Основы теоретической психологии 21 страница

Может возникнуть вопрос: если личность и индивид нетождест-^нны, то, считая теоретически возможным наличие индивида, не осуществившего себя как личность, допустимо ли предположить существование личности без индивида? Допустимо, но это будет квази-^ность. Если даже предположить, что не было Иисуса Христа как ^"кретного индивида, его личность, сконструированная евангель-^^ текстами, оказывала огромное влияние на социальную жизнь христианскую культуру в течение двух тысячелетий, структурируя юности и судьбы людей, их взгляды, чувства и убеждения. Преоб-' Гегель Г. Работы разных лет. Т. 2. М., 1971,с. 10.

разующее влияние здесь оказывается не менее действенным, чем влияние иной абсолютно достоверной исторической личности.

Разумеется, индинид без личности, как и квазиличностьбезинди^ вида, -явление исключительное, но обращение к такой гипотетической ситуации как мысленному эксперименту достаточно показатель^ но для понимания проблемы единства и нетождественности личной сти и индивида. Вместе с тем рассмотренная здесь идея трех измерен' ний в описании личности не может быть, как мы считаем, сведена ^ проблеме соотношения индивида и личности. Она открывает возмож^ ность ответить на многие другие, давно - еще в 20-30-е годы - пс ставленные вопросы психологии личности.

Рассматривая состояние психологической наук* Л.С. Выготский Л.С. Выготский отмечал, что для нее до сих nq о личности остается закрытой центральная и высшая проблем

всей психологии - проблема личности и ее рази тия. И далее: "Только решительный выход за методологические п): делы традиционной детской психологии может привести нас к исс дованию развития того самого высшего психического синтеза, ко рый с полным основанием должен быть назван личностью ребенка"

Обратившись к трудам Выготского, можно выделить по меньше мере четыре идеи, исключительно конструктивные и образующие целом определенные предпосылки для становления психологическ концепции личности, оформление которой заботит нас сегодня. '

Первая идея - идея активности индивида, с особенной силой > ступившая не только в теоретических конструкциях Выготского,! и в разработанном им инструментальном методе исследования i вития высших психических функций. В позднейших интерпретаи и конкретных приложениях инструментального метода подчерк лось прежде всего значение орудия для формирования высших i хических функций и фактически не уделялось должного внимай принципу свободного обращения индивида к орудию (использовав знака или отказ от него, форма обращения со знаком и т. д.). Me тем, в отличие от некоторых современных методов формирова психических функций (алгоритмизация обучения, поэтапное фор рование умственных действий), в экспериментальных исследов> ях Выготского обращение к орудию и способ действия с ним не nf писывались и тем более не являлись сколько-нибудь принудит ными. Орудие рассматривалось Выготским как возможная точка> ложения сил индивида, а сам индивид выступал как носитель ак ности. В инициативе индивида, обращающегося или не обраща>

' Выготский Л.С. Собр. соч. Т. 3. М., 1983, с. 41.

,-ося к орудию, в самом способе использования орудия сказывалась и отчетливо выступала перед исследователем непосредственно ненормированная социумом активность.

Сама суть разработанного им инструментального метода - по крайней мере в плане возрастного подхода - как раз и состояла в том, чтобы установить активную роль субъекта, ребенка, обращающегося к орудию. В частности, предполагалось выяснить возрастные границы обращения ребенка к внешнему средству, как, впрочем, и возрастные рубежи отмирания потребности во внешних средствах, организующих деятельность. Переход извне вовнутрь изначально трактовался Выготским как обусловленный активностью субъекта. Одной из важнейших теоретических предпосылок инструментального метода явился именно принцип активности индивида - "активное вмешательство человека в ситуацию", его "активная роль, его поведение, состоящее во введении новых стимулов"'.

"Человека забыли", - пишет Выготский, критикуя механическую схему "стимул-реакция". Таким образом, Выготский наметил своего рода возврат человека в психологию, вплотную подведя ее к проблеме личности как активного индивида.

Вторая идея, возникающая на путях преодоления натуралистического подхода к психологическим феноменам, - мысль Выготского об основной особенности психических свойств человека: их опосредствованном характере. Функцию опосредствования, как известно, обеспечивают знаки, с помощью которых происходит овладение поведением, его социальная детерминация. Применение знаков, то есть переход к опосредствующей деятельности, в корне перестраивает психику, усиливая и расширяя систему психической активности. Именно эта идея оказалась особенно плодотворной для разработки наиболее развитых отраслей психологической науки, прежде всего детской и педагогической психологии. Принцип опосредствования оказался здесь ведущим, активно противостоящим бихевиористским схемам.

Как было показано выше, теоретический принцип, столь продуктивный для областей психологии, составлявших предмет особого интереса Выготского, был распространен на область социальной психологии, в частности на изучение групп и отношений междулюдьми, ^ психологию личности в группах. Эта позиция определила в 70-е "оды поиск, направленный на адекватное теоретическое решение про-л^мы межличностных отношений.

Третья идея - положение об интериоризации социальных отно-^ий. При рассмотрении генезиса высших психических функций ре-' Там же, с. 75.

бенка эта идея выступила в трудах Выготского прежде всего с "без--.1 личной", орудийной стороны. Он отмечает, что знак, находящийся' вне организма, как и орудие, отделен от личности и служит, по суще-^ ству, общественным органом или социальным средством. Однако в рамках тех же представлений существовала возможность разрабаты-^ вать наряду и в связи с вопросом об интериоризации орудийных мо*ч ментов проблему интериоризации собственно субъектных (активных,- интенциональных) моментов, представленных в социальных отноше^ ниях. '"ч,

Акты интериоризации, как отмечал Выготский, совершаются глав^ ным образом в процессах общения. Общение рассматривается им каЩ процесс, основанный на разумном понимании и намеренной передав че мыслей и переживаний с помощью известной системы средств. Пб следнее означает, что социальные отношения, оставаясь орудий> опосредствованными, суть отношения конкретных индивидов и не сут, следовательно, отпечаток их индивидуальности. Выготский пи< шет о "передаче переживаний ".Допустимо предположение, что в Э1 процессах происходит как бы перенос индивидуальных характерист общающихся и формирование идеальной представленности их в< жом "Я". Не в том ли состоит специфика обучения в отличие от в(питания, что первое связано преимущественно с орудийно безл> ным характером передачи и усвоения социального опыта, а второе^ с трансляцией прежде всего субъектных качеств индивидов. И тог (в иных терминах) первое - трансляция "значений", второе - "ли ностных смыслов" и переживаний. И то и другое, впрочем, выступ ет в единстве, распадающемся лишь в условиях теоретического art лиза или дидактического изложения.

Представляется, если следовать самой логике развертки идей а тивности,опосредствованности и интериоризации социальных отя шений, что личность (в данном случае, разумеется, для нас, a HCJ Выготского) выступает в качестве своеобразного синтеза собст> ных качеств данного индивида и интериоризированных субъект> интенциональных качеств других индивидов. К этому выводу мы) избежно приходим, если брать понятие интериоризации в полном ^ еме, а не только утилитарно практическом. Личность тогда оказь* ется невозможной без интериоризированных в данного индивида Д гих индивидов, формирующих свое "представительство" в перв< ибо, как было уже отмечено, "через других мы становимся самИ собой" (Выготский). Личность индивида должна быть раскрыта т же и со стороны бытия данного индивида в других индивидах HJ других индивидов. И тогда оказывается, что конкретно охарактер зовать личность - значит ответить не только на вопрос о том, кто)

других людей и каким образом представлен (интериоризирован) во мне, но и как я сам и в ком именно состою > качестве "другого", как gbi изнутри определяя чье-либо сознание и поведение.

Здесь, следовательно, открывается и новая проблема: каким образом индивид обусловливаетсвое "присутствие" в других индивидах. Выясняя, что представляет собой данный индивид "для других" и "в других", как и то, что они представляют "для него" и "в нем", мы в первую очередь сталкиваемся с эффектом "зеркала", когда некто как бы отражается в восприятии, суждении и оценках окружающих его индивидов. Эта линия исследования представлена во множестве психологических работ по социальной перцепции (Г.М. Андреевой и др.).

Другой путь, практически лишь намеченный, ориентирует исследователя на анализ феноменов и механизмов реальной представлен-ности данного индивида как субъекта активности в жизнедеятельности других людей. На этом пути "для других" бытие индивида выступает как относительно автономное ("отщепленное", "независимое") от него самого. По существу, перед нами проблема "идеального бытия" индивида.

И наконец, четвертая идея, только пунктирно намеченная Выгот-ским: становление личности заключается в переходах между состояниями "в-себе", "для-других", "для-себя-бытия". Эта идея была им проиллюстрирована на примере всего развития высших психических функций: "Личность становится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она предъявляет для других. Это и есть процесс становления личности"'.

С этим положением Выготского нельзя не согласиться, но нужно задать вопрос: а что именно личность "предъяпляетдля других?" Действие? Поступок? Или, может быть, что-то еще?

В ранней работе "Педагогическая психология" Выготский весьма близко подошел к рассмотрению этой проблемы. Надо сказать, что наиболее интересные страницы этой книги касаются эстетического восприятия и переживания, художественного воспитания ребенка. ^С. Выготский уделяет особое внимание изучению волновавшей его проблемы "морального последействия искусства", в котором действие "сретекает в его результат, не предусмотренный намеренно. "Моральное последействие искусства, несомненно, существует и обнаруживается не в чем другом, как в некоторой внутренней проясненности ^У^евного мира, в некотором изживании интимных конфликтов и,

^Довательно, в освобождении некоторых скованных и оттесненных

"> и частности сил морального поведения"^

^ Там же, с. 144. Выготский Л.С. Педагогическая психология. М,, 1926, с. 257.

Что же превращает "моральное последействие искусства" в своеобразное деяние? Чтобы проиллюстрировать свою мысль, Выготский) приводит ряд примеров из художественной литературы. Так, он вело-1 минает рассказ А. П. Чехова "Дома", где повествуется о неудачной по-1 пытке отца путем сухих нравоучений объяснить семилетнему маль-^ чику предосудительность курения, И только рассказав наивную сказочку о старом короле и его маленьком сыне, который от курения заболел и умер, отец достигает эффекта, для него самого неожиданно>.! го, - сын упавшим голосом говорит, что курить больше не будет. Скаэ-1 ка обеспечила "моральное последействие искусства". "Самое действие> сказки возбудило и прояснило в психике ребенка такие новые силь дало ему возможность почувствовать и боязнь и заинтересованност отца в его здоровье с такой новой силой, что моральное последев ствие ее, подталкиваемое предварительной настойчивостью отца, н ожиданно сказалось в том эффекте, которого тщетно добивался от раньше"'.

К такого рода примерам Выготский обращается не раз. Склады> ется впечатление, что его вообще интересовали эффекты несовпа, ния намерений субъекта и произведенного результата, иными ело ми, его занимала проблема личностных, смысловых преобразовав другого человека как аспект соотнесения "в-себе", "для-другиЙ "для-себя-бытия" индивида. Он пытается интерпретировать пени ческие акты в свете представлений об "активности эстетическопМ реживания", выдвигая гипотезу о существовании особой деятели сти, составляющей природу эстетического переживания. "Мы еик можем сказать точно, - пишет Л.С. Выготский, - в чем оназакллЙ ется, так как психологический анализ не сказал еще последнего^ ва о ее составе, но уже и сейчас мы знаем, что здесь идет сложней) конструктивная деятельность, осуществляемая слушателем или^ телем и заключающаяся в том, что из предъявляемых внешних> чатлений воспринимающий сам строит и создает эстетический^ ект, к которому уже и относятся все его последующие реакции"^

Эту деятельность Выготский обозначает как "вторичный T>0j ский синтез". Ч

В этой связи личность как система обнаруживает себя дважЯ первый раз - в актах социально ориентированной активности, Ъ1 ствиях и поступках, второй раз - в завершающих поступок актах ричного творческого синтеза", основанного на встречной а> сти другого лица.

' Там же, с. 258. " Там же, с. 252.

Взгляды Выготского вплотную подводят к пониманию личности как особой формы организации взаимной активности данного индивида и других индивидов, где реальное бытие индивида органически связано с идеальным бытием других индивидов в нем (аспект индивидуальности) и где в то же время индивид идеально представлен в реальном бытии других людей (аспект персонализации).

Идеи Выготского, складывающиеся главным образом в психологии познавательных процессов и в возрастной и педагогической психологии, успешно экстраполированы в область психологии личности и оказываются там существенно важными для разработки ряда теоретических принципов. Так, можно предположить, что на определенном этапе общественного развития личностное как системное качество индивида начинает выступать в виде особой социальной ценности, своеобразного образца для освоения и реализации в индивидуальной деятельности людей.

В последнее время явственно обозначи-"Диалогическоя" модель лась тенденция трактовать сознание лич-понимания личности: ности в качестве "диалогической" систе-достоинства и ограничения мы и, более того, саму личность как, по

существу, диалог (точнее - полилог) всевозможных "Я" (тех, что присущи самому индивиду, а также его реальным или воображаемым партнерам). Провозглашаемая "диалогич-ность" природы личности побуждает исследователей к утверждению, чтоличностное, "человеческое в человеке", постижимо главным образом диалогически и что любой другой метод познания в данном случае был бы неадекватен предмету. Определяющий вклад в разработку этой идеи внес М.М. Бахтин.

Для многих современных психологов обращение к трудам выдающегося советскоголитературоведа М.М. Бахтина и кегоидеямодиа-логическом строении самосознания личности, ссылки на его авторитет стали своего рода признаком "хорошего тона". В этом, разумеется, нет ничего дурного, но некоторые издержки этого вполне понятного и разделяемого нами увлечения заслуживают, на наш взгляд, обсуждения.

В своей книге "Проблемы поэтики Достоевского" Бахтин осуще-^^яет тончайший и точнейший анализ творчества Ф.М. Достоев-^"о и убедительно показывает, что художественной доминантой по-^Р^^ния образа героя для Достоевского служит "самосознание". Р^и Достоевского "смотрится как бы во все зеркала чужих созна-^ знает все возможные преломления и них своего образа; он знает ^ое объективное определение, нейтральное как к чужому созна- так и к его собственному самосознанию, учитывает точку зре-^ 24,

ния "третьего". Однако он "знает, что последнее слово за ним". Все герои "Преступления и наказания" уже на второй день действия ро< мана "отразились в сознании Раскольникова, вошли в его сплошьди-: алогизированный монолог, вошли со своими "пращами", со своим> ':. позициями в жизни, и он вступил с ними в напряженный и принцип пиальный внутренний диалог, диалог последних вопросов и послед^. них жизненных решений. Он уже с с^мою начала все знает, все учк-1 тывает и предвосхищает. Он уже вступил в диалогическое соприкос*1 новение со всей окружающей жизнью"'. У нас нет сомнений в глуби->) не и достоверности анализа творчества Достоевского, проведенногв^ М.М. Бахтиным (хотя мы и не чувствуем себя вправе давать оценку сторонней для нас области - истории литературы и литературоведе нии).,

Но возникает вопрос: в какую систему психологии как науки впм сываются литературно-критические построения Бахтина?

М.М. Бахтин фиксирует парадоксальный факт (хотя и пытается ег слегка завуалировать): величайший писатель-психолог, каким был Д стоевский, занимал откровенно антипсихологическую позицию, п нимая и принимая убеждение своих героев о "недопустимости чум го проникновения (курсив Бахтина. -А.П.) вглубиныличности"."] художественной мысли Достоевского, - пишет Бахтин, никак не-< рицая эту мысль и не выражая даже отдаленно сомнения в ее исти ности, - подлинная жизнь личности совершается как бы в точке эд го несовпадения человека с самим собой, в точке выхода его за при лы всего, что он есть как вещное бытие, которое можно подсмотрю определить и предсказать помимо его воли, "заочно". Подлине жизнь личности доступна только диалогическому проникновении нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя. Пра о человеке в чужих устах, необращенная к нему диалогически, тос заочная правда, становится уничтожающей и умертвляющей ложью, если касается его "святая святых", то есть человека в челе ке"^. МысльДостоевского передана предельноточно, нотруднона другое столь сильно и лаконично выраженное обвинительное зак чение, предъявленное детерминистической психологии, котор1 своей экспериментальной практике, минуя интроспекцию, пыТа получить (подсмотреть, подсказать, определить) эту заочную пра> личности другого человека, исследуя как раз то ее "вещное бытие' торое Бахтин, в качестве толкователя текстов Достоевского, объяв

Психология личности. Тексты/Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, А.А. ПУ М., 1982, с. 250-260. " Там же, с. 256.

"уничтожающей и умертвляющей ложью". Если обратиться к истории русской психологии на рубеже нынешнего и предшествующего столетия, то идея о непроницаемости чужой души (личности, человека в человеке) для постижения, иначе как путем углубленного самонаблюдения, переносится из одного философско-психологического сочинения р другое, начиная с С. Аскольдова, упомянутого Бахтиным рядом с ф.М, Достоевским, и кончая А.И. Введенским.

Понимая шокирующий характер антипсихологизма Достоевского, Бахтин подчеркивает, что писатель "относился отрицательно" "к современной ему психологии", критиковал "постоянно и резко" механистическую психологию, "осмеивал ее и в романах'". Все это так и есть. И действительно, другой психологии, кроме "современной ему", Достоевский не знал и не мог знать. Но дело в том, что М.М. Бахтин обходит молчанием тот факт, что Достоевский ведет критику "механистической психологии" с позиций значительно менее совершенной -даже для того времени - интроспективной психологии, утверждает ее правоту.

Оправдан ли такой подход? Любому школьнику известно различие междусловами "необходимое" и "достаточное"... 06 этом различии важно помнить как тогда, когда перед глазами текст Бахтина, так и тогда, когда изучаешь тексты его последователей. Нельзя не согласиться с Бахтиным в том, что без обращения к голосу самой личности никакое знание о ней не может считаться "завершенным": даже знание о том, что есть человек в "объективном свете" (вспомним сказанное об "объективном определении", нейтральном как к чужому сознанию, так и к собственному самосознанию), ни в коей мере не достаточно для понимания человека. Достоевский выявил этот факт (устами своих героев), а Бахтин, анализируя текст Достоевского, нашел для этого факта должную теоретическую форму. Акцент был поставлен твердо - подлинное в человеке определяется его собственным голосом, противостоящим каким бы то ни было "овнешняющим" и "овеществляющим" заявлениям науки, ибо только "своим голосом" ^изнь личности "ответно и свободно раскрывает себя". Но можно ^ - и и этом вопрос! - "с голоса" самой личности постичь ее в главном, минуя ступень объективного знания; и так ли уж "нейтрально" ^ объективное знание в глазах "третьего", что личность, как было ^зано об этом знании, лишь "учитывает" его (а, например, не пре-^^зет в свой предмет)", определяясь в своей подлинной жизни? ^'^и словами, можно ли ограничиться одним только этим акцен-^' пытаясь понять "личностное" в человеке, полагая подобный ак-^Мже, с. 257

цент /io сути достаточным (а не только необходимым) условием понимания личности?

Создается впечатление, что идущие за Бахтиным исследователи отмалчиваются, предпочитая не обсуждать вплотную этот вопрос. Над ними как бы нависает тень отца-основателя диалогического подхода к личности. Будто личность и есть диалог сознаний, исключительно диалог сознаний, а эмпирическое, основанное на объективных техниках исследование личности способно лишь унизить личность и больше того, скомпрометировать самого исследователя. Между тем даже тогда, когда в поле нашего зрения глубинный аспект самосознания личности: звучащий "внутри" самой личности и к ней самой об* ращенный голос "Я", - даже в этом особом случае анализ способен открыть то, что самой личности не явлено как феномен. А именно - присутствие в человеке отраженной субъектности значимого друтогб (<эффект претворенного "Я">). Собственное "Я" человека здесь не> отделимо от "Я "другого; голоса настолько сливаются, настолько зву^ чат в унисон, что в самой изощренной интроспекции они не могут,. быть различимы; требуются специальные средства различения голо-^ сов; так, например, посредством призмы можно "разложить" светни^ неразличимые иным образом составляющие'. ^

Поддерживаемая или, во всяком случае, неопровергаемая Бахти^я ным идея Достоевского направлена отнюдь не против одной лишь Mt>,i ханистической психологии, а против всякого "овнешняющегозаон^ ного определения" души и личности человека, другими словами, прОй тив любой объективной психологии, против любых попыток проникав нуть в "святая святых" личности через ее "вещное бытие" (мы бы ск<?.1 зали - через различные формы ее "опредмечивания"). Но при бли^ жайшем рассмотрении выясняется, что даже герои Достоевского, Я говоря уж о реальных людях, постигая психологию другого человвМ никак не минуют его "вещное бытие" и, только принимая во вним* ние его реалии, могут осуществить "диалогическое проникновение в глубины личности, увидеть "диалогическую" структуру его само сознания. Обращаясь к критике Достоевским "судебно-следственно психологии, которая в лучшем случае "палка о двух концах", то ecu одинаковой вероятностью допускает принятие взаимно исключают решений, в худшем же случае - принижающая человека лож< М.М. Бахтин пишет: "В "Преступлении и наказании" замечательны следователь Порфирий Петрович - он-то и назвал психологию "п*

' См.: Петровский В.А. Принцип отраженной субъектности в психологичесп исследовании личности//Вопросы психологии, № 1, 1985; его же. Личное"*^ психологии: парадигма субъектности. Ростов-на-Дону, 1996, с. 506.

кой о двух концах" - руководствуется не ею, то есть не судебно-следственной психологией, а особой диалогической интуицией, которая и позволяет ему проникнуть в незавершенную и нерешенную душу раскольникова"'. Возникает вопрос, что дала бы действительно замечательному следователю Порфирию Петровичу "диалогическая интуиция", если бы он не располагал такими реалиями "вещного бытия" раскольникова, как "человека в человеке", какой была статейка Родиона Романовича, в которой излагалась идейная программа права на преступление. Именно непреложный факт необходимости обращаться к "овеществленным душам" людей, которую Достоевский на словах отрицает, а на деле использует, и позволяет ему развернуть богатейшие возможности "диалогической" интуиции и проникновения в эти "незавершенные и нерешенные" души. И в конечном счете "диалогическая интуиция" Порфирия Петровича оказывается не чем иным, как эксплицированной рефлексией следователя-психолога, который для построения своего неопровержимого обвинительного заключения ("Как кто убил?...да вы убили, Родион Романыч.' Вы и убили-с!..'^осу-ществляет блистательную, всестороннюю обработку имеющейся у него информации по всем законам объективной судебно-следственной психологии, которая углубляет и проясняет "диалогическое проникновение", "диалогическую интуицию".

Совершенно необходимо различать позицию писателя как деми-ургаличности, всезнании которого развертывается "диалогизирован-ный внутренний монолог" литературных героев, данных ему непосредственно как чувственные образы, созданные его творческим воображением, звучит "спор двух голосов", возникший и разрешаемый в пределах его внутреннего "Я", и позицию психолога как исследователя личности, опосредствованно познающего "человека в человеке", проникающего в суть "внутреннего диалога" реальной личности путем обращения к его "овнешняющему заочному определению", к его 'вещному бытию". Во втором случае "диалогическое проникновение" не более как фраза, рудимент интроспективной психологии, а утверждение, что самосознание личности имеет "диалогический характер", Достаточно тривиально для психолога, если принять во внимание многократно описанные и экспериментально изученные рефлексивные столкновения разнообразных "Я-образов" во внутреннем пространстве личности.

Свободное перемещение категорий из одной отрасли знания вдру-Ую - в данном случае из поэтики в психологию - чревато серьезными

Психология личности. Тексты/Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, А.А. Пузырея, ' ^57.

методологическими недоразумениями, даже если источником переноса является такой замечательный исследователь, каким был М.М. Бахтин.

хологии личности?

Потребность "быть личностью"

В кратком предисловии к публикации текста Бахтина было сказано: "Глубоко гуманистичен в показе Бахтина протест Достоевского против "овнешняющего" и "завершающего" определения личности^ Гуманизм Достоевского бесспорен, но можно ли обойтись без комМ ментария психолога, когда речь идет о проблеме детерминизма в пси*

^

Запечатлевая, продолжая себя в других членах об->., щества, человек упрочивает свое существовани Обеспечивая посредством активного участия вд ятельности свое "инобытие" в других людях, w дивид объективно формирует содержание своей потребности в т сонализации. Субъективно последняя может выступать в мотиваи достижения, притязаний на внимание, славу, дружбу, уважение,) ложение лидера и может быть или не быть рефлектирована, осоэ1 на. Потребность индивида быть личностью становится условием ф< мирования у других людей способности видеть в нем личность, ^ ненно необходимую для поддержания единства, общности, пре< ственности, передачи способов и результатов деятельности и, что<> бенно важно, установления доверия друг к другу, без чего трудно) деяться на успех общего дела.

Таким образом, выделяя себя как индивидуальность, добива дифференциальной оценки себя как личности, человек полагает" бя в общности как необходимое условие ее существования, поскй ку он производит всеобщий результат, что позволяет сохранят^: общность как целое. Общественная необходимость персонализаЦ очевидна. В противном случае исчезает и становится немыслимой^ верительная, интимная связь междулюдьми, связь между noKOJ ями, где воспитуемый впитывает в себя не только знания, KOI ему передаются, но и личность передающего. На определенном жизни общества эта необходимость выступает в виде ценности' крепленных форм социальной потребности.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: