ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет. 11 страница

И внезапно мир перевернулся. Её вытащили из камеры за два часа до полудня. Она еле переставляла ноги, и конвоиры воспользовались «мобиликорпусом», старательно прикладывая её об каждый угол. Потом был торопливый обряд, где у неё даже не спросили, согласна ли она стать женой Рональда Билиуса Уизли. Тонкий ободок кольца, который налез только на вторую фалангу, а дальше его не пустил распухший сломанный сустав. А потом вдруг низенькая полная волшебница гладила её по спутанным грязным волосам и, плача, называла «бедной девочкой». Тёплая ванна, лечебные зелья, куриный бульон, отвратительный костерост, после которого мерзко зачесались дёсны под выбитыми зубами.

И теперь Панси сидела на веранде, чуть покачиваясь в такт своим разбегающимся мыслям, и не могла сообразить, что же ей делать дальше.

– Ты не против, если я посижу с тобой? – знакомый за шесть школьных лет грубый голос Рона прозвучал непривычно тихо.

– Ты муж. Можешь делать, что хочешь, – почему он заговорил с ней? Те, кто был до него, до разговоров не опускались. Разве что обзывали её самыми грязными словами.

– Ты не думай, что я женился на тебе из-за твоего наследства. На него уже Министерство лапу наложило. «Имущество приговорённых к поцелую дементора»… бла-бла-бла.

– А почему тогда?

– Потому что это несправедливо – то, как мы, победители, обошлись с тобой, со Стэном Шанпайком. Это продолжается, и ни я, ни Гарри не знаем, как его остановить.

– Слишком большая жертва, Уизли. Ты теперь связан со мной, как минимум, на два года. Лучше подсыпь яду сейчас.

– Зачем?

– Чтобы ни ты, ни я не мучились. Или не яду. Тотальный обливиэйт так же гарантированно превратит меня в овощ, как поцелуй дементора. И ты получишь безотказную дырку, которую можно иметь в любое время.

– Ты думаешь, я для этого женился на тебе?

– А для чего ещё?

– Я уже сказал. У нас не было другой возможности вытащить тебя оттуда.

– Ну, ты вытащил. И что дальше?

– Жизнь. Будем пытаться выжить в этом сумасшедшем мире. Как раз потренируешься в нашем сумасшедшем доме. Не думай, что это будет просто – Гермиона больше двух дней здесь не выдерживала.

– Ты о чём бормочешь, Уизли? Я беременна! Не от тебя, заметь, – Панси развернулась на скамейке и впервые взглянула в глаза сидящего рядом юноши. – И если ребёнок родится, тебе придётся доказывать, что он не твой, устраивать магические экспертизы крови. И даже после этого ты должен будешь отписать ему десять процентов наследства, как ублюдку твоей жены. Оно тебе надо? Сейчас ты можешь с легкостью избавиться от меня и него – никому не будет дела до моей смерти.

– Панси, не говори ерунды. Зачем мы тогда все это затеяли с Гарри? Этот ребёнок мой. Я не собираюсь ни от кого избавляться. Ты будешь свободна от меня, как только родишь. Понимаешь? Не два года, а девять или сколько там осталось месяцев.

– Семь.

– Вот. Через семь месяцев ты можешь потребовать развода на том основании, что уже родила мне наследника. И, обещаю, препятствовать не буду. Правда, ребёнок останется у меня, но ты сможешь навещать его в любое время.

– Ребёнок? Ты о чём, Уизли? – голос девушки сорвался на визг. – Ты что, не знаешь, какие монстры рождаются у ведьм от изнасилования?!

– Не знаю. Но я знаю, что самое мерзкое чудовище, которое сломало жизни всему нашему поколению, родилось от великой любви. Его мать так любила его отца-маггла, что опоила приворотным зельем. А когда поняла, что такая любовь – обман, отпустила. А вырос из ребёнка Лорд Волдеморт. Так что неважно, чей. Главное – вырастить правильно.

– И ты будешь растить неизвестно чьё отродье? В котором нет ни капли твоей крови?

– Панси, кровь не главное. Поверь мне.

– Ты чистокровный, Уизли? Или тебя подкинули? Как это не главное? Да испокон веков волшебники стремились поддержать чистоту крови своего рода! А ты готов дать фамилию Уизли непонятно кому. И ты думаешь, что твоя семья вот так просто тебе это разрешит?

– Панси, оглянись. Что ты видишь? – в голосе Рона послышалась усталость.

– А что я должна там увидеть? Ну, стена деревянная, окно, рядом – дверь.

– А в общем что это такое?

– Твой дом?

– Мой дом. Гостиная, которая в полтора раза меньше кухни. Четыре спальни на семерых детей. Одна ванная на девятерых жильцов. Когда Перси ушёл из дома, и я остался в комнате один, первое время даже засыпал с трудом – не хватало звука чьего-то дыхания рядом. Ты можешь посчитать, сколько человек будет сегодня на ужине?

– Ты, я, твои мама с папой, Джинни. Пять. Или шесть, если Поттер опять прискачет.

– Или семь. Или восемь. Не пытайся. Мне за восемнадцать лет ещё ни разу не удалось угадать. И все будут накормлены, обогреты, напоены зельями, если надо, и пристроены спать. И ты думаешь, что наш ребенок тут будет лишним?

Панси вздрогнула от слов «наш ребёнок», а Рон, видимо, решил, что она замёрзла, и накинул ей на плечи свою кофту. Впервые за последние недели у неё засвербело в носу, а перед глазами поплыли радужные круги.

– Эй, вы не видели здесь Панси?

Девушка удивлённо взглянула на Рона. А он продолжил, ласково ей улыбаясь:

– Язвочку Панси, стервочку Панси? Ядовитую слизеринскую змейку Панси? Не видели? Жаль. Я так по ней соскучился.

Слёзы свободно полились из её глаз.

– Почему ты это делаешь, Рон? Почему именно ты?

– Потому что мне надоело быть предателем.

– Что? Ты о чём?

– Я уже видел такую, как ты. Девушку, пережившую насилие. И не смог утешить. Я предал её и потерял. Я больше не хочу добавлять горя в этот мир, ему и так досталось от Волдеморта, Долиша и других таких же.

Рон обнял Панси, пристроив её голову себе на плечо. Он продолжал тихо говорить, гладя по черным прямым волосам, отросшим в заключении до плеч.

– Я понимаю, что ты не любишь меня и вряд ли когда-нибудь полюбишь. Да и я не люблю тебя. Всё, чего я прошу, – позволь мне позаботиться о тебе и ребёнке. Любовь – это ведь не самое главное в жизни. Вот честно, дружба, по-моему, важнее. Позволь мне быть твоим другом, Панси. И позволь мне отомстить за тебя. Эти подонки, которые сделали с тобой такое, они не должны жить. Они хуже Пожирателей. Те хоть сами про себя знали, что они зло. А эти прикрываются словами о добре и справедливости, а сами грабят, убивают, насилуют. Что мы сделали с нашей победой, Панси? Кому мы доверили мир, за который наши друзья отдали жизни?

Она плакала, вцепившись в его плечи. Слёзы смывали боль, усталость и отчаянье, которые копились в её сердце почти три страшных месяца. Широкие плечи гриффиндорского вратаря дарили необычное чувство защищённости, какую-то иррациональную надежду, что всё будет хорошо. Что всё ещё может вдруг стать хорошо.

Они сидели так, пока синие деревья не растаяли в фиолетовых чернилах ночи. Ни свет далёких городов, ни облака не заслоняли широкого небосвода, и на черном бархате между сверкающих точек наискосок протянулась бледная дымка Млечного пути. Девушка любовалась редким зрелищем и прижималась к Рону, стараясь вся целиком уместиться в его тёплые объятья.

– Ты должна знать ещё кое-что, Панси. После окончания Хогвартса я поступлю в школу авроров. Гарри сказал, что он за свою жизнь навоевался и больше не хочет наставлять палочку на людей. А я считаю, что пока среди авроров попадаются такие, как те, кто сделал это с тобой, ни я, ни мои близкие не можем спать спокойно. Поэтому я пойду туда и постараюсь изнутри очистить этот гадюшник. И я обещаю тебе, Панси, я найду этих тварей. Они не должны отравлять воздух своим дыханием. Клянусь, я отомщу за тебя.

Не успел горячий шёпот Рона раствориться в воздухе, как где-то высоко, чуть ли не в середине полупрозрачной полосы Млечного пути, послышался еле уловимый звук лопнувшей струны.

– Что это? – Рон мгновенно оказался на ногах. Загораживая собой девушку и выставив палочку, он пытался рассмотреть хоть что-нибудь в густой темноте безлунной ночи.

– Звон? А, это не опасно. По крайней мере, сейчас не опасно.

Юноша обернулся, заинтересованно глядя на Панси. Палочку он убирать не спешил.

– Бабушка рассказывала, что так бывает при «клятве сердца», – девушка во все глаза глядела на молодого мага, как будто видела его впервые.

– Когда волшебник пообещает что-то, поверив в своё обещание всем сердцем, магия принимает его клятву. И будет способствовать выполнению. Не то чтобы явно, но события будут поворачиваться так, что выполнить клятву будет немного легче. А если волшебник решит отказаться от своего обещания, магия от него отвернётся. И у него всё будет валиться из рук, события будут происходить так, чтобы клятвопреступнику было тяжелее. В общем-то, ничего особенного, навалится обычное невезение. Так бабушка говорила, – закончила Панси, смутившись под пристальным взглядом светлых глаз.

– Круто. Значит, теперь за моей карьерой будет следить само мироздание? Я согласен, – и Рон криво ухмыльнулся.

Панси глядела в голубые глаза своего мужа, а узнавала другие – серебристо-серые, потухшие, как будто непрерывно глядящие в то, что больше никто видеть не может.

Да он же ранен! Этот рыжий здоровяк, победитель, любимец всего курса… Его душа искалечена так же, как была искалечена душа Драко. И так же, как Драко, он скрывает от всех свою боль. Его сердце плачет, а он утешает глупую капризную девчонку, которую спас едва ли не ценой своего будущего. Что же могло так ранить великолепного Рона Уизли? Неужели до сих пор страдает по Грейнджер? Она ведь умерла уже больше трех месяцев назад. Значит, он любил, любил по-настоящему, не так, как расчётливые юноши с её факультета, но и не так, как глупые красавчики-хаффлы: сегодня весь пылаю по Рози, а завтра умираю по Сильви. Ей достался в мужья удивительный юноша. А Панси не впервой находиться рядом с удивительными парнями, которым она по большому счёту безразлична. О, она прекрасно умеет быть незаметной, но незаменимой. И пусть весь мир провалится в бездну, пусть Визенгамот сожрут мозгошмыги, но Панси сделает своего мужа счастливым. Хоть он и не полюбит её никогда. В конце концов, любовь – не самое главное в жизни. Она подарит Рону всю свою благодарность и сострадание, нежность и преданность. А преданность – второе имя Панси, это все знают.

Глава 10. Бегство

В помпезном кабинете Министра Магии за маленьким столиком, стыдливо притулившимся в углу за портьерой, сидели двое – сам новый Министр Кингсли Шеклболт и в недавнем прошлом Спаситель Мира, а в скором будущем простой школьник Гарри Поттер. Между ними стояла почти полная бутылка «Огденского» и два бокала. Сегодня мистеру Поттеру исполнялось восемнадцать лет, и Министр попытался так его поздравить. А именинник был не весел. Кингсли с тоской поглядывал на янтарную жидкость, мерцающую за толстым стеклом, но юноша не притронулся к своей выпивке, а значит, и хозяину кабинета пить было неудобно. А выпить хотелось. Или шарахнуть бокалом по дальней стене. А бутылкой по вихрастой голове именинника.

– Вот скажи мне, Поттер, чего тебе ещё не хватает? Ты добился освобождения мелкого змеёныша. Согласен, если бы его приговорили к поцелую дементора или даже к длительному заключению, это выглядело бы не очень красиво, – Гарри фыркнул на эти слова, но не поднял на собеседника взгляда, продолжая гипнотизировать виски в своём тублесе. – Мы выпустили Нарциссу даже без суда. Вам с помощью какого-то древнего варварского обычая удалось вытащить эту идиотку Паркинсон. Но зачем тебе Люциус Малфой? Он ведь убийца!

– Докажите.

– Да что доказывать? Это все знают!

– Тогда пусть те, кто знает, дадут против него показания под веритасерумом.

– Вот ведь неугомонный! Его уже судили! Зачем ещё показания?

– В первый раз, шестнадцать лет назад, его оправдали. Неважно, за деньги или за что, но срок давности по этому делу уже истёк, – Гарри наклонился вперёд и уставился своими ярко-зелёными глазами в чёрные миндалевидные глаза министра. – Во второй раз, два года назад, не смогли доказать ни одного эпизода, где бы он пытал или убивал кого-либо. Его осудили за проникновение на территорию Министерства Магии и дебош. Он отсидел меньше года из определённых ему двух лет, когда был выкраден из Азкабана Волдемортом. И подтверждением этому служат его показания под веритасерумом. Вы можете предложить ему отсидеть оставшийся срок, но даже в этом случае я буду оспаривать решение суда. Он был у Риддла на положении заложника и регулярно подвергался пыткам, и я это докажу.

– Пыткам! – фыркнул Министр. – Да таким пыткам все Пожиратели подвергались. У Сам-Знаешь-Кого «круцио» было вместо «здравствуйте»!

– Неважно. Я добьюсь открытого процесса, как с Драко, и посмотрим, как будет выглядеть Министр, допускающий осуждение невиновных на том лишь основании, что они ему несимпатичны.

– Ты мне угрожаешь? – Кингсли откинулся на стуле, недоверчиво глядя на Гарри.

– Скажем так, информирую.

Шеклболт выбил дробь по столу длинными крепкими пальцами, а потом снова наклонился вперёд и, понизив голос, спросил:

– А если я отпущу этого скользкого змея, прямо так, без суда, что я с этого буду иметь?

Гарри от удивления даже не сразу нашёл слова:

– Вы хотите денег?

– Каких денег, Поттер? Зачем мне твои деньги? Я хочу информацию.

– Информацию? – недоумение юноши возросло. – Разве я располагаю информацией, которой нет у вас?

– Где Грейнджер?

– Гермиона? А почему она вас так интересует?

– Потому что кое-кто из арестованных Пожирателей смерти назвал её в числе жертв. Но я сам и еще куча народу видели её живой в день Последней битвы. А потом она бесследно исчезла. Так где она?

– Ладно, хорошо. Она не погибла. Снейп спас её. Но эта война сказалась на ней слишком сильно. Гермиона решила покинуть Англию. Она на континенте.

– А где Снейп?

– Как где? Умер…

– И где же его тело?

– Не знаю… наверное, кто-то из Пожирателей забрал да прикопал где-нибудь в лесу. Или акромантулы сожрали. Они же по всему двору шастали, могли унести.

– Не рассказывай мне сказки, Гарри Поттер. Я уже большой мальчик. И слишком давно тебя знаю. Я чувствую, когда ты лжёшь.

– А вот тут лжёте вы. Не можете вы чувствовать того, чего нет, – Гарри решил держаться до последнего и бесстрашно встретил тяжёлый взгляд чёрных глаз.

– Тогда пусти авроров в свой дом. Или хотя бы меня, или кого-нибудь ещё из Ордена.

– А зачем вам мой дом, Министр? Обыскать хотите? А на каком основании? В чём меня обвиняют?

– Пока ни в чём, Поттер. Но учти, что укрывательство преступников ещё никого до добра не доводило.

– Вот только преступников покрываю не я. Почему бы, например, вам не расследовалось, каким образом Панси Паркинсон, больше двух месяцев просидевшая в камере одиночного заключения, оказалась на четвёртой неделе беременности, с выбитыми зубами и многократно залеченными переломами?

– Да с чего ты это взял, Поттер? Вот её дело, – Кингсли призвал со своего стола тоненькую папку. – Вот, гляди! Осмотр врача после ареста – здорова, через месяц – здорова, перед заседанием Чрезвычайной комиссии – здорова! Ничего из того, о чём ты тут лепечешь! Какая беременность? От привидений прежних узников?

– Мистер Шеклболт, я сам читал это дело, когда пытался защищать её. Там были совершенно другие заключения. Правда, за той же подписью. Вы же видели целителя, который приставлен к заключённым. Он явно запуган. Сейчас, когда, казалось бы, все страхи позади, кто-то угрожает человеку, заставляя составлять поддельные документы. И я даже догадываюсь, кто. Сколько раз вам нужно повторить, что Долиш – предатель? Что все эти торопливые казни сразу после победы служат тому, чтобы он мог замести следы. Он и кто-то из Визенгамота, иначе он бы не смог действовать так нагло.

– А вот тут я потребую от тебя доказательств, Гарри Поттер. Старший аврор Долиш не запятнал себя ни единым проступком.

– О, да, в ставке Волдеморта тоже всегда доверяли его сведениям – чрезвычайно ценный был кадр для них.

– Это всего лишь твои слова, Поттер. Ты сам-то можешь их как-нибудь иначе доказать, чем: – «Я видел это в голове Волдеморта»?

– Это могли доказать Тикнесс, Руквуд, Трэверс, брат и сестра Кэрроу, Стэн Шанпайк. Все, кого мы взяли в плен, но кто почему-то не дожил даже до подвалов Министерства Магии. Кроме Стэна, которого вы казнили на следующий день после Победы, даже не допросив! А ведь было очевидно, что он под «империо»! Он же даже сражаться не мог – бродил там, как сомнамбула.

– Названные тобой работники Министерства были убиты при сопротивлении и попытке побега.

– Угу. Особенно Руквуд. Вы извините, Кингсли, но вы просто ни разу не испытали на себе «ступефай» от Рона Уизли. Беда моего друга в том, что он совершенно не умеет рассчитывать силу. И если уж он приложил кого – валяться тому без сознания часов двенадцать, не меньше. Так что Руквуд был убит в бессознательном состоянии. Остальные были ранены, связаны «инкарцерос», а затем ещё и спелёнуты особым заклинанием директора МакГонагалл. Они не имели никакой возможности бежать. Их хладнокровно убили, чтобы они не могли рассказать о предателях в самом сердце Министерства.

– Предатели в сердце Министерства? Тебе ли говорить о предателях в сердце Министерства, Гарри Поттер? А что за артефакт ты сам пронёс в него? Мой амулет свидетельствует о том, что у тебя на шее висит источник магического возмущения. Ты прекрасно знаешь, что все магические предметы должны сдаваться на входе, но нарушил это правило и тайно принёс его сюда. На что ты рассчитывал? Что сможешь каким-то образом околдовать меня?

– Артефакт?

Гарри опешил от такого обвинения. Он ничего не проносил в Министерство, а на шее висел только мешочек из ослиной кожи, в котором лежал осколок зеркала. Или у Шеклболта чересчур чувствительный амулет, реагирующий даже на сущую ерунду, или кто-то попытался связаться с ним через зеркало, и прибор зафиксировал всплеск магии.

– Да, артефакт, Поттер. Но ты не сможешь его активировать – на тебя направлены палочки авроров, которые наблюдают за нашим разговором. Я оставляю тебе последнюю возможность уйти из моего кабинета безнаказанным. Ты сейчас дашь разрешение взводу авроров, который находится на площади Гриммо, обыскать дом Блэка. А сам положишь на стол палочку, медленно вынешь из-за пазухи то, что прячешь, и встанешь к стене.

Мозг Гарри работал с лихорадочной быстротой. Всплеск магии – это наверняка Гермиона пыталась связаться с ним, чтобы сообщить о слежке. Надо как-то передать им, чтобы немедленно уходили, но как? И как они смогут уйти, если дом окружён? Но самое главное сейчас – не начинать сражения в Министерстве. Тогда и самому живым не выйти, и друзьям не помочь. Поэтому Гарри спокойно выложил на стол свою палочку и катнул к Кингсли, который немедленно её схватил.

– Мистер Шеклболт, все ваши обвинения беспочвенны. У меня нет никаких артефактов, кроме осколка зеркала, которое мне когда-то подарил Сириус Блэк. Оно было одним из парных зеркал для связи. Именно поэтому, видимо, ваш амулет и зафиксировал магическое возмущение. А в мой дом я никого не намерен пускать. Если бы вы просто изъявили желание зайти ко мне на чашку чая, я бы с удовольствием пригласил вас. А сейчас – нет.

– Как хотите, мистер Поттер. Эджкомб, взять его! Артефакт мне!

Неизвестно откуда появившиеся люди в красных мантиях схватили Гарри за руки и, хотя он не сопротивлялся, заломили их за спину. Чья-то рука, больно дёрнув, порвала шнурок, на котором висел подарок Хагрида.

– Андерсон, передай второму взводу: – «Адрес: площадь Гриммо, двенадцать». Как только проявится дверь, пусть взрывают – пароля нам всё равно не получить, а время дорого. Хотя, надеюсь, мы сработали достаточно быстро, чтобы мистер Поттер не успел предупредить своих друзей-Пожирателей.

Гарри лежал лицом на столе и отчаянно кусал губы. Он действительно не мог никак предупредить Гермиону и Снейпа, если только…

Кингсли спокойно взял со стола кожаный мешочек, развязал его и засунул руку внутрь.

– Ай! – Министр глядел на свои окровавленные пальцы.

Гарри усмехнулся. Именно на это он и надеялся. Осколок был очень узким и всегда располагался в мешочке остриём вверх. Не напороться на него постороннему человеку было бы трудно. Кингсли сам предупредил его друзей об опасности. Теперь оставалось лишь надеяться на то, что Гермиона будет поглядывать на половинку зеркала, что была у неё, и заметит, когда покажется кровь.

– Проклятье! Поттер, мог бы и предупредить!

– Вы сейчас взрываете дверь моего дома. Неизвестно, что вы там разрушите ещё, а я должен предупреждать вас об осколке стекла? Обойдётесь, – последнее слово Гарри прохрипел – аврор, который держал его прижатым к столешнице, надавил сильнее, и лицо юноши вдавилось в дерево.

– Ты сам виноват, Поттер. И если твоё подозрительное выступление в защиту Снейпа во время Последней Битвы ещё можно списать на то, что ты заговаривал зубы Тому-Кого-Нельзя-Называть, то последующие твои действия свидетельствуют о том, что ты ищешь популярности у самых одиозных личностей, вроде Малфоев или Паркинсон.

– Ну вы даёте, Министр! Назвать Паркинсон одиозной личностью… Да дура она обыкновенная, а вы из неё прямо супер-врага сделали, – аврор немного отпустил руку, и Гарри смог говорить нормально. – Вы ещё скажите, что и Волдеморта я грохнул исключительно для поддержания популярности среди Пожирателей смерти. Можно подумать, вы у Снейпа эстафету приняли – подозревать меня во всех мыслимых и немыслимых грехах. Может, скажете своей горилле, чтобы отпустил, пока он мне руку не вывихнул?

– Если бы ты не демонстрировал мне тут свои глупые амбиции, а сразу стал сотрудничать со следствием…

– Если бы вы, господин министр, прекратили терроризировать людей своими беспочвенными обвинениями, мы бы могли избежать многих недоразумений, – раздался в кабинете холодный голос Минервы МакГонагалл. – Немедленно прикажите вашей овчарке отпустить моего ученика.

Все обернулись на двоих, стоявших возле камина в кабинете министра. Аврор, державший Гарри, отскочил в сторону, не дожидаясь приказа начальства. Директор Хогвартса и Аберфорт Дамблдор окинули неприязненными взглядами Шеклболта и людей в алых мантиях, столпившихся возле него.

– Директор, мистер Дамблдор, что вы здесь делаете? – Кингсли мучительно размышлял, что будет безопаснее – перекрыть камин для посещений вообще или вот так вот представать иногда в неприглядном виде перед своими учителями и соратниками.

– Моё зеркало, парное поттеровскому, внезапно покрылось кровью, – прогудел трактирщик. Его седые брови сошлись вместе. – Не знаешь, Кингсли, с чего бы это вдруг?

– Твоё зеркало? Но я думал…

– Вы очень неконструктивно стали думать в последнее время, мистер Шеклболт, – неистребимые учительские нотки в голосе МакГонагалл заставили всех в кабинете вытянуться в струнку и почувствовать укол совести. Всех, включая Министра и Гарри. – Мистер Дамблдор был в моём кабинете, когда его зеркало показало кровь. Мы думали, что на Гарри напали сторонники Риддла, которые до сих пор находятся на свободе, кинулись сюда, чтобы просить о помощи, но видим, что защищать-то Гарри нужно от вас. Мистер Поттер, мы немедленно отправляемся в Больничное крыло.

– Но, директор, я не ранен, – успокаивающе пробормотал Гарри.

– Это была моя кровь! – Кингсли потряс перед лицом окровавленной ладонью. События разворачивались так быстро, что у него не было времени даже наложить лечебное заклинание.

– Я думаю, о тебе есть, кому позаботиться, – сказал Дамблдор, подходя к Гарри и кладя руку ему на плечо. – И об этом юноше тоже есть.

– Мистер Поттер никуда не пойдёт, пока не вернутся мои люди, которых я отправил обыскивать его дом, – было не так-то просто заставить Кингсли свернуть с пути.

– Обыскивать его дом? И что же вы там намереваетесь найти?

– Не что, а кого. Я подозреваю, что мистер Поттер скрывает беглого убийцу, предателя и Пожирателя смерти Северуса Снейпа.

– Мистер Шеклболт, вы в своём уме? – МакГонагалл тоже подошла к Гарри. – Поттер ещё в день последней битвы рассказал, как погиб директор Снейп. Какие у вас основания не доверять ему? И тогда же он, кстати, разъяснил, кем на самом деле был Северус. Вы, так же, как и все, кто был там, должны были слышать, что профессор Снейп никогда не предавал Ордена Феникса.

– Я, так же, как и другие, слышал только неправдоподобные побасёнки о том, что якобы директор Дамблдор приказал себя убить.

– Ну, так идите и спросите самого Альбуса Дамблдора. Надеюсь, его прямой ответ вас удовлетворит? – директор МакГонагалл поджала губы и покрепче вцепилась в трость.

Теперь, когда она стояла близко, Гарри смог разглядеть, что рукоятка изящной лакированной трости тёмного дерева была выполнена в форме головы козла с длинными, перевитыми друг с другом рогами. Не то чтобы Минерва МакГонагалл часто опиралась на трость при ходьбе: ранение, полученное ею в Последней битве, было полностью излечено, уж мадам Помфри постаралась. Скорее, директор носила её с собой по привычке. А сейчас пожилая женщина выглядела так, будто собиралась познакомить с этой тростью большинство спин, присутствующих в кабинете.

– Вы прекрасно понимаете, Минерва, что свидетельства портрета не могут приниматься во внимание.

– А свидетельства собственных глаз? Или ты уже и себе перестал верить, Кингсли? Что, власть ударила в голову? – Дамблдор-младший, набычившись, двинулся в сторону Министра. – Ты, верно, забыл, как отвлекал на себя внимание красноглазого монстра, когда двое мальчишек, Уизли и Малфой, делали за твоих бравых авроров их работу – сражались с Пожирателями смерти. Что помешало тебе, Кингсли, дать показания в пользу Драко в первый же день, когда его притащили сюда? А эта несчастная Паркинсон? Что, теперь за пару слов приговаривают к поцелую дементора? Ах, да, я забыл, приговаривают даже тех, кто и слова-то сказать не успел, как мальчишка Шанпайк.

– Свидетели подтвердили, что видели Шанпайка вместе с Пожирателями!

– А ещё они же говорили о его расфокусированном взгляде и нарушении координации, как бывает с теми, кто слишком долго был под «империо», – не сдавался Дамблдор. Он стоял уже вплотную к Министру, и Шеклболт морщился, когда слюна изо рта Аберфорта попадала ему на лицо. – Ты совсем тут «офаджился», Кингсли, вот что я тебе скажу. Вместо того чтобы искать врагов там, где их никогда не было, лучше бы подумал, почему ни на восстановление Хогвартса, ни на ремонт пострадавших зданий Хогсмида твоим Министерством не было выделено ни кната.

Шеклболт молчал, тяжёлым взглядом глядя на трактирщика. Наконец, он вздохнул и сказал:

– Хорошо, поверим пока вам на слово. Но тогда скажите, где тело вашего покойного героя?

Но ответить маги не успели, потому что отворилась дверь, и перемазанный сажей аврор в рваной мантии втащил скованного магическими наручниками избитого старого домовика.

– Кричер! – Гарри опустился на колено рядом с ним, а эльф, пользуясь тем, что его лицо оказалось скрыто от присутствующих, подмигнул хозяину здоровым, не подбитым глазом.

– Эта мелкая тварь чуть не покалечила нас! – аврор был вне себя от негодования.

– Они убили хозяйку! – завопил тоненьким голоском Кричер. – Они убили мою дорогую хозяйку, сожгли её! Они устроили дома пожар!

Кингсли удивлённо поглядел на аврора.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: