ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
СПЕЛЕОЛОГИИИ. 1958-1969-годы. 13 страницаПо ноге побежали “мурашки”. Он слегка пошевелился, изменяя положение и сразу всем телом почувствовал озноб. Сырая рубашка под комбинезоном неприятно липла к телу, наполняя его холодом. Что-то не так. Что-то изменилось. Что? Метроном сломался! Нарушился ритм падающих капель. То он замедлялся, почти замирая, то убыстрялся, сливаясь в звонкий ручеек. Мужики подходят к отвесу. Хорошо! Через несколько минут темнота сменилась каким-то светло – серым светом и стала различима стена напротив. Он посмотрел вверх. Высоко, под самым потолком, до которого было метров 50-60, засверкали сполохи, перемещаясь по стенам вверх – вниз. Стали слышны неразборчивые голоса ребят. Задергалась веревка, висящая вдоль стены. Кто-то уже спускается. “Четко идет. Со страховкой, словно на тренировке... Наверное, Илюхин”,- подумал он. Человек на веревке спустился почти донизу. Приостановился. Видно было, как он высвечивает дно, огладывая место приземления. Оттолкнулся ногой от стены, развернулся и твердо встал на обе ноги в полуметре от неглубокого озера под отвесом. - Молодец, Илюхин. Красиво спускаешься. Владимир не ответил. Отстегнул страховочную веревку, вытащил из воды конец основной, по которой спускался, отошел пару шагов в сторону и только тогда крикнул наверх: - Веревка свободна! Следующий! Что там дальше? Какой ход? - обратился к сидящему спелеологу. - Не знаю. Не ходил. Опять задергалась веревка, и стал слышен шипяще – свистящий звук. Кто-то быстро, очень быстро, почти не затормаживая, спускался вниз. - Кто это? – спросил Илюхин. - Наверное, Киряков. Пижонит. Раздался громкий всплеск. Петр Киряков, немного не подрассчитав, угодил в озеро. Брызги ударили в стены, а он, стоя по колено в воде, крикнул наверх: - Пошел! Следующий! – и начал отстегивать веревку. Спелеолог, спустившись пол отвеса, неожиданно остановился. Снизу было видно, как он, раскручиваясь, то в одну, то в другую сторону, отчего луч его фонаря делал широкие круги по стенам грота, пытается расстегнуть на груди веревку. На площадке появился еще сноп света и раздался усиленный пещерой голос Ларионова: - Ковалев, что приключилось? - Веревка запуталась, - хрипло ответил висящий в тридцати метрах Юрий Ковалев. - Сам распутаешь? - Постараюсь. Сейчас, в данную минуту, Юрию было трудно. Необычайно трудно. Веревка под тяжестью тела натянулась, и распутать ее в таком положении практически невозможно. Да еще страховка сдавливает грудь так сто трудно дышать. - Ковалев отдых себе устроил, - подходя к Илюхину, пошутил Петр Киряков. Владимир не ответил. Не хотелось ему быть сейчас на месте Ковалева. Между тем от Юрия сверху донеслось: - Ослабь страховку, дышать трудно... И через полминуты: - Еще сильнее затянулась... Не распутаешь... Бросай лестницу! С минуту ничего не было слышно, потом раздался звон и, раскручиваясь вдоль стены, прокатился моток легкой тросиковой лестницы. Видно было как Юрий, раскачиваясь, пытается дотянуться до нее. Поймал одной рукой, подтянул к себе, встал на нее ногами, отстегнул веревку и пошел вниз. Спустившись, Ковалев спокойно, словно и не висел сейчас на тонкой веревке на высоте пятиэтажного дома, сказал: - Отойдем немного, сейчас сбросят транспортники, - и крикнул наверх: - Давай, швыряй! Ребята стояли и молча курили, слушая как десятикилограммовые транспортные рюкзаки, похожие на большие сосиски, гулко шлепались в озеро. - Пять. Шесть. Восемь. Все. - Не все, - возразил Илюхин. – Еще два. - Их нельзя бросать. Продукты, примус, кухня... Один на мне, другой - у Ларионова. - Уж не из-за него ли у тебя запуталась веревка? – спросил Петр. - Наверное. Спустившийся с отвеса Ларионов подошел к ним: - Берите мешки и вперед. Много времени потеряли на этом отвесе.
II Пещера была непохожа на многие другие, а за время занятия спелеологией он прошел их не одну сотню. Сибирские, Крымские, Уральские пещеры обычно широкие с довольно низким потолком. Назаровская же, по которой они сейчас шли, представляла собой узкий и высокий коридор, по дну которого непрерывно бежал ручей, чем ниже становясь все полноводней. Временами возникало ощущение, что они не передвигаются, а поднимают и опускают ноги, оставаясь на одном месте. Все также на расстоянии полуметра слева и справа серо – черные стены, уходящие в никуда, все так же свет фонаря не достигает потолка... Иногда это однообразие неожиданно прерывалось. Пол впереди обрывался и вместо него зияла черная бездна, в которую с грохотом падал ручей.
III Перед очередным отвесом группа отдыхала, ожидая, пока Ковалев и Петром навешают снаряжение. Расселись, кто где смог найти место посуше. От всех шел густой пар. Мартюшеву не досталось сухой полки, и он уселся прямо на транспортник, облокотившись спиной на мокрую и холодную скалу и устало, опустив ноги прямо в журчащий ручей. Раздались голоса, шлепанья ног, скрежет металла о стены, и из-за поворота к отдыхающим парням подошли Гутов с Кореневым. - Что так долго? – повернулся к ним Ковалев. Маленький коренастый Коренев вышел из-за спины могучего Гутова, сбросил транспортник на пол, снял второй со спины, уселся на них и, посмеиваясь рассказал: - Спускаюсь это, значит, я с отвеса, а внизу сидит грустный Борька, - Коренев кивнул в сторону Гутова, который еще не успел снять транспортник, - и как Аленушка чуть не плача смотрит в воду. Говорю ему: “Идем дальше”. - А он: - Не могу. Веревка в озере. Жалко. - Как в озере? - С отвеса бросил, она в озеро упала. - Ну, так доставай. - Вода уж больно холодная. Жалко мне стало Гутова, а он посидел еще немного, запустил руку по самое плечо в ледяную воду. Вытащил. Посмотрел на меня, на нее и говорит: - Ген... Я че вытащил, а? - Как что? – говорю, - капроновую веревку, основную, длинной метров сорок. А чем ты недоволен? - Я ж сверху бросал шестимиллиметровый репшнур. Слышь, Генка, может она в воде разбухла? – с тайной надеждой спросил меня Борис. - Капрон не разбухает, - говорю ему, а он чуть не плача: “Знаю!”. И опять рукою в озеро. Долго там шарил. Наконец нащупал - тащит. Что бы вы думали? - Коренев выдержал эффектную паузу: - Транспортник с вестницами! Подземная галерея огласилась хохотом. Смеялся даже всегда серьезный Илюхин. - И только с третьего захода удалось ему вытянуть репшнур, - закончил Коренев. - Вещи-то хоть принесли? - Конечно! - Кто побросал? Петька, ты? Или Мартюшев? - Ковалев решительно встал. - Гена, давай шлямбур. Стену долбить надо. Здесь ни одной щели для нормального крюка.
IV. Далеко внизу, чуть видимый, горел фонарь Кирякова. Спелеолог осторожно, без рывков и излишних торможений спускался к маленькому светлячку внизу. Мимо медленно уплывала вверх стена. На темно-коричневом фоне ее отчетливо выделялись более светлые горизонтальные полосы, на которых кое-где прилепились сухие веточки, трава, какие-то корешки. Что ж, во время хорошего ливня наверху, вода заполнит грот во-от до этого уровня. И если окажешься внизу... Конец! Но, будем надеяться, что сегодня не будет дождя. По крайней мере, ночью, вернее рано утром небо было чистым. Почему же вода заполняет грот до потолка? Сифон! Сифон... Бич. Странный бич обводненных пещер. В пещерах часто встречаются озера. Чтобы преодолеть их приходится плыть на лодке, либо, скользя и царапая стену сапогами, пробираться над озером по небольшим полочкам, цепляясь за микротрещины. Ну, а если подземное озеро занимает весь ход, а потолок, постепенно понижаясь уходит под воду - это сифон. Может за сифоном и есть, точнее, наверняка есть, продолжение. Но для большинства спелеотуристов здесь, у сифона, конец пещеры. Пришлось спелеологам получить и вторую специальность - аквалангист. Однако, сейчас, в Назаровской, команда, хотя большинство и были аквалангистами и даже инструкторами подводного спорта, были без аквалангов и гидрокостюмов. “Точно Петька сказал, все колени до костей изотрешь о гальку” - думал Коренев, на четвереньках продвигаясь по узкому и низкому лазу. Комбинезон, обляпанный мокрой глиной, надет на голое тело, теплые вещи упакованы в полиэтилен. Что ж, достойная попытка сохранить хотя бы часть одежды если и не сухой, то хотя бы не очень мокрой. Транспортный мешок привязанный к правой ноге, очень мешал ползти. Перед носом Геннадия маячили сапоги Ларионова, а сзади доносилось: - Стой! Точка! Расстояние девять, азимут 235. Угол плюс десять! “Борька с Илюхиным еще и съемку ведут. Им-то совсем худо”, - подумал Коренев и уткнулся каской в Ларионовский сапог. - Чего встал? - Сифон. Киряков уже нырнул. Ход, по которому они ползли, медленно понижался и уходил под воду озера, занимавшего всю ширину галереи. Вода была настолько чистой, что было видно каждый камешек на дне, лишь кое-где у берегов медленно оседала муть, поднятая ребятами. Примерно к середине озера потолок понижался, почти касаясь воды, оставляя просвет едва сантиметра в два. “Плохо в нем будет топосъемщикам. Вон, озеро изгибается и уходит куда-то вправо. В этом месте придется остановиться, определить расстояние, азимут. В страшно холодной воде. Бр-р!” - рассуждал про себя Коренев, глядя на воду. Думая о топосьемщиках, Геннадий не хотел сознаться даже себе, что ему просто странно, неприятно, боязно лезть в очень холодную, даже на вид, воду. - Свободно! - послышалось из-за перегиба, и Коренев, сосчитав про себя до трех, головой вперед полез в озеро. Холодная вода резко охватило тело, заныли руки. Он поплыл быстрее. Еще быстрее... Еще. Противно стучали зубы. И он не знал, от холода или от страха. Вот подбородок коснулся воды, а каска скребла по шершавому потолку. Геннадий набрал полные легкие воздуха и рванулся вперед. Но волна, поднятая им самим, залила глаза, нос. Пришлось приостановиться. Поплыл медленнее. Потолок все ниже и ниже, все сильнее давит на каску, заталкивая голову под воду. Геннадий зажмурил глаза, опустился под воду с головой и, быстро работая руками, ногами, на последних остатках воздуха рванулся вперед. Слышно было как вода бурлит, обтекая тело, покалывая тысячами мельчайших ледяных иголок. Каска скребла о потолок, мешок, привязанный к ноге, дергался, останавливая Геннадия. Но вот шум воды уменьшился, и, еще не осознав до конца, что сифон уже позади, он услышал голос Кирякова: - Открывай глаза. Уже давно на берегу. Плыть надо, а не ползать по дну. Коренев осмотрелся. Они были в небольшом уютном гроте высотой метра 3 - 4
V. Наверное впервые за время лазания по пещере ему было тепло, даже не тепло, жарко! Прошло уже полчаса, как они продираются по этому проклятому “шкуродеру”. Сразу за сифоном Кирякова - так единодушно назвали его в честь первопроходца - был небольшой гротик, где команда пообедала, если принятие пищи в 4 ночи можно назвать обедом, переоделись в полусухую одежду и двинулись дальше. Штурмовая группа и группа Шарапова быстро ушли вперед, отделение же топосъемки надежно застопорилось в узком ходе. “Шкуродер” представлял из себя длинную очень извилистую щель, высотой метра два-три и шириной сантиметров 30-40, а местами и уже. В самом его начале он втиснулся туда боком, по какой-то непонятной причине поставив ноги по-клоунски: пятки вместе, носки врозь. И вот уже в течение получаса не может изменить их положение - ширина щели внизу не позволяет развернуть ногу. В левой руке у спелеолога компас, к поясу привязан конец мерного шнура, который тянется к пыхтящему впереди Илюхину. - Стой, Володя. Точка... - хрипит спелеолог Илюхину. Владимир останавливается, натягивает ленту. Видно как он пытается наклонить голову, чтобы прочитать показания на ней: - Расстояние... Азимут... Едва виднеющийся из-за обилия пара, вернее даже тумана от испарений перегретых тел, Гутов каким-то образом даже исхитряется записать данные в пикетажный журнал. Можно проталкиваться дальше. Следующие пять-восемь метров до очередного поворота. Все так же, ногами враскаряку, спелеолог делает, точнее пытается сделать шаг вперед. Правая нога коленом упирается в какой-то выступ, который он просто не видит, ибо в его положении он просто не может посмотреть вниз: в узком ходе голова повернута вбок, смотреть он имеет возможность только вдоль левого плеча. Попытке повернуть голову мешает козырек каски и шмыгающий нос. Поднять ногу повыше... Хорошо. Ощупать коленом выступ. Смешно: “Ощупать коленом выступ!”. Скажи кому, что можно коленом что-то ощупывать - не поверят! Ощупать. Найти место, где бы пролезла нога. Там же голень и прочее, одним словом, потоньше, чем несгибаемое колено. Черт бы его побрал! Ага, вот тут вроде пошире будет? Так и есть... Правая нога протискивается мимо выступа. Отлично. Попробуем теперь грудь. Не идет... Богатырская, что ли? Спелеолог левой рукой пытается прощупать, что же ему мешает. Нащупывает небольшой камушек, вкрапленный в монолит стены. Не имея под рукой ничего лучше, надавливает на этот камушек компасом. С легким хрустом камешек отскакивает. Ничего с компасом не сделается. Их же из железа, нет, пожалуй, из пластмассы делают. Все равно крепкий - вроде выдержал! Цел компас-то. Пробовать снова пролезть? Не получается... Как-то лезть надо, не век же здесь стоять! Он полностью, до кругов перед глазами, выдохнул воздух и с силой втолкнул грудь меж каменных стен. Слышится шуршание, легкий треск разрываемой материи, и... спелеолог уже на полметра впереди. Теперь хотя бы можно вздохнуть полной грудью. Однако теперь каска заклинилась... Поднять голову повыше? Нет, еще сильнее застряла. Ниже? Не получается! Попробовать присесть? Ерунда какая-то, колени уперлись в скалу... Спелеолог принимает “умное” решение: левой рукой расстегивает ремешок шлема и выползает из-под него. Вот он протискивается немного вперед по ходу, а каска остается висеть, зажатая между стен, светя фонарем ему в затылок. Правой, как бы оставшейся сзади, рукой выдергивает свой немного помятый, весь в рубцах и царапинах шлем и нахлобучивает его на голову. Так, постепенно перетекая через сужения и без того безмерно узкого хода, подбирается к Илюхину. Сзади скребется Борис Гутов. Но его не видно: во-первых, узкий ход не дает возможности повернуть голову; во-вторых, от всех троих идет такой пар, что группа движется вроде как в туманном лесу. О наличии Бориса за спиной можно догадаться по скрежету отриконенных ботинок о стены, треску разрываемого комбинезона и “нехорошим” словам, которые он с хрипом выдавливает из себя в самых узких местах. Проталкивающийся впереди председатель центральной секции спелеологии доктор физико-математических наук Владимир Илюхин, как и положено ученому, ведет себя более или менее интеллигентно. Спелеолог добирается до места, где только что стоял Илюхин. Можно немного и отдохнуть. Ну что это за отдых, скажите на милость? Затылок уперся в скалу, стена напротив так близко, что на ней все видится нерезко, а нос при повороте зацепляется за холодный скользкий камень. Даже в этом, чуть более широком месте, грудь сдавлена так, что полный вздох, вообще-то говоря, не получается. О ногах даже говорить не хочется. По всей длине “шкуродер” в верхней и нижней части более узок, чем в средней - там где проплывает его живот - поэтому ноги он переставляет как ходули - не сгибая, да еще носками в разные стороны. Противная судорога уже несколько раз сводила левую, почему именно левую? ногу, но он, немного пошевелив ею, находил положение, в котором судорога отступала. Эх! Развернуть бы правую ногу в сторону движения! Об этом приходится только мечтать. Когда-нибудь “шкуродер” кончится? Или я вечно буду протискиваться, шкрябаться, пыхтеть? Пусть отвесы, сифоны, что угодно, но хоть немного пошире ход! - Боб, - слышится, приглушенный пещерой, голос Илюхина, - что если один из нас сломает, к примеру, ногу или руку? Как его вытаскивать? - По частям придется! Владимир смеется, но чувствуется, что ему не до смеха. Уж очень неестественно звучит он в этом длинном вертикальном склепе. Да и этот безобразно узкий ход вымотал и Илюхина. Но, всему приходит конец. Пришел конец и нашему “шкуродеру”. Еще несколько минут пыхтения, кривляния, выдохов и протискивания и топосъемочная группа благополучно “вываливается” в широкий и высокий ход, по дну которого течет ручей. На группу нельзя смотреть без смеха: грязные, уставшие, в мокрых изодранных комбинезонах, уселись они на влажном берегу подземной речки. Пока еще жарко, душно. Парни расстегивают комбинезоны и впускают внутрь порцию холодного сырого пещерного воздуха. - Я все время побаивался, - откровенничает Гутов, - вдруг землетрясение? Вдруг стены начнут сходиться? Вам такие мысли не лезли в башку? - Приходили. И такие мысли приходили в голову, - отвечает Владимир. - Только я больше боялся, как бы окончательно не заклинило каску. - Ну и какой длины этот чертов “шкуродер”? Илюхин насухо вытер руки подолом рубахи, взял тетрадь с записями у Бориса, несколько минут считал, безмолвно шевеля губами, и объявил: - Около пятисот. - Фь-ю! - от удивления присвистнул Гутов.
VI. - Как? Неужели все? Не может быть! - Ковалев осветил стены, посмотрел наверх. С трех сторон его окружали мокрые, совершенно гладкие стены. И только с четвертой стороны, откуда они пришли, тянулся коридор. Потолок был так высок, что его просто не было видно. Сверху изредка падали крупные капли. На стенах висели тоненькие, совершенно белые сталактита. Среди темно-грязных каменных стен, эти натеки притягивали к себе взгляд какой-то неземной, очень хрупкой красотой. Когда капля воды срывалась с такого сталактита, он издавал чуть слышный мелодичный звон. - Издевательство! Такой широкий прямой, словно метрополитен, тоннель и вдруг тупик, - Киряков пнул по скале. - Откуда она взялась? - Подожди, мужики! Ручей ведь куда-то исчезает, - Ляшков присел на корточки, - Парни, дыра! Ковалев и Петр одновременно наклонились к Ляшкову, стукнувшись касками. Под стеной был низенький, совершенно не видный сверху, пока они стояли, лаз. И если бы Ляшков не догадался присесть и заглянуть под стену, он так бы и остался незамеченным. Растекшийся по всей ширине хода, ручей, неторопливо убегал в этот лаз. - Я пошел, - Киряков улегся животом в воду, просунул голову в отверстие лаза. Ручей, перегороженный Киряковым, разлился в небольшое озерцо, в котором уже по колено в воде стояли ребята, глядя на ноги Петра, медленно втягивающиеся в дыру. Вдруг вода с шумом устремилась в лаз. Озерцо исчезло. Донесся голос Петра: - Ребята, элементарная калибровка. С большим уклоном. Дальше - широкий ход! Холодная вода змеей ползла по груди, а сам Ковалев по гладкой, отполированной ручьем калибровке не полз, вроде как плыл вниз: “А назад как? Против течения, да еще в гору... И упереться не во что! Перегородишь телом ручей и...”. За калибровкой его поджидали замерзшие, дрожащие ребята. - Хватай вещи. Пошли быстрее. На ходу согреемся.
VII. Отвес был небольшой - всего метров десять. Ушедшая вперед штурмовая группа навешала на нем веревку для спуска, но нижний конец ее, насколько я мог судить отсюда, сверху, уходил прямо в озеро. - Спущусь вниз; а там видно будет, - сказал я Илюхину. Пристегнувшись к веревке, я быстро съехал вниз, остановившись у самой воды и, держась за веревку, посмотрел в озеро. Глубина его была не менее пяти метров, а если прибросить коэффициент на кристальность подземных озер, то метров семь-восемь! Вдоль хода озеро тянулось метров на десять и, изгибаясь, уходило за левую стену. Оба берега - отвесные стены. Я нащупал ногой небольшой выступ и умостился на нем: - Точка! Расстояние... Азимут... Угол... Наверху Илюхин вытер теперь уже влажной тряпкой руки и записал данные в пикетажный журнал. - Готово. - Володя, спускайся ко мне! Илюхин пропустил веревку через спусковое приспособление и, скользя по мокрой скале сапогами, подъехал ко мне: - Боб, а дальше куда? - А я почем знаю? Веревка, вон, в озеро ушла. Может и нам туда? - Шутишь? Но не вплавь же они на тот берег... - Наверное нет. Встань на полочку, освободи веревку. Я взялся руками за веревку и, раскачавшись, маятником подлетел к левой стене. Зацепился за маленький выступ, огляделся. О, смотри-ка, полочка! То-то, я ее раньше не видел! Она же под водой. На глубине сантиметров двадцать. Она довольно широка, по крайней мере нога не соскользнет. Я встал на полочку, вода почти закрыла голенища сапог, но внутрь еще не заливалась. Перебросил веревку Илюхину и медленно пошел вдоль стены. Полочка уходила все глубже, и через несколько шагов вода залилась в сапоги. По всей вероятности ноги уже привыкли к холоду и сырости, так что кроме тяжести никаких неприятных ощущений от этого не прибавилось. За поворотом озеро кончилось, и я прыгнул на пологий галечный берег. - Точка. Расстояние... Азимут... Угол... Володя, иди ко мне! По стенам забегали блики света. Я оглянулся. Снизу, из глубины хода, ко мне приближалась штурмовая группа. - Привет, мужики! Конец пещеры? - А, Борька, - Ковалев подошел ко мне. - Держи топосъемку от дна сюда. Мы вели съемку навстречу вам. Илюхин достал из кармана свечи и разжег их, расставив на выступах стен. В пещере стало светлее, и мы увидели, как устала штурмовая группа. Лица друзей вытянулись, обросли щетиной, глаза запали. Все! Пещера пройдена до дна, до самой последней точки. Энтузиазм, который вел парней вниз, иссяк! Сейчас начинается самое трудное, самое тяжелое: подъем наверх к солнцу, свету через все эти бесчисленные отвесы, калибровки, сифон, озера, “шкуродер”. Наша группа топосъемки выглядела ничуть не лучше. Все медленно жевали колбасу с хлебов, запивая ее холодной водой, которую зачерпывали из озера прямо у ног. - Володя, примерная глубина пещеры? - попросил Ковалев. - Я на скорую руку прикинул, перепад высот метров пятьсот, ну, плюс-минус двадцать. Горизонтальная протяженность - четыре с половиной километра. - Выходит, рекорд? Рекорд СССР?! - Да. Ни криков ура, ни радости, восторга, ничего - лишь безмерная усталость, желание завалиться тут же и спать, спать, спать.
VIII. Юрий положил мешок с лестницами на пол у ног. Ребята подходили к нему, бросали транспортники и без сил опускались рядом. Чувствовалось, что все очень устали. Они остановились перед стеной, перегородившей пещерную галерею. Лишь у самого пола был низкий ход, по дну которого не спеша протекал ручей. Кажется, давно – давно они легко и бездумно проскользили эту “калибру” полные сил и энтузиазма. До дна пещеры было еще далеко, да и кто мог знать, где оно, это дно? - Попробую. В случае чего..., - Ковалев лег на пол, прямо на переливающийся по всей ширине галереи ручей. Вот его голова уже скрылась в “калибре”, следом спрятались плечи, пояс. Но вот ноги стали подаваться назад. Они скребли по стене, полу, старались зацепиться носком за любой выступ, чтобы выдернуться из дыры. Вскоре, неуклюже пятясь раком, показался и сам Ковалев. Следом за ним вырвался шумящий поток. Казалось даже невероятным, как такое количество воды смог задержать в “калибровке” своим телом Юрий. Хотя тело у него не малых размеров! Через несколько секунд поток успокоился и вновь по дну хода тихо струился мелкий-мелкий, совершенно безобидный ручеек. Ковалев сел, привалившись к стене. Ему было безразлично где сидеть, так как весь он был мокр, из-под каски вода струями бежала прямо за воротник: - Кажется, прочно застряли. Не пройдем... Восприняли это известие спокойно. Они настолько устали, что не осталось сил даже для элементарного страха. - Ход идет вверх и против течения, - продолжал Ковалев. - Затыкаешь собой дыру, вода поднимается до потолка... Нечем дышать. Опять все промолчали, глядя на мокрого Ковалева. Да и что можно сказать? Вот если бы кто-то был с той стороны “калибровки”. “Народ” внимательно разглядывал пол или стену перед собой. Штурмовое отделение: Ковалев, Ляшков, Остьянов, Киряков и отделение топосъемки: Илюхин, Гутов, Мартюшев. Где-то далеко, метров на двести ниже их отделение Шарапов, Коренев, Ларионов снимает с отвесов лестницы и веревки, идет тоже к выходу. - Мужики, а ведь пол - скользкий. А ну, толкните меня! - Киряков лег перед отверстием, несколько раз глубоко вздохнул, сделал гипервентиляцию легких, по научному, и затаил дыхание. Ляшков с Илюхиным, упершись в поворот галереи, стали заталкивать Петра в “калибровку”. Но, едва Киряков скрылся в дыре, несмотря на усилия двух Владимиров, движение застопорилось. Прошло полминуты, минута... Киряков застучал ногами по полу. - Выдергивай! - закричал Ковалев, вскакивая. Через пару секунд Петр был уже среди парней. Он смотрел как-то мимо всех большими, ошалелыми глазами, беззвучно открывал рот. Вода стекала по лицу, подбородку, комбинезону, а Петр, всхлипывая, прямо через воду с бульканьем втягивал в себя воздух: - Оставалось с полметра... До выхода. И вышел бы... Какой-то выступ... Уперся в плечо. И никак! Ни вперед, ни назад... Дальше? Не помню... Я нахлебался? Да? - Немного, - ответил Ковалев. - Отдохнем и попробуем снова. Что-нибудь придумаем. В крайнем случае дождемся спасотряд. - Ребята. Здесь метров через пятьдесят есть хорошее место. Маленький сухой гротик. Там хоть сквозняков нет. Может отогреемся. Пошли? - предложил Ляшков. - Идите, отдыхайте, - Ковалев поудобнее расположился на транспортнике. - Здесь будем дежурить по двое, чтоб не скучно было. - Зачем, Юрий Иваныч? - Чтобы спасотряд, если он доберется сюда, не проскочил “калибровку”. Он нужен нам с той стороны. Первыми дежурим мы с Илюхиным. Ты согласен, Володя?
IX. - Курить хочется. - Потерпи. Владимир с Киряковым сидели у “калибровки” и тихо разговаривали. Подошла их очередь дежурить. Петр встал и, от нечего делать, стал методично осматривать стену. - Вовка, подь сюда. Смотри - отверстие? - Где? - Во-о-н. Наверху. Давай вместе светить! Владимир направил свой луч куда показал Петр, но ничего разглядеть не смог. Батарейки, даже второй комплект, за сутки нахождения в пещере “сели” почти до пустоты. И если он вообще что-либо видел, то благодаря сильно адаптировавшемуся к полутемноте зрению. - Да, нет! По-моему, просто тень. - Сделаю хороший свет, посмотрим. Киряков зажег свечу и отсоединил свои батарейки от налобного фонаря. - Давай свои тоже, - потребовал он. - Соединю последовательно - будет яркий свет. - Лампочка сгорит. - Ну и хрен с ней. Несколько секунд посветит. Владимир с “мясом” вырвал провод и отдал батарей Кирякову. Яркий, ослепительно белый луч уперся в стену, поднялся выше, еще выше и высветил круглое отверстие в стене, уходящее вглубь по направлению к выходу. Оно было на высоте метров десять - двенадцать от пола. В ту же секунду свет погас, оставив друзей в непроглядной темноте. - Видел? - Угу. Узковатое. Пролезешь ли? - с сомнение спросил Петр. - Должен. А лампочка сгорела, как я и предупреждал. - У меня запасная есть. Владимир ощупал скалу: - Мокрая. Сапоги скользить будут. Боюсь, не вылезу. - Ничего, пролезешь. Ты ж скалолаз. Должен пролезть. Обязан! - Обязан, обязан... Без страховки, крючья бить некуда. Ладно. Возьми молоток и карабины - только мешать будут. Владимир внимательно осмотрел предстоящий путь: "Сперва левой рукой за выступ, для правой ноги есть выемка. Дальше? Правая рука за карнизик... Это ясно! Потом - легко, уступов много. Смешно, словно на соревнованиях перед стартом... Сейчас не надо спешить, бороться с секундами... Вот выше - хреново. Скала, словно башка Котовского! Нет, вроде для ноги есть крошечные сталагмитики. Не обломится? Постараюсь сильно не нагружать. Только бы мне перехватиться рукой. Не на чем постоять, передохнуть секунду, перевести дыхание перед перехватом. Придется снизу идти помедленнее, силы экономить...” - Вовка, вначале по мне поднимешься, - перебил его мысли Киряков. “Правильно. У ключевого места полегче будет. Дальше? Не видно ни рожна. Придется на ходу ориентироваться. Ну, пора!” Он снял рукавицы, как перед прыжком в воду, несколько раз глубоко вздохнул, прямо по Петру полез наверх. - Петька. Наступаю на голову. Держи. Владимир наступил сапогом на каску Петра и шарил рукой вверху, пробуя уступ. Напрягся и почти бегом легко поднялся еще на два метра. Посветил выше себя. - Место паршивое. Если сорвусь... Не дай бог упасть на спину или головой... Через “шкуродер” не протащите. Не то, чтобы он действительно боялся падения - уж если что может случиться, то случится обязательно - просто, не сознаваясь даже самому себе, затягивал начало решительного шага. Вздохнул, взялся рукой за выступ, перехватился другой, перебросил ногу на маленький сталагмитик, непонятным образом прилепившийся к скале, и резко толкнулся, почти прыгнул вверх. Нога соскользнула! Резкая боль в колене от удара о скалу, короткий, как удар хлыста, страх, мгновенная паника в мозгах, непроизвольная попытка удержаться хоть за что-либо левой рукой... Понял что бесполезно и... полетел вниз. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|