СПЕЛЕОЛОГИИИ. 1958-1969-годы. 9 страница

Владимир раз за разом поочередно сгибал ноги, вводя колени в вертикальную щель и распрямлял их, грейдером сгребая слой гальки, отталкивая ее подальше.

Едва разрыхлил верхний слой, работа пошла легче. Под ним камни уже не были связаны глиняным раствором, и вскоре Владимир уже лежал, в блаженстве опустив ноги в вырытую под собой яму.

- Теперь руками, задницей, чем только можно, обрушать в нее гальку из-под спины и отталкивать ногами в проход.

Владимир понимал, что, выкапывая яму под собой, он одновременно полностью или почти полностью перекрывает вырытым материалом выход, но ничего другого не оставалось.

“Господи! Только бы хватило места. Только бы вырыть яму, чтобы развернуться, - молил он какого-то спелеологического бога. – Только бы лицом к выходу. А там уж мы посмотрим кто кого”.

Он боялся, что вот сейчас, через секунду, противно скрипнет ботинок, галька кончится, и он наткнется на твердый, монолитный пол. И все труды – понапрасну! Тогда уж точно – конец! Ссыпать назад, заполнить яму он не сможет никаким образом, а найти его, за ним же созданным завалом, ребята просто не смогут. Насколько позволял слабый свет его фонаря, Владимир видел перед ногами гравийный вал высотой почти до потолка.

В какой-то миг Владимир почувствовал, что наступил момент, когда он сможет, наконец, развернуться. Понял, что ему хватит места в выкопанной яме. Тем более что котлован, практически, уже не увеличивается: почти весь сдвигаемый ногами щебень скатывается назад.

Сколько времени возился Владимир в микро пространстве, разворачиваясь, он не понял, не осознал. Должно быть, на какое-то время его внутренние часы остановились. Ясно помнил, как, вымазанные коричневой глиной наколенники его комбинезона вдавливались в лицо, трещала спина, нахлобученная на голову каска срезала уши... В конце концов, ему удалось извернуться, улечься лицом к выходу!

- Все! Свободен. Теперь уж точно вылезу!

Владимир тяжело дышал, испытывая неописуемое блаженство. Он испытывал радость только оттого, что лежал не на спине и, при желании, свободно мог повернуться на любой бок.

- Ну и что? Ну и гравий перед глазами. Ерунда! – Владимир весело смотрел на высокую насыпь перед лицом. – Сейчас проще. Ее теперь под собой, под собой в тот конец пещеры перетолкаю. Еще полчаса, ну час – и я на свободе!

Конечно, в этом году были воскресные походы, открывались новые ходы и целые системы, были экспедиции в Саяны, но главное происходило на Кавказе – совместная экспедиция красноярских новосибирских спелеологов и Сочинского отделения Географического общества СССР. Среди красноярцев перед экспедицией был жесткий отбор из многих желающих, было обещание сидения в апрельском Енисее в самоклееных гидрокостюмах, была самолетная суматоха, заталкивание снаряжения в поезд и т.д.

Откроем отчет по данной экспедиции.

СИБИРСКАЯ СПЕЛЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В КАРСТОВЫЙ РАЙОН ХРЕБТА АЛЕК (Северо - Западный Кавказ). 1967 год.

Цели экспедиции.

1.Разработка безаварийных методов прохождения сложных вертикальных полостей.

2.Исследование пещер хребта Алек.

3.испытание новых видов спелеологического снаряжения.

4.Повышение квалификации участников.

Состав экспедиции – 31 человек из Красноярска, Новосибирска, Москвы, Сочи.

Штаб экспедиции состояла из 4 человек:

1.МорозН.К. – Новосибирск. Начальник экспедиции.

2.Бобрин В.Д. – Красноярск.

3.Сандахчиев Л.С. – Новосибирск.

4. Ефремов И.П. – Красноярск.

Кроме того, присутствовали научные консультанты:

1.Илюхин В.В. – Председатель Центральной секции спелеологов (спелеотуризма).

2.Боровский Л.Э. – Председатель Сочинского отделения Всесоюзного Географического общества.

3.Добровольский М.Н. – Главный геолог Тематической экспедиции Красноярского геологического управления.

4.Рарог Г.П. – Ученый секретарь Сочинского отделения Всесоюзного Географического общества.

Далее в отчете на 37 страниц машинописного текста описано: техника и тактика прохождения карстовых полостей хребта Алек, снаряжение экспедиции, описание пещер и т.д.

Да еще схемы, планы пещер, чертежи нового снаряжения, фотографии...

Тяжело, скучно читать подобный отчет. Интересно, сейчас, по прошествии 20 лет, кто-нибудь там, в Москве в Центральной секции спелеотуризма. Куда их пересылали, читали ли эти толстые книги, выпускаемые ежегодно, практически, всеми секциями, городами? По крайней мере у нас, в Красноярске, даже в спелеоклубе их не очень то жалуют вниманием. Но мне кажется лет этак через 500, когда все пещеры будут открыты и пройдены до самого конца, до самой маленькой узенькой щелки, до самого последнего горизонта, может найдется пытливый исследователь, который будет безмерно благодарен ребятам, совершенно бесплатно, даже себе в убыток (расходы на фотоматериалы, оплата машинистки, переплет и т.д.) в свое личное время сделавших отчет об экспедиции, походе...

Так что не будем переписывать официальный отчет, оставим его будущим историкам, а откроем книгу “Медаль Колумба”. Авторы В.Арсеньев и Б.Костин. Так вот в рассказе “Маршрут под землей” описана та самая наша экспедиция, штурм пещеры Географическая. Кстати, авторы, а может и при наборе, немного приврали мою фамилию. Мартышев, вместо Мартюшева! Обидно.

“Дождь спутал планы экспедиции, - так написано в рассказе, и это сущая правда. – По ложбинам бежали мутные ручьи, и под землю нечего было и думать лезть. Правда, он немного смолкал, и в одно из таких затиший красноярцы решили рискнуть. Группа ушла вниз на разведку.

Красноярцы благополучно прошли “шкуродер-трамвай”, за которым, они знали, можно будет передохнуть и выпрямиться в довольно широкой и высокой галерее. Но отдыхать не пришлось.

В лучах фонарей, затопив галерею, несся поток. Казалось, он хрипел и стонал от ярости. Скованный известняковыми стенами, он бил в камень, был изъявлен пенные воронками и тащит с собой в тартарары острые глыбы. Крутил и вертел ими, словно спичечными коробками.

Группа ринулась наверх, словно ввинтилась в “трамвай”, радуясь, что путь отступления пока свободен”.

Описано красиво и довольно правдоподобно. Правда, в жизни этот эпизод выглядел чуть-чуть по другому.

Еще в “трамвае” разведчики услышали глухой шум, словно там, где-то в глубине пещеры мчался поезд. Распластавшись по-пластунски, они долго ползли узким ходом навстречу шуму.

Вот, наконец, и основной магистральный ход. Не далее как позавчера, когда заносили снаряжение, и когда Валерий Бобрин “сковырнулся” с четырехметрового отвесика и повредил ногу, в нем было сухо, тепло, приятно. А сегодня там, действительно, “хрипел и стонал от ярости поток”.

Наклонная галерея, шириной метра три-четыре, чрез полсотню метров обрывается каскадом отвесов метров по 15-20. На каждом позавчера (пока еще было сухо) закрепили лестницы и веревки, и у разведчиков, естественно, возникло желание: а не проверить ли навеску?

Они связались веревкой и, по узенькой полочке, высвечивая путь налобными фонарями, осторожно пошли над бушующим потоком. Пять метров, десять, двадцать... Несущаяся у самых ног грязно-пенная река издавала такой рев и грохот, что казалось мелко вибрировали стены пещеры, а переговариваться приходилось, крича в ухо друг другу. Тугой, холодный ветер вместе с рекой тоже уносился вглубь пещеры.

Что же сегодня творится там, в глубине пещеры? В районе сифона? Эта мощная река зальет ходы и гроты до потолка. Не дай бог такой поток во время штурма!

Вот и первый уступчик высотой метра полтора, который в “сухой” галерее даже не замечали. Можно сказать, горизонтальный путь в пещере из таких уступчиков и состоит.

Шедший впереди, спелеолог осветил реку. У его ног широкий грязный водопад устремлялся вниз. Полочка, на которой он стоял, была настолько узка, что на ней едва помещалась одна нога. Горбом улетающая в черноту, вода притягивала, звала за собой. Спелеолог решил еще продвинуться вперед, как вдруг... Неосторожное движение, нога коснулась воды, и поток мигом сдернул разведчика с полочки и, радуясь, переворачивая, забивая рот, нос, уши, карманы, сапоги холодной грохочущей водой, поволок его вниз.

Ой, б...ь! допрыгался. Поплыл. Теперь у сифона только и остановишься. Трупом бездыханным! Почему именно бездыханным? Уж если труп – не должен дышать... Дышать? Дышать! Глоток воздуха! Вздохнуть! Всплыть? Куда? Где верх, где низ? Куда? Куда?

Неожиданно, веревка, про которую он совсем забыл, натянулась, и сплав замедлился.

Открыть глаза? Зачем? Что можно увидеть в ревущем грязном потоке? Разве только кривую старуху в белом саване с острой косой на плече? И ее противную беззубую улыбку?

Но, вероятно, свечка спелеолога где-то там, на небесах, еще не догорела, так как сплав вдруг прекратился и он встал на что-то твердое. Бешеный поток уже не давит, не мнет, не тащит в преисподнюю. Открыл глаза.

О, боже!

Он стоит на скользком каменном полу по колено в воде, а над головой в бессильной ярости оглушающе ревет мутный поток. Разогнавшись до огромной скорости река падает в продолжение хода уже примерно в метре от уступчика.

Я в мешке? Ниже подземной реки? Под водопадом?

Перед лицом мокрая коричневого цвета стена, куда-то наверх, сквозь воду, уходит дрожащая туго натянутая веревка. В бесконечной серой, как бы размазанной скоростью, ленте над ним иногда, нет, не видятся, скорее, угадываются угрожающе пролетающие камни.

Не мало покажется, если такой каменюга да по морде! Веревка! На том конце товарищи. Держат, спасут! Что-нибудь придумают!

В месте вынужденной остановки вместо воздуха стоит густой туман, водяная смесь. Однако дышать можно.

Все произошло настолько быстро, что он не успел толком испугаться, и сейчас его незавидное положение медленно доходило до сознания.

Наверное, тут очень красиво, как внутри Ниагарского водопада. Надо скорее наверх. Туда, к ребятам. Ну, вперед!

Ухватившись за какой-то карман на стене, резко оттолкнулся, сунул голову в поток. Ну и что?

Получил такой хлесткий удар в “морду”, что только туго натянутая веревка не пустила в дальнейшее путешествие по каскадам и водопадам.

Опять в мешке! В нише между скалой и летящей рекой.

Может, подумаешь, как выбраться из этой мышеловки? Впервые не я на реке, а она надо мной! Давай думай, думай... А вон, у правой стенки воды гораздо меньше. Попробовать там?

Спелеологу в этот раз повезло: в районе уступчика, действительно, галерея поворачивала, и основная масса воды шла по центру и ближе к левой стене.

Осторожно, придерживаясь руками за натянутую веревку, он передвинулся вправо, дошел до стены. Резко выпрямился.

Отлично!

Спелеолог свободно вдыхал чистый пещерный воздух (кое-кто считает – целебный воздух!). Течение хоть и давило, раскачивая раздувшиеся, наполненные водой карманы, штанины и рукава комбинезона, но не волокло его вниз к отвесам.

Это, наверное, было великолепное зрелище, когда из бушующего, ревущего потока выскакивает мокрая испуганная голова в желтой каске с надписью “Минстрой” и тускло светящимся налобным фонарем, полным воды.

Товарищи, уже на пределе сил, державшие веревку, увидев над водой его голову, потянули и он, осторожно, по полочке выбрался к ним.

И тогда они, действительно, “ринулись наверх”, справедливо решив не очень распространяться об этом приключении.

Я то еще можно вспомнить об этой самой грандиозной (по тем временам) экспедиции? Пройдены пещеры Величественная, Назаровская (до глубины 310 метров – тогдашнего дна), открыты, пройдены и задокументированы новые пещеры: Девичья (160 метров глубины), Географическая – 310 метров.

Триста десять метров. Это был рекорд! Рекорд Советского Союза. Точнее этот рекорд разделили две пещеры: Назаровская и Географическая.

Отныне самые глубокие вертикальные пещеры стали открывать только на Кавказе.

Вот небольшая справка по глубочайшим пещерам Мира и СССР.

1.Требич (Италия) – 330 м.

2.Берже (Франция) – 1122 м. – открыта в 1956 г.

3.Пьер-Сен-Мартен (Франция) – открыта в 1966 г.

4.Жан Бернар (Франция) – открыта в 1976 г.

По СССР.

1.Торгашинский провал (Красноярск) – 184 м. – 1958 г.

2.Кубинская (Красноярск) – 274 м. – 1963 г.

3.Географического общества (Кавказ) – 310 м. – 1967 г.

4.Назаровская (Кавказ) – 500 м. – 1969 г.

5.Снежная (Кавказ) – 1370 м. – 1979 г.

6.им. Пантюхина (Кавказ) – 1508 м. – 1988 г.

Перечислять давние рекорды, пожалуй, нет смысла, главное потому, что нашим современникам они покажутся просто мизерными. Ну, скажите, кого может впечатлить цифра – 274 метро глубины пещеры Кубинская?

Но нельзя забывать, что это было почти тридцать лет назад, и установление тех рекордов было ни на йоту не легче.

Устанавливая рекорды, мы как бы даем наглядное свидетельство техническому и моральному уровню страны, уровню свободы и возможностей человека.

В тоже время рекорд как бы знак – такие пещеры есть! Такое возможно! Будут и у нас, В СССР глубочайшие пещеры! Будут! Наступит время раскрепощения спелеодвижения!

Однако, для нас, для Союза ССР в шестидесятые годы и 300 метров был показатель! И на этих глубинах была тяжелейшая, гробящая здоровье работа, были травмы, погибали наши друзья – спелеологи!

В свое время любопытно высказался Бен Абруззо:

-Время от времени надо переступать установленные границы – будь то полет на воздушном шаре, либо рекорд высоты на самолете, либо новое произведение литературы – иначе общество не будет двигаться вперед.

Это высказывание в полной мере относится и к спелеологии. И очень жаль, что мы так легко привыкаем к необычному, с такой легкостью утрачиваем способность удивляться.

И не наша вина, а наша беда, что даже в спелеологии СССР отстал от всего мира лет на 30-35! Опять я отвлекся. Вернемся лучше к кавказской экспедиции Сибиряков.

Воспоминания о том лете, той экспедиции, наскакивая друг на друга, роятся в голове и просятся на бумагу.

Впервые в жизни я попал в южные края. Море, пальмы, шашлыки! И даже... На двое суток ожидания в Адлере Петр Киряков обнаружил неиссякаемый источник... пива! В автомате! Потом дорога в горы, в горы. Ночевали у Хостинского чайсовхоза, рядом с лесопилкой, прямо у дороги. Поразительно! Можно спать не в палатке и даже без мешка. Это после Сибири!

Однако лично я совсем не мог уснуть. Ночь. На небе огромные, как фонари звезды, вокруг летают (да еще и светятся) и звенят насекомые, которых я назвал звучным именем – Цикады (другого ничего не приходило в голову). Звенящая тишина, но в каждом писке, вздохе, шевеленье, шорохе чувствуется жизнь. А моя душа тихо поет: я на юге, в горах, в настоящих горах!

Разнообразные приключения ожидают спелеологов под землей, но как-то так получилось, что больше вспоминается случаев, происходящих на поверхности, при заброске. Да и что может произойти под землей? Ну, идешь, весь грязный или мокрый, ну тащишь, как ишак, транспортники, ну пыхтишь вверх по отвесу, или, обжигаясь веревкой, скользишь вниз. Ну, какой-то “чудак” сронил тяжелый камень (хорошо, если не на тебя), или акваланг (в п. Юбилейной в 1973 г. Ю.Ковалеву так сломали ключицу). Вода, холодно, сыро, спать хочется...

А на заброске? Это совсем другое дело!

От Хостинского чайсовхоза по чуть наезженной коле, изрядно заросшей мелкой зеленой травой, медленно движется к горам, в сторону Главного Кавказского хребта, белеющего вдали снежными вершинами, странная процессия. Впереди, подвывая на неровностях дороги, осторожно (именно осторожно – другого слова не подобрать к медленно передвигающейся машине) едет грузовик, доверху забитый экспедиционным снаряжением. Сверху, на рюкзаках и ящиках, большой брезентовый тюк. В нем завернуто последнее вчерашнее приобретение: шестьдесят булок хлеба (на первые несколько дней, потом перейдем на сухари). На этом тюке надменно и гордо восседал Петр Киряков. Из одежды на нем всего-то детская панамка, желтые шорты и белые тапочки на босу ногу. Большой палец левой ноги, кстати, очень грязный, уверенно торчит из прохудившегося “обутка”.

Следом за машиной вышагивает “толпа” молодых людей в спортивных брюках и штормовках. Над “народом” стоит неразборчивый шум голосов. Парни радуются солнечному утру, хорошей сухой погоде. Радуются автомашине, довольны, что идут налегке, и не надо на себе тащить почти две тонны снаряжения. За ними, беспрестанно зевая, кутаясь в теплый свитер и бормоча под нос: “Э-эх, в такую рань...” машинально переставляет ноги Б.Мартюшев, ваш покорный слуга. Замыкает процессию четыре равнодушные лошади. На первой сидит погонщик, человек лет пятидесяти, одетый в телогрейку, тяжелые кирзовые сапоги и немыслимую кепчонку, постоянно пытающуюся съехать ему на глаза. Про эту кепчонку Славка Попов (спелеолог из Бердска) выразился, что она “с чужого плеча...”. Лицо погонщика заросло колючей щетиной и не выражает ни радости от первых лучей серебристого солнца, уже выглянувшего из-за ближайшей горы, ни от свежей изумрудной травы, зелени ближнего леса, ни от сумрачной синевы дальних гор с белыми вершинами.

Кавалькада уже пересекла чайную плантацию и углубилась в лес. Дорога долго петляла меж деревьев, поднимаясь в гору. Да и какая это дорога? Колея заросла травой настолько, что только по более свежей зелени и можно было угадать ее. Должно быть по ней в принципе никогда не ездили автомашины.

Машина остановилась. Из кабины, вытирая вспотевшее лицо промасленной тряпкой, вылез шофер:

- Разгружайтесь. Дальше дороги нет вообще!

Ну какой же дурак, посудите сами, сразу бросится разгружать машину, если есть хоть малейшая возможность не делать этого? Стали уговаривать шофера:

- Дороги-то нету? – возражал он, - Нету! А у меня не ишак, слава Богу, а автомобиль. По горам ходить не умеет. Ему дорогу подавай. А ну как перевернется?

- Трусишь?

Такого оскорбления шофер не выдержал. Скрылся в кабину и с треском захлопнул дверцу.

Из кабины вырвался густой клуб дыма, вероятно, шофер со злости закурил, машина заурчала и медленно покаталась по уклону к ручью, видневшемуся невдалеке.

Склон становился все круче, машина все больше наклонялась влево; Киряков, уже было задремавший на мягком хлебе, подозрительно завертелся, встал на задний борт и со словами:

- Ну ее к такой-то матери, эту машину. Пойду пешком... – спрыгнул на землю.

- Каскадер! – одобрил его поступок Альберт Бакланов (может кто вспомнит гремевшую в те времена на Столбах компанию “Прометей” и ее лидера “Тигриное ухо”?)

Ситуация действительно напоминала трюк автокаскадеров. Когда Петр прыгал, машина уже катилась на двух колесах, сильно накренившись влево и слегка покачиваясь в неустойчивом равновесии. Кто-то из парней кинулся было поддержать ее, но глупого энтузиаста остановили.

Машина, тем временем, с легким “хря-ясь” завалилась на левый борт. Мотор взвыл и сразу заглох, заднее правое колесо, неестественно задранное к небу, резко, толчком, перестало вращаться.

Вниз по склону, сминая траву, весело поскакали булки хлеба, удаляясь все ниже. За ними последовали рюкзаки, палатки, мотки лестниц, какие-то баулы и т.д. Только тяжелые продуктовые ящики степенно легли рядом с машиной.

Парни оторопело смотрели на эту картину, Киряков восхищался своей проницательностью, и даже на лице погонщика появилась заинтересованность и подобие улыбки. Он сдвинул кепчонку на затылок и, довольный произнес:

- Здорово! А? Смотри, как прыгают...

Через опущенное стекло правой дверцы вылез шофер. Лицо его светилось широчайшей улыбкой. Оно не выражало ничего, кроме радости и удовольствия:

- Я же говорил? Предупреждал! Перевернулись.

Следующие полтора часа участники совместной Сибирской экспедиции собирали по склону хлеб и рюкзаки. Опутав машину веревками, ставили ее на ноги, применив блоки и полиспасты, подчиняясь советам и приказам однорукого погонщика в кепчонке “с чужого плеча”, вьючили лошадей.

Караван лошадей и спелеологов по узенькой, серпантином врезанной в длинный склон горы, тропинке медленно тащится к хутору лесника Назарова (кстати - пещера Назаровская названа в честь его).

Склон настолько крут, что на нем совсем нет леса, только низенькая чахлая трава, да далеко внизу, чуть заметной отсюда тонкой блестящей змейкой, извивается речка.

Нам с Киряковым досталась самая ленивая лошадь. С самого начала, едва на нее взгромоздили пару хороших вьюков, она самоотверженно прошагала метров сто и, чуть тропа пошла в гору, спокойно улеглась на траву обочь протоптанной дорожки. И не смотря на наши уговоры, просьбы, обещания, что дальше будет полегче, понукания и даже удары прутиком, откровенно не желала идти. По ровному, – пожалуйста, а в гору – ни-ни! Она с философским спокойствием смотрела на суетящегося Кирякова и равнодушно жевала траву, до которой могла дотянуться лежа. Казалось, ее большие глаза говорили: “Ну что вы кипятитесь, ругаетесь? Ложитесь рядом, отдыхайте. Здесь прекрасно, а жизнь так коротка, что...”

Но тут подбежал погонщик и поговорил с ней на другом языке. Причем, безмозглая скотина и женщина, которая... ну, легкого поведения, были самыми безобидными оскорблениями.

Должно быть лошадь прекрасно понимала содержание его речи, ибо только он начал говорить, в ее глазах появилось вначале беспокойство, потом – тоска. Она, как мне показалось, кряхтя и втихомолку поругиваясь, поднялась с земли. А когда погонщик еще и помог ей, крепко пнув сапогом в отвислое брюхо, она довольно прилично пошла даже в гору. Правда, пыла ее хватило ненадолго, и, едва погонщик ушел вперед, лошадь резко сбавила темп, и мы вскоре потеряли караван из виду.

Я веду лошадь под узцы, она успевает срывать на ходу растущую вдоль тропы траву, Киряков на особо крутых подъемах, упираясь в лошадиную “корму”, помогает животному. Тропинка узка настолько, что левый тюк цепляет за скалу, правый – покачивается над обрывом. Отсюда до речки внизу, на дне узкой безлесой долины, пожалуй, с полкилометра по прямой. Не дай бог, потерять равновесие – поди, до самого ручья и будешь кувыркаться.

Ну вот – так и есть! Накаркал!

Левый тюк цепляется за каменный выступ, и лошадь, вместе с нашим грузом... срывается в пропасть!

Петька, упираясь ей в ногу, еще пытается удержать, но... лошадь уже переворачивается через себя, летит вниз! Один оборот, второй, третий... набирает скорость. Все быстрее, быстрее!

Из разбившегося ящика макароны, словно из пулемета длинными белыми пулями, выстреливаются далеко по склону.

“Макароны? Только макароны? Сейчас рюкзаки отвяжутся и тоже поскачут вниз! А кобыле конец! Конец! Отмучилась, теперь отдохнет. Навсегда отдохнет. Сейчас она скроется за перегибом и там... До самого ручья!”

но, поразительное везение! Везение, поверить в которое просто невозможно. Когда-то, может быть столетие назад, на этом голом склоне росла небольшая одинокая, скорее всего, корявая сосенка. Она давно уже засохла, обломилась, и от нее остался лишь невысокий пенек. И надо ж было так случиться, что этот пенек попал точно между спиной лошади и вьюком. Пенек выдержал, падение бедного животного прекратилось.

Еще не до конца поверив в счастливый случай, мы с Петькой, рискуя сорваться тоже, кинулись к потерпевшей.

Лежащая на спине лошадь, вытаращив безумные глаза, беспорядочно машет ногами. Как к ней подступиться? Да и что я должен делать? Как ее освободить?

Киряков нашел себе подходящее занятие: балансирует на крутом склоне – собирает выстрелянные макароны (что только не взбредет в голову в экстремальной ситуации?).

На наше счастье погонщик, должно быть обеспокоенный нашим долгим отсутствием, подоспел как раз вовремя и сказал ей (лошади), а может нам с Киряковым, пару отточенных матерков. Лошадь успокоилась, перестала болтать ногами, позволила спокойно отвязать вьюки.

А дальше все было очень просто, только до базового лагеря у пещеры Географического общества мы еще два дня занимались заброской снаряжения, уже без помощи автомобиля и лошадей, ибо погонщик заявил, что только ненормальный может спокойно смотреть как его лошадей сбрасывают в обрыв, а он не может отнести себя к этой категории людей. Одним словом более двух тонн снаряжения в прямом смысле легли на наш горб.

Так это на заброске. А под землей? В пещере? Вернемся опять к книге “Медаль Колумба”.

“В сифоне съемку не прекратили. Здесь, в подводном лазе, приходилось ползти на спине. Высота его – сорок сантиметров – не всегда позволяла сунуть руку за пикетажкой; лежа на спине, достать ее было легче. Точки выбирали в воздушных карманах – пазухах, где голову можно было поднять из потолка. Вернее точки выбирать Мартюшев. Илюхин же во время очередного отчета, случалось, оказывался в воде. Тогда, нащупав очередной карман и отдышавшись, приходилось орудовать компасом, восстанавливая примерное направление пройденного пути.

Они вышли на поверхность через тридцать два часа. Дождь перестал, и даже морось растаяла в теплых струях южной ночи. Ребята, отдав встречающим мотки лестниц и веревок, гроздья карабинов и скальных крючьев, устало поплелись к палаткам”.

А что? Для меня это был первый сифон. Я тогда еще был не только инструктором подводного спорта, не был даже просто аквалангистом. А тут сифон с шестью перегородками, уходящими в воду! Да еще и топосъемка в нем. Вот когда я пожалел, что не приготовил вовремя водонепроницаемую одежду. Просидеть полчаса в Абаканской протоке Енисея в апреле месяце было несравнимо легче, по крайней мере – гораздо теплее. Как я завидовал Илюхину, имевшему под комбинезоном водонепроницаемый резиновый гидрокостюм. И тогда же, в сифоне, я дал себе крепкое слово, непременно, как только вернусь... одним словом, я до сих пор так и не склеил себе гидрокостюм!

А закончилась экспедиция “дипломатической” международной встречей с Болгарскими спелеологами. Они работали рядом, тоже на хребте Алек, а базировались на Буковой поляне и в гостинице “Ривьера”.

Встреча завершилась хорошим ужином за “круглым” столом. Именно круглым, правда не в плане, а, если можно так выразиться в срезе. Недалеко от базового лагеря экспедиции лежал огромный, сваленный должно быть молнией, дуб, обхвата этак в два-три. За один день советские (сибирские) спелеологи топорами начисто срубили у него сверху сектор по всей длине, так что получился вполне приличный стол, за которым уже не стыдно было принимать иностранцев. Особенно в этой работе отличился Киряков, который вообще был неравнодушен к топору, как к боевому оружию, и метал его где только мог. В деле метания топора в цель он преуспел настолько, что свободно попадал в цель метров с 10-15.

Его друг Мартюшев, то есть я, презирал эти “томагавки”, но не мог пропустить дерево, чтобы не воткнуть в него с некоторого расстояния нож. Тут же, возле пещеры Географической, когда Юрий Ковалев (на долгие годы потом председатель Красноярского краевого спелеоклуба) штопал комбинезон, присел под могучим дубом, или буком, ну под чем-то из породы лиственных; Мартюшев, скуки ради, метров с десяти так ловко метнул нож, что пучок кудрявых волос на голове Ковалева пришпилил к дубу (или буку).

Так вот, после “международного” обеда совместно с Болгарами, когда “подогретый” народ искал, чем заняться, Киряков, поддернув желтые шорты на мускулистых, загорелых ногах, предложил:

- Международные соревнования СССР – Болгария по метанию в цель томагавков, то бишь, обычного древокольного топора.

Болгары с радостью согласились, один из них даже схватил топор и кинул его в дерево. И даже попал, правда, топорищем.

Прибили на дереве пустую консервную банку, и, когда судьи заняли свои места, Киряков встал на линию метания. Он выставил вперед полусогнутую в колене левую ногу (опять в рваном тапочке), выпятил грудь, повернулся вполоборота к цели, размахнулся.

- А-ах!

Топор со свистом, нет, с грубым шелестом, пролетел мимо строя зрителей и глубоко впился в дерево, разрезав банку на две почти равные части. Обе половинки слегка подрагивали. Болгары были восхищены:

- Ох! Ах! Прелестно! Удивительно! Какой удар. Нет, давайте лучше ножи метать.

- Давайте, - быстро согласился Мартюшев и, почти без размаха, из-под колена кинул нож.

С легким “Хря-ям!” нож пригвоздил левую половину, разваленной топором, банки к дереву.

На этом международные соревнования были прекращены. Любомир кисло заявил:

- Да ну вас. Состязаться с Сибиряками просто бессмысленно. Они с топором на медведя ходят, - я не стал ему объяснять, что за всю жизнь медведя видел только в зоопарке. – Давайте уж лучше пить русскую водку.

Произнес он это с ужасным “болгарским” акцентом, перевирая слова, но основную мысль понять можно было – все-таки родственные языки.

Кстати, потом, когда этот же Любомир делал для нас перевод туристской песни (исполненной им же), он долго подбирал русский вариант слов “водяная помпа”. В конце концов доказал, что это примерно как водяной насос. Правда в песне говорилось о том, как турист с помощью этой “водяной помпы”, что имелась у него в штанах, победил огнедышащего дракона в пещере!

Эта наша экспедиция знаменита еще и тем, что в ней участвовало сразу три “калеки”: Альберт Бакланов (Красноярск) имел травму пальца левой руки. Травму он получил еще в Красноярске на работе, и на Кавказ ехал за счет больничного листа; Валерий Бобрин на первом же выходе в Географической пещере “сверзился” с четырехметрового отвесика и по базовому лагерю все время экспедиции ходил с сучковатой клюкой, вынюхивая, не “тащит ли кто казенные продукты” (он был завхозом экспедиции). В следующем выходе в пещере Девичья Славка Попов (г. Бердск) об острый камень так рассек колено, что парни на руках носили его в больницу, где сельский врач (естественно, без наркоза) сшил ему кожу суровыми нитками, но запретил даже приседать. Ребята опять на руках за 5 часов принесли его в базовый лагерь, справедливо решив, что даже болеть среди своих легче и приятнее.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: