ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ АНГЛИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА И ОБРАЗОВАНИЕ ФЕОДАЛЬНОЙ МОНАРХИИ С СОСЛОВНЫМ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВОМ

Нормандским завоевателям, составившим верхушку господст­вующего класса Англии, была необходима сильная государствен­ная машина для защиты своих привилегий. Этим объясняется, в частности, одна важная особенность английского феодального го­сударства — его ранняя централизация и относительная проч­ность королевской власти. Пришельцы вынуждены были, в осо­бенности на первых порах, сохранять строгую дисциплину и вер­ность королю, так как только в единстве завоевателей заключа­лась гарантия прочности завоевания. Вильгельм Завоеватель

Виндзорский замок. Строился с XI в.

(1066— 1087) сумел воспользоваться этими объективными обсто­ятельствами д#я укрепления своей власти не только над покорен­ным населением, но и над крупными феодалами нормандского происхождения. В отличие от феодальных государств континента, в Англии все рыцари — вассалы баронов, епископов, державшие от них земли, были одновременно непосредственно вассалами короля и давали ему присягу в верности (1086).

Все феодалы были заинтересованы в создании мощного госу­дарственного аппарата для подавления крестьянских масс. Но как должен быть организован этот аппарат? На основе централизации либо путем передачи баронам основных государственных функций в рамках их владений? Бароны, разумеется, предпочитали второе решение вопроса; королевская власть, а во многом и рыцари, бога­тые горожане, фригольдеры — первое. В сложной борьбе победила централизаторская тенденция. Место уитенагемота занял королев­ский совет, состоявший из светских и духовных магнатов и при­ближенных короля, чиновников, ведавших двумя основными от­раслями управления — финансовой и судебной. Государственное казначейство называлось Палатой шахматной доски, так как в за­ле ее заседаний в Вестминстере, куда дважды в год прибывали шерифы для отчета в расходах и сдачи собранных налогов, стол был покрыт клетчатым сукном.

Таковы были основные черты государственного управления Англии, окончательно сложившиеся к концу XII в., во время прав­ления короля Генриха II Плантагенета (1154—1189). Это был

крупный французский феодал, граф Анжуйский, имевший огром­ные владения во Франции. Получив английскую корону, он стал одним из самых богатых и могущественных монархов Европы. Но когда он попытался подчинить централизованному государству и церковных феодалов, это ему не удалось.

Христианская идеология была господствующей во всем фео­дальном обществе Европы, в том числе и в Англии. Весь класс феодалов был заинтересован в том, чтобы у масс не возникало сом­нений в истинности христианского вероучения. Великолепные со­боры и монастырские церкви, на строительство которых не жале­ли средств церковные и светские магнаты, должны были символи­зировать величие церкви и веры.

Огромная впечатляющая сила искусства была поставлена на службу религиозной идеологии, но искусство, как особая форма об­щественного сознания, так или иначе отражало объективный мир и удовлетворяло эстетические запросы общества. В эпоху средне­вековья именно архитектура занимала ведущее место среди всех пространственных искусств, в значительной мере подчинив себе живопись и скульптуру.

В конце XI и XII в. в архитектуре Англии, как и западной ча­сти континента, господствовал стиль, условно называемый роман­ским, чему в немалой мере способствовали тесные связи с Фран­цией. Архитекторы и ремесленники из Франции, приглашенные епископами и аббатами нормандского происхождения, возвели при помощи английских крестьян и ремесленников 95 соборных и мо­настырских строений, разбросанных по всей территории Анг­лии — от шотландской границы до южного побережья. Храмы строились долго — десятилетиями, причем многие из них впослед­ствии достраивались, перестраивались в соответствии с менявши­мися вкусами и ростом церковных богатств. Высокая и массивная центральная башня как бы связывала воедино различные части здания, придавала ему законченность и гармоничность. Огромные размеры собора, высота сводов, роскошь убранства должны были подчеркнуть ничтожество человека по сравнению с величествен­ной святостью «божьего храма».

Однако ни величие храмов, ни вообще влияние христианской идеологии, ни прямое насилие не могли остановить нарастающее недовольство крестьянских масс.

Повинности крестьян становились все тяжелее, особенно в ма­йорах, принадлежавших крупным земельным магнатам. Если в

XII в. магнаты склонны были переводить вилланов с барщины на
денежный оброк (этот процесс назывался коммутацией), то в

XIII в., в связи с ростом цен, они предпочитали восстанавливать
барщину, и притом в увеличенном размере, иногда до пяти дней в
неделю. Возврат к барщине был невыгоден виллану в экономичес­
ком отношении и унижал его достоинство. Естественно, что вил­
ланы боролись против дальнейшего порабощения и нередко всей
деревней отказывались выходить на барщину.

Собор в Дерхеме. 1093—1490

В таких условиях баронам уже не было смысла отстаивать не­зависимость от центральной власти, требовать, чтобы она вовсе не вмешивалась в дела манора. Наоборот, государственный аппарат нужен был им для подавления крестьянского протеста. Крупные феодалы отказались от старых принципов феодальной раздроб­ленности и теперь добивались лишь усиления своего влияния на централизованное государство.

В ином положении находилось рыцарство — самый многочис­ленный слой господствующего класса. С конца XII в. королевская армия стала в основном наемной и постоянной; рыцари же посте­пенно превращались в мелких и средних землевладельцев, все су­ществование которых зависело от их поместья. Продукция этих хозяйств в основном шла на рынок, и рыцари постепенно втягива­лись в торговые операции, ездили на ярмарки, связывались с куп­цами из ближайших городов и даже из Лондона. Само развитие экономики порождало некоторую общность интересов рыцарей и городской верхушки, и между этими слоями в Англии не было та­кой непроходимой грани, как в странах континента.

Рыцари страдали от произвола крупных феодалов, которые пользовались своими богатствами и влиянием, чтобы захватывать земли, скот, инвентарь, принадлежавший мелким и средним зем­левладельцам, облагать их штрафами и подвергать наказаниям. Поэтому они были заинтересованы в организации государства, способного ограничить права баронов и обеспечить развитие ры­царского хозяйства и торговли. Здесь интересы рыцарей совпада­ли со стремлениями купеческой и ремесленной верхушки городов.

Королевская власть, резко усиливавшаяся при Генрихе II Плантагенете, в конце' XII и в начале XIII в. вызывала недоволь-

Собор в Личфилде 1170—1335

ство не только широких крестьянских масс, но и всех слоев гос­подствующего класса. Сыновья Генриха II — Ричард I Львиное Сердце (1189—1199) и особенно Иоанн (Джон) Безземельный (1199—1216) рассматривали страну как свою вотчину, из которой они вправе извлекать доходы, не ограниченные никакими норма­ми. Не считаясь ни с законами, ни с обычаями, они собирали все­возможные чрезвычайные поборы с феодалов различных рангов, а также с городов.

В начале XIII в бароны нередко оказывали открытое непови­новение Иоанну Безземельному: не являлись по его призыву для участия в походах, не платили требуемых королем денег и т. д. В 1213 г. бароны решились на активные действия. Собрав армию, в которой ведущую роль играли рыцари, бароны стали захваты­вать королевские крепости. Активное содействие оказали мятеж­никам и города. Специальные посланцы от городской верхушки Лондона сообщили баронам, что столица готова поддержать их, и,

действительно, бароны без боя вступили в Лондон. Теперь уже Иоанну ничего не оставалось кроме полной капитуляции. Подчи­няясь силе, Иоанн 15 июня 1215 г. издал подготовленный барона­ми документ — «Великую хартию вольностей».

Большинство параграфов хартии трактуют вопросы неприкос­новенности баронских и церковных владений; король обещает не взимать незаконных податей, не захватывать земли, не наклады­вать произвольных штрафов, а также вернуть все захваченные им замки и земли. Специальный параграф хартии устанавливал: «Все те вышеназванные обычаи и вольности, какие только мы собла­говолили признать подлежащими соблюдению в нашем королев­стве, насколько это касается нас в отношении к нашим (васса­лам), все в нашем королевстве, как миряне, так и клирики, обяза­ны соблюдать, поскольку это касается их в отношении к их вас­салам». Иначе говоря, известным ограничениям подвергался не только королевский произвол по отношению к баронам, но и ба­ронский — по отношению к рыцарям. Хартия утверждала введе­ние единых мер веса по всей стране, что укрепляло позиции куп­цов и связанных с рынком рыцарей и монастырей. Против безза­кония со стороны короля и его чиновников был направлен и 39-й параграф хартии, провозгласивший, что «ни один свободный че­ловек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен вла­дения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен иначе, как по законному приговору его пэров и по закону его страны». Классовый характер этого прин­ципа неприкосновенности личности и имущества очевиден, по­скольку в параграфе специально подчеркивается, что этот принцип распространяется только на свободных людей. Но и рыцари не по­лучили никаких реальных гарантий своих прав. Воспользовавшись тем, что на престол после смерти Иоанна Безземельного вступил его малолетний сын Генрих III (1216—1272), бароны фактически захватили власть, управляя от имени короля. Установилась барон­ская олигархия, к которой давно стремились духовные и светские магнаты и которая никак не устраивала рыцарей и городскую вер­хушку.

Когда Генрих III взял в свои руки управление страной, он по­пытался вернуться к политике отца.

В политической литературе того времени незаконные притяза­ния короля и папы на неограниченное господство осуждались вли­ятельными учеными и мыслителями, наиболее крупной фигурой среди которых был Роберт Гроссетест — епископ линкольнский, видный общественный деятель и ученый. В трактате «Основы ко­ролевской власти и тирании» он отрицал право на произвол как короля, так и папы. Идеи Гроссетеста оказывали влияние не толь­ко на духовенство, но и на светских феодалов, на горожан, и осо­бенно — на студентов Оксфордского университета.

Этот старейший английский университет был основан еще в 1167 г. и в течение XIII—XIV вв. оставался главным центром на-

уки в Англии. Кембриджский университет, основанный в 1209 г., долго не мог соперничать с Оксфордом, славившимся ученостью своих преподавателей и влиянием на развитие всей английской культуры. Контроль за средневековыми университетами находил­ся в руках церкви, которая и основывала эти учреждения преи­мущественно для подготовки церковников. Церковь назначала профессоров, бдительно следила за тем, чтобы преподавание не выходило за пределы христианской догматики, душила всякое проявление свободной мысли.

Оживление политической жизни в XIII в., падение престижа папской и королевской власти, необходимость решать насущные политические проблемы влили в атмосферу Оксфордского универ­ситета новую жизнь. Сам Гроссетест, занимавший одно время пост канцлера университета, сделал попытку вырваться из пороч­ного круга схоластических построений.

Здесь же, в Оксфорде, занимался научными исследованиями и читал лекции ученик Гроссетеста, гениальный английский мысли­тель и ученый Роджер Бэкон (ок. 1214—-1294). Не сумев пол­ностью вырваться из цепких когтей схоластики, Бэкон настолько ненавидел ее научную бесплодность, что называл Фому Аквин-ского — энциклопедически образованного вождя схоластов — «не­вежественным мальчишкой». Ссылка на авторитет, говорил Бэкон, не может быть доказательством истины, и даже разум сам по себе не может отличить истинное от ложного. В основе позна­ния, утверждал он, лежит опыт и только опыт. Роджеру Бэкону принадлежат ценные исследования в области оптики, химические открытия (в частности, он первым в Европе составил рецепт изго­товления пороха) и в особенности — гениальные научные догадки: он предвидел изобретение телескопа, летательных аппаратов, мощных двигателей и т. д.

Даже те ученые, которые не проявляли интереса к изучению природы и не выходили за пределы умозрительных рассуждений, стали высказывать мысли, опасные для господствующей идеологии. Профессор богословия Дуне Скот доказывал, что понятия, которы­ми оперируют люди, представляют собой лишь обозначения объек­тивно существующих вещей, т. е. предметы, материя являются первичными, а понятия, идеи — вторичными. Это было попыткой попять мир с материалистических позиций. Как отмечал К. Маркс, Дупс Скот «заставлял самое теологию проповедовать материализм» К

Студенты Оксфорда, слушавшие лекции Роджера Бэкона, Дун-са Скота и других профессоров, в популярной форме распростра­няли идеи своих учителей в различных слоях населения. Многие монахи, ученики монастырских школ, студенты без всякого поч­тения относились не только к догматам церкви, но и к христиан­скому аскетизму. Бродячие школяры распевали шуточные песни,

¹ Маркс К._} Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 2, с. 142.

Холл школы Дивинити-скул в Оксфорде. 1430—1438. «Украшенная готика»

сатирически высмеивая монахов, церковь и ее служителей. Кто-то когда-то придумал мифический образ епископа Голии, который будто бы сочинял антицерковные сатиры, и школяры называли се­бя «голиардами». Они создавали и исполняли свои отнюдь не бе­зобидные песенки, с насмешкой отзывались о небесных тайнах, апостолах, пророках и прославляли земные радости.

«Голиарды» пели о весне, о любви, о женщинах, и их песни становились серьезными конкурентами скучным и монотонным проповедям деревенских священников.

Церковники видели опасность, которую несли с собой новые веяния; соборы осуждали голиардов и отлучали их от церкви. Роджера Бэкона объявили колдуном, отстранили от преподавания и на 14 лет заточили в тюрьму. В атмосфере острой идеологичес­кой борьбы подготовлялись новые политические бури.

Постоянно нуждавшийся в деньгах Генрих III время от време­ни собирал съезды светских и духовных магнатов. Теперь их на­чинают называть парламентом. Бароны и епископы, близкие по­томки тех, кто заставил Иоанна Безземельного издать Великую хартию вольностей, жившие в атмосфере споров о власти короля и папы, все чаще заявляли протест против нарушений своих прав королем, утечки английских денег в Рим, своеволия чиновников. Недовольство нарастало и среди рыцарей, городской верхушки, среднего и мелкого духовенства. Но все эти слои перешли к ак-

тивным действиям лишь тогда, когда возникла реальная угроза их привилегиям.

В 1257 г. на английское крестьянство обрушилось бедствие: из-за дождливого лета был снят невиданно малый урожай, и в стране начался голод. Феодалы не могли в таких условиях полу­чить обычный доход со своих земель. Именно в этой обстановке Генрих III потребовал от своих вассалов уступить ему третью часть всей движимой и недвижимой собственности Англии.

Бароны и церковные магнаты не только отвергли неслыханное требование короля, но предъявили ему ультиматум: подчиниться специально избранному комитету баронов. В июне 1258 г. магна­ты съехались в Оксфорд для выработки новой системы управле­ния государством. Бароны явились вооруженными, в сопровожде­нии рыцарей, решившись принудить короля к подчинению. Неис­товые речи, произносившиеся на заседаниях этого парламента, й характер принятых решений («Оксфордские провизии») дали ос­нование современникам назвать его «бешеным парламентом».

В «Оксфордских провизиях», утвержденных королем и наслед­ным принцем Эдуардом, была разработана сложная система выс­ших государственных органов, дававшая всю полноту власти магнатам. Стремясь отстоять свои особые интересы, рыцари выра­ботали дополнения к «Оксфордским провизиям» — так называе­мые «Вестминстерские провизии». В этом документе рыцарство ограничивало права баронов по отношению к их вассалам. Часть баронов согласилась с требованиями рыцарей: компромисс между различными слоями господствующего класса был достигнут.

Однако ни король Генрих III, ни принц Эдуард не намерены были примириться с ролью марионеток в руках баронов. Внима­тельно следя за наметившимися расхождениями в лагере баронов, они смогли привлечь часть магнатов на свою сторону. Это сдела­ло неизбежной гражданскую войну. Вся страна разделилась на два лагеря.

Во главе сторонников реформы стоял крупный магнат, выхо­дец из Франции, Симон де Монфор — видный политический дея­тель, друг Гроссетеста, смело, хотя и весьма непоследовательно выступавший против Генриха III уже в течение многих лет. Воен­ные действия начались в 1263 г. Симон де Монфор во главе боль­шой армии двинулся из Оксфорда к границам Уэльса, а затем прошел с запада на восток через всю Англию, беря королевские крепости и без боя вступая в города. Лондон встретил армию Мон-фора торжествами и колокольным звоном. Незадолго до решаю­щего сражения к армии Монфсра примкнули студенты Оксфорд­ского университета, который был временно закрыт королем. Вес­ной 1264 г. Монфор одержал победу. Король и принц Эдуард оказа­лись в плену. Правда, уже через год армия Монфора была разбита, и сам он погиб в сражении. Но в начале 1265 г., являясь фактиче­ским диктатором Англии, Монфор впервые в истории страны со­звал парламент не из числа одних только магнатов; кроме них, бы-

ли приглашены по два представителя от графств (т. е. рыцари) и от городов (т. е. городская верхушка). После поражения Монфора Генрих III, а затем и Эдуард I (1272—1307) в течение 30 лет созы­вали парламенты в прежнем баронском составе. Но в 1295 г. Эду­ард I вновь собирает парламент с участием рыцарей и горожан, и с тех пор этот порядок уже не нарушается. Поэтому парламент 1295 г. назвали «образцовым парламентом», хотя сам он был сфор­мирован по образцу парламента 1265 г. Английская монархия ста­ла феодальной монархией с сословным представительством.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: