ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет. 9 страница

Тот день был совершенно обычным, пока, перед самым отбоем, одна из школьных сов не показалась в гермионином окне и не поскреблась в него, чтобы ее впустили. Гермиона открыла, и горделивое создание, протягивая лапу, одарило ее укоризненным взглядом. Озадаченная столь поздним прибытием почты, Гермиона, отвязав послание, предложила сове угощение, от которого та высокомерно отказалась.

На бежевом пергаменте изумрудными чернилами незнакомым почерком с изящной завитушкой в начале было написано только ее имя – «Гермиона», – и стояла печать из серебристого воска с вытисненным на ней зеленым абрисом мужского лица. Любопытство снедало Гермиону, пока она взламывала печать. Внутри не было подписи, только стихи, выведенные все теми же зелеными чернилами:

Она? Она? Сама весна.

Ее очей глубоких ясность

Несет смертельную опасность.

Сама не ведая того,

Она – натуры торжество,

Ловушка дивная природы,

Мой ум лишившая свободы, –

Мускатной розы пышный цвет,

Амура хитрого засада.

В ее улыбке – солнца свет.

Малейшим жестом, негой взгляда

Блаженство рая, муки ада

Сулит она душе моей.

Походкой легкою своей

Она проходит, молодая,

Очарованьем красоты

Богини образ воскрешая,

В Париже, полном суеты.

Ей не хватает лишь колчана,

Чтоб все сказали: «Вот Диана!..»*

В замешательстве Гермиона перечитывала снова и снова, пока, наконец, ее не осенило: это любовное письмо. Ошеломленная, девушка опустилась на кровать. Никогда прежде она не получала любовных писем. Она и не знала, что способна вдохновить на нечто подобное. Это льстило, это было романтично и это приводило в замешательство.

Кто мог послать его? Гермиона тут же подумала о Гарри, но немедленно отвергла это предположение. Только не после того, как он себя вел. Рон? Нет, он бы прислал ей цитату из «Квиддичного ежеквартальника», а не что-то столь прекрасное и изящное. Стихи были ей не знакомы.

Она предположила, что отправитель мог написать стихотворение сам, но упоминание Парижа заставило передумать. Нет, это цитата. Но откуда?

Гермиона решила порыться завтра на библиотечных полках. Ведь у нее есть загадка, требующая решения.

***

Рон сидел в одном из резных позолоченных кресел Снейпа, закинув ноги на журнальный столик. В одной руке Уизли держал чашку чая, а в другой – печенье. Субботний день выдался погожим и ясным, и Рон, все еще злой на Гарри, улизнул, чтобы навестить своего преподавателя зельеварения.

Снейп, одетый в привычное черное, составлял разительный контраст с вычурной мебелью. Зельевар сидел, бережно держа длинными пальцами чашку тонкого фарфора. Черные брови изогнулись в сардоническом изумлении кипящему гневу Рона.

– Он думает, что Гермиона просто забудет все и перешагнет через это. Он уверен, что это просто случайность или что, должно быть, она ослеплена его сногсшибательным видом, – презрительно выплевывал Рон. Он хлебнул чаю и с яростью глянул на безобидный журнальный столик.

– Уизли, вы же знаете, что с точки зрения стороннего наблюдателя, его мнение – самое логичное, – резко ответил Снейп. Рон удивленно поднял бровь. Зельевар всегда старался говорить о себе как о недостойном счастья. Хоть раз согласись он мирно, Рон бы упал в обморок.

– С точки зрения стороннего наблюдателя, ты и я должны ненавидеть друг друга, – заметил Рон и вгрызся в печенье. Переместившись в кресле, точно черное облако, Снейп фыркнул:

– С точки зрения стороннего наблюдателя – должны, – напомнил слизеринец, и Рон кивнул в ответ.

– Именно… Точка зрения стороннего наблюдателя – фигня.

Снейп рассмеялся над ехидной репликой Рона, и оба молча согласились переменить тему. Уизли знал, что Снейп посылает Гермионе письма и что это своего рода прощупывание почвы, дабы понять, заинтересована ли девушка на самом деле. Уизли полагал, что прямой подход, включавший, в основном, поцелуи до умопомрачения, был бы гораздо эффективнее. Но Снейп нашел в этом плане уйму недостатков.

Гермиону могли интересовать поцелуи с Гарри, но ни Рон, ни Снейп не были уверены, что ее заинтересуют поцелуи с профессором. Да и проблема отношений учителя с ученицей никуда не делась. Дамблдор повесит Снейпа, невзирая на его шпионскую миссию, если ему вздумается приставать к ученице, и неважно насколько непротив будет та.

Теоретически Рон был согласен с подобной осмотрительностью, но высказал опасения, что на практике Гермиона яйца ему оторвет, когда обнаружит, в чем он был замешан. Снейп, вздрогнув, согласился, что такое может случиться. Но если сравнить вероятность подобного исхода с неоспоримой опасностью того, что самый могущественный волшебник в мире станет еще могущественнее с новыми проклятиями, созданными специально для Снейпа, если только его поймают с Гермионой, то Снейп предпочел бы придерживаться более безопасного пути.

Рон считал вероятность того, что Снейпа застукают, когда он запустит руки в трусики к Гермионе, ничтожной. Что слизеринскому декану следует быть хитрее гриффиндорца-директора, но Снейп лишь качал головой и ссылался на возраст и вероломство в противовес молодости и энергичности. Рон подумал о волшебнике, победившем Гриндевальда, и решил, что, возможно, Снейп и прав, предпочитая не рисковать.

***

Минерва оценивающе наблюдала, как мисс Грейнджер практикует трансформацию. С каждым днем у девочки получалось все лучше и лучше. Ее превращения проходили ровнее и полнее. Когда Гермиона только начинала тренироваться, то теряла концентрацию и доходила лишь до середины превращения, становясь удивительно похожей на себя на втором курсе после случая с Оборотным зельем.

Минерва ни на миг не удивилась тому, что анимагической формой самой блестящей ее ученицы оказалась кошка. О любопытстве девочки ходили легенды, и если бы оно не было направлено на книги, МакГонагалл не смогла бы придумать лучшей ассоциации. Гермиона, теперь пушистая кошечка с большими карими глазами и чернильно-черными лапками, смотрела на наставницу с недоумевающим выражением, и Минерва зааплодировала.

– Отличная работа, – одобрила МакГонагалл. – Скоро мы сможем созвать для вас собрание, – улыбаясь, добавила она. Да, это должно подбодрить его, разве нет? Он не сможет проигнорировать подобное.

– Собрание? – спросила Гермиона, словно голодная форель, пойманная Минервой на удочку своего любопытства.

– О, да, мисс Грейнджер. В этом замке очень много кошек. И все они должны познакомиться с вами и решить, какой ранг вам можно вам присвоить, – ответила Минерва, хлопотливо убирая книги и бумаги, в основном для того, чтобы скрыть веселье, блестевшее у нее в глазах.

– Ранг? – Гермиону терзало любопытство. Если и было в этом мире что-то, чего Гермиона Грейнджер не могла вынести, так это незнание.

– Именно. У кошек очень формализованное сообщество – территории, ранги, всему этому вам предстоит научиться.

Для Гермионы это было волшебное слово. «Научиться» – ее любимый глагол. Девушка радостно кивнула. Минерва наблюдала, как она, довольно улыбаясь, отправилась в свою факультетскую гостиную. Письма – это просто отлично, правда, но чтобы действительно узнать кого-то, нужно общаться с ним напрямую, без помощи пера и чернил.

Минерва намеревалась устроить так, чтобы Северус и мисс Грейнджер смогли ближе пообщаться друг с другом. Она не сомневалась, что человек, настолько контролирующий себя, как Северус, сможет сдерживать любые физические порывы до тех пор, пока Гермиона не окончит школу. Это должно было случиться только через несколько месяцев, а девушка по-своему была привлекательна. Если не предпринять что-то прямо сейчас, ее сломает какой-нибудь пылкий и неуклюжий паренек и сделает несчастной до конца жизни.

Этого Минерва МакГонагалл допустить никак не могла.

* Перевод Т. Щепкиной-Куперник

Глава 24. Сближение

Глава 24

Сближение

Целую неделю Гермиона безуспешно искала в библиотеке книгу, содержащую процитированные строки. Она расстроилась и разозлилась. Как же ей было разгадать, кем является ее тайный поклонник, не имея ни малейшей зацепки?

Стоило прийти следующему письму, и она вскрыла его, едва отцепив от совиной лапки.

Чем больше ты любви безумной мне внушаешь,

Тем больше я тебе обратно отдаю.

Чем больше у меня любви ты отнимаешь,

Тем в сердце чувствую сильней любовь мою!

Мне нужно сердце, чтоб страдать,

Но раз мое себе вы взяли,

Моя прелестная, нельзя ли

Взамен мне ваше сердце дать?

О, если б мы могли пересылать письмом

Все ласки нежные, все страстные лобзанья,

Объятия и пылкие желанья,

Что душу мне томят и сердце жгут тайком,

Я вам послал бы их вот с этими строками,

И вы мое письмо читали бы устами.*

Когда Гермиона прочла исполненные страсти слова, сердце ее неистово забилось; она ощутила острое удовольствие. Страстное желание отправителя и эротический подтекст послания заставили ее саму дрожать от вожделения.

Гермиона опустилась на кровать, мечтательно прикрывая глаза и отдаваясь во власть фантазий. Кто же он, этот таинственный парень? Должно быть, он умен и образован, раз умудрился отыскать слова, не читанные ею прежде. И он так романтичен, ведь эти стихи, рождавшие череду прекрасных образов, пьянили. А еще он, наверное, робок, иначе давно выказал бы себя.

Она представляла своего воображаемого возлюбленного, а меж тем ее собственные руки скользили по телу. Пальцы ласкали лоно, гладили груди, и Гермиона грезила, что ее ласкают и гладят руки юноши с нежным взглядом. И в момент кульминации, когда под веками засверкали ослепительный искры, она вдруг словно бы увидела лицо Снейпа – как он посмотрел на нее тогда, в коридоре. Посмотрел с болью и злобой.

Очень скоро ее сморил сон.

Ей снился тот же сад. Она недоуменно огляделась. Многое изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз: в расчищенном фонтане лениво журчала струйка воды, деревья казались вернувшимися к жизни, а трава – не такой сухой. Гермиона склонилась к кусту роз и обнаружила нарождающиеся бутончики.

Из-за поворота дорожки появился давешний мальчуган. Он просиял, заметив гостью, и одарил ее озорной улыбкой, а потом убежал.

Гермиона окликнула его и пустилась за ним так быстро, как могла; в неподвижном воздухе раздавалось его хихиканье.

Неожиданно ей преградила дорогу точно выросшая из-под земли стена с воротами, висящими на ржавых петлях. Гермиона толкнула дверь, но та не поддалась. А из-за двери донеслись исполненные печали звуки: кто-то горько плакал. Гермионе во что бы то ни стало нужно было попасть за ворота.

– Тебе не захочется туда, – раздалось у нее за спиной.

Гермиона обернулась и увидела мальчишку, одетого в зеленую мантию и черные ботинки. Никто не назвал бы его красавцем: слишком крупный нос крючком, спутанные черные волосы. Однако из темных глаз его глядело веселье, а обаятельная улыбка могла смягчить сердца куда менее чувствительные, чем ее.

– Почему? – спросила Гермиона.

– Там хранятся всякие гадости. Лучше оставайся в саду – поиграем.

Он посмотрел на нее задумчиво, и она шагнула к нему.

– Кто ты? – Наклонив голову, Гермиона наблюдала, как он ковыряет землю носком ботинка.

– Я – последняя оставшаяся радость, – ответил паренек. Он снова пустился наутек, оглашая окрестности смехом.

Удивительное дело, но его слова напугали ее. Он ведь совсем еще ребенок, ранимый и беззащитный. А вдруг с ним что-нибудь случится?

Гермиона почувствовала, что должна защитить мальчика, хотя она и не знала как. Но потребность защитить была непреодолимой.

– Оставьте надежду, – проговорил невесть откуда взявшийся рядом профессор Снейп, – она сделает вас уязвимой.

Его голос источал столько грусти, что сердце Гермионы в ответ мучительно сжалось. Она повернулась и вложила свою ладонь в его.

– Надежда – единственное, что делает нашу жизнь сколько-нибудь сносной, – возразила Гермиона.

Ей так хотелось его убедить.

Снейп посмотрел на нее и нежно очертил большим пальцем линию ее подбородка. Гермиона задрожала от его прикосновения – такого уверенного – и от того, как ее тело отреагировало волной жара между ног.

Он наклонился, коснулся своими губами ее рта, и у нее ослабели колени, настолько его поцелуй был нежным и мягким. Гермиона заглянула в его бездонные глаза, в которых зрачок почти сливался с черной радужкой. Снейп опять поцеловал ее, и в этот миг Гермиона проснулась, разгоряченная, возбужденная и с бешено бьющимся сердцем.

– О господи, – прошептала она в темноту спальни.

Снейп? Ей приснилось, как она целуется со Снейпом? Какого дьявола ее подсознание избрало ненавистного учителя, человека, который считал слова «гриффиндорец» и «идиот» синонимами? Ну и ну, тяжелый случай.

***

Найдя записку на своем столе, Снейп нахмурился. В замке появился еще один кот? Как занимательно. Наверное, кто-то приютил бродячее животное.

Обычно в начале учебного года все прибывшие вместе с первокурсниками коты были представлены кому следует, и территория распределялась между ними соответствующим образом. Но сейчас уже наступил ноябрь, и каждый кот знал свое место.

В комнату вошел Живоглот с видом несчастным и заморенным. Удивительно, как такой огромный и упитанный котяра исхитрялся выглядеть худющим, когда принимался клянчить что-нибудь.

Северус достал из буфета пакетик кошачьей мяты и отдал его Живоглоту. Рыжий зверь громко заурчал и потерся о ноги Снейпа. Тот давно зачаровал свою одежду, чтобы к ней не приставали шерстинки, потому эти выражения благодарности ничем ему не грозили. Живоглот сотворил нечто для Северуса непостижимое, и пакетик буквально исчез, растворился в пространстве. Конечно, Снейп знал, что низлы так же отличаются от простых котов, как волшебники – от обезьян, но всякий раз удивлялся Живоглотовым способностям.

Северус принял анимагическую форму и лениво потянулся. По сравнению с ним Живоглот казался гигантом. Вдвоем они поспешили на собрание, по-приятельски труся рядом.

– Итак, Большой Охотник, кто новичок? – спросил Северус, называя начальство приличествующим титулом.

– Вообще-то это Та-Кто-Дает-Мне-Еду. Она нашла свою истинную форму, – весьма самодовольно ответил Живоглот, а Северус опешил.

Итак, новичком оказалась Гермиона. Вероятно, она в рекордные сроки овладела искусством анимагии. Хотя чему тут удивляться, если она всегда превосходно справлялась со всем, за что бы ни бралась?

– И ты ручаешься за нее? – Северус вопросительно шевельнул усами.

– Да, и я очень ею горжусь. Для человека она довольна умна.

Настоящие коты хоть и считают анимагов забавными и милыми, но ни в коем случае не ровней себе. А Северус, имея власть в человеческом обличье, не стеснялся находиться внизу кошачьей иерархической лестницы, будучи котом.

– Так точно, Большой Охотник, она умна, – подтвердил он.

– Будь с ней поласковей, Загонщик, – предупредил Живоглот. – Она очень волнуется.

– Разумеется. Никто не станет обижать котенка, – на ходу ответил Северус, дернув хвостом, что у кошек равнозначно человеческому пожиманию плечами.

Ну, хотя бы так, в котовьей шкуре, ему позволено быть с ней ласковым. Хорошо, что его анимагические способности – тайна. Даже для Волдеморта.

____________________________

* Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник

Глава 25. Собрание

Собрание решили провести в теплицах. Для Снейпа в кошачьей ипостаси, ещё более восприимчивой к запахам, нежели человеческая, это место предоставляло целый букет чувственных переживаний. Дождь хлестал по стёклам, ветер гремел дверями, но внутри было сухо, тепло, уютно. Мягкая земля и растения. Кошачий рай!

Северус был убежден, что встреча с Гермионой не представляет для него никакой опасности. В конце концов, в кошке – в отличие от девушки – вряд ли найдется что-то привлекательное. Он позабыл, что и сам сейчас являлся котом.

От одного взгляда на Гермиону, скромно сидевшую рядом с Минервой, его усы задергались. Северус остался подле Живоглота, не приближаясь к дамам. Вся уверенность внезапно исчезла, теперь он сомневался, что сможет сохранять спокойствие. Аккуратно уложив хвост вокруг лап, Северус приготовился вести себя как можно невыразительнее. Гермиона, очевидно, еще не настолько хорошо знала кошачьи повадки, чтобы разобрать язык телодвижений, но Северус не хотел рисковать. Он обнаружил, что гормоны вкупе с основными инстинктами могут причинить коту проблем едва ли не больше, чем человеческому подростку.

Всего в замке жило одиннадцать кошек, с Гермионой их стало двенадцать. Большинство студентов привозили с собой сов, чтобы поддерживать связь с родными и близкими, или же жаб, на которых практиковались в трансфигурации. Кошки же были требовательными фамилиарами, хотя трудности общения с ними вознаграждались с лихвой. Кроме того, низзлов и полу-низзлов становилось все меньше.

Впрочем, охота от этого только выигрывала. А пообщаться все же всегда было с кем.

Кошки тщательно избегали смотреть друг на друга, напустив на себя незаинтересованный вид и сидя в ожидании.

Наконец, появилась миссис Норрис, и каждый поприветствовал ее кивком головы. Миссис Норрис приняла позу сфинкса, остальные же рассредоточились по теплице. Неопытному наблюдателю показалось бы, что кошки и коты игнорировали друг друга, а в их размещении не было никакой закономерности. Тем не менее, у каждого из них было свое место, в зависимости от ранга, навыков и боевых наград.

Из-за чопорной Минервы довольно застенчиво выглядывала нервничающая Гермиона. Кошачьей части Снейпа хотелось потереться о нее и, может быть, куснуть ее прелестную шейку... «Перестань!» – обругал Северус сам себя.

– Кого ты привела к нам, Рассказчица? – миссис Норрис презрительно постукивала хвостом.

– Это мисс Грейнджер, Хранительница. Она только что открыла в себе кошачью сущность, – Минерва излучала спокойствие.

– Уже не котенок, но пока не готова охотиться в одиночку, – миссис Норрис задумалась. Северус был уверен, что Гермиона вполне способна охотиться в одиночку, если захочет, но кошачий мир жил практически по тем же правилам, что и факультет Слизерин. Минерва молчала, демонстрируя одновременно уважение и несогласие, но миссис Норрис в раздражении опять стукнула хвостом по полу.

– Кто поручится за нее? – обратилась миссис Норрис к собранию.

– Я, Хранительница, – Живоглот потянулся и оскалился, предлагая любому желающему осмелиться оспорить его право.

– Очень хорошо, Большой Охотник. Кто еще, кроме Рассказчицы, поручится за пришедшую? – внезапно наступила тишина. Все кошки задрожали от любопытства. Миссис Норрис была вправе задать подобный вопрос, но тем самым она продемонстрировала, что очень не хочет принимать новую самку в стаю – происшествие из ряда вон.

– Я, Хранительница, – Северус словно со стороны услышал, как произнес эти слова, прежде чем понял, что говорит. Миссис Норрис взглянула на Северуса и хлопнула хвостом по полу.

– Очень хорошо, Загонщик, – проворчала она, и все собравшиеся ощутили повисшее в воздухе напряжение. Северус озадачился: что такого в мисс Грейнджер? Она лишь наполовину кошка и никогда не станет ею целиком. Почему же миссис Норрис так расстроилась?

– Полукошка, тебе еще предстоит заработать имя и ранг. Выходи вперед и познакомься с лучшими из нашего племени, – надменно заявила миссис Норрис. В ее словах было столько резкости, сколько Северус никогда раньше не слышал. Гермиона осторожно вышла из-за Минервы и тихо села перед миссис Норрис, опустив глаза и аккуратно сложив хвост.

– Вот они перед тобой, те, кто заявляют о своих правах на Каменные Охотничьи Угодья, – миссис Норрис поднялась и уставилась на Гермиону. – Я – Оранжевые Глаза, Хранительница Путей племени, – сообщила она с гордостью.

– Я – Верная Смерть, Большой Охотник племени, – следующим был Живоглот, второй по рангу после миссис Норрис. Затем представились Охотники племени: Преследующий Пух, Искатель и Стремительный Бросок. Настала очередь Минервы:

– Я – Серый Мех, Рассказчица племени.

Следом назвали себя Ловец Листьев, Мухобойка, Часто Зевающий и Вечно Спящий, Наблюдатели племени, и пришла очередь Северуса.

– Я Уголек, Загонщик племени, – Северус гордился званием Загонщика, означавшим, что он может вести себя так осторожно, как только возможно, чтобы выгнать дичь из норы прямо на охотников. Как у кота, у него был самый низкий ранг, по крайней мере, до появления Гермионы, и все же Северус был необходим кошачьей общине.

– Вот они, коты племени, – миссис Норрис произнесла ритуальные слова, которыми завершила церемонию представления.

И все постепенно разошлись, оставив в теплицах Живоглота, Минерву, Гермиону и Северуса.

– Племя не даст мне имени? – спросила Гермиона.

– Его нужно заработать, котенок, – объяснил ей Живоглот.

***

Рон рассеянно передвинул своего короля, и Гарри удивленно посмотрел на друга. В комнате никого кроме них не было, и ребята расположились на кровати Рона, забравшись туда с ногами.

– Что случилось? – внезапный вопрос отвлек Рона от раздумий.

– Знаю, Гарри, тебе кажется, что Гермиона сбрендила, но, думаю, ты ошибаешься, – скороговоркой выпалил Рон, приготовившись к неизбежному спору. Гарри открыл было рот, но, сдержавшись, ничего не сказал, только глубоко вдохнул.

– Почему, Рон? Почему ты думаешь, что я ошибаюсь?

– Может, Снейп и старый, язвительный и неприятный, но она ему нужна. Думаю, и он ей тоже нужен. Он умнее, чем любой наш одногодка, он пережил такое, что нам даже и не снилось, – Рон попытался облечь свои мысли в слова, но это оказалось сложно. – Когда он был тобой, они с Гермионой беседовали часами, вместе делали домашнее задание, спорили о зельях и трансфигурации, и о всякой всячине. Ей было с кем обсудить все то, что нам с тобой неинтересно. И Снейп действительно хорошо играет в квиддич, – неуверенно добавил он.

– Рон, для всего этого достаточно быть просто друзьями, любовь тут не при чем, – отмахнулся Гарри. Рон упрямо покачал головой и возразил:

– Если бы не любовь, он даже и не попытался бы стать ее другом.

– В таком случае, тебя, должно быть, Снейп тоже любит, – буркнул Гарри. Рон только пожал плечами в ответ: Гарри никак не хотел понять.

***

Минерва склонилась над столом, наблюдая, как заколдованное перо записывает стихи.

– Умно, Северус. Хотя почему ты так изощряешься, скрывая свою личность, я не знаю, – она смотрела, как на бумаге возникают изумрудно-зеленые линии.

– Мне казалось, что догадаться проще простого. Подозреваю, что единственная причина, по которой Гермиона не сложила два и два – нежелание видеть меня в роли своего поклонника.

В его голосе слышались горечь и отчаяние, и Минерва легко похлопала его по руке, пытаясь подбодрить.

– Северус, ей всего лишь семнадцать. Если сейчас подобное кажется ей невозможным, то, вероятно, тебе стоит просто подождать, – увещевала она. Северус взглянул на нее; в его глазах стыла неизбывная печаль.

– Кого я обманываю, Минерва? – он покачал головой. – В ее глазах я всегда буду лишь сальноволосым мерзавцем. И к лучшему. Мне нечего ей предложить.

Он почти выбежал из комнаты, но Минерва заметила, что перо продолжало писать. Что бы Северус ни говорил, он все же собирался отправить письмо.

Даже призрачная надежда лучше, чем ничего.

Глава 26. Головоломки

Стараясь не отставать, Гермиона следовала за бодро шагающей МакГонагалл. Миновав несколько дверей и лабиринты коридоров, они попали в самое сердце Министерства Магии. Судя по выпрямленной спине профессора и ее быстрой походке, МакГонагалл была слегка раздражена. По мнению Гермионы, охранники у входа приветствовали их даже слишком тепло, да и улыбки встречных служащих Министерства казались довольно радушными, в отличие от чопорного приема, который оказала секретарь Бюро Регистрации Анимагов.

Гермиона лучше ориентировалась в политике, нежели большинство студентов. Будучи членом Ордена, она читала секретные документы и присутствовала при разговорах, далеко не бытовых. Она знала о расколе внутри Министерства, и о том, что сторонники Фаджа в бешенстве от того, как Дамблдор и Гарри выставили их обожаемого Министра полным идиотом. Оппозиция, возглавляемая Артуром Уизли, облегченно вздохнула, когда слепота Фаджа и отрицание им реального положения дел стали очевидны всем, поскольку теперь можно было открыто сражаться с Волдемортом. Напряжение в отношениях между двумя сторонами ощущалось настолько явно, что его можно было чуть ли не ножом резать.

Они завернули за угол и увидели Бюро Регистрации Анимагов. Оно располагалось в цоколе – анимагия была редким искусством, и большего помещения Бюро не требовалось. Да и штата тоже: Гермиона с удивлением взирала на крошечный чулан, в котором ютились дама преклонных годов и регистрационный журнал. Дама была тоща, как черенок от метлы, а пучок на ее затылке был затянут так, что глаза сузились, словно у азиатки.

– Имя! – сурово потребовала дама, едва они вошли.

– Гермиона Грейнджер, – огорошенная такой резкостью, девушка даже не сразу отреагировала.

– Анимагическая форма? – рявкнула закутанная в черную мантию ведьма.

– Кошка, – с изрядной долей гордости ответила Гермиона. Ей очень нравилась ее новая ипостась.

– Продемонстрируйте.

Гермиона послушно приняла свой анимагический облик и прыгнула на стол, чтобы проще было зафиксировать ее приметы.

– Нда, – буркнула старушенция, записала окрас и сделала несколько отметок в разбухшем от сырости засаленном журнале.

– Можете обратиться, – гавкнула она, и Гермиона, слегка раздраженная подобным отношением, повиновалась.

Затем седая дама нацарапала что-то на маленькой карточке и положила ее перед Гермионой.

– Два галеона,– старуха протянула руку, и Гермиона положила монеты в ее иссохшую ладонь, которая тут же жадно сжалась. Гермиона взяла регистрационную карточку, убрала в сумку и вышла следом за Минервой. Старуха даже не поблагодарила и не попрощалась.

– Какая оскорбительная грубость… – заметила Гермиона, когда они покинули Бюро.

– Видишь ли, работника отправляют на регистрацию анимагов, когда он уже ни на что больше не годен. Это министерский отстойник; тебя держат там, пока ты не умрешь или не уволишься, – фыркнув, ответила Минерва.

– И все равно она отвратительна, – уперлась Гермиона.

– Давай зайдем куда-нибудь перекусить, дорогая, я проголодалась, – неожиданно предложила профессор.

Гермиона уставилась на нее с удивлением: они отправились в Министерство сразу после завтрака в Большом Зале, и было это не так давно.

***

Чайная «Richoux» была маггловским заведением, и Гермиону немало озадачило то, что профессор МакГонагалл выбрала именно его. Преподавательница трансфигурировала свою мантию в маггловскую одежду и уверенно направилась ко входу.

Миг – и Гермиона обнаружила себя уютно устроившейся в отдельном кабинете, далеко от магического мира, в компании своей преподавательницы, потягивающей чай и отламывающей маленькие кусочки от ячменной лепешки. Заведение оказалось по-английски ненавязчивым, с простым интерьером, приятным для глаза, но абсолютно непримечательным. Однако кухня была преотличной и однозначно стоила проделанного пути.

Во время еды МакГонагалл молчала, а Гермиона вспоминала последнее из полученных ею писем, каждое слово которого отпечаталось в памяти после многократных перечитываний. Письмо это всплывало перед глазами, хотя некоторые моменты из него не запомнились:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: