Его войско на четверть

из бывших душманов. Они признают только силу, смелость и отвагу. Он, как лидер, их устраивает. А как расчётливый, изворотливый и смекалистый человек, имеющий боевой опыт за плечами и учёбу в Союзе в Ташкенте, превосходит каждого по умению ориентироваться в этой обстановке.

Когда мой БТР подорвался на мине в брошенном кишлаке и меня обложили «духи», Джабар поднял по тревоге двести человек, и они дали этим гадам так прикурить, что теперь вот уже два месяца по мне никто не стреляет в нашем районе.

Я теперь им записки пишу, чтобы наши не трогали. Офицеры батальона смеются: «Опять Ковалёвские душманы едут

в Кандагар на базар торговать».

Через два дня я с Джабаром ухожу на малую войну с двумя новыми бандами. Эти ребята совсем зарвались. Мы выследили, где у них база и собираемся туда нагрянуть. Она хорошо охраняется, и бой предстоит трудный. Но вот парадокс: мне нужно сто человек, не более, если больше, то они неуправляемы, так как никто из отряда «ХАД» Джабара не воевал большими группами. Джабар может дать и пятьсот человек, но прикрыть всех во время выдвижения у меня всё равно нечем. Я знаю, духов не просто будет взять без авиации и артиллерии. Поэтому для меня важен вопрос выхода из боя. Раненые и убитые неизбежны, и их надо прикрывать.

С командованием я не связывался, так как «духи» перехватят радио, да и наши командиры болтуны хорошие. А в день операции буду просить помощи от батальона. От тебя, Шура, надо боеприпасы. Завтра сопровождения в Кандагаре не будет, так что отдохнёшь у меня.

КАТИН: Всё понятно, Джабара я знаю давно. По какому плану всё будет обстоять сегодня?

КОВАЛЁВ: Как обычно, если ты знаешь: митинг, потом ужин

с старейшинами часов до трёх ночи с речами, рассказами, расспросами про Союз, взаимными подарками. Приготовь что-нибудь для подарков.

КАТИН: В прошлый раз я подарил кому-то свои ботинки.

КОВАЛЁВ: А тебе?

КАТИН: Мне подарили хороший кинжал «Пиччак», но он сгорел вместе с моими вещами в палатке во время пожара.

КОВАЛЁВ: В этот раз твои ботинки слишком плохие… для подарка.

КАТИН: Я вспомнил, у меня есть фотографии Ленинграда и Минска, пусть знают, какие у нас красивые города.

КОВАЛЁВ: Оружие оставим в БТРе. У них не принято входить в дом гостем, имея оружие. Поэтому спрячь гранаты в карманах брюк на всякий случай. Солдаты в БТРе – лучшие ребята роты, мой комсомольский актив, как ты мне

раньше говорил. Водитель учился до войны в Московском авиатехническом, на борту большими буквами написано «Ту-134». У меня в роте каждый четвёртый

из студентов. Можешь для них книги достать?

КАТИН: Видел в нашем «чековом» магазине новый «завоз» книг, запомнил названия, в цене вроде недорого: Константин Симонов «Живые и мёртвые»; Михаил Шолохов «Они сражались за Родину»; Валентин Пикуль «Крейсера», «Честь имею»; Лев Толстой «Севастопольские рассказы»;

Анри Барбюс «Огонь»; Эрих Мария Ремарк «Три товарища»;

Александр Дюма «Три мушкетёра»; Николай Гоголь «Избранное»;

Антон Чехов «Избранное»; Ромен Роллан «Избранное»; Франц Кафка «Замок»;

Владимир Арсентьев «Дерсу Узала»; Карел Чапек «Война с саламандрами»;

Эрнест Хемингуэй «Прощай оружие», «Старик и море», «Острова в океане»; Джером Сэлинджер «Молодые люди»; Теодор Драйзер «Гений», «Американская трагедия»; Лесли Уоллер «Банкир»; мемуары полководцев от древних до нынешних, поэтов разных от Гомера до Гёте и от Гёте до Самуила Яковлевича Маршака, словари всякие, себе пока ничего не выбрал, обещаю,

что-то привезу.

КОВАЛЁВ: А почему от Гомера до Гёте? И до Маршака?

КАТИН: От Царя Одиссея до доктора Фауста и до «улицы Басеянной, где суворовец Ковалёв рассеянный, пирожное купил…», ты же питерский. Тебе это любо. Гомер - «гомо рус», в переводе русский человек …

Александр Македонский всегда имел при себе свиток «Илиады», который держал под подушкой вместе с кинжалом. Есть, что обсудить вашим посвящённым в особые знания гвардии студентам!

КОВАЛЁВ: Ребята у меня подобрались элитные, с понятием, мастера. Люди военные!

КАТИН: Я имел в виду люди, которых любят и уважают

за человеческие достоинства, а не просто авторитетные ребята. Если ты ему

не нравишься, значит, это ненормально, ищи изъяны в себе. Так кто эти ребята

в БТРе из «надёжных»? Или так, просто отличные парни?

КОВАЛЁВ: Помнишь голубоглазого, белокурого сержанта Литошика, который закрыл меня своим телом, так вот он вернулся из Союза после ранения.

Другие из «самых» надёжных, Шура, я же понимаю, что тут могут сделать

«секир-башка» прямо на том ковре, на котором будет накрыт жертвенный стол.

БТР постоянно на связи с точкой и там наблюдают,

чуть что, сигнал по радио открыто: «Засада, я - Тиран, засада» Если что, мои ребята будут здесь через 6- 8 минут. Я думаю, все это не лишнее: Азия всегда была в истории известна своим коварством.

КАТИН: А я допускаю вот что: Джабар – друг, Начальник Службы безопасности ХАД района Кишк-и-Нахуд, но кто его помощники и друзья?

Мы знаем не всех, а там могут быть и «друзья» из Западной Европы.

Два месяца назад меня с двумя такими посадили за один стол.

Выяснил – французы, по отдельным брошенным фразам в застолье.

Было это всё в том же Кишк-и-Нахуде у этого прохиндея, владельца ресторана,

по кличке Бобо. Они были с оружием, я – без, лишь в кармане граната.

Мы мило поговорили на смешанном английском

и русском о прекрасных достоинствах афганской водки «Шароп», которая не идёт через горло, чем ты её в эту жару не запивай, более вонючей жидкости я в жизни не ел…

Короче, мы не знаем, есть ли другие покровители

у Джабара? Сомнение и разум берут верх над его честностью.

И будет ли кто ещё там? И кто они? И где это место?

В самом Кишк-и-Нахудеили в соседнем кишлаке?

КОВАЛЁВ: Я знаю одно: если мы с тобой откажемся от ужина после митинга, то потеряем и друзей, и союзников. Более того, они будут знать,

что мы их боимся и им не доверяем.

Они местные, и им без нас никуда – мы реальная боевая сила и лучше с ней быть в союзе. К тому же, мы с тобой им симпатичны.

Всё, через час едем. Пока. Кстати, мне сегодня присвоили капитана. Так что отметим.

Джабару пока ничего не говори – не время.

КАТИН: Наконец-то, поздравляю.

КОВАЛЁВ: Ну, когда хоть что-нибудь дадут: звание или должность?

КАТИН: Как-то не получается ни того, ни другого, ни третьего.

КОВАЛЁВ: Ты же перехаживаешь очередное звание «капитан» уже два года, и награды нет у тебя, и всегда у всех на хорошем счету.

КАТИН: Представляли и к ордену, и к медали по итогам армейской операции… а в декабре наградили наручными часами и объявили благодарность, но не записали…

КОВАЛЁВ: Душе приятно и то ладно, а за что?

КАТИН: Как за что? Я же тебе говорил – за пакистанского офицера. Помнишь, палатка с зелёным флагом стояла возле батальона в пустыне?

Он выдавал себя за офицера афганской армии и всем объяснял, что обеспечивает радиосвязь со своим командованием. А я с солдатами из колонны его «расколол». Потом у него при обыске нашли шифрограммы и топографические карты иностранного производства.

КОВАЛЁВ: «Ни фига», себе, ну, а ты? Взял бы его и всё, сразу…

КАТИН: Он мне, как с виду «дембелю», предлагал в Кандагаре свернуть налево и сделать побег с «Уралом» гранат. Вот я и хотел его «взять»,

но не сообразил, как и «сдуру» ему кричу: «Ах, ты, с…а «духовская»! Купить меня захотел? Гад, а ну иди сюда». Он выхватил пистолет из штанов и выстрелил в меня целую обойму. Кругом пыль, «афганец» несёт, ничего не видно в метре. Я был без оружия и едва успел увернуться за колёса «Урала», а его и след простыл. Приехал в батальон и рассказал комбату, а потом доложил комбригу. Оказалось – это тот, из палатки.

КОВАЛЁВ: Вечно ты везде влезешь, вот «наведут» и шлёпнут тебя «чёрные» из Европы за него в Кандагаре. Осторожнее, если что, в городе.

Давай, собирайся быстрее.

Идут, разговаривая на ходу.

КАТИН: Представляешь, он мне предлагал миллион долларов за «Урал» с новыми гранатами, а начальство подарило часы за 18 рублей. Ха-ха-ха!!! Попади им в руки, они бы знали, как этими деньгами распорядиться, только давай…

КОВАЛЁВ: Шура, к чёрту об этом. Проверь-ка лучше, как работает твой АКС...

КАТИН: Да, пожалуй, заранее лучше…

Щёлкает, проверяет.

КОВАЛЁВ: Сколько там у тебя зарубок?

КАТИН: Не считал, может нарезать...

КОВАЛЁВ: А я сбился со счёта, после Пассаба было

уже не до того, хватило передряг. Командир управляет огнём, если я стреляю,

то делаю целеуказания трассерами. Лучше об этом не думать. Наверное, уже не вспомним после замены. Ну, ладно, давай мойся быстрее.

Медленно идут мимо группы солдат, расходятся.

Пять солдат стоят в круге, разговаривают, закуривают.

КАТИН: Слава пехоте!

СОЛДАТЫ: Давайте к нам! Какие новости?

КАТИН: А песню?

СОЛДАТЫ: Будут новости – будет и песня…

КАТИН: Тогда давай «Память о третьей роте».

Солдат в панаме, сдвинутой на затылок, стоит с гитарой, аккомпанирует

и поёт песню с папиросой во рту:

«Память о третьей роте». (Кандагар – 82)

Задачу получив, в поход они пошли

Прочёсывать кишлак Анизаи.

И встретили врага, и завязался бой,

Который, навсегда запомним мы с тобой.

Анизаи, Анизаи, Анизаи, Анизаи…

Душманов было много, может, сотен шесть,

А наших всего сорок, не стоило бы лезть.

Но бой уже «кипит» и нет пути назад,

И многие ребята, уж на земле лежат.

Анизаи, Анизаи, Анизаи, Анизаи…

Связист убит. На помощь им некому позвать.

И командир их ранен, остался он лежать…

И автоматы клинят, гранат уж больше нет.

В живых осталось двадцать, какой уж тут секрет.

Анизаи, Анизаи, Анизаи, Анизаи…

Задачу получив, в поход они пошли

Прочёсывать кишлак Анизаи.

И встретили врага, и завязался бой,

Который навсегда запомним мы с тобой…

Слышна команда: На ужин!!! Рота, на ужин!

ЯВЛЕНИЕ 18

За столами сидят офицеры, одетые в полевое обмундирование с офицерскими портупеями. Идёт совещание. Катин в почти белой полевой офицерской форме сидит за последним столом. Входят Командир 70 Гвардейской ОМБр гвардии полконик Логинов Валерий Александрович и Начальник Политотдела, полковник с нагрудным знаком «Гвардия» и орденской планкой.

Офицер, сидящий впереди: «Товарищи офицеры!»

Все встают.

ЛОГИНОВ: Товарищи офицеры! Прошу садиться.

Все садятся.

Товарищи! Сегодня наши подразделения вели боевые действия по сопровождению колонн. Бой за улицы был проведён в соответствии

с требованиями боевой обстановки, Приказов Командующего 40-й армии

без потерь.

Ставлю всем на вид, мы пропустили огневое нападение душманов на колонну «наливняков» на участке дороги в районе отметки 1007, ГСМ. Причина всем ясна: неинтенсивно вёлся прострел опасных направлений данного участка. Произвести перерасчёт сил и средств с учётом новых данных тактической обстановки, определить опасные направления, организовать взаимодействие с приданной танковой ротой, артиллерийской батареей, доложить Начальнику штаба к исходу дня.

Сегодня отличился гвардии старший лейтенант Катин, будучи старшим офицером колонны бригады, сумел организовать прохождение нашей колонны без потерь.

Катин!

КАТИН: Я!

ЛОГИНОВ: Сколько раз вы ходили с колонной за последние два месяца?

КАТИН: Трижды. Один раз до Союза и два раза до Шинданда.

ЛОГИНОВ: Мне докладывал гвардии капитан Ковалёв, что вы ему постоянно оказываете по своей инициативе помощь. Это хороший пример боевого товарищества. Капитан Ковалёв сегодня самостоятельно провёл тактическую боевую операцию. Итоги хорошие: разбиты две банды, остатки ушли в горы, захвачено оружие, снаряжение. А мы сегодня опять допустили, чтобы сгорел танк, БТР и три «наливняка», четверо ранено и двое убиты. По вам, Катин, стреляли?

КАТИН: Так точно. Пулемёт трассирующими, возле ямы, за Кокораном и, по докладам водителей, там же, выстрелили два гранатомёта.

ЛОГИНОВ: Покажите где, на карте.

ОФИЦЕР (впереди сидящий с картой, Катину):

А ты откуда знаешь, что это гранатомёты?

КАТИН: Так они же в нас стреляли, это же не зелёная мишень на стрельбище, которая молча стоит, как баран, с полминуты.

ЛОГИНОВ: Катин, вы были в отпуске? Вы очень плохо выглядите.

КАТИН: Полтора года назад. Перед Афганистаном я успел отдохнуть только одиннадцать дней. Потом меня отозвали и оправили. В Ташкенте генерал из ТуркВО предлагал вернуться и использовать отпуск, но я ответил, что это плохая примета возвращаться.

ЛОГИНОВ: Награды имеете?

КАТИН: Я награждён медалью «За боевые заслуги» в феврале этого года. Бывшее командование бригады дважды представляло к государственным наградам по итогам участия в боевых операциях прошлого года.

ЛОГИНОВ: Начальник отдела кадров, гвардии старшего лейтенанта Катина за примерное выполнение боевых задач представить к ордену «Красная звезда», отправить в отпуск.

НачПО: На сегодня, по причинам боевых потерь и болезней осталось три замполита роты в бригаде.

ЛОГИНОВ: Но вы посмотрите на него! Выжженное, чёрное худое лицо, недавняя контузия. Пусть едет домой, обойдёмся.

(Катину) В отпуск хочешь?

КАТИН: Так точно. Конечно, хочу.

ЛОГИНОВ: Оформляй документы и вперёд. Только вот придётся тебе с оказией: вначале отвезёшь гроб с погибшим сегодня в Кандагаре солдатом

на Родину. Сейчас некому это делать, кроме отпускников.

КАТИН: Есть, товарищ гвардии полковник, служу Советскому Союзу!

ЛОГИНОВ: Катин, спасибо за службу. Завтра, товарищи, по плану

у нас четыре засады: две на технике и две вертолётами. Одна на границе

с Пакистаном, «внеплановая», если это можно назвать засадой. Наперехват каравана пойдёт гвардии капитан Гуменов со своим батальоном. Очень рисковая акция с нашей стороны, но другого удобного случая «перехватить» большой караван нет. Дальше горы, и духи уйдут под прикрытие их ДШК. Вопросы ко мне есть? За получением задачи капитану Гуменову быть у меня в 20.00.

Офицеры поднимаются.

ЛОГИНОВ: Слушать информацию. Два дня назад в селении Яхчали сожгли колонну строителей. С ними ехала команда из тридцати наших водителей БТРов в командировку в Союз за новой техникой, старшим команды был капитан Колычев. Так вот, если бы не наши солдаты, колонну сожгли бы всю, а так только одиннадцать машин.

В Гиришке стоит батальон. Колычев докладывает, что его командование действовало преступно, нерешительно, ожидая команды из Кабула на оказание помощи горящей колонне. Я думаю, что у нас в Кандагаре таких командиров нет.

Приказываю, в случае, когда на глазах, гибнут наши советские люди, совсем неважно, по какой причине, действовать по обстановке, принимать все возможные меры для защиты, спасения людей.

Вопросы ко мне есть? Нет.

Товарищи офицеры!

Все встают.

ОФИЦЕР: Товарищи офицеры!

(впереди)

Вынос Боевого знамени на построении 70-й Гвардейской Отдельной мотострелковой бригады на плацу воинской части. 1985 год.

ЯВЛЕНИЕ 19

Комната в гостинице. Два кресла, тахта, тумба с телефоном, рядом журнальный столик. На нём бутылка коньяка и тарелка с виноградом.

В креслах Тамара и Катин. На окне стоит магнитофон. Вид на Ленинград из окна на седьмом этаже гостиницы «Советская» в сторону Фонтанки.

КАТИН: Я вынужден делать виноватое лицо: вы у меня в гостях,

а стол мой скуден. Может быть, вы голодны, Тома? Здесь, на этаже, есть буфет, там кофе и чёрная икра.

ТАМАРА: Шура, вы очень любезны, гораздо больше, чем нужно.

Мы с вами собрались сегодня ехать в город Пушкин. Дождь сломал всю программу.

КАТИН: Тогда к вашим услугам Тото Кутуньо, альбом «Америка».

Включает магнитофон, песня «Америка».

ТАМАРА: Вы очень странный человек, расскажите лучше о себе.

Я с вами знакома уже пять лет, но эти три дня перевернули представление о Вас.

Шура вынимает кассету, вставляет другую, включает магнитофон.

КАТИН: Это запросто можно объяснить. Вы помните Шурика Катина, у которого всё было впереди? А сейчас перед вами человек, улетающий

послезавтра на войну, и для него это естественное состояние: острое ощущение неизвестности. Поэтому я такой дотошный до всего, всё хочется немного рассмотреть напоследок, полизать, потрогать. Мне лучше, чем вам, видны краски природы. Сегодня 23 сентября. Кругом рассыпано золото листвы, прекрасное время года.

Осень я люблю больше, чем весну. Можно мне на «ты», Тома?

ТАМАРА: Давайте, мы так давно знакомы, и я себя чувствую неудобно.

Магнитофон заговорил голосом Катина.

ТАМАРА: Ой, это ты, Шура! Как интересно! О чём это?

КАТИН: Когда я прослужил в Кандагаре пять месяцев, у меня появилась возможность переслать с знакомым офицером кассеты с записями.

На одной из кассет я наговорил свои впечатления от моей первой поездки

в колонне для друзей из Минска.

ТАМАРА: Какой-то необычный язык рассказа.

КАТИН: Так это же там. Сейчас я рассказываю о том,

как водителей и меня перед выездом инструктировал майор, который никогда никуда не ездил, поэтому сам ничего не видел, не знает, но нам рассказывает о том, что можно и нельзя. Это сравнимо с тем, как в детстве мне мама строго говорила накануне купания в реке Амур: «Паршивец, последний раз предупреждаю: утонешь, домой не приходи!»

ТАМАРА: Как здорово, Шура! Сам себя перебиваешь, поистине рассказчик.

КАТИН: Ты кого будешь слушать, того или этого?

Показывает на себя.

ТАМАРА: С этим интереснее, но тот как-то проще. А вы говорите оба, когда будет пауза – договаривай за него.

КАТИН: Лучше будет, если всё же говорить буду я, тот меня моложе на год, должен уступить.

Выключает магнитофон.

ТАМАРА: Шура, лучше будет, если ты дашь мне эту кассету

до завтра, это возможно?

КАТИН: Вполне. А сейчас я расскажу, как прекрасно было

в августе в Сочи.

ТАМАРА: Когда ты уже успел? Так вот чем объясним этот прекрасный загар золотым отливом на зависть нам, ленинградцам.

КАТИН: Такой загар – это визитная карточка тех, кто из Кандагара, там облаков не бывает, только зимой. А зимой там, как здесь сегодня, мелкий дождь – не более. Всё остальное – слепящее солнце, и ночью – луна в компании больших, как лампочки, звёзд.

ТАМАРА: А Сочи? Там ведь тоже жарко.

КАТИН: Через полтора года жизни в пустыне жуткое желание каждого: попасть в море и понырять.

ТАМАРА: Я помню хорошо: у тебя были тёмные волосы, а сейчас золотые, почти рыжие…

КАТИН: Есть мнение, как говорят из-за столов президиумов, немного подкрепиться. Мы имеем: армянский коньяк, виноград, дыню и две

плитки шоколада.

ТАМАРА (с иронией): Это так было задумано?

КАТИН: Вы ещё сомневаетесь? Дождь я назначил на сегодня,

как только узнал о вашем согласии быть гидом. А это купил заранее, детально

обдумав план операции, открываю вам свои планы. Всё учтено: дождь, коньяк, комната, и ваше настроение в это сентябрьское женское лето, и то, что мы с вами на одном из житейских перекрёстков. И в шутку, и всерьёз: совершенно непредставимо, даже сейчас, моё присутствие в такой обстановке…

ТАМАРА: Когда я вас увидела с Мишей три дня назад, мне пришлось заново знакомиться. За это короткое время нашего общения, нечасто такое бывает с людьми, ты мне очень понравился. Надеюсь, не забыто сказанное мной вчера

по телефону?

КАТИН: Ещё бы, такие слова не бросают первому встречному, впрочем, даже своим близким друзьям.

ТАМАРА: Так вот, я повторяю свои слова: «Шура, я, кажется, в вас влюбилась». А сейчас скажу проще, я вас люблю, Шура».

Пауза. Обоюдное молчание.

КАТИН: Я тебе откроюсь. Я влюбился в вас с первого взгляда,

когда увидел с Мишей в Минске. Тамара тех лет, в моей памяти сама по себе.

Ты сильно изменилась. Чтобы не случилось, я бы вам этого никогда не сказал. Вы были невестой Миши. Очевидно явное чувство привязанности Миши к вам, даже сейчас, когда вы замужем за другим человеком.

Но вспомним историю нашего знакомства.

Это был март 1980 года. Уже шла война в Афганистане, а мы жили,

не зная забот, не ведая о будущем.

В этот день ты уезжала в Ленинград, а в Доме кино состоялась премьера детской комедии Киностудии «Беларусьфильм» о школьниках «Капитан Соври-голова».

Мы были приглашены все вместе нашими друзьями режиссёром Николаем Лукьяновым и кинооператором Анатолием Клеймёновым.

Все смотрели кино, а я смотрел на тебя.

Вам было очень весело, но предстоящая разлука с Мишей уже была на твоих, улыбающихся губах. Миша, ты и я идём пешком от красного Костёла провожать тебя на вокзал в Минске. Потом ты шутила, заводила нас разными интересными историями из ленинградской театральной жизни.

Мы шли по улице и беззаботно смеялись.

Был весенний солнечный день.

Мне было немного грустно.

Как то странно ныло сердце, нечто отозвалось внутри на приближение вашей разлуки. Я ощутил приглушенные удары колокола с каждым щагом.

Мы пришли на перрон. И здесь, неожиданно, ты разрыдалась.

Миша пытался унять тебя, успокаивал, убеждал.

Я хотел отойти, чтобы не мешать, но ты одной рукой вцепилась в меня,

потом отпустила.

Я отвернулся, не в силах сдержать слёзы, и чтобы вы оба этого не видели.

Потом уже он спросил: «А ты то, чего?».

Я только помотал головой, не смог говорить.

На всю жизнь у меня сложилось чувство, всегда режущее нечто внутри.

Любовь – это ты в красном пальто, женщина с очень красивыми, грустными, мокрыми от слёз, глазами, открыто рыдающая из-за разлуки с любимым.

Ваше расставание, перрон, вздрагивающий, уходящий поезд,

составили образ разлуки.

Я вдруг ощутил тебя матерью, у которой отняли ребёнка.

Горечь от твоего прощания с Мишей в Минске осталась навсегда.

Никогда в жизни большего душевного потрясения я не испытывал.

Я женился. В 81-ом у нас родился сын, потом он умер,

затем Афганистан, много было всяких встреч и разлук.

Всё меркнет, когда угасает любовь.

Вы слышите меня, Тома?

У вас мокрые глаза, как тогда, на вокзале…

ТАМАРА: Всё это для меня полная неожиданность. Я никак не могу решить, что мне теперь с этим делать. У меня было желание, утром, сразить

тебя своим приходом. А оказывается, я всего лишь поспешила. Не должна была говорить. А мне должны были сказать, но получилось наоборот.

КАТИН: Скажи мне, пожалуйста, ты почувствовала, что-нибудь

в первые минуты встречи, или это возникло потом? Когда мы с Мишей садились в машину, я мог предположить, что ты – это кто угодно, но только не Тамара. Потом я вдруг увидел знакомый профиль и твои глаза, спутать которые просто

невозможно, таких в природе больше нет, разве только у Мерелин Монро.

ТАМАРА: Нет, ничего похожего на симпатию я к тебе, не испытывала до тех пор, пока мы не попали в гости к моей подруге Манечке. Она мне потом, по телефону сказала, что я на тебя смотрела почему-то грустными глазами тогда, когда все смеялась над твоими шуточными рассказами. После этого, я вчера всю ночь, не спала и позвонила тебе. Вот и всё.

КАТИН: Сейчас мы с тобой одни, и у меня такое ощущение:

на моём плече сидит мотылёк, и я боюсь пошевелиться, спугнуть его.

Я предлагаю отпить немножко этого славного напитка. Теперь у меня есть причины быть посмелее. Может быть, я излишне навязчив, предлагая тебе это, но другого «завтра», для нас не будет никогда.

Меняет кассету. Звучит мелодия песни «Only you».

ТАМАРА: Мне всё равно…

КАТИН: Пусть будет…

ТАМАРА: Когда ты уезжаешь, Шура?

КАТИН: После, послезавтра я должен быть в Ташкенте на проклятой пересылке, а через четыре дня уже в Кандагаре.

Разливает в бокалы коньяк.

ТАМАРА: Мне немножко, сегодня вечером я должна встретить родственников молодожёнов, которых никто из них никогда не знал и знать. наверное не будет. Кто только у меня не был на свадьбе, а в жизни реально близкие люди – это родители и муж, больше никому не нужна я со своими радостями, бедами и горестями.

КАТИН: Я предлагаю выпить за нашу встречу, её могло не быть,

и ты бы никогда не узнала о моих чувствах к тебе. Я люблю тебя больше жизни. Всегда это было безотчётно-безответное влечение, теперь ты знаешь об этом.

Счастья тебе, Тома.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: