ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ? 1 страница

ПРЕДИСЛОВИЕ

Рецензент: А. А. Малышев, проф., зав. кафедрой судебной медицины ЛСГМИ.

For summary see page 301.

Попов В.Л.

П 58 Судебно-медицинская казуистика.-304 с.: ил.

15ВЫ 5—225—01398—8.

В книге приведена методика изучения наиболее сложных вопросов судебно-медицинской травматологии, токсикологии н идентификация личности. Изложение ведется на оригинальных примерах из 25-летней судебно-медицинской практической деятельности автора.

Для судебно-медицинских экспертов.

410902000—106

П 039(01) – 91 188 - 91

15ВМ 5-225— 01398— 8

Когда говорят о казуистике, почти всегда имеют в виду что-то необычное, атипичное, редкое. Казуистика в судебно-ме­дицинской экспертизе не является исключением. Эксквизитные случаи постоянно встречаются в работе судебно-медицинского эксперта. Они являются предметом особого внимания специали­стов, требуют неординарных подходов к поиску ответов на поставленные следствием вопросы. Далеко не все эти наблю­дения становятся достоянием широкой аудитории. Но к будучи опубликованы, они не всегда удовлетворяют взыскательного читателя. Причин здесь несколько: и запоздалая публикация, и небольшой объем сообщения, и неверно расставленные акценты, и нечетко изложенная суть интриги, и недостаточно подробное описание. И уж почти никогда не раскрывается творческая ла­боратория специалиста, его сомнения, рассуждения и, наконец, процесс рождения экспертного факта. А именно размышления эксперта представляются, пожалуй, наиболее интересными.

Как удается эксперту решить задачу, которая прежде не встречалась не только в его практике, но и в практике отече­ственной и зарубежной судебно-медицинской экспертизы? Что лежит в основе такого «прозрения»? Случайное стечение обсто­ятельств или строгое следование общей методологии эксперт­ного познания?

Попыткой ответить на этот и некоторые другие вопросы яв­ляется книга, которую раскрыл читатель. В ней собраны неко­торые необычные наблюдения, встретившиеся в практике ав­тора в течение более чем четвертьвекового периода его эксперт­ной деятельности.

Основания для публикации редких случаев неоднозначно понимаются разными судебными медиками, поэтому книга на­чинается главой о понятии и истоках судебно-медицинской ка­зуистики, о сопряженных с ней проблемах. Затем в полутора десятках глав излагаются практические наблюдения. Они отли­чаются фабулой, предметом и результатами экспертизы. Но их объединяет попытка показать процесс экспертного поиска. На­сколько удалась эта попытка — судить читателю.

Глава 1. ЧТО ТАКОЕ «КАЗУИСТИКА?»

(понятие, истоки, сопряженные проблемы)

Подчеркивая особую связь судебной медицины и юриспру­денции, нередко говорят об их неразделимости, обосновывая эту позицию тремя положениями: 1) определение предмета су­дебно-медицинских исследований потребностями правовой прак­тики; 2) выполнение экспертиз в строгих процессуальных рам­ках; 3) историческая обусловленность возникновения судебной медицины на определенном этапе развития правовых институ­тов общества. Не удивительно, что понятие «казуистика» по­пало в судебно-медицинский лексикон из юриспруденции, где оно имеет два основных толкования: 1) в средневековой юрис­пруденции под «казуистикой» имели в виду применение общих норм права к отдельным частным случаям (казусам); 2) в со­временной юриспруденции — это рассмотрение отдельных судеб­ных дел с точки зрения того, как они должны решаться со­гласно нормам действующего права '.

В контексте этих положений должна рассматриваться и су­дебно-медицинская казуистика, т. е. экспертная деятельность в отдельно взятом случае, когда решение частной задачи при исследовании конкретного объекта, несмотря на всю его непов­торимость, должно базироваться на общих методических и ме­тодологических принципах судебной медицины как специальной научной дисциплины. Исходя из этого, можно вполне считать казуистикой всю судебно-медицинскую практику.

Но судебно-медицинская практика неоднозначна. Определен­ная се часть носит простой, ординарный характер. Подведение таких случаев под обычную методическую базу не вызывает затруднений. Правда, как это ни прозвучит парадоксально, они не затрудняют лишь начинающих специалистов. Опытный экс­перт в каждом «простом» случае находит индивидуальные черты, связанные необычностью то ли фабулы, то ли пред­мета исследования, то ли исходов повреждения, то ли особен­ностей обоснования выводов.

¹ Термин «казуистика» имеет к другие толкования. Например, он рас­сматривается как прием средневековой схоластики и богословия, как изво­ротливость в доказательстве или защите ложных, сомнительных положении и др.

В сущности, истинная привлекательность экспертной работы и заключается в том, чтобы, во-первых, в единичном наблю­дении разглядеть общие черты, не упуская неповторимые част­ности, а во-вторых, найти и сформулировать убедительные доказательства установленных фактов. Вместе с тем в эксперт­ной практике приходится сталкиваться с казусами, не имею­щими предшествовавших аналогов. И само собой разумеется, что достижение обеих упомянутых целей (поиск фактов и обос­нование их объективного существования) является весьма трудной задачей, требующей затраты значительной творческой энергии, причем (нередко) многих высококвалифицированных специалистов. Именно такие случаи специалисты относят к ка­тегории судебно-медицинской казуистики, судебно-медицинских раритетов и т. п.

Надо заметить, что в отнесении того или иного случая к раз­ряду казуистических много субъективная Анализ отечествен­ной и зарубежной литературы демонстрирует весьма разные побудительные мотивы для публикации редких наблюдений. Это положение может быть проиллюстрировано целым рядом примеров из экспертной практики.

Труп молодой женщины найден у стены дома, под раскрытым окном ее квартиры на 7-м этаже. При исследовании трупа обнаружены повреждения от падения с высоты. Падению предшествовал бурный г капли л с нулем. Помимо повреждении от падения с высоты, на правой переднебоковой поверхности шеи женщины обнаружено горизонтальное повреждение в виде ссадин и внутрикожных кровоизлиянии с общим рельефом, четко повторяв­шим поверхность витой веревки. Повреждение расценено экспертом как не­замкнутая странгуляционная борозда от удавления петлей, изготовленной из веревки. При обыске в квартире погибшей найден моток веревки, сходный по диаметру и рельефу с веревкой петли. Мужу погибшей предъявлено обви­нение и убийстве путем удавления петлей Из веревки с последующим вы­брасыванием мертвого тела с целью сокрытия истинной причины смерти. В ходе дальнейшего расследования установлено, что на траектории падания тела молодой женщины на веревках сушилось белье. После падения тела веревки оказались, разорванными. От удара об одну из веревок на правой переднебоковой поверхности шеи образовалось повреждение, ошибочно принятое экспертом за странгуляционную борозду. Погибшая при жизни страдала психическим заболеванием. Неоднократно лечилась в психиатрических ста­ционарах. В состоянии резкого психического перевозбуждения сама выбро­силась из окна Обвинения с мужа были сняты.

В котельной предприятия найден труп женщины с множественными колото-резаными ранениями на груди и голове. При вскрытии полости черепа в чешуе лобной кости найден обломок концевой части клинка ножа, уще­мившийся в краях щелевидно-дырчатого перелома. При проверке у одного из знакомых погибшей изъят складной нож со сломанным клинком. При сопоставлении клинка этого ножа и извлеченного из черепа отломка оказа­лось, что они ранее составляли единое целое. Владелец ножа осужден.

В левой височной области погибшего подростка обнаружено входное отверстие со следами копоти на поверхности окружающей кожи. Из полости черепа извлечена 7.62-мм пуля к отечественному патрону образца 1943 г. Судебный медик пришел к выводу о выстреле с близкой дистанции из бое­вого оружия типа 7,62-мм АК (ДКМ. АКМС) или 7.62-мн СКС. В последующем оказалось, что выстрел произведен из самодельного оружия со

стальным стволом, выточенным кустарно под 7,62-мм патрон. Ошибка экс­перта заключалась в том, что при выстреле с близкого расстояния из такого мощного оружия, как АК (АКМ, АКМС) или СКС, обязательно должно было возникнуть сквозное ранение.

В ходе хирургической операции у беременной женщины удален плод. Полагая, что плод мертв, его отправили в судебно-медицинский морг. Спустя сутки санитар морга услышал детский плач. Ребенок оказался живым,

Пьяный молодой человек подошел к раскрытому окну своей комнаты на 6-м этаже жилого дома и взобрался на подоконник. Несмотря на увеще­вания жены, с подоконника не спускался. Неожиданно потерял равновесие и упал в проем окна. Жена оцепенела от неожиданной трагедии. Через минуту в квартире раздался звонок. Жена открыла дверь — ее ждало новое потрясение: на пороге стоял протрезвевший муж. На его теле не имелось сколько-нибудь значительных повреждений. И тем не менее он был стационирован и провел в больнице 1 1/2 нед. Из мягких тканей его обеих ягодиц было извлечено множество мелких удлиненных кусочков древесины с последующим лечением местного воспалительного процесса. К стене дома были вертикально прислонены 6-метровые неоструганные доски. По инк и проскользил, выпав из окна, «родившийся в рубашке счастливчик».

Безусловный интерес представляют случайные находки при

исследовании трупа: обнаружение иглы или, что еще более уди­вительно, свинцовой пули в сердце при рентгенологическом ис­следовании или аутопсии, проведенными спустя 10 и 15 лет, со­ответственно после ранения иглой и огнестрельного пулевого ранения сердца. В обоих случаях речь идет о самопроизволь­ном выздоровлении после ранения.

Подобные примеры можно продолжать, так как недо­статка в них не имеется. Все они могут рассматриваться как атипичные случаи. Несмотря на кажущееся разнообразие, ати­пичные наблюдения могут быть сведены в ограниченное число групп в соответствии: 1) с необычными условиями возникновения повреждения или заболевания; 2) с необычными свой­ствами повреждающего агента или иного этиологического фак­тора; 3) с необычным механизмом возникновения повреждения; 4) с необычным патогенезом нозологической формы; 5) с не­обычным вариантом клинического развития, повреждения или заболевания; 6) с необычным исходом повреждения.

В связи с недостаточной изученностью к судебно-медицин­ской казуистике можно отнести практически каждый случай комбинированной травмы.

Осенью ночью нетрезвый преступник угнал легковую автомашину, не справился с управлением, машина упала с моста в мелкую речку. Выбрался из машины. В мокрой одежде при температуре +2 "С прошел более 1,5 км. Забрел в подвал заброшенного дома. Пытался развести огонь. Загорелась, хотя и мокрая, 'но пропитанная бензином одежда. Утром найден в бессознательном состоянии в подвале работниками милиции. Госпитализирован. При поступлении в клинику: в крови 40% карбоксигемоглобина и 1,8% этилового спирта, температура в прямой, кишке +29 "С. Умер через 8 ч. На вскрытии: выраженные признаки отравления угарным газом, ожоги II— III степени 18 % поверхности тела, поражение дыхательных путей продук­тами горения, общее переохлаждение организма, перелом тела VI шейного

позвонка с его передним вывихом и тотальным кровоизлиянием под паутинную оболочку спинного мозга. Трудности оценки этого случая связаны с не­достатком объективных критериев, которые позволили бы среди перечислен­ных выделить приоритетную нозологическую форму.

Не менее затруднительным бывает положение эксперта, стал­кивающегося с необходимостью дифференцирования патогене-тичной роли травмы и патологии, например при базальных суб-арахноидальных кровоизлияниях с незначительной по объему травмой, полученной непосредственно перед смертью, при нали­чии дефекта сосудистой системы мозга в виде разорвавшейся артериальной или артериовенозной аневризмы, сосудистой опу­холи, мадьформации сосудов мягких мозговых оболочек и т. п.

Как видно из этого ряда примеров, основания для отнесения того или иного случая к редким или атипичным весьма разно­образны: необычные условия возникновения повреждения, не­обычные свойства повреждающего предмета, необычный меха­низм травматического воздействия, необычный вариант клини­ческого развития заболевания, необычный исход травмы и т. п.

И все-таки при всем разнообразии наблюдений и необыч­ности единичного случая можно выделить несколько обобщаю­щих положений, подчеркивающих значение судебно-медицин­ской казуистики; 1) опубликование редкого факта при всей его уникальности является состоявшимся прецедентом, с которым в последующем могут сопоставляться и сравниваться сходные явления, процессы и ситуации; 2) проведение любой нестан­дартной экспертизы требует серьезной активизации творческих потенциалов специалиста, неизбежно ведет к обогащению на­учной мысли, а в ряде случаев приводит к появлению новой научной информации; 3) решение экстраординарной задачи ста­новится возможным лишь при следовании общей методологии познания применительно к судебно-медицинской теории и прак­тике.

Эти общие положения подчеркивают важное значение лич­ности эксперта, его знаний, навыков, способностей, отношения к своей специальности, осознания своего гражданского долга — всего того, что составляет достаточно емкое понятие квалифи­кации судебного эксперта. Специалист не рождается с этими качествами, они формируются и совершенствуются в течение всей его активной экспертной деятельности.

Подавляющее большинство повторных судебно-медицинских экспертиз требуют скрупулезной оценки предшествовавших экс­пертных исследований, привлечения опытных специалистов, применения разнообразных лабораторных методов, проведения экспериментов, натурного или математического моделирования. Все это делает повторные экспертизы непохожими друг на друга прежде всего по комплексу примененных методов и ва­риантам судебно-медицинской оценки, результатам выполнен-

ных исследований. Это и позволяет отнести их к разряду судеб­но-медицинской казуистики.

Однако редкий и сложный характер повторных экспертиз может иметь оттенок искусственно созданной казуистики. Дело в том, что трудности, с которыми сталкиваются специалисты при проведении повторных экспертиз, нередко связаны с экс­пертными ошибками и упущениями на этапе проведения пер­вичных исследований. В связи с этим уместно привести хотя бы краткий анализ экспертных ошибок как причин искус­ственно созданной казуистики.

Поскольку единственной формой, в которой эксперт дово­дит результаты своих исследований до суда и следствия, яв­ляется «Заключение эксперта», можно рассмотреть характер­ные экспертные ошибки, исходя из структуры и содержания этого процессуального документа.

Сопоставление констатирующей части постановлений о на­значении экспертизы и обстоятельств дела во вводной части «Заключения эксперта» показывает, что они' нередко не соот­ветствуют друг другу. Сокращая, «уточняя», редактируя сти­листику изложения констатирующей части постановления, экс­перт в некоторых случаях искажает смысл установленных след­ствием обстоятельств расследуемого события. Само по себе это не может прямо повлиять на ход расследования. По искажен­ное изложение обстоятельств прежде всего свидетельствует об искаженном их восприятии, что лишает эксперта возможности правильно уяснить сущность поставленных задач и, как след­ствие, составить адекватный план проведения экспертизы. В таких случаях степень полноты и последовательность иссле­дований во многом приобретают стихийный характер, не сооб­разующийся с особенностями конкретного случая.

Недостатки при составлении общего плана экспертизы при­водят к ошибкам при проведении частных исследований, пред­принимаемых для решения вопросов, поставленных судебно-следственными органами. Прежде всего, это группа упущений, связанных с недостаточной полнотой исследования. Неполнота исследований может относиться как к общему комплексу обя­зательных методов, необходимых для решения поставленных задач, так и к полноценности выполнения отдельно взятой ме­тодики.

Определение полноты всего комплекса примененных методов не должно носить формального характера и ограничиваться только теми исследованиями, которые обеспечивают решение вопросов, поставленных следователем или судом. Осмыслив об­стоятельства дела, изложенные в постановлении, оценив харак­тер представленных Объектов, эксперт в соответствии с пред­ставленной ему законом инициативой может провести исследо­вания для решения ряда важных Дополнительных вопросов. Иг-

норирование экспертной инициативы должно расцениваться как недостаток экспертизы, ее существенная неполноценность. Су­дебно-медицинская практика имеет немало примеров того, когда несвоевременное использование экспертной инициативы при про­ведении первичного исследования приводило к невосполнимой утрате самой возможности получения важной для следствия ин­формации при выполнении дополнительных и повторных экспер­тиз (труп кремирован, процессы заживления изменили первич­ную морфологию повреждения, биологические ткани разложи­лись из-за гнилостных процессов, объект полностью уничтожен в результате проведения лабораторной методики, например, спектрографии и др.).

Неполноценность при проведении, подготовке и выполнении какой-либо отдельной методики может проявиться в разнооб­разных формах: использование неполного набора исследуемых объектов (не исследованы орудия травмы, одежда пострадав­шего, медицинские документы и др.), неполное исследование каждого объекта, невыполнение обязательных технических при­емов, нарушение последовательности проведения лабораторных методов, невыполнение сравнительных контрольных исследова­ний, недостаточное число опытов для подтверждения устойчи­вости наблюдаемых признаков, явлений или процессов, уста­новление факта только субъективными методами при возмож­ности воспользоваться объективными критериями, установление факта качественными пробами без использования методов ко­личественного анализа и т. д.

К неполноте исследования можно отнести несоответствие примененных методов задачам, поставленным судом или след­ствием.

Другая группа недочетов, имеющих отношение к процессу экспертного исследования, связана с нарушениями самой мето­дики исследования: неточная постановка задач или неправиль­ный выбор объекта для лабораторного исследования, в резуль­тате чего либо не выявляют существенные признаки, либо по­лучают ложные результаты; неправильные условия изъятия, транспортировки и хранения объекта лабораторного исследова­ния, приводящие к искажению результата, утрате исходной фак­тической информации или появлению артефициальных резуль­татов; выбор неадекватного метода, дающего неспецифические результаты, не обладающего необходимой точностью и чувстви­тельностью; нарушение техники, методики и оценки получен­ных результатов.

Нет необходимости детально анализировать отрицательно влияющие на решение поставленных вопросов элементы недо­бросовестности эксперта (иногда его невежества) при проведе­нии исследований и описания их результатов: неполное иссле­дование объекта (в необходимых случаях не исследованы мяг-

кие ткани спины н конечностей, позвоночник, спинной мозг и другие органы, не вскрыта полость черепа, не обследованы ор­ганы зрения и слуха, не вскрыта пазуха основной кости и т. д.), не описаны условия проведения экспертизы (место, время, тем­пература окружающей среды н др.), неполно описаны повреж­дения (локализация, форма, размеры и т. п.) или посмертные процессы (трупные явления, фауна трупа и т. д.), общие и част­ные признаки личности, противоречия в описании одних и тех же находок в разных разделах заключения (несоответствие сто­роны и поверхности расположения повреждений, их рельефов и др.), неопределенность описания и мн. др.

В определенной степени гарантией от экспертных ошибок яв­ляется точное следование действующим официальным методиче­ским рекомендациям Главного судебно-медицинского эксперта Минздрава СССР, Но, к сожалению, число таких методических документов явно недостаточно и не охватывает всего круга частных задач, возникающих в судебно-медицинской практике. Обобщающие «Правила» проведения экспертиз либо не пере­издаются многими десятилетиями и по этой причине не содер­жат важных результатов новых научных исследований (например, действующие «Правила судебно-медицинского исследования трупа», 1928), либо имеют существенные недостатки и внут­ренние противоречия (например, действующие «Правила по судебно-медицинскому определению степени тяжести телесных повреждений», 1978). Такое положение привело к давно начав­шейся, но так н незавершенной дискуссии в среде ученых и практических экспертов о пределах использования в практике судебно-медицинской экспертизы результатов завершенных и опубликованных научно-исследовательских работ, прежде всего диссертационных. Из самой постановки темы дискуссии ясно, что на этот счет имеются полярные точки зрения: I) эксперт­ная практика может базировать свои исследования только на официальных методических документах; 2) экспертная прак­тика может опираться при проведении исследований и оценке результатов и па содержание опубликованных научных работ. Категорическим противникам второй точки зрения (в основном это руководящие ведомственные работники) можно предло­жить ответить на следующие вопросы: как поступить эксперту в том случае, если по вопросу, поставленному перед ним след­ствием, официальных методических документов ног, но имеется защищенная и утвержденная ВАК СССР диссертационная ра­бота, позволяющая решить поставленную задачу: 1) отказаться от экспертизы, 2) воспользоваться данными диссертационной работы (одним из обязательных требований к диссертациям является их практическая значимость), 3) рекомендовать сле­дователю обратиться к специалисту — автору диссертации? Вос­пользуются или не воспользуются следователь и суд возмож-

ностью провести экспертизу, поручив ее в соответствии со ст. 78 и 189 УПК РСФСР специалисту в данном узком вопросе (ав­тору диссертации) в том случае, если официальных методиче­ских документов нет? Думается, правильные ответы на все эти вопросы Дает действующее уголовно-процессуальное законода­тельство, согласно которому «в качестве эксперта может быть вызвано любое лицо, обладающее необходимыми познаниями для дачи заключения» (ст. 78 УПК РСФСР).

Следование приведенному положению закона носит отнюдь не формальный характер. Оно в первую очередь определяет не­обходимость перманентного самосовершенствования специали­ста, постоянного изучения им научной литературы по специаль­ности, тематического обобщения ретроспективной и текущей экспертной практики, постоянного глубокого проникновения в общую методологию экспертной деятельности. Характеристика этих сторон квалификации специалиста особенно ярко проявля­ется при оценке резюмирующей части экспертного заключения: диагноза и выводов.

Как это ни покажется странным широкой врачебной ауди­тории, на страницах судебно-медицинских изданий сегодня де­батируются вопросы о необходимости н месте диагноза в «За­ключении судебно-медицинского эксперта», о названии, струк­туре, содержании, терминологии диагноза. Не удивительно, что при отсутствии консенсуса теоретиков практика составления диагноза судебными медиками представляет собой более чем пестрый вид. Вот почему мы вынуждены детальнее обратиться к этой проблеме и выразить к ней свое отношение.

Для того, чтобы иметь единую исходную базу для дискус­сии о диагнозе, следует оттолкнуться от общепринятого опреде­ления этого понятия. Но оказывается, что уже здесь мы полу­чаем возможность споткнуться о первую ступеньку.

Казалось бы, в энциклопедических изданиях мы найдем оди­наковое (или принципиально сходное) определение этого базо­вого в клинической медицине понятии. Увы, это ожидание ока­зывается обманчивым: в медицинских энциклопедиях разных изданий, в фундаментальных работах по теории диагноза и ди­агностики мы находим разные определения понятия.

Мы нередко абсолютизируем суть основных положений, из­ложенных в энциклопедиях. Безусловно, статьи в эти солидные издания пишут многоопытные ученые. Но и они ведь люди, a errare humanum est.

Не ставя перед собой задачу анализа эволюции понятия «диагноз», оценим его определение по последнему энциклопе­дическому изданию—«Энциклопедическому словарю медицин­ских терминов» (ЭСМТ) (1982, т. I, с. 345): «диагноз — меди­цинское заключение о состоянии здоровья обследуемого, об имеющемся заболевании (травме) или о причине смерти, выраженное в

терминах, обозначающих название болезней (травм), их формы, варианты течения и т. п.». Это определение не может в полной мере удовлетворить ни клиницистов, ни мор­фологов по следующим обстоятельствам: 1) отсутствует указа­ние на основной принцип построения диагноза — патогенетиче­ский; 2) остается неясным, включает ли упоминаемое «состоя­ние здоровья» такое понятие, как «здоров», и некоторые физио­логические состояния человека (например, беременность); 3) если «состояние здоровья» подразумевает оба основных ва­рианта (здоров и болен), то отпадает необходимость в после­дующем указании только на заболевание или травму; 4) нет не­обходимости упоминать и «причину смерти», так как ею могут быть уже указанные в формулировке заболевание или травма; 5) отсутствует указание на необходимость краткости «медицин­ского заключения:».

Можно констатировать, что обязательными составными эле­ментами определения понятия «диагноз» должны быть состоя­ние здоровья, нозологический и патогенетический принципы по­строения, краткость изложения.

Отсюда и можно предложить следующее определение: диаг­ноз— это краткое медицинское заключение о состоянии здо­ровья, составленное по патогенетическому принципу и изложен­ное языком нозологических терминов.

В действующих и весьма устаревших «Правилах судебно-медицинского исследования трупа» (1928) отсутствуют требо­вания к составлению диагноза. Но в любом судебно-медицин­ском заключении, составленном по результатам обследования живого человека или мертвого тела, должен быть медицинский итог, медицинское резюме, медицинское обобщение находок, свидетельствующих о состоянии здоровья обследуемого, о той «исходной базе», которая затем подвергается всестороннему су­дебно-медицинскому анализу. Должно ли здесь быть простое перечисление повреждений и заболеваний? Пожалуй, это было бы весьма упрощенное, примитивное, механистическое понима­ние задачи. Ведь в соответствии с УПК экспертиза обязательно проводится для установления «причины смерти» и «степени тя­жести повреждения». Можно ли, не выстроив в патогенетиче­ской последовательности все повреждения (заболевания), их осложнения и сопутствующую патологию, решить эти обяза­тельные вопросы? Иначе говоря, можно ли их решить, не поста­вив диагноза? Отрицательный ответ на этот вопрос подтверж­дает необходимость диагноза в судебно-медицинских доку­ментах.

Остальная аргументация в пользу диагноза, с которой сле­дует согласиться, носит важный, хотя и вторичный, характер: формирование врачебного мышления, клинико-анатомическое сопоставление, статистический учет и т. д.

Теперь о названии диагноза. Условность почти каждого тер­мина придает спору о названии диагноза в «Заключении судеб­но-медицинского эксперта» во многом формальный характер. Уместно заметить, что ЭСМТ (1982) приводит 25 (!) вариантов названий диагноза и 14 (I) вариантов названий диагностики. Полемизируя о названии диагноза, одни авторы стараются до­казать принципиальное отличие патологоанатомического и су­дебно-медицинского диагнозов, другие — отсутствие таких раз­личий, хотя обе стороны разделяют общее определение понятия «диагноз». Однако, следуя элементарной логике, они должны включать в определения частных вариантов диагноза те прин­ципы, которые лежат в основе общего понятии. Эти принципы едины не только для патологоанатомнческого и судебно-меди­цинского диагнозов, но и для клиническою.

Что общего между методами диагностики в этих трех слу­чаях? Это — современная клиническая и морфологическая ди­агностика, которая носит комплексный характер и базиру­ется на: 1) совокупности результатов клинических, секционных, лабораторных и инструментальных исследований; 2) принципах патогенетического и нозологического анализа; 3) единой диаг­ностической методологии — от признака (симптома) к синдрому и нозологической форме; 4) единой терминологии. В чем же различие? Оно заключается в разных основных объектах ис­следования при клинической и морфологической диагностике (живой человек и мертвое тело) и связанных с ними разных основных методах (при общем комплексном подходе к меди­цинской диагностике вообще)—методе клинического анализа и методе морфологического анализа. Здесь следует подчеркнуть, что весьма нередко клинический анализ существенно дополня­ется результатами, полученными морфологическими методами (биопсией, исследованием препаратов оперативно иссеченных органов и др.), а морфологический анализ малоэффективен без осмысления динамики прижизненных клинических проявлений страдания, зафиксированных в истории болезни, амбулатор­ной карте, заключениях ВТЭК и других медицинских докумен­тах.. Сходство патологоанатомического и судебно-медицинского диагнозов еще более очевидно: помимо совпадения основных принципов их построения (это невозможно оспаривать, если признавать определение общего понятия «диагноз»), совпадают и основной объект, и основной метод исследования.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: