ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ? 3 страница

ной стороны, моделирует обстановку во время судебного след­ствия, а, с другой — позволяет дифференцированно судить о сте­пени понимания отдельными обучаемыми как частных вопросов, так и проблемы в целом. Семинарское занятие представля­ется наилучшим способом выявлять изъяны экспертного мыш­ления и находить пути устранения пробелов. Оно готовит экс­перта к состязательной форме его участия в работе судов.

Совершенствование экспертного мышления должно осу­ществляться по время самостоятельной работы обучаемых. Са­мостоятельная работа во внеучебное время должна быть строго регулируемым и четко планируемым процессом, включающим не только чтение специальной литературы, но и отработку учеб­ных заданий, которые признаны и углублять теоретические зна­ния, и закреплять практические навыки, и, в определенной сте­пени, формировать экспертное мышление. Необходимо обратить внимание на то, что неконтролируемая самостоятельная работа во внеучебное время не достигает ожидаемых результатов, Для самостоятельной работы во внеучебное время должны быть раз­работаны конкретные формы контроля: обязательные контроль­ные вопросы к очередному занятию, оформление отчетных до­кументов по выполненным частным учебным заданиям, зачет­ным экспертизам.

Несомненно, что многое из изложенного окажется невозмож­ным осуществить без хорошо организованной учебно-матери­альной базы, включающей тематические классы, учебные лабо­ратории, специализированные учебные комплексы, современную аппаратуру, инструментальное и лабораторное оснащение, учеб­ные стенды и пособия, адаптированные к целям и задачам под­готовки конкретных контингентов обучаемых, и т. д.

Но было бы совершенно ошибочным сводить формирование экспертного мышления только к функции институтов усовер­шенствования. Здесь хотелось бы подчеркнуть важнейшее поло­жение о непрерывности, единстве и преемственности формиро­вания экспертного мышления, которое, закладываясь в высшей школе, должно совершенствоваться в ходе практической экс­пертной деятельности. Необходимо отметить важную роль и не менее значительную ответственность руководителей экспертных учреждений. Именно здесь имеется наиболее широкий спектр возможностей для совершенствования экспертного мышления: алгоритмизация исследований и оценок, наставничество, пла­новое аттестование, привлечение начинающих экспертов к уча­стию в сложных комиссионных экспертизах и др.

Только в тесном контакте руководителей-практиков и педа­гогов может реализоваться тезис о комплексном методическом подходе к получению исходной экспертной информации в со­четании с едиными общими принципиальными подходами к ана­лизу и синтезу собранных фактов.

В конечном итоге экспертное мышление надо рассматривать как инструмент познания. Умение владеть этим инструментом является надежным фундаментом для методически выдержан­ного самообразования специалиста.

Говоря о редких и необычных случаях, следует подчеркнуть их относительность: одни из них никогда не встречались а ми­ровой практике, другие — в отечественной, третьи — в практике отдельного экспертного учреждения, четвертые—впервые встре­тились в практике конкретного эксперта.

Относительность казуистики должна рассматриваться и во времени. Если «феномен Виноградова» в 50-е годы рассматривался как экстраординарное явление, то в настоящее время — это лишь одно из хорошо известных последствий одного из част­ных вариантов взаимодействия пули с преградой.

Нельзя и переоценивать значение казуистики. Если какое-то необычное повреждение возникло в определенных условиях, это не значит, что повреждение со сходной морфологией не мо­жет возникнуть в других условиях. С другой стороны, при пов­торяющихся условиях далеко по всегда возникают одинаковые явления, одинаковые последствия. Не следует ограничиваться простым запоминанием казуистики—важно исследовать н на­ходить закономерности возникновения как отдельных редких явлений, так и их совокупности.

Но пора, по-видимому, переходить к изложению того, чего ждет, п, возможно, уже с нетерпением, читатель. Мы не пре­следовали цель дать в этой книге систематическое изложение судебно-медицинской казуистики. Это и невозможно сделать на полутора десятках наблюдений. Автор получил бы полное удов­летворение, если читатель, заняв позицию эксперта в каждом конкретном случае, прошел с ним от исходных вопросов по всему пути исследования, сомнений я размышлений над резуль­татами к решению экспертных задач.

Глава 2. БЫВАЮТ Л И НА СВЕТЕ ЧУДЕСА?

Владимир Иванович Пальцев последнее время стал часто жаловаться на неприятные ощущения в области сердца: то ноет, то колет, то болит, то щемит, то давит. «Не рановато ли, Иваныч, ведь только сорок разменял?» — то ли спрашивали, то ли сочувствовали сослуживцы. В пятницу даже по­просил начальника цеха отпустить пораньше домой. Тот разрешил со сло­вами: — «Ладно, отдыхай, набирайся сил. Завтра утром заеду, отправимся на дачу, пора клубникой заниматься».

Их участки в садоводческом товариществе находились рядом. Общие интересы, общие заботы, здесь не было начальников и подчиненных, только — единомышленники.

Как и договорились, к 7 ч утра машина была во дворе. В дороге говорили обо всем. Владимир Иванович чувствовал себя неплохо, но дал слово, что в понедельник обязательно обратится к заводским врачам.

Было 8 ч 30 мни. Начинался один из чудесных дней конца мая. Время первых плодов и больших надежд на будущий урожай. Переговариваясь с соседом, Владимир Иванович рыхлил грядку.

Сосед о чем-то спросил, Пальцев не ответил. Тот снова задал вопрос — молчание. «Иваныч, ты где?» Владимир Иванович лежал, уткнувшись лицом в грядку. Сосед кинулся к нему, перевернул на спину, лицо было необычно бледно. Пальцев не дышал. Кто-то из садоводов оказался врачом. Пытались делать закрытый массаж сердца, искусственное дыхание, применить вали­дол, нитроглицерин... Все было бесполезно. «Скорая» помощь явилась через 2 '/2 ч. Констатировала и без того очевидный всем факт смерти Пальцева1. Опросив окружающих, врач скорой помощи записал: «Острая сердечная недостаточность. Инфаркт миокарда».

Внезапная смерть человека средних лет. Как поступают

в таких случаях?

Если у умершего при жизни врачами было объективно ди­агностировано заболевание сердечно-сосудистой системы (ате­росклероз венечных артерий, стенокардия и т. п.), которое могло привести к быстрой смерти, то врач поликлиники на ос­новании записей в амбулаторной карте больного может выпи­сать свидетельство о смерти, что позволяет произвести захоро­нение без вскрытия трупа.

Если умерший не наблюдался врачами н смерть наступила скоропостижно, неожиданно для окружающих, то причину смерти следует устанавливать обязательно по результатам вскрытия, причем судебно-медицинского. При неожиданной смерти ее причина может оказаться столь же неожиданной. Вот здесь мы и подошли к первому обстоятельству, делающему

этот случай необычным.

Судебно-медицинское исследование трупа Пальцева было проведено на 3-и сутки. Вскрытие трупа проводил опытный экс­перт Анатолий Харитонович Кукулев. Сама предыстория пред­ставлялась довольно типичной, в целом она могла быть охарак­теризована двумя словами «сердечный анамнез». Беседа с родственниками лишний раз убедила эксперта в том, что речь, по всей видимости, пойдет о скоропостижной смерти, наступившей вследствие сердечно-сосудистого заболевания.

Он начал наружное исследование, размеренно диктуя сек­ретарю протокол: «На трупе надеты синие хлопчатобумажные спортивные брюки, пестрые сатиновые трусы, серые носки из синтетической ткани. На передней поверхности брюк сухая се­роватая грязь. Порядок в одежде не нарушен. Каких-либо по­вреждении и следов биологического происхождения на одежде

нет. Труп мужчины, 40 лет, правильного телосложения, средней упитанности. Длина тела— 174 см. На голове густые темно-ру­сые волосы длиной до 9 см. Кости свода черепа н лица на ощупь целы. Носовые ходы н слуховые проходы чистые. Рот закрыт, язык за линией зубов. Все зубы целы. На шее повреж­дений нет. В области левого надплечья, в проекции акромиона, ссадина неправильной круглой формы, диаметром 0,8 см, покры­тая плотной черно-красной корочкой...»,

Диктуя, Анатолий Харитонович размышлял: «Опять неболь­шие повреждения на теле скоропостижно умершего. Хорошо, что не на голове». Ему не нравились эти «типичные» случаи скоропостижной смерти в сочетании с незначительными наруж­ными повреждениями, когда родственники умершего донимают вопросами: может быть, кто-то ударил по лицу и от этого воз­никло кровоизлияние в мозг? Как на самом деле уверенно раз­личить: то ли человек споткнулся, упал, ударился головой и у него возникли небольшая ссадина на лице и массивное внутримозговое кровоизлияние, или у больного человека сначала возник инсульт, он потерял сознание и при падении получил такую же ссадину. Надо сказать, что ссадины, нанесенные не­посредственно перед смертью, в агональном периоде и в бли­жайшее время после смерти практически не различаются. Ведь даже при остановке сердца и дыхания, прекращении функции головного мозга, т. е. при наступлении биологической смерти, ткани определенное время сохраняют свои физиологические свойства, остаются условно живыми. Так до сих пор никто и не взялся за разработку объективных критериев судебно-меди­цинской опенки повреждений на трупах внезапно умерших лю­дей. «Наверняка» была бы хорошая диссертация»,— подумал Кукулев.

Но, слава богу, этот случай кажется не из их числа. «Во-первых,— размышлял эксперт,— корочка над ссадиной возвы­шается — значит, повреждение возникло не в самое ближай­шее время. Во-вторых, ссадина располагается на плече, а здесь нет никаких жизненно важных органов; значит, это поврежде­ние не повлияло на наступление смертельного исхода». «Тем не менее будем последовательны,— решил Анатолий Харитоно-вич,— рассечем кожу, увидим кровоизлияния, сделаем вывод о прижизненности ссадины и продолжим вскрытие». В таких случаях кожу рассекают непосредственно через ссадину. Но Анатолий Харитонович давно взял себе за правило до поры до времени не нарушать первичное состояние повреждения. Он сделал дугообразный окаймляющий разрез в 1,5 см от ссадины и слегка отпрепарировал кожу. Кровоизлияние неожиданно оказалось обширным, имело темно-красный цвет и окружало ссадину на площади диаметром 4—5 см. Это становилось не­понятным: ссадина — с ноготь мизинца, а кровоизлияние —

с пол-ладони. Он аккуратно стал ощупывать акромион и вдруг почувствовал хруст мелких осколков — это было начало ране­вого канала, «Вот так «типичный» случай! Здесь, пожалуй, по­пахивает криминалом...».

Явился недовольный фотолаборант— «напускает туману мэтр», ссадину сфотографировал и собрался удалиться. «По­годи,—сказал Анатолий Харитонович, приложил к ссадине влажное полотенце,— здесь, кажется, что-то необычное». Убрал полотенце, на нем остались корочки запекшейся крови, и сса­дина... превратилась в небольшую рану вытянутой овальной формы, размерами 1,5X0,6 см, окаймленную сплошным осад-нением шириной 0,5—0,2 см. В средних отделах раны выде­лялся дефект кожи размерами 0,5x0,4 см. Это было... входное пулевое отверстие. Вокруг него не оказалось ни следов копоти, ни следов действия порошинок, иначе говоря, не было следов близкого выстрела. При наличии на пострадавшем одежды этот факт имеет относительное значение, поскольку копоть и порошинки могут быть задержаны первыми слоями одежды. Но Пальцев был одет только до пояса. Значит, выстрел был произведен с неблизкой дистанции.

При пулевых ранениях, независимо от того, успел ли сле­дователь поставить интересующие его вопросы, эксперт дол­жен быть готов установить локализацию входной и выходной огнестрельных ран, направление раневого канала, расстояние выстрела, вид ранящего снаряда и использованного образца оружия, возможность причинения выстрела самим пострадав­шим и др. Анатолий Харитонович сообщил о находке в проку­ратуру и продолжил исследование.

У Пальцева входная пулевая рана располагалась в 154 см от подошвенной поверхности и в 18 см от передней срединной линии. Длина верхних конечностей от копчиков пальцев до акромиона— 73 см. Тщательный поиск выходной раны оказался безрезультатным. Ее не было. Значит, ранение слепое. Поиски огнестрельного снаряда при слепых ранениях — непростое дело. Поэтому сначала была выполнена обзорная рентгенография грудной клетки и живота. Инородное тело металлической плот­ности, по форме и размерам похожее на пулю, было обнару­жено в правом подреберье. Итак, это ранение оказалось сле­пым пулевым (рис. 1). Локализация инородного тела уточнена на двух рентгенограммах, выполненных в задней прямой и правой боковой проекциях.

Лишь после этого было продолжено вскрытие. Важно про­следить раневой канал на всем его протяжении. При этом сле­довало решать две задачи: определить направление раневого канала, включая различные отклонения раневой траектории, установить, какие по плотности ткани повреждены по ходу ра­невого канала.

Рис. 2. Огнестрельный перелом левого акромиона.

Рис. 3. Краевое огнестрельное повреждение тела VIII грудного позвонка.

Рис. 1. Остроконечная пуля в правом подреберье Пальцева, Рентгенограмма.

Раневой канал был исследован до извлечения органоком-плекса последовательно, начиная от входного отверстия. Пер­вое, что обнаружил эксперт, был огнестрельный перелом акромиона. Раневой канал в кости начинался на задневерхней поверхности акромиона в 2 см от его конца и проходил в на­правлении слева направо, сверху вниз и несколько спереди на­зад, т. е. косо продольно но отношению к длиннику отростка, который оказался полностью отделенным от ости лопатки (рис. 2). Продолжая это направление, раневой канал проходил через полость левого плечевого сустава и головку левой плече­вой кости. Раневой канал удавалось сохранять на одной пря­мой линии только при положении левой руки, отведенной впе­ред и влево примерно на 40—50°. По отношению к основанию эпифиза раневой канал проходил косо поперечно, причем го­ловка была полностью отделена от анатомической шейки, на передней поверхности которой выделялся дополнительный пло­ский отломок кости размерами 2Х 1,5 см.

Во втором межреберье по средней подмышечной линии на площади 2,5X2 см обнаружено локальное повреждение межре­берных мышц, верхнего края III левого ребра и пристеночной плевры. Герметичность левой плевральной полости была нару­шена. Представляло интерес краевое повреждение III ребра -оно имело четкую полукруглую форму (такие повреждения имеют особо важное значение при сквозных ранениях, по­скольку позволяют установить калибр ранящего снаряда).

Левое легкое оказалось спавшимся. Раневой капал в нем начинался на задневерхней поверхности верхней доли щеле-видным отверстием длиной 1,5 см и проходил слева направо и сверху вниз, пересекая всю верхнюю долю, междолевую щель и медиальные отделы нижней доли, заканчиваясь на ее внут­ренней поверхности щелевидным отверстием. По ходу раневого канала в легких выявлены обширные кровоизлияния, муфтооб-разно окружавшие весь раневой канал в радиусе 2,5—3 см.

Соответственно левой переднебоковой поверхности VIII грудного позвонка горизонтально располагалось продолговатое повреждение пристеночной плевры с мелколоскутными краями (лоскутки треугольной формы, их острые концы направлены влево). Общие размеры повреждения — 5x1,5 см. При сведе­нии краев повреждения в его средних отделах определялся го-

ризбнтально расположенный дефект плевры длиной 1.5 см. Ле­вый конец дефекта достигал 0,2 см, ширина дефекта уменьша­лась «на нет» к правому его концу.

После отсепаровки пристеночной плевры было выявлено краевое повреждение нижней половины передней стенки VIII грудного позвонка (рис. 3). Повреждение располагалось почти горизонтально, имело желобовидную форму и размеры 1,8Х ХО,8хО,2см.

Все повреждения от входной раны до левого края повреж­дения тела VIII грудного позвонка (исключая раневой канал в спавшемся легком) находились на одной прямой линии, при упомянутом положении левой руки. Начиная от краевого по­вреждения тела VIII позвонка раневой канал отклонялся не­сколько кпереди и становился менее отвесный.

Напротив повреждения тела VIII грудного позвонка обна­ружен сквозной разрыв задней стенки грудной аорты, прони­кающий в просвет сосуда. Разрыв располагался вертикально, имел щелевидную форму и длину 1,8 см. Края разрыва были мелко неровными.

Раневой канал пересекал заднее средостение и проникал в правую плевральную полость через ее медиальную стенку. Он продолжался от медиальной поверхности нижней доли пра­вого легкого к ее диафрагмальной поверхности в виде щелевидного прямолинейного повреждения, окруженного муфтообразным кровоизлиянием. Далее раневой канал проходил через правый купол диафрагмы и правую долю печени, оканчиваясь на ее нижней поверхности, где и была обнаружена остроконеч­ная 7,62-мм пуля. На боковых поверхностях пули имелись следы от полей нарезов, а головной конец был несколько изо­гнут.

Общая протяженность раневого канала составила 48 см. Его первый прямолинейный участок был равен 27 см, а вто­рой—21 см.

К концу вскрытия подошел следователь. Для него находки эксперта были абсолютной неожиданностью. Анатолий Хари-тоновпч подвел итоги проведенного исследования: ранение ог­нестрельное, пулевое; ранящий снаряд — пуля к патрону об­разца 1943 г., могла быть выстрелена из автомата Калашни­кова или самозарядного карабина Симонова; входное пулевое отверстие на верхней поверхности левого надплечья; раневой канал в виде изломанной линии, его первоначальный прямоли­нейный отрезок имел направление сверху вниз, слева направо и несколько спереди назад; в момент выстрела левая рука была отведена вперед и влево приблизительно на 40—50°; ог­нестрельный снаряд сохранил большую кинетическую энергию, хотя вошел в тело своим полубоковым профилем; выстрел про­изведен с неблизкой дистанции.

Не имея никаких других, кроме известных нам, сведений об условиях гибели Пальцева, следователь вполне удовлетворился этой исходной информацией. Он лишь попросил уточнить на­правление выстрела. «Мы не можем устанавливать направле­ние выстрела»,— отвечал эксперт.— «Можно лишь сказать, что оно совпадало (если пуля по пути не встретила какую-то пре­граду и не рикошетировала от нее) с начальным прямолиней­ным участком раневого канала. Для того, чтобы установить, на­правление выстрела, надо знать позу Пальцева в этот момент. Таких данных нет. Поэтому, откуда произведен выстрел, судеб­но-медицинская экспертиза ответить не может. Конечно, нельзя исключить, что в Пальцева выстрелили с крыши одного из близко расположенных домов или с дерена. Но все может быть и гораздо банальнее: человек, наклонившись, вскапывал или рыхлил грядку, был обращен головой» сторону стрелявшего, при этом и мог образоваться раневой канал с таким направле­нием, как у Пальцева».

«Каково же расстояние выстрела?» — с робкой надежде?! в голосе спросил следователь. «Неблизкая дистанция»,—развел руками эксперт.— «К сожалению, мы можем более или менее точно устанавливать расстояние выстрела только на близ­кой дистанции, когда видим следы действия копоти, пороши­нок, металлических частиц, пороховых газов. Но это расстоя­ние очень короткое— 1 —1,5, редко — 2 м. Дальше порошинки и металлические частицы не летят. Научные разработки по по­воду определения расстояния выстрела на неблизкой дистан­ции мне не известны. Но я изымаю кожу с входной раной, все поврежденные кости, кусочки обоих легких, фрагменты печени и аорты из области раневого канала. Все это отправляю на ла­бораторное исследование, а пулю передаю вам для баллисти­ческой экспертизы».

Есть специальные лабораторные методы, которые могут дать весьма ценную дополнительную информацию. Но эффектив­ность этих исследований во многом зависит от задачи, которую ставит перед специалистами лаборатории эксперт, проводив­ший вскрытие. К сожалению, руководители отдельных эксперт­ных учреждений в погоне за дополнительными врачебными и лабораторными ставками стремятся искусственно увеличить экспертную нагрузку, добиваясь в приказном порядке «100 % охвата вскрытий гистологическими н физико-техническими ис­следованиями». Еще один образчик административно-команд­ного подхода к управлению, на этот раз экспертной службой.

Как бы то ни было, были назначены оба исследования. О степени их полезности можно судить по результатам.

Опустим исследовательскую часть и приведем только вы­воды из заключения физико-технической экспертизы: «Повреж­дения на теле Пальцева вполне могли быть причинены пулей,

выпущенной из нарезного оружия. Выстрел был произведен с расстояния вне сферы действия дополнительных факторов выстрела, т. е. с дальнего расстояния». Без труда можно заме­тить, что это дополнительное исследование, проведенное «спе­циалистом физико-техником» кажется куда менее квалифици­рованным, чем заключение эксперта, проводившего вскрытие. Во-первых, физико-техник считает, что ранение «вполне могло быть причинено пулей», т. е. он допускает лишь возможность (1?) пулевого ранения. А каким же еще, кроме пулевого, может быть слепое ранение глубиной 48 см с типичным входным пу­левым отверстием и наличием пули в конце раневого канала? Во-вторых, физико-техник полагает, что выстрел мог быть при­чинен пулей, «выпущенной из нарезного оружия». Хотя сущест­вует вообще небольшое число объективных судебно-медицин­ских параметров, позволяющих установить нарезной характер оружия, из которого выстрелена пуля, в данном случае эти признаки отсутствовали. На что же опирался эксперт, делая свой вывод? Только на следы нарезов на пуле, найденной в теле Пальцева. Но... это — выход за пределы компетенции судебного медика, поскольку оценка следов на пулях, возник­ших в момент выстрела от ее взаимодействия со стволом ору­жия, является прерогативой эксперта-криминалиста. В-третьих, физико-техник, ничего не прибавив к выводам предыдущего эксперта о расстоянии выстрела, допустил терминологическую неточность, применив вместо общепринятого понятия «неблиз­кая дистанция» — «дальнее расстояние».

Сопоставив этих два экспертных документа, следователь без труда усмотрел противоречия. Их удалось устранить в про­цессе допроса обоих экспертов, что вполне естественно при­вело лишь к трате дополнительного служебного времени 3 че­ловек.

Исключительно интересные {весьма редко встречающиеся) данные были получены при гистологическом исследовании. В препаратах левого легкого, стенки аорты и печени были об­наружены инородные, угловатые, бесцветные, желто-коричне­вые частицы, а также крупные и мелкие комплексы раститель­ных клеток. К сожалению, гистологи не придали должного зна­чения этим находкам и никак не оценили факт обнаружения инородных тел, ограничившись указанием лишь на прижизнен­ный характер огнестрельного повреждения (факт, который не вызывал никаких сомнений на аутопсии). «Прошел мимо» ино­родных частиц и эксперт, проводивший вскрытие. А они в бу­дущем еще сыграют свою роль.

Тем временем была назначена и проведена криминалисти­ческая экспертиза пули, извлеченной из тела Пальнева. Вот ее результаты: «Представленная на экспертизу пуля является частью 7,62-мм отечественного промежуточного унифниирован-

ного патрона, выстрелена из штатного боевого оружия -7,62-мм автомата Калашникова (типы АК, А КМ, АКМС); ствол автомата малоизношенный; пуля пригодна для иденти­фикации экземпляра оружия; следов взаимодействия пули с преградой, более твердой, чем ее оболочка, не обнаружено».

Здесь почти все верно, за исключением последней фразы. Вспомним искривленный головной конец пули. Конечно же, он деформировался не самопроизвольно. Следовательно, есть все основания утверждать, что пуля взаимодействовала с прегра­дой. Но что это была за преграда? То ли плотные костные ткани по ходу раневого канала, то ли плотные препятствия на ее траектории до попадания в тело. Криминалисты должны были выразить свое отношение к данному факту, но этого не произошло. И в своей дальнейшей работе следователь, к сожа­лению, опирался только на эти сведения.

Поскольку расстояние выстрела не было установлено, оста­валось рассчитывать только на определение направления вы­стрела. Место падения Пальцева было точно зафиксировано. Следов действия пули на ближних и дальних деревьях и строе­ниях не было. Это позволяло сузить секторы обстрела, если предположить, что выстрел произведен горизонтально или почти горизонтально. Был составлен масштабный план местно­сти {рис. 4).

Рис. 4. Масштабный план местности вокруг садоводства, где был обнаружен

труп Пальцева.

Пунктиром обозначены границы сектора, в пределах которого ног быть произведен горизонтальный выстрел в Пальцева.

Проведя вазирование возможных направлений горизонталь­ного выстрела, следователь пришел к выводу, что выстрел но мог быть произведен с южного, западного и восточного направ­ления, поскольку на траектории выстрела находились различ­ные строения. К северу располагался лесной массив, за кото­рым в 1,5 км па северо-запад находилась войсковая часть, а в 2 км на северо-восток—стрельбище. Других объектов в секторе не было. Это обстоятельство в сопоставлении с выводами заключения криминалистов о том, что выстрел произведен из боевого оружия, привело следователя к убеждению, что в тот злополучный день стрельба велась либо со стороны воинской части, либо со стрельбища. Однако дополнительное тщательное визирование исключило территорию войсковой части, так как на пути возможной траектории выстрела находился один из садоводческих домиков. При его осмотре следов действия пули не найдено. Оставалось стрельбище. Но днем происшествия была суббота. В чти дни стрельбы, по официальному сообщению командования, не планировались и не проводились. Тем не ме­нее других точек для выстрела не имелось; следовательно, вер­сия выстрела со стрельбища не исключалась, ее требовалось проворить и, по возможности, экспертным путем.

Помня о том, что конкретное расстояние выстрела в преде­лах неблизкой дистанции определить невозможно, следователь все-таки сделал такую попытку, поставив следующий вопрос: с какого расстояния произведен выстрел в Пальцева, в частно­сти, мог ли он быть произведен с расстояния 2000 м и исклю­чается ли возможность получения повреждений Пальцевым при выстреле с этого расстояния?

Но кто возьмется за решение этой задачи? «Это сделать невозможно»,— отвечал опытный Кукулев, к которому в первую очередь обратился следователь.— «Нет методики и нет крите­риев для решении этой задачи».— «Впрочем, -Анатолий Хари-тонович задумался,— можно обратиться на кафедру судебной медицины Военно-медицинской академии. Там каждый препо­даватель имеет подготовку по двум специальностям — судебной медицине и криминалистике. Эта кафедра считается Всесоюз­ным научно-методическим центром по изучению проблем су­дебно-медицинской экспертизы огнестрельной травмы. И во­обще они, как правило, берутся за безнадежные, как кажется всем, экспертизы. И, что самое удивительное, обычно справ­ляются с нерешаемыми, на первый взгляд, экспертными про­блемами. Ну, а если по каким-то причинам не могут справиться с той или иной задачей, то честно, а главное обоснованно об этом скажут в официальном документе — «Заключении экс­перта».

Следователь обратился по указанному адресу. Постановле­ние о назначении экспертизы было принято.

Конечно, к моменту получения постановления специалисты

упомянутой кафедры никакими объективными критериями для установления расстояния выстрела в пределах неблизкой ди­станции не располагали. Следовательно, не было и никаких методических подходов к решению этой экспертной задачи. Но ведь что-то, наверно, все-таки было, раз они взялись за дело?

Конечно, было. Экспертиза была начата не на пустом ме­сте. Это был более чем вековой опыт изучения огнестрельных повреждений в академии, начиная с Н. И. Пирогова, который впервые в мире в 1848 г. описал дифференциально-диагности­ческие признаки входной и выходной огнестрельных ран. Это были его последователи П. И. Морозов, В.А.Тиле, И.П.Ильин, Н. В. Павлов, внесшие еще в конце прошлого столетия сущест­венный вклад в представления о механизме формирования ог­нестрельной раны. Это были и наши современники, среди кото­рых наиболее заметными фигурами были судебные медики профессора М. И. Райский, И. Ф. Огарков, В. И. Молчанов и др. Наконец, было интересное научное исследование, прове­денное в конце 70-х годов по определению поражающих свойств свободно падающих осколков¹. В ходе этою исследования была установлена зависимость объема и характера осколочного повреждения от энергии поражающего осколка. Последнее и стало основной концепцией, послужившей научным фундамен­том для решения поставленных следователем задач.

Основная идея: I) любые биологические ткани (кожа, мышцы, кости, внутренние органы и т. д.) имеют вполне опре­деленные прочностные характеристики; 2) для нарушения це­лости разных по плотности структур должна расходоваться разная энергия поражающе! о снаряда; 3) между объемом пу­левого повреждения н энергией поражающего снаряда (пули) должна существовать вполне определенная зависимость; 4) если установить такую зависимость, то по объему огне­стрельного повреждения можно установить энергию огнестрель­ного снаряда и по простым формулам вычислить его скорость в момент контакта с биологическим объектом, а следова­тельно, и расстояние выстрела, поскольку скорость пули из­вестна на любом участке внешней баллистической траектории.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: