ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
В Дианетике любой кейс, независимо от его серьезности, независимо от уровня одитора, лучше открыть, чем оставить закрытым. 4 страницаТеперь рассмотрим инграммный банк – закрашенный прямоугольник на рисунке. Давайте чуть изменим рисунок и перечертим все снова, заменив прямоугольники на треугольники с вершинами, направленными вниз и собранными вместе. Все остальное оставим по‑прежнему: стандартные банки, аналайзер (сознание) и «Я». Это рабочая модель, аналогия того, с чем одитор пытается работать, как если бы сам инграммный банк существовал в том черном треугольнике. На самом деле там есть только его контакты, но нам нужно представить, что он там. Таким образом, внизу все сходится в точку. «Я» и файл‑клерк могут встретиться здесь. Это дно трака времени. Это момент сразу после зачатия. Чуть выше, скажем, через два с половиной месяца после зачатия, становится немного трудней для «Я» и файл‑клерка достигнуть контакта. Между ними образуется больше реактивных связей и цепей. Через семь месяцев после зачатия становится еще труднее. В возрасте двадцати лет это почти невозможно в большинстве случаев, если не применить технологию Дианетики. Поэтому одитор быстро обнаружит, что он может работать в пренатальной области, и начинать это нужно как можно раньше. Если он сможет расчистить время от зачатия до рождения, включая роды, его задача выполнена на девять десятых. Его целью является клирование всего реактивного банка. Реактивный банк похож на пирамиду, которая неплохо укреплена везде, кроме точки непосредственно под вершиной, которая теряет свою прочность после того, как осуществлен контакт с этой точкой. Таким образом, реактивный банк можно разрушить путем удара в открытый сектор. Усилия направлены на то, чтобы войти в бэйсик‑район [142], осуществить контакт с ранними инграммами, стереть бэйсик‑бэйсик [143]путем повторения ее и затем продвигаться вверх, стирая инграммы. Создается впечатление, что эти инграммы исчезают. Требуются напряженные поиски для того, чтобы их найти после того, как они действительно пропали. Они существуют в виде памяти в стандартном банке, но эти воспоминания теперь незначительны. Они освоены как жизненный опыт и не могут аберрировать. В стандартном банке ничто не может аберрировать. Может аберрировать только содержимое реактивного банка (моменты «бессознательности», все записанное в их пределах и локи). Когда инграмма исчезает и пре‑клир не может больше найти никакой ее части, одитор считает инграмму стертой, но только после того, как пре‑клир пережил ее полностью, включая соматику [144]. Эта перевернутая пирамида в верхней части является эффектом, результатом. В нижней части она представляет источник аберрации. Цемент, скрепляющий эту перевернутую пирамиду – боль и болезненные эмоции. Вся физическая боль, которая когда‑либо была записана организмом, и все болезненные эмоции являются частью этой перевернутой пирамиды. Одитор сначала разряжает болезненные эмоции поздней жизни в том виде, в каком они обнаруживают себя в «сознательные» моменты. Он работает над этими периодами, как над настоящими инграммами до тех пор, пока они больше не оказывают действия на пре‑клира. Потом он пытается получить бэйсик‑бэйсик, самую первую инграмму. По дороге к этой цели он сокращает все инграммы, с которыми сталкивается. В каждой сессии одитор пытается достичь бэйсик‑бэйсик до тех пор, пока он не убедится, что он ее нашел. Бэйсик‑бэйсик является низшей точкой. Как только она достигнута, начинается стирание, в течение которого инграмма за инграммой «переживается» вновь со всеми соматиками, пока не исчезает. Пока бэйсик‑бэйсик не достигнута, одитор вынужден проходить каждую инграмму до двадцати раз, прежде чем она сокращается. Потом он обнаруживает, что они могут сокращаться уже за пять раз. Наконец он достигает бэйсик‑бэйсик и стирает ее. Если пациент уже имеет соник к тому времени, или если он всегда его имел, инграммы начинают стираться с первого или второго раза. Файл‑клерк умен. Одитор, который не отдает должного способностям этих единиц внимания, усложнит кейс сверх необходимости и затянет его. Файл‑клерк может выдавать инциденты по фразам, по соматике, по времени. Все, что он выдает, обычно сокращается при повторениях. За счет работы с файл‑клерком, не пытаясь командовать им, одитор увидит кейс постепенно улучшающимся до релиза или до клира. Одитор обходится без этого только в случае, когда он использует репитерную систему, которая будет описана ниже. Мы имеем «Я» в ревери; мы возвращаем его в какой‑то период его жизни по траку времени; файл‑клерк выдает инциденты, которые пре‑клир повторно переживает; одитор заставляет пре‑клира проходить инграмму до тех пор, пока она не облегчена или не «исчезла» [145] (все инграммы со временем «исчезнут» после того, как бэйсик‑бэйсик стерта); все новое, что выдается файл‑клерком, даже во время повторных прохождений по инцидентам, одитор адресует пре‑клиру с тем, чтобы он пережил это опять. Таково полное описание активной деятельности в Дианетике. Существуют, как сопутствующие обстоятельства, метод репитера и несколько способов срезания углов. Это терапия. Разъяснения, конечно, нужны, и они будут даны на последующих страницах с тем, чтобы предоставить одитору всю нужную информацию. Это полное описание Дианетической терапии.
Глава Шестая ЗАКОНЫ ВОЗВРАЩЕНИЯ
И нграмма, хоть и не является живым существом, имеет свойства, ему присущие: она защищает себя различными способами. Любые ее фразы могут считаться командами. Эти команды воздействуют на аналитический ум таким образом, что он ведет себя иррационально. Терапия Дианетики параллельна методам работы мысли и самому мышлению. Все, что противодействует Дианетике и одитору, без каких‑либо исключений точно так же воздействует на аналитический ум пациента. И наоборот, проблемы пациента в текущей мыслительной деятельности являются проблемами одитора в процессе терапии. Большинство «команд», содержащихся в инграммах, практически не просчитываются, так как они противоречивы или диктуют неразумные действия. Как раз эта невозможность их просчитать и согласовать с мыслью и действительностью делает пациента аберрированным. Давайте возьмем инграмму, которая произошла от запора у матери. Ее потуги становятся причиной давления и приводят к «бессознательности» неродившегося ребенка. Тут, если она привыкла разговаривать сама с собой, как делает множество аберрированных женщин, она может сказать: «О, это ад. Я вся стиснута внутри. Так заложило, что я даже думать не могу. Это слишком ужасно, чтобы это вынести». Это может происходить в бэйсик‑районе. Механизм сна в уме (который думает преимущественно в каламбурах, вопреки мнению некоторых символистов) может принести сон об адском пламени, когда инграмма приближается. Пре‑клир будет уверен, что он окажется в этом огне, если будет продвигаться по траку времени в направлении данной инграммы. Далее, он будет думать, что трак времени заперт. Это будет, возможно, означать, что все инциденты находятся на нем в одном месте. Заканчиваем с «это ад» и «стиснута внутри» и переходим к тому, что происходит с «так заложило, что даже думать не могу». Пре‑клир шмыгает носом, так как думает, что имеется в виду простуда. В отношении же «это слишком ужасно, чтобы это вынести» он исполнен ужаса при мысли о прикосновении к этой инграмме, так как команда говорит, что это слишком болезненно, чтобы вынести, к тому же, поскольку инграммы воспринимаются буквально, он может думать, что это он слишком ужасен, чтобы его вынести [146]. Эмоциональная реакция на слово «ад» в другом месте на траке, согласно какой‑то иной инграмме, может быть такова, что «идти в ад» обозначает громкое рыдание. Поэтому он не «хочет» проходить по этой инграмме. Он ужасается инграммой, и потому она «слишком ужасна, чтобы это вынести». То, что мать просто обсуждала сама с собой (в мульти‑вэйлансном проявлении) необходимость прибегнуть к слабительному, никогда не входит в расчеты. Так как реактивный ум неразумен, он думает тождествами, стремясь командовать аналитическим умом. Там есть ровно столько данных, сколько их есть в инграмме, и аналитическая реакция на эту неосмысленную информацию полностью буквальна. Возьмем другой пример, половой акт. В отношении соматики, он содержит в себе различные давления. Они не причиняют боли (и, между прочим, не имеет значения, насколько сильны эти инграммы, насколько сильной была боль в момент их получения – при повторном переживании в сессии боль оказывается очень умеренной). Это что‑то вроде тряски, которую испытывает неродившийся ребенок, и все. Но инграмма говорит: «О, дорогой, я боюсь, чтобы ты в меня входил. Я просто умру, если ты в меня войдешь. Пожалуйста, не входи в меня!» Что делает с этим аналитический ум? Он думает о половом акте? Волнуется о беременности? Нет, категорически нет. Инграмма, которая заставляла бы думать о сексе, говорила бы; «Думай о сексе!», инграмма, которая содержала бы переживания о беременности, сказала бы; «Я волнуюсь о беременности». Боль в этом половом акте не очень, сильна, но присутствует утверждение, что в инграмму нельзя входить; «Не входи в меня!». Он умер бы, если бы он в нее вошел, не. так ли? Здесь так и сказано. И пациент крутится вокруг этого места на траке времени, пока одитор не использует репитер (как будет описываться ниже). Как насчет другого типа инграмм? Давайте представим, что наш бедный пациент был настолько невезучим, что на него навесили ярлык «младший» [147]. Давайте представим себе, что его зовут Ральф и его отца зовут Ральф. (Будьте осторожны с этими Младшими кейсами, они иногда бывают необычайно сложными). Мать (смотрите отчет Кинси [148], если вас обуревают сомнения) имеет тихую любовную связь на стороне с Джимом. Такая соматика полового акта причиняет боли не больше, чем если бы на вас осторожно сели, но у пациента возникает с ней много трудностей. Мать; «О, милый! Ты такой чудесный. Я бы хотела, чтобы Ральф был больше на тебя похож, но он не такой как ты. Похоже, что он совершенно не в состоянии возбуждать девочек». Любовник: «О, Ральф не так уж плох. Мне он нравится». Мать: «Ты не знаешь, какой он гордый. Если бы Ральф узнал об этом, это его убило бы. Он бы просто умер, я знаю». Любовник; «Не волнуйся, Ральф никогда об этом не услышит». Этот маленький бриллиант, а не просто инграмма, встречается гораздо более часто, чем предполагает тот, кто еще не посмотрел на маму с точки зрения эмбриона. Это не будет обрабатываться в аналайзере как информация. Это относится к разряду волнений. (Волнения представляют собой противоречащие друг другу инграммные команды, которые не могут просчитываться). Ральф‑младший очень робок сексуально. Это его аберрированный шаблон. Подходя к нему во время терапии, мы находим сочувствие к любовнику матери. В конце концов, он же сказал, что Ральф не так уж плох, что он ему нравится. Единственным Ральфом для реактивного ума, конечно, является Младший. Это удерживает нашего пациента от приближения к инграмме, так как он думает, что потеряет друга, если до нее дотронется. Дальше, с точки. зрения аберрации. Младшего волнуют вопросы человеческой гордости. Когда мы подходим к этому в терапии, он усиленно пытается уйти от инграммы. Ведь если он что‑то узнает об этом, оно «убьет его на месте». Другая неприятность здесь: перекрытый соник‑рикол. Там сказано, что Ральф никогда не услышит. Это необходимо для выживания. Это то, во что верят клетки. Поэтому Ральф никогда не слышит в риколе. Там обнаружится много выключений соника. Мать распутна (имеет половые связи со многими), что обычно указывает на блокированную, вторую динамику. Это часто значит, что она не любит детей. Короче, это будет кейс с попытками аборта и с Младшим, которого истыкали до такой степени, что дыр с избытком хватило бы на некоторое время сырному заводику. Младший, теперь взрослый мужчина, может иметь слишком обостренный слух, так как он испуган «жизнью» вообще. Но его соник‑рикол равен нулю. В таком случае, данная инграмма может быть выявлена по демонским цепям как «впечатления», которые приходят в голову. Одитор, основываясь на словах пациента, может быстро догадаться о содержании инграммы и взорвать ее методом репитера. Теперь возьмем кейс матери, которая, будучи воплощением пристойности (пусть немного и склонная к слезливости), обнаруживает, что она беременна и идет к врачу. Мать: «Я боюсь, что я беременна. Я боюсь, что я есть» [149]. Доктор мнет ей живот в течение какого‑то времени, доводя до «бессознательности» ребенка, который будет нашим пре‑клиром через 30 лет. Врач: «Не думаю». Мать; «Я действительно боюсь, что так и есть. Я уверена, что попалась. Я просто знаю, что это так». Врач (еще несколько тычков в живот): «Трудно сказать так рано». Там так и сказано, что этот мужчина, наш пациент, беременный. Если мы посмотрим, то увидим у него солидное брюшко. Вот это выживание! Во время терапии мы обнаруживаем, что он боится своего существования: «Я боюсь, что я есть». Внезапно его движение по траку времени прекращается. Почему? Он попался. Это не значит, что он беременный, это значит просто, что он пойман. Далее, он не будет в состоянии рассказать инграмму. Почему? Потому, что «трудно сказать так рано». Следовательно, он об этом не говорит. Мы освобождаем его на траке при помощи репитера. О, этот наш язык, который вовсе не имеет ввиду то, что выговаривает. Отдайте его в руки идиотскому реактивному уму, сколько разрушений он может причинить! Все истолкует буквально! Частью аберрации человека, который имел приведенную выше инграмму, была крайняя осторожность в высказывании любого мнения. Ведь трудно сказать так рано. Теперь возьмем инграмму девушки, чей отец был серьезно аберрирован. Он бьет мать, потому что боится, что та беременна, а сам он блокирован на первой, второй, третьей и четвертой динамиках. Отец: «Пошла вон! Пошла вон! Я знаю, что ты была мне неверна! Ты не была девственницей, когда я на тебе женился. Мне надо было давно тебя убить! Теперь ты беременна. Пошла прочь!». Девушка примерно через пять недель после зачатия загнана в «бессознательность» ударом по материнскому животу. Она имеет в результате очень тяжелую инграмму, так как там присутствуют болезненные эмоции, которые она никогда не будет в состоянии удовлетворительно драматизировать. Шаблон аберрированного поведения здесь проявляет себя в истериках, когда мужчины обвиняют ее в неверности. Через 21 год после инграммы она вышла замуж девственницей, но уверена, что ею не была. Она страдала «детским страхом», что отец хочет ее убить. Но она постоянно боится забеременеть, так как инграмма говорит, что она беременна сейчас, а это значит – всегда, так как время – это непрерывный поток моментов «сейчас». При терапии мы пытаемся подобраться к этой инграмме. Мы возвращаем пациентку в бэйсик‑район и внезапно замечаем, что она говорит о чем‑то, что произошло, когда ей было пять лет. Мы опять ее возвращаем – теперь она рассказывает о каком‑то происшествии в возрасте десяти лет. Одитор, заметив подобные реакции, знает, что имеет дело с баунсером [150], который гласит: «Пошла прочь!», и пациент уходит прочь. Одитор распознает затруднение, использует метод репитера и сокращает или стирает инграмму. Аналитический ум реагирует. на эти инграммы, как на команды – всегда и неизменно. Он делает на траке то, что диктуют эти команды. И он делает расчеты о кейсе или о жизни так, как велят эти инграммы. Здорово иметь инграммы! Очень хорошее выживание! Достаточно хорошее, чтобы загнать человека в гроб. Те фразы, которые помогают терапии, одитора не очень беспокоят. В инграмме, полученной от матери, когда ее избивал отец, было: «Сейчас ты у меня получишь! Вот тебе! Что, мало? На, на! Бери больше!» При этой инграмме у пациента могут проявиться наклонности к клептомании (то, что такие вещи являются источником воровских импульсов, подтверждается: когда одитор стирает эти инграммы, пациент больше не ворует). Одитор обнаружит, что пациент страстно желает пересказывать эту инграмму, поскольку ее содержание раскрывает ее аналитическому уму. Семейство инграмм, говорящих: «Иди сюда! Стой здесь!», которые так нравятся отцам, объясняет прыжок обратно в инграмму, когда начинается терапия. Как только инграмма себя обнаруживает, пациент идет прямо к ней. После нескольких пересказов команда теряет свою эффективность. Но пока инграмма оставалась нетронутой, она была вполне способна загнать человека в психушку, чтобы он скорчился там и лежал в позе зародыша. Все обитатели этих учреждений, которые не подвергались еще шокам или прифронтальной лоботомии и страдают таким видом помешательства, могут быть освобождены от этой инграммы и быть восстановлены в настоящем времени просто при помощи метода репитера. Иногда это занимает всего полчаса. Путешествовать по траку и пробиваться сквозь расчеты аналайзера, вызванные командами инграмм, похоже на детскую игру, где «человечек» передвигается по квадратикам. На основании трака времени и инграммных команд такая игра действительно могла бы быть создана. Она была бы похожа на Парчизи [151]. Пройдите несколько квадратов, остановитесь на одном, который говорит; «Пошел прочь!» – это значит, что игрок должен возвращаться обратно к настоящему времени. Пройдите еще несколько квадратов – и потеряете ход, так как очередной квадрат, на котором вы остановились, гласит; «Стой здесь!». Человечек там и будет стоять, пока одитор не выпустит его при помощи метода репитера (но зацепленная терапией, эта команда уже не имеет силы). Вступив на квадрат «Иди спать!», человечек тут же должен отправиться спать. Потом он наткнется на квадрат, где говорится; «Никто не должен узнать» и, таким образом, там просто не будет квадрата. Затем еще несколько шагов – и достигнут квадрат с надписью «Я боюсь», где человечек будет бояться. Двигайтесь к квадрату «Я должен уйти», и человечек уйдет. Еще немного к квадрату с надписью «Меня здесь нет», и квадрат будет пропущен. И так далее, и так далее. Существует всего несколько классов команд, которые беспокоят одитора. Так как ум производит часть своих действий, особенно когда он вспоминает, при помощи возвращения, даже если человек не возвращается, эти команды замедляют мыслительный процесс. В терапии они особенно мешают и являются предметом постоянного внимания одитора. Первым идет отбрасывающий пациента вид команд. Разговорное их название баунсеры. Они включают в себя такие фразы, как «Пошел вон!», «Никогда не возвращайся», «Я должен держаться подальше» и т. д. и т. п., включая любую комбинацию слов, которая буквально значила бы отбрасывание, выбрасывание. Второй вид – это команды, которые удерживают пациента (холдер). Они включают в себя такие фразы, как «Стоять!», «Сядь здесь и подумай об этом», «Вернись и сядь здесь», «Я не могу уйти», «Я не должен уходить», и т. д. Третьим видом являются команды, отрицающие инграммы (денайер), буквальный смысл которых состоит в том, что инграммы не существует: «Меня здесь нет», «Это ни к чему не приведет», «Я не должен об этом говорить», «Я не помню» и т. д. Четвертый – это вид команд, группирующих инграммы, которые буквально означают, что все инциденты собраны в одном месте на траке времени: «Заперто», «Все случается одновременно», «Все на меня сваливается одновременно», «Я с тобой сравняюсь» [152]и т. д. Пятый – мисдиректор – отсылает пациента в ложном направлении, заставляет его идти в поздний период, когда он должет быть в раннем, или наоборот, принуждает идти в ранний период, когда он должен быть в более позднем. «Ты не можешь вернуться в данный момент», «Тебя развернуло в обратную сторону» и т. д. Баунсер стремительно посылает пре‑клира назад к настоящему времени. Холдер удерживает его там, где он находится. Денайер заставляет его думать, что инцидента там не существует. Четвертый вид команд, группирующий (или просто группер) уплотняет трак времени до такой степени, что он исчезает. Мисдиректор меняет нужное направление движения на противоположное. Контакт с любой инграммой заставляет пре‑клира реагировать «аналитически». Так же, как и в случае инграммы, которая рестимулирована, команды отпечатываются на аналайзере, и, хотя аналайзер может свято верить, что он выработал реакцию исключительно по своей воле, в действительности это исходит прямо из содержимого его инграммного банка. Это и есть метод репитера. Продвигаясь вспять вдоль трака времени и контактируя с инграммами, пре‑клир врезается в районы «бессознательности», которые заперты «бессознательностью» или эмоциями. На стадии ранних инграмм есть вероятность, что пре‑клир будет много зевать. Команда «спать» не имеет к этому отношения: это «выкипает» «бессознательность», что называется бoйл‑oф [153]. Пре‑клир может в течение двух часов маяться, проваливаться в «бессознательность», выглядеть, как будто находится под действием наркотиков, засыпать без всякой на то команды. Частью того набора данных, которым располагает инграмма, является выключение аналайзера. Когда пре‑клир возвращен и контактирует с инграммой, он испытывает уменьшение активности аналайзера, что означает ослабление его способности мыслить в этой области. Бойл‑оф бессознательности является процессом, необходимым в терапии, так как эта «бессознательность» может быть рестимулирована в повседневной жизни. Рестимулированная, она уменьшает – немного или сильно – его способность соображать, замедляя в большей или меньшей степени процессы мышления. «Бессознательность», таким образом, уменьшает возможности сознания пре‑клира, когда с ней осуществлен контакт. Он видит сны, бормочет какие‑то глупости, не может найти себе места. Его аналайзер проникает сквозь преграду, которая защищала его от инграммы. Но в таком состоянии он становится очень подвержен влиянию инграммных команд. Поощряемый одитором проходить через инграмму и пересказывать ее содержание (хотя одитор и знает, что нужно время, пока «бессознательность» выкипит настолько, чтобы пре‑клир смог сквозь нее пробиться), пациент может пожаловаться: «Я не могу сейчас вернуться». Одитор это немедленно подмечает. Это пробивается инграммная команда. Он не сообщает пре‑клиру о полученных сведениях – пациент обычно не знает, о чем он говорит. Если пациент продолжает испытывать затруднения, одитор говорит ему; «Скажите: “Я не могу сейчас вернуться”». Пациент повторяет, одитор просит сделать это снова и снова. Вдруг включается соматика, и контакт с инграммой осуществлен. В беседе с пациентом одитор тщательно и незаметно фиксирует, какие фразы пациент использует и повторяет, когда он говорит о своих болезнях и о Дианетике. Если, приведя пациента в состояние ревери, он обнаруживает, что тот настаивает на том, что он «не может никуда пойти», одитор просит его повторить эту фразу. Повторение такой фразы снова и снова отправляет пациента все дальше вниз по траку времени к контакту с инграммой, которая содержит эту фразу. Может случиться, что эту инграмму нельзя будет релиз (отпустить), поскольку есть слишком много инграмм до нее, но релиза не получится только в случае наличия той же самой фразы в более ранней инграмме. Так что работа продолжается по методу репитера и одитор просит пре‑клира идти за инграммами во все более ранние инциденты. Если все идет по расписанию, пациент нередко усмехается или разражается хохотом облегчения. Фразу выкорчевали. Инграмму нам не удалось стереть, но эта фраза не будет больше мешать терапии. Что бы пациент ни делал по поводу своих инграмм и какие бы слова он ни использовал для описания действий, они обычно взяты прямо из этих инграмм. Метод репитера снимает заряд с фраз, чтобы инграммы могли быть вскрыты. Этот метод, конечно, может иногда доставить пациенту неприятности, но те неприятности, в которые можно попасть в Дианетике, не очень серьезные. Инграмма, рестимулированная в повседневности, может быть (и является) исключительно жестокой. Убийства, изнасилования и поджоги, попытки абортов, отставание в учебе – любые аберрированные стороны жизни происходят от этих инграмм. Но приближение к ним в Дианетике идет по другим каналам – по тем, которые расположены ближе к источнику инграмм. Обычно инграмма, действуя на человека, который не подозревает о ее наличии, обладает огромной речевой и моторной силой, она связывает в сознании множество умственных цепей, которые должны были быть рационально использованы, и вообще создает тяжелую ситуацию: ее контакты накрепко «впаяны» и не могут быть отброшены аналайзером. Во время терапии пациент движется по направлению к инграмме: данное действие само по себе начинает отключать некоторую часть этой «постоянной проводки». Можно ввести пациента в инграмму, которая, если бы это не происходило в терапии, была бы в состоянии скрючить его в позу зародыша и отправить в ближайший сумасшедший дом. Во время терапии, которая является возвращением по траку времени, самый мощный холдер имеет ограниченную силу. Пациент может попасть в холдер, что в нормальной жизни было бы равносильно психозу, но при терапии единственным проявлением этого становится то, что при словах «прийти в настоящее время» он просто открывает глаза без преодоления того отрезка трака, который ведет к настоящему времени. Пре‑клир не подозревает, что находится в холдере, и когда одитор видит такое, он применяет метод репитера. Одитор: Вы в настоящем времени? Пре‑клир: Конечно. Одитор: Как вы себя чувствуете? Пре‑клир: О, у меня немножко болит голова. Одитор: Закройте глаза. Теперь скажите: «Стой здесь». Пре‑клир: Ладно. Стой здесь. Стой здесь. Стой здесь… (Несколько раз). Одитор: Вы двигаетесь? Пре‑клир: Нет. Одитор: Скажите: «Я пойман. Я пойман». Пре‑клир: Я пойман. Я пойман… (Несколько раз). Одитор: Вы движетесь по траку? Пре‑клир: Не‑а. Одитор: Скажите: «Я в западне». Пре‑клир: Я в западне. Я… Ой, моя голова! Одитор: Продолжайте повторять. Пре‑клир: Я в западне. Я в западне. Я в западне. Ой! Стало хуже! (Его соматика становится сильнее по мере приближения к инграмме, удерживающей его по другую сторону барьера, которым отгорожена «бессознательность»). Одитор: Продолжайте повторять. Пре‑клир: Я в западне. О, боже мой, я в западне. Я никогда не вырвусь из этого места. Я никогда не вырвусь. Я в западне! Одитор: Подойдите к ней поближе. Убедитесь, что в ней больше ничего не осталось. (Трюк, направленный на то, чтобы пре‑клир не пересказывал опять то, что он только что сказал, а продолжал работать над инграммой). Пре‑клир: Голова болит! Дайте мне добраться до настоящего времени! Одитор: Пройдите ее опять. (Если в пре‑клире обнаруживается такой сильный заряд, он будет расстроен и в инцидент может быть в следующий раз трудно войти). Пре‑клир: О, боже мой, я в западне. Я боюсь, что попалась. (Появилось новое слово). Я никогда не выберусь из этого места, пока жива. Я в западне. Я никогда не вырвусь. Я в западне. (В сторону). Она плачет. О, зачем мне нужно было выходить замуж за такого человека! Одитор: Как ваша голова? Пре‑клир: Болит меньше. Эй, это скверная шутка! Она колотит себя по животу. Злюка! Будь ты проклята! Одитор: Переживите это опять. Давайте убедимся, что в ней нет ничего больше. (Тот же механизм для того, чтобы удержать пре‑клира от проигрывания только что сказанного вместо того, что он теперь получает из инграммы. Если он проигрывает вместо того, чтобы повторно переживать, инграмма не поднимется). Пре‑клир: (Так и делает, находя некоторые новые слова и несколько звуков, включая глухие удары в ее живот игудок машины на улице). Только не говорите мне, что я должен пройти этот инцидент опять. Одитор: Пройдите опять, пожалуйста. Пре‑клир: Ну, эта дама пытается вмять мою голову и избавиться от меня. Но я выскочил наружу и хорошенько ее побил. Одитор: Пожалуйста, пройдите еще раз эту инграмму. Пре‑клир: (Пре‑клир начинает, но вдруг обнаруживает, что инграмма, как нитка с петлей, выпрямляется и содержит больше данных в том месте, где была петля). Я должна подумать, что сказать Гарри. Он на меня набросится. (Это было источником шутки о выпрыгивании). Одитор: Пожалуйста, пройдите ее опять. Там может быть больше данных. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|