Немцы-перекресты» в XVI в.

Религиозные различия служили серьезным препятствием для сближения русских и иностранцев в XV–XVI вв. Чтобы по-настоящему адаптироваться в России, западному иностранцу необходимо было принять православие. Случаи такие известны. При Иване III итальянский монетный мастер, ставший волею случая московским послом к Папе Римскому Павлу II, Иван Фрязин перешел в православие. Герберштейн сообщал о принятии «русской веры» оружейником Варфоломеем[796]. Бесспорно православным был пушкарь-литейщик Иоанн Иордан, женатый на русской женщине. Смешанные браки в России находились под запретом в XV-XVII вв. Случаи браков между иностранцами и русскими были очень редки. Герберштейн в первой трети XVI в. знал только один прецедент Иоанна Иордана. Горсей, хоть и был в России конца XVI в. 4 раза, ни разу не упомянул о смешанных браках. «Немцы» в России стремились жениться на «своих». Так, западноевропейские пленники и перебежчики, из которых русские власти, по сообщению Горсея, создали особые конные отряды, все обзавелись семьями в России, взяв в жены «прекрасных ливонских женщин»[797].

Принятие православия на первых порах способствовало «карьерному росту» иноземца. Герберште, Штаден и Принц фон Бухов свидетельствуют, что православные немцы «дружили с великим князем»[798]. Однако, как явствует из их же записок, русские не принуждали иноземцев к смене веры. «Иноземец, — пишет Штаден, — кем бы он ни был — волен в своей вере»[799]. Горсей сообщал, что добился у царя разрешения, чтобы в Немецкой слободе была построена лютеранская церковь, в которой каждый воскресный день пастор совершал службу. Из иностранцев переходили в православие единицы. Даниил Принтц фон Бухов осуждал таких вероотступников, называл их людьми легкомысленными и совершающими свой поступок из корыстных соображений «за маленькую прибыль»[800].

За переход в православие (как и за приезд в Россию — «выход на государево имя») полагался подарок, смотря по чину иностранца. Однако неофитов часто прельщала не награда. Они действовали под давлением обстоятельств. Так в конце XVI в. принял православие сын лейб-медика Иоганна Эйлофа - Даниэль. Его судьбу досконально проследила по русским и зарубежным источникам Т.А. Опарина[801]. После отъезда отца Даниэль был оставлен в России как заложник. Любое необдуманное слово Иоганна Эйлофа, склонного к разговорам, могло стоить Даниэлю жизни. Уйти из положения заложника можно было лишь «родившись вновь», т.е. погрузившись в православную купель. Переход в православие действительно сделал из Даниэля Эйлофа другого человека. Теперь его звали Данила Ильфов. Он утерял возможность вернуться на родину и стал подданным только русской короны. Одновременно он перестал быть заложником отца, немца-протестанта. Однако навсегда нужно было забыть и об отцовских капиталах. Православный Данила не мог быть ни компаньоном, как прежде, ни наследником отца. Его как вероотступника отвергла Немецкая слобода. По русским понятиям, неофиту тоже лучше было не жить среди западных «еретиков». В таких условиях Данила не мог продолжить свое прежнее прибыльное занятие — вести морскую торговлю. Если немец-литейщик царским приказом был обязан обучать своему ремеслу русских коллег, то от немца-купца в России никто не требовал привлечения к морскому торговому делу русских собратьев. Данила Ильфов был «изъят» из мира морских купцов и вынужден был приобрести соляной источник близ Костромы. Возможно, переезд в Кострому по соображениям безопасности инициировал сам Данила Ильфов. Если Данила надеялся затеряться в среде провинциальных торговых людей, то это ему удалось. Т.А. Опарина не нашла в отечественных и зарубежных источниках никаких свидетельств о жизни Данилы в годы правления царей Фёдора I Иоанновича, Бориса Годунова, Фёдора II и Лжедмитрия I.

Как правило, иностранцы в России всячески пытались сохранить свой статус «немцев», сопряженный с верой, т.к. это сохраняло потенциальную возможность уехать на родину. Если «немцам» не удавалось самим вырваться из России, они стремились отправить на родину детей. К примеру, в 1587 г. англичанин Горсей застал тяжбу Кремля с датским королем, который просил отпустить в Данию 10-летнего сына «знатного человека из Гельдерланда, герра Захариуса Глизенберга». Он служил в России «главным начальником наёмной конницы царя» и к этому времени уже умер.

В целом следует отметить, что западноевропейцы в России не стремились к сближению с русскими. В итоге в российской столице с начала XVI в. и до разгрома московских Немецких слобод по приказу Лжедмитрия II в 1610 г. образовался замкнутый западноевропейский мирок, где, насколько это возможно, западный образ жизни и мысли, не смешиваясь, сосуществовал с местными реалиями.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: