СПЕЛЕОЛОГИИИ. 1958-1969-годы. 11 страница

- Боб, я иду с тобой в Лысанскую - неожиданно перерешил Борисов.

Тропу до Лысанской он, конечно же, не знал.

- Не подскажете, как пройти к пещере? - спросил Борисов у дремлющего на завалинке мужчину. Это было уже в Чибижеке.

Дядька приподнял надвинутую на глаза черную фетровую шляпу... Господи! Да это же... Бакланов! Альберт Бакланов!

- Ухо! Ты как... здесь? - опешили мы с Борисовым.

- Иду в Лысанскую.

- И мы... Дорогу знаешь?

- Нет... А вы?

- У нас схема. Сам Ковалев рисовал!

Вот так втроем в течение двух суток тащились мы по тайге, но как ни странно, не заблудились.

Кстати, на второй день повстречался нам Геннадий Коренев, который тоже шел в Лысанскую, но почему-то в противоположную сторону. И мы долго соображали, кто же из нас идет правильно...

Внутри пещеры, по озерам передвигались как на камерных плотах, так и вплавь. Лично мне до сифона 200 метров по озеру пришлось плыть “врукопашную”, как выражался; Киряков, да еще и погас фонарь. А в самом сифоне отказал акваланг, да порвался гидрокостюм о выступ скалы...

Но это будущие похождения. Мы же ведем речь о 1968 годе. Что еще можно сказать о нем? В отчете за этот год есть запись: “Октябрь - декабрь 1968 г. в Торгашинском и Манском районах Красноярского края проведен спелеолагерь. Руководитель лагеря - Б. Мартюшев, завуч - Федоровский В.”.

Ничего об этом лагере не помню, кроме того, что в этот период наша двойка Федоровский - Мартюшев “сбегала” в Торгашинский провал до дна и назад (с навеской снаряжения) за 4 часа 10 минут.

22 апреля - ставший уже традиционным костер на вершине скалы Токмак. Днем стояла хорошая, теплая сравнительно погода, но (в Сибири весной погода никогда не бывает устойчивой) к вечеру собрались тучи, подул резкий холодный ветер, пошел тяжелый мокрый снег. С каждым часом становилось все холоднее.

Однако краевой клуб спелеологов от костра не отказался. Оставалось дело за немногим - поднять на вершину дрова и “истопников”. Даже летом не очень легкая трасса с почти отвесным “корытом”, нависающим карнизом, скользкой катушкой, сейчас, ночью, оказалось забитой льдом и холодным, колючим снегов.

Спелеологи, около двадцати человек, несколько часов, темной ночью, под пронизывающим ветром и густым хлеским снегом, били крючья, навешивали веревки, организовывали “полиспаст” для подъема дров. Люди попристегивались к веревкам в разных точках трассы, обеспечивая подъем, а на вершине побывали лишь двое - Ковалев и Киряков. Они и зажгли наверху костер от имени всех Красноярских спелеологов.

Мечты, мечты, мечты... Снова ночь. Темно. Красноватые отблески костра освещают высокие сосны, окружающие небольшую полянку. Костер уже растопил под собой снег и провалился глубоко до промерзшей земли, но, тем не менее, хоть и не очень ярко еще горит. Вокруг костра в грязных, местами порванных комбинезонах, касках сидят спелеологи. От сырой подземной одежды идет густой пар.

Над костром, на обгоревшей перекладине, большой котел. Вода в нем (вернее не вода - растопленный снег, в котором плавает трава, веточки, хвоя) уже закипает. Владимир Бикеев готовится бросить в него заварку чая. Рядом подремывает Олег Коваленко.

Группа только поднялась из Торгашинки. Сейчас легкий чай, переодевание и бегом в город, на первый автобус. Сегодня уже понедельник - всем на работу.

Киряков, подбрасывая веток в костер, задумчиво говорит:

- Представляете, мужики! Сто лет назад ученые - географы всерьез считали, что у каждой реки, не важно большой ли, малой, великой или просто ручейка есть, как бы сказать, антирека, которая течет в обратном направлении под землей, снабжая водой основную реку. Эти самые ученые никак не могли поверить, что элементарного дождя хватает для питания постоянно текущих рек. Вообще-то я с ними вполне согласен: могучий Енисей, а Волга, которая течет в степях, где по полгода не бывает дождей. А Амазонка, Миссисипи? Вот бы нам такую пещеру, чтобы от устья до истока под землей. А? Пещера - 2000 километров длиной? Вот бы где уработались!

И ведь без преувеличения это была мечта спелеологов. Хотя к тому времени пещеры уже успели собрать свой урожай, вернее свой сбор со спелеологов. Торгашинский провал уже неоднократно “прибегал” спасотряд (организованный при спелеоклубе). Были сломанные руки, ноги, просто ушибы, обморожения. И даже два смертельных исхода: В. Октаева в 1963 году и через 8 лет - Г. Абрамов. В 1965 году и меня несли от Кубинской со сломанной ногой. И далее пещеры продолжали собирать жертвы. Погибли В. Жога, Ю. Зубеня на Кавказе, Э. Вольф в Орешной. Причем речь идет только о Красноярцах. По Союзу жертв несравнимо больше.

Снимем мысленно шляпы и каски, помолчим минуту, отдавая память нашим друзьям, соратникам, отдавшим жизни за свою мечту, увлечение.

Отныне, ежегодно большинство красноярских спелеологов отпуск проводили на Кавказе. Там оказались самые большие, самые трудные пещеры.

В 1968 году проводилась большая комплексная Сибирская экспедиция на плато Арабика на Кавказе. Сибирская экспедиция. Следовательно, опять вместе с Дивногорцами и Новосибирцами (хотя Дивногорцы автоматически были, да и есть, члены краевого клуба).

Не будем описывать всю экспедицию. Вспомню хотя бы фрагменты из работы нашего отделения, которое искало новые пещеры за хребтом Моки-воху, в районе Орто-балаган.

Зона леса далеко внизу, а здесь на высоте более 2000 метров альпийские луга. Хотя крутые склоны с реденькой травой скорее напоминают лунный пейзаж. Серо-белые скалы по гребню хребта Берчиль и Моки-воху, заостренные карры с миллионами ям, выщерблин, воронок, поноров, в каждой из которых может скрываться грандиозная пещера.

Зной. Солнце, едва только утром выплывает из-за правого плеча горы Арабика, на целый день вроде неподвижно повисает над раскаленной увалистой долиной. Долина, закрытая с трех сторон белыми блестящими скалами, не пропускает даже дуновенья ветерка.

Сухо. Жарко. Даже большой снежник в цирке не имеет в нижней части не только реки, даже ручья. Стаявший снег тут же, минуя жидкую фазу, превращается в легкий пар. Ниже снежника лишь метра два вязкой, сырой земли.

Слева от снежника, на каменистой морене, тандемом поставлено две перкалевые палатки. Это база отделения № 4. Отделение ждет! Ждет продукты и снаряжение.

В том, что отделение осталось без продуктов виноват, естественно, туман. Горный туман. Туман в горах это такая, оказывается, подлая вещь, что не приведи господи!

Захватил он отделение на заброске. Выбравшись на хребет, отделение присело отдохнуть. Под ногами Моки-воху - желтовато-зеленый извилистый хребет, который тянется от неуклюжей, горбатой, но величественной горы Арабика. На восток видно возвышающиеся друг над другом, вначале тоже желто-зеленые, потом темно-синие, и еще дальше черные, с еле видимыми пятнами снега и ледников, хребты. На запад, далеко внизу, у границы леса, базовый лагерь экспедиции. Впереди, в широком цирке чуть виднеется наша цель - домик пастухов Орто-балаган.

- Подъем, парни. Пошли! - командует командир нашего отделения Петр Киряков. Но... вокруг густой туман. Как так? Только светило яркое солнце, и видимость была от горизонта до горизонта. И вдруг... сплошная белая пелена вокруг, и лишь неясно видно полметра земли под ногами. Однако рюкзаки надеты - идти надо.

- Вперед, мужики - весело воскликнул Киряков, прошагал по хребту несколько метров и неожиданно свернул вправо.

- Куда это ты собрался? - поинтересовался Зябкин.

- В Орто-балаган.

Зябкин, Мартюшев и Лебедев твердо считали, что Орто-балаган, вообще-то говоря, находится в другой стороне.

После недолгих споров, отделение разделилось на две группы, и каждая пошла в направлении, которое ей нравилось больше.

Через несколько секунд группа Кирякова скрылась в тумане, некоторое время доносились еще их разговоры, потом стихли и они.

Мартюшев, Лебедев и Зябкин молча шагали на северо-северо-запад по хребту Моки-воху, как они наивно полагали. Пересекали какие-то лощинки, распадки, поднимались на небольшие взлеты. Несколько раз пересекали снежные склоны, которых вообще не должно было быть. Наконец Мартюшев тихо произнес:

- Кажется, мы немного заблудились...

- Ему еще и кажется, - усмехнулся Зябкин. - Да мы уже больше часа идем в противоположном направлении.

- Переждем туман, - подал разумное предложение Лебедев. Генрих Лебедев, представитель новосибирских спелеологов, причем самый обстоятельный и деловой представитель. Он снял рюкзак и, пытаясь взглядом пробить туман, поставил его у своих ног на крутом, очень крутом склоне.

- Эй! Держи! - закричал Зябкин.

Но, - поздно! Перевернувшись раз, другой, лебедевский рюкзак, стремительно набирая скорость, уехал куда-то вниз, в туман. Все долго прислушивались. Лишь тишина да безмолвие.

- Растяпа, - с 'радостью в голосе сказал Зябкин.

- Ты-то чего радуешься? - тоже весело спросил Мартюшев (Не у него же ускакал рюкзак).

- А черт его знает, но уж больно красиво, - утробный жеребячий бас Зябкина подрагивал от удовольствия.

- Ну радуйся, радуйся. Только, что жрать будешь? - обиделся Лебедев.

- У тебя были продукты? - большой любитель покушать, Зябкин явно заволновался.

- Да...

- Что ж ты не держал его? Ищи теперь!

Неожиданно слева, глухо, как из подполья, послышались голоса. Туман вроде как потемнел, и из него, как на фотографии при проявке, материзовалась группа людей. Впереди с большим рюкзаком, как обычно в шортах, выступал Киряков:

- Привет, мужики! Как это мы состыковались, ума не приложу.

И действительно, в горах, в густом мелочно-белом тумане, на удивление всем встретились две небольшие группы, ушедшие, кстати, в разных направлениях.

Через 10 минут, так же неожиданно, как и появился, туманисчез. Снова величественно, где ей и положено, возвышаясь над хребтами и долинами стоит Арабика, а слева, в десятке метров от вольготно расположившегося отделения, Слева... склон обрывается отвесно! Далеко внизу, кажущиеся отсюда карликовыми, видны кроны деревьев. Лебедевский рюкзак ускакал именно туда! Теперь даже искать его - напрасная трата времени!

Вот я и говорю, в том, что у отделения кончились быстро продукты - виноват кавказский туман.

Прошло три дня. Время приближается к полудню, и отделение занято серьезной работой: по выдолбленным в крепком фирновом снегу ступеням гуськом поднимается наверх, под основание белой скалы и, с гиканьем, свистом, улюлюканьем, как на салазках, скатываются по снежной катушке на собственной “пятой точке опоры”.

После десятка подобных рейсов чувствуется некоторый дискомфорт: штормовые брюки и трусы под ними, мягко говоря, сыроватые.

Киряков приволок из палатки спальный мешок. Вот это радость! Потеха! Все отделение усаживается на спальник и вж-жик, с ледяной катушки. Смех! Весело! Шутки!

Внизу спальник с разгона плюхается в грязь. А-ах! Брызги, люди рассыпаются в стороны. Снова в гору и вниз! Дух захватывает!

Зябкин едет впереди. Густая, патриаршая борода его веником торчит в сторону. Александр Зябкин, неистовый спелеолог из Новосибирска, имеет всего один недостаток: он очень громко, неприлично громко, храпит во сне. Храпит так, что остальные просто не могут сомкнуть глаз. По решению общего собрания нашего отделения Зябкин спит теперь отдельно, вместе со спальником завернувшись в полиэтилен, не ближе, чем в ста метрах от наших палаток.

Приехали вниз. Снова грязь, смех, шутки.

- Смелый ты, Петька, - Зябкин с восхищением смотрит на Кирякова. Петр останавливается, гордо выпячивает грудь.

- Спальник у тебя мокрый и грязный, - продолжает Александр, - а ночью холодно...

- Это не мой, - Киряков подхватывает спальник, направляясь наверх.

- Чей?

- Твой, Саня, твой.

Рассерженный Зябкин отбирает спальный мешок, расстилает на камень для, хотя бы, частичной подсушки. Разгоряченная “толпа” тоже недовольна.

- Давайте, хотя бы, последний раз съедем. Все равно - мокрый! - предлагает Бережнов.

Александр Бережнов, рабочий Сочинского отделения Географического общества СССР. Работа у него простая: собирает мелких крабиков, что кишмя кишат в прибрежных камнях. Потом в мастерской общества их заливают эпоксидной смолой, сверлят два отверстия и продают отдыхающим декоративные пуговицы по 50 копеек за штуку. Но (нет полного счастья) пришли ребята из ОБХСС и запретили: “Географическое общество не фабрика, не завод”. Ну, что ж! Перестали делать отверстия, назвали “Сувенир морской” и стали продавать по цене 1 рубль. Это ничего, это можно. Таким образом зарплата Александра даже повысилась. А на прибыль от продажи Географическое общество (Сочинское отделение) организовывало экспедиции, в том числе и участие их парней в нашей, Сибирской.

Без спальника никто на катушку лезть не хочет. Интерес потерян. Опять ждать, ждать. Солнце, жара!

Сегодня день отдыха. Двое парней спозаранку отправились через хребет Моки-воху в базовый лагерь экспедиции за продуктами (вот он Лебедевский рюкзак!), а главное - за снаряжением.

Все тот же Генрих Лебедев два дня упорно таскал камни из какого-то понора в левой стенке долины и добился-таки успеха: раскопал ход вниз. Да какой ход! Отвес. Бездонный отвес!

Бросаем камень вниз и слушаем.

- Тук. Тук-тук..., - ударяется камень о стены. Пять секунда, десять, двадцать... Чуть слышный удар... Тишина! Люди не дышат, прислушиваясь. Вдруг еще? Все отделение сидит в маленьком гротике склонившись над круглой дырой, откопанной Лебедевым. Бросают камень снова. 22 секунда. Еще и еще. В среднем 20-22 секунды. Может камень летит и дальше, но звук уже не доходит с такой глубины, теряется где-то в пустотах пещеры.

Зябкин, шевеля в такт черной бородой, с упоением умножает двадцать на 9,8 метров в секунду, вычитает потерю скорости от ударов о стены, трение о воздух...

- Колоссально! Никак не меньше 100 метров! Отвес. А дальше?

- Вот это, братцы, дыра!

Впервые советским спелеологам попался отвес 100 метров. И название пещеры уже готово: Генрихова бездна! А у нас для штурма и лестниц нет - мы разведка. Но штурмовать будем только сами!

Лебедев ходит героем, вернее, не ходит - сидит в своей бездне, расширяет ход вниз, выколупывая и вытаскивая наверх камни.

К вечеру посланцы принесли продукты, кучу веревок, лестницы. Однако, лестниц всего тридцать метров. Но у отделения столько энтузиазма, жажды первооткрывателя, что такой пустяк, как нехватка лестниц почти не тревожит.

Утро. Солнце уже раскалило склон.

Киряков напялил на себя черный залатанный комбинезон. Комбинезон приятно пахнет высохшей глиной, пещерой, чем-то неуловимым, заманчивым: подземной глубиной, неизвестностью, загадочностью, таинственностью. При похлопывании, высохшая глина легким светло-коричневым облачком отскакивает в стороны. Хочется чихнуть, сухая глина свербит в носу, но еще больше хочется поскорее во мрак пещеры. Туда в глубину. Даешь рекорд!

И то сказать, сложное это ощущение - страшновато и приятно. Новая пещера! Первопроходец! Никто. Никогда. Никогда не ступала нога человека. Ни-ког-да! Колумб. Магеллан. Гумбольдт. Кастере.

Босые ноги отдыхают на камне, который еще хранит ночную прохладу. Легкий ветерок остужает голову.

Ну все, пора. Генрихову бездну штурмуют четверо: Александр Зябкин, Борис Мартюшев, Петр Киряков, Юрий Ковалев. Остальные - наверху. Спасотряд. Страховой полис, на случай если... не дай бог! Киряков накрутил портянки, натянул резиновые сапоги. Ногам сразу стало душно. Сапоги раскалились на солнце, обжигают даже сквозь толстую портянку.

Каску на голову. Проверить фонарь. Ще... черт побери, опять тумблер заело. Грязь насохла. Откуда на каске грязь берется? Что, я в пещерах на голове хожу? Отковырять, прочистить. Щелк! Нормально, есть свет. Выключить пока, батарейки надо экономить.

- Ну, пока, мужики, - спокойно. Пошел и все. Будто каждый день встречается отвес сто метров.

Возле входа, на огромном темном валуне Света Коваленко принимает солнечные ванны. Загорает. Куда ей? И так уже коричневая, как саксаул. Саксаул? Почему именно саксаул? А Фигура у нее... ничего!

Узкий наклонный ход. Тянет прохладой, погребом, прелой землей. Со свету ни черта не видно. Скорей бы глаза, как это, адаптировались.

Киряков, пригнувшись, светит под ноги. Остановился. Поворачивает голову направо, налево. Бледное пятно налобного фонаря освещает серые стены, выхватывает из мрака щели, трещинки; мелкие желтые сталактиты и гелектиты, совершенно некрасивые тут, в начале пещеры.

Наклонный ход выводит в небольшой гротик. Навалившись спиной на стену, сидит Лебедев. Под ногами у него черная дыра провала. В нее уходи подрагивающая веревка. Там, внизу уже трое.

Веревка ослабла. Тишина. Вскоре, многократно отраженный от стенок, крик:

- Вы-а-ай!

Это значит: “Выбирай!”

Лебедев вытаскивает страховочную веревку, раскладывает ее большими кольцами у ног.

Киряков пристегнулся к страховке, пропустил спусковую веревку в “шайбу”, резко выдохнул.

Вперед! Вперед и вниз.

Глаза уже привыкли к темноте. И слабый луч налобного фонаря кажется ослепительно ярким. Пока еще батарейки новые. Стена слева, стена справа. С легким свистом и шипением, веревка проскальзывает сквозь спусковое приспособление, и Петр быстро скользит вниз, в черную пустоту провала. Стены уже не светло-серые, как в привходной части, а коричнево-глянцевые. Немного щемит сердце и, вроде как бы, пустота в желудке, все-таки, что ни говори, под ним сто метров пустоты! Внизу, далеко внизу, будто на другой планете, почти нереально еле виден светлячок фонаря. Ничего, все нормально! Парни уже внизу, расположились в разных точках отвеса. Стены медленно уплывают вверх. Посмотреть туда? Наверх? Что там?

Потолок. О, господи! Разве это потолок? Это ужас! Немыслимо. Назад? Поздно. Вниз. Быстрее вниз!

Весь потомок, по всей ширине камина, как бы ажурно собран из обкатанных округлой формы булыжников. Величиной с кулак. С хороший, добрый кулак!

Посередине этого сборного свода отвеса пещеры видно неправильной формы округлое отверстие, выходящие из него веревки и лицо склонившегося к нему Лебедева:

- Ну как? - У Генриха в глазах любопытство и зависть.

- Хм-хм... Нормально. Пока...

Иногда от этой потолочной конструкции, собранной исключительно на невероятной изворотливости и изобретательности природы, выпадают камни и исчезают внизу, откуда доносится глухое:

- Бум. Бум - бум...

Теперь уж поздно что-либо придумывать. Вниз. Вслед за камнями вниз. Быстрее. Шипит веревка в спусковой “шайбе”. Нагревается. Жжет руку через рукавицу. Притормозить? Очень даже запросто. Руку с веревкой немного к себе прижать. О, словно на гигантских качелях. Вверх-вниз, вверх-вниз. Словно резиновый жгут капроновая веревка. Аж сердце замирает. Успокоился? Снова вниз...

Вот и Зябкин. Значит тридцать метров пройдено. Александр стоит на валуне величиной с письменный стол, прочно заклинившийся в камине. Место, конечно, ненадежное. Никакой защиты от падающих камней. Но другого поблизости просто нет. Все также в метре друг от друга черные сырые стены камина уходят вниз, в черноту. От вбитого в стену крюка туда же свешивается веревка.

Сразу от широких полей каски узкий кожаный ремешок теряется в густо, черной бороде Зябкина. Каска, усы, борода закрывают почти все лицо. Ясно видны лишь глаза. В них легкий испуг и тоска. Еще бы. С интервалом секунд в сорок - пятьдесят мимо пролетает, то с ревом артиллерийского снаряда, то с легким жужжанием, камень.

- По “тыкве” отоварит - не заскучаешь, - 3ябкин провожает взглядом, пролетевший совсем рядом, камень.

- А каска зачем? - Петр отстегнул страховку и заправляет в “шайбу” веревку для спуска дальше.

- Какая каска? Что каска? Да на такой скорости он твою каску и не заметит. Только в животе и остановится. Пожалуй, не переваришь, - Зябкин пристегивает страховочную веревку к Кирякову.

И снова вниз, вниз. Там, на разных глубинах уже двое: Ковалев и Мартюшев. Петр должен миновать их и спуститься как можно глубже. Насколько хватит веревок и лестниц.

Все те же коричнево-жуткие стены вытянутого камина. Пусто. Голо. Ни сталактитов, сталагмитов, ни боковых ходов, ответвлений. Отвес, отвес, отвес.

Еще тридцать метров пройдено. Небольшой карнизик, даже не карнизик, а выпуклость, изгиб стены задерживает падающие камни. Под карнизом на узенькой полочке покуривает Мартюшев. Петр присел рядом. Отстегнулся от страховки, закурил.

- Вжик-жик! Трах-тах-тах! - Одиночный камень улетает вниз, куда уходят веревка и где Кирякова поджидает Юрий.

Курящих друзей камень не задевает, лишь мелкие осколки осыпают каску и лицо. Да еще запах. Запах сероводорода (или тухлого яйца. Кому как больше нравится.). При хорошем ударе известняк способен выделять именно такой, запах. Проверено.

Вот и дно. Дно пещеры Генрихова бездна, сто двадцать отвесных, насквозь простреливаемых метров. Киряков отстегнул спусковую “шайбу”, страховку, поправил, ответившую легким колокольным звоном, лестницу, вытер пот, обильно выступавший из-под каски.

Глубоко под землей. Один. Единственный, даже из штурмовой четверки, добрался сюда. Страшно? Нет. Нет, конечно. Чего ему бояться? Ему, прошедшему не менее сотни пещер, альпинисту, скалолазу? Но все же...

- Ладно. Бог не выдаст - свинья не сожрет! - Петр медленно пошел по дну камина, высвечивая стены.

Вообще-то и не холодно. Даже душно. Снять каску? Ну, уж нет! Дураков нынче мало. Камнем захотел по бестолковке?

Дно камина усыпано камнями. На многих следы свежих сколов. Такого еще ни разу не встречалось ни в каких пещерах.

Какое разочарование! Тупик! Ниже хода нет. Хотя, если... копать, разбирать завал, как Генрих наверху, может быть... Под этими камнями есть, должно быть, продолжение. Куда-то разгружаются весенние воды. В пещере сухо - значит, воды уходят вниз, а, главное нет слоя глины по стенам, верного признака стоячей воды.

Ну что ж, копать - значит копать. Но это уже в следующем году, а сейчас: длина, ширина, азимут... Записать в пикетажку. Есть. Теперь и покурить можно. О, спичка вспыхивает - ярче фонаря.

Трах-бум-бум!

Ого-го! Что твоя бомба. Почувствовал, как стены содрогнулись. Ничего себе. Около лестницы упало. Хорошо отошел.

Пора. Сигарета докурена до пальцев. Надо выходить. Неохота? Киряков понимал, что лишние минуты нахождения в пещере лишний риск не только для него, но и для троих друзей, ожидающих его на уступах, заклиненных камнях. Он вернулся к лестнице.

Ого-го! Камень величиной со стул лежит рядом с концом лестницы. Его же тут не было?!. И веревка перебита камнем. Вон обрывок валяется. Лестница хоть цела? Нет? Подергать. Так. Вроде цела. Кусок веревки, не бросать же здесь. Петр смотал обрывок, пристегнул к поясу.

- Эй! Наверху! Ковалев!

- А-а-а! - донеслось сверху.

- Страховку перебило! - Петр посветил наверх. Две параллельные стены как бы сходились высоко-высоко. Извиваясь змеей, туда, во мрак уходили блестящие ступени лестницы. Страховки не видно, вероятно перебита высоко. Киряков вступил на лестницу.

Рука за тросик, нога на ступеньку. Вторая рука, левая нога пяткой на ступень. Еще шаг, второй, третий. Но пока он еще стоит на дне, - просто вытягивается тридцать метров тросиковой лестницы. Еще шаг. Мягкий рывок - его слегка подбросило вверх. Секунду переждать. Дать лестнице раскрутиться. Один оборот, другой. В обратную сторону. Остановилась. Теперь наверх. Медленно, не торопясь. Шаг за шагом, шаг за шагом. Все сто двадцать метров отвеса Генриховой бездны, с короткими остановками, с перетягиваниемлестницы, с перестежкой страховки. Наверх к солнцу, к свету, к теплу, к друзьям!

А что, по-вашему, делает спелеолог, отдыхая на привале, где-нибудь глубоко под землей? Особенно, если перед ним поет голубоватым пламенем бензиновый примус “Шмель”? Да еще если он совсем один, когда остальные ушли дальше, вглубь пещеры, в лабиринт узких ходов, заклиненных камней, завалов? Открою секрет - конечно же над пламенем “Шмеля” сушит носки. Да, да - сушит носки, пристроив их рядом с котелком. Носки у спелеологов в пещере постоянно мокрые, ну в крайнем случае - влажные. Даже если пещера сухая. Может “точка росы” в резиновых сапогах поднимается выше? Не знаю.

Тишина. Ребята ушли в завалы нижнего угла огромного грота на поиски продолжения пещеры. Свет выключен. Александр Бережнов даже не зажег свечу. Зачем? Без нее вроде даже теплее, да и думать не мешает.

“Хорошая пещера, огромная. Длинный, наклонный ход и отвес шестьдесят метров. Да еще через завалы ход вниз пошел. А ну как рекорд будет? Вот бы здорово!”. А может и совсем не о глубине пещеры и будущем рекорде думает Бережнов. Может просто мечтает, чтобы скорей вернулись парни - вон чай уже закипает? А может, мечтает, чтобы скорее высохли носки, или решает не выбрать ли место посуше, да подремать? Но оставим ненадолго Александра в глубине пещеры и вернемся на поверхность.

А в это самое время половина отделения № 4 под руководством Кирякова прочесывала верх скальной гряды над снежным цирком со стороны хребта.

Светлана Коваленко распором поднялась узкой щелью и заглянула за скальный выступ:

- Ура”! Пещера! Большой вход!

Быстро переоделись в комбинезоны. Каски, веревки, освещение и четверка скрылась в расщелине скалы.

Вначале шея довольно высокий горизонтальный ход, но уже через пол сотню метров потолок понизился настолько, что пришлось ползти на четвереньках. Узкий, невысокий лаз петлял влево, вправе опускался, поднимался; иногда ненадолго расширялся; попадались боковые ответвления.

Вдруг, передвигавшийся впереди, Киряков остановился: посередине небольшого грота зияло отверстие.

- Мужики, дыра!

Из провала легкий ток воздуха. Несет пещерным холодом; внизу чувствуется объемистая пустота.

Сидя на корточках - высота свода не позволяет стоять - Петр не глядя нашарил камушек и сбросил его вниз... Тишина.

- Лучший метод измерения глубина отвесов, — изрек Зябкин в бороду, - сбросить вниз хороший камень.

Зябкин, Лебедев, Киряков и даже Светлана Коваленко обхватили лежащий в проходе камень, весом килограммов этак в восемьдесят и, кряхтя и подбадривая друг друга, подтолкнули его к отверстию.

- И-и-эх?! - камень скрылся в провале.

Секунда, две, пять. Тишина. Семь, восемь, десяти... И вдруг, удар. Взрыв! Следом истошный вопль из глубины:

- А-а-а!

Откуда в новой, неизведанной пещере человеческий голос? Мистика? Галлюцинация? Померещилось?

А произошло вот что: по стечению обстоятельств группа Кирякова нашла второй, верхний вход в ту же пещеру С-160 и по низкому извилистому ходу вышла к потолку того же грота, где сушил носки Бережнов.

Таким образом, камень в. тишине пролетел все 90 метров похожего на бутылку с узким горлом грота и, совершенно неожиданно для Александра, буквально взорвался, разлетевшись на осколки в нескольких метрах от примуса.

Но, судьба, хранила Бережного и в этот раз! Единственно, он сильно испугался, а закричал так, на всякий случай, - как бы еще чего не сбросили. Гораздо серьезнее пострадал примус “Шмель”, котелок, Сашкины носки, да, закипевший уже было, чай мелким озером разлился по полу грота.

Что ж, несмотря на такие вот, небольшие приключения, Сибирской экспедицией найдено, задокументировано и нанесено на карту района более сорока вновь открытых пещер различной глубины и протяженности. Обследовало большое карстовое плато гор Арабика. Некоторое, наиболее экспансивные спелеологи, сделали восхождение на вершину пика Арабика (2860 м), высшую точку массива. Зачем? А черт его знает. Тянет, знаете ли.

В 1968 году Центральный Совет по Туризму и Экскурсиям по инициативе председателя Центральной секции Спелеотуризма Владимира Илюхина впервые организовал всесоюзный спелеолагерь. В Крыму, на Караби-яйле.

По просьбе Илюхина, дабы передать спелеологам СССР наработанную красноярцами технику и тактику штурма вертикальных полостей, для работы в этом спелеолагере были направлены три инструктора – красноярца. Мне кажется, можно и не называть их фамилии - читатели сами догадались, вероятно. Конечно же, Ковалев, Киряков, Мартюшев.

Ну, что ж. По окончании экспедиции перебрались с Кавказа в Крым. Добрались на Караби-яйлу, каждый подучил по отделению новичков. Начальник спелеолагеря И. Михайлов к каждому красноярцу прикрепил стажера, который должен был до тонкостей перенять богатый опыт Красноярских спелеологов.

И передача опыта началась!

Над зеленой всхолмленной поверхностью яйлы, метров на 15-20 выступает скальная гряда серо-стального цвета. Август. Солнце. Жара. Отделение № 3 под руководством инструктора Мартюшева отрабатывает методы спуска с отвесов по веревке и лестнице. Кстати, эти тренировки лучше проводить на поверхности, чем в пещере.

Все отделение друг за другом, кто побыстрее, кто совсем медленно, уже спустилось способом “Дюльфер”.

- Показываю способ “Коромысло”. Смотрите внимательно, - Мартюшеву, если уж совсем честно, лень самому спускаться. Ему бы сейчас лежать во-он под той яблонькой, наблюдать за всеми, иногда покрикивать: “Эй! Веревку тверже держи!”, или что-нибудь в таком духе. Он, конечно же, так и сделает, но первый показ за ним. - Пропускаем веревку, - основную веревку, а не страховочную, - вокруг руки, за спиной, вокруг другой руки. Так. Следите, чтобы веревка не попала на открытую кожу - обжигает. Страховка готова?

- Готова, - на страховке стажер Аркадий Попов.

Мартюшев начал спускаться, подтравливая веревку и переступая по отвесной скале. Время к обеду, солнце светит ярко. Жара. Из-под каски крупными каплями капает пот. Снять бы, конечно, каску, но... учебное мероприятие - не положено! Мелкие камушки, сдергиваемые веревкой, пролетают мимо. Вот ужо и кончилась скала. Совсем рядом трава, поляна, кусты, яблони, наблюдающие за спуском спелеологи. Последний шаг.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: