Лексическая синтагматика и средства ее описания 6 страница

В прагмалингвистике (см. в особенности [Lakoff 1973]) выделя­ют два взаимоисключающих типа вежливости, которые условно можно назвать «отстраненной» и «товарищеской». Первая направлена на под­держание дистанции между собой и партнером по общению, а вторая — на сокращение этой дистанции. Ясно, что со СДЕРЖАННОСТЬЮ и МА-ЛООБЩИТЕЛЬНОСТЬЮ англичанина совместима только вежливость от­страненного типа. Показательно в этом отношении и то, что английская вежливость в нашем материале характеризуется как чопорность (вид веж­ливого поведения, абсолютно исключающий товарищескую близость).

192 Раздел II. Лексическая семантика

Глава 9. Эксперимент в лексической семантике 193

Как мы видим, в коннотации вежливости, присущей англичанину, важен не столько аспект 'следования правилу', сколько аспект 'сохранения ди­станции между собой и другими'. А от этого уже легко перекинуть мостик к коннотации НЕВОЗМУТИМОСТИ, ибо соблюдение такой дистанции наилучшим образом обеспечивает условия для сохранения эмоциональ­ного равновесия, внутреннего и внешнего спокойствия. В свою очередь сохранение спокойствия (= отсутствия изменений) в личной сфере легко связать в коннотацией КОНСЕРВАТИЗМА (сохранения status quo в обще­стве) через общую для них идею сохранения гомеостаза. Таким образом, мы получаем следующую обобщающую характеристику для англичанина: англичанин стремится прежде всего к сохранению покоя внутри и вокруг себя. Эту характеристику «поддерживают» 34 из 49 реакций, т. е. 70 % релевантных ответов, что опять-таки позволяет считать ее ядром СНХ англичанина в русской наивной картине мира. Прочие реакции, не свя­занные с этой доминантой (вроде ИЗЯЩЕН), явно субъективны.

Аналогичным образом можно выявить СНХ француза по данным, приводимым в таблице 3.

Очевидная семантическая доминанта СНХ француза — его созна­тельное и успешное стремление к красоте формы, будь то собственная внешность (см. дескриптор ЭЛЕГАНТНЫЙ) или же межличностные от­ношения (см. дескриптор ГАЛАНТНЫЙ). По-видимому, именно эти черты, возможно, наряду с экстравертированностью и открытой эмо­циональностью (см. дескрипторы БОЛТЛИВЫЙ, РАСКОВАННЫЙ, ГО­РЯЧИЙ) лежат в основе ОБАЯТЕЛЬНОСТИ француза с точки зрения русского. Оборотной стороной медали является вторая семантическая доминанта данного СНХ — отсутствие адекватного прекрасной форме содержания. Основой для такого обобщения служат дескрипторы БОЛТ­ЛИВЫЙ (ср. русскую пословицу Пустая бочка громко гремит), ЛЕГ­КОМЫСЛЕННЫЙ, ЛЖИВЫЙ (здесь форма и содержание находятся в прямом противоречии). Показателен в этом отношении и дескрип­тор РАЗВРАТНЫЙ, отражающий такое отношение субъекта к объекту чувства, при котором последний рассматривается опять-таки в первую очередь со стороны внешней формы, как вещь, внутреннее содержание которой значения не имеет, в связи с чем и само это чувство оказывается «бессодержательным». Таким образом, мы приходим к следующей обоб­щающей характеристике: француз во всем стремится к красоте внешней формы и преуспевает в этом, но не придает должного значения внутрен­нему содержанию. Данную характеристику поддерживают 82 % от общего числа реакций и она вполне может рассматриваться в качестве ядерной части СНХ француза в русской наивной картине мира.

Перейдем, наконец, к анализу данных, полученных с помощью Теста 2а для этнонима русский (см. таблицу 4).

Полученные данные, несомненно, вызывают целый ряд вопросов, для ответа на которые необходимо было бы провести гораздо более

Француз [Количество респондентов — 50, общее количество реакций ■ релевантных — 52, из них лексически различающихся

194 Раздел II. Лексическая семантика

Глава 9. Эксперимент в лексической семантике 195

Таблица 4

Русский

[Количество респондентов — 45, общее количество реакций — 45, из них

релевантных — 45, из них лексически различных — 33]

шсштабный эксперимент с фиксацией всех социолингвистических пе­ременных (пол, возраст, национальность, образование, социальное по­нижение информантов), чтобы установить, существует ли корреляция между социальным статусом испытуемого и положительным / отрица-к'льным оценочным значением его реакции на этноним. Как бы то ни было, самокритичность (или, если угодно, заниженная самооцен­ка) очевидна. Результат сам по себе нетривиальный, так как считается, чю обыденное сознание «свое» воспринимает как хорошее, нормальное, ii «чужое», как худшее, аномальное. Оставляя в стороне этот аспект вос­приятия современными россиянами русского национального характера, проинтерпретируем наши данные тем же способом, который применял­ся выше.

Можно ли построить на базе семантики полученных реакций какую Di,i то ни было обобщающую характеристику, конкретными реализация­ми которой будут свойства характера, обозначаемые соответствующими нексемами? На первый взгляд это кажется невозможным. Что общего, например, между ЩЕДРОСТЬЮ и БЕСШАБАШНОСТЬЮ (кроме семы интенсивности)? На уровне словарных толкований это общее не обна­ружится, но его можно вскрыть на некотором шаге логического вывода. Гак, общая часть значений слов дескриптора ЩЕДРЫЙ — 'готовность делать добро другому', а дескриптора БЕСШАБАШНЫЙ — 'отсутствие ii действиях предварительного расчета, способность пренебречь возмож­ными отрицательными последствиями своих действий'. Если теперь до­пустить существование такой «общечеловеческой» «аксиомы» здравого смысла, как 'никто не желает себе зла', то БЕСШАБАШНОСТЬ ока­жется связанной с ЩЕДРОСТЬЮ через идею 'добра'. Действительно, если человек не желает себе зла и при этом не считает нужным про­считывать свои действия, не боится отрицательных последствий, то, по-видимому, он исходит из предположения, что, что бы он ни де­лал, такие последствия маловероятны, т. е. мир не причинит ему зла, мир в основе своей добр. Как показано в работе [Селезнев 1985], рус­ский глагол веришь обозначает мнение, основанное на добрых интуициях о мире. Тем самым, можно переформулировать наиболее яркую черту СНХ русского так: 'русскому свойственно верить'. С концептом 'веры' (и его коррелятом — концептом 'правды'), в свою очередь, очевидным образом семантически связаны коннотации дескриптора ПРОСТОДУШ­НЫЙ. Другой «лейтмотив», пронизывающий многие реакции, обобщенно выражен в одной из них — ШИРОКАЯ НАТУРА, т. е. нестесненность в проявлении внутренних состояний (ср. бесшабашен (4), безрассудно смел, щедр, хлебосолен, прожорлив, любит выпить, а также бесцеремонен, и нахален, отражающие ту же нестесненность самовыражения с позиций лица, от нее потерпевшего)." Таким образом, в качестве обобщающей характеристики можно предложить следующую: русский исходит из того, что в мире в конечном счете побеждают добро и правда, и стремит­ся жить в соответствии с этими принципами, не стесняя себя во всем

196 Раздел II. Лексическая семантика

Глава 9. Эксперимент в лексической семантике 197

остальном. Эту характеристику поддерживают 53 % общего числа реак­ций, что изначально признано достаточным для признания коннотации правдоподобным кандидатом в стереотипы языковой картины мира. От­рицательные свойства СИХ русского (ЛЕНИВЫЙ, НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ, НЕОРГАНИЗОВАННЫЙ) также вполне совместимы с этой характери­стикой. Действительно, личное трудолюбие, сообразительность, соблю­дение порядка и даже верность своим обязательствам не столь суще­ственны, если добро и правда в мире рано или поздно торжествуют. Так что, как и у француза, недостатки русского являются продолжением его достоинств.

Даже на таком ограниченном материале, которым мы располагаем, очевидны некоторые общие характеристики СНХ как определенного ти­па когнитивных структур: 1) не все народы удостаиваются своего СНХ в наивной картине мира народа X (это было проверено нами на этнони­ме мордвин, который оказался лишенным общезначимых коннотаций); от чего зависит степень оформленное™ СНХ того или иного народа в сознании народа X — предмет особого исследования, но ясно, что необходимым условием формирования СНХ являются длительные кон­такты с данным народом и степень воздействия этих контактов на жизнь народа X; 2) в поведении представителей других народов выделяются и получают закрепление в СНХ черты, не типичные для соплемен­ников (ср. отсутствие пересечения частотных коннотаций у русского с другими этнонимами); 3) множество СНХ структурируется с помо­щью оппозиций; так, немец противопоставлен русскому по параметру приверженности к порядку (ср. антонимичные реакции аккуратен, чи­стоплотен, опрятен vs неряшлив; подтянут, собран vs разболтан, небрежен; обязателен vs необязателен; вежлив vs бесцеремонен); англичанин про­тивостоит русскому по параметру открытости проявлений внутреннего состояния (ср. реакции дескриптора СДЕРЖАННЫЙ у англичанина и ре­акции, связанные с ШИРОТОЙ НАТУРЫ у русского); француз прямо противоположен русскому по их отношению к правде, ср. ЛЖИВ vs ПРО­СТОДУШЕН; англичанин и француз противопоставлены и по открытости, и по общительности, ср. МАЛООБЩИТЕЛЬНЫЙ vs БОЛТЛИВЫЙ.!

В заключение необходимо подчеркнуть, что главным результатом эксперимента являются не конкретные семантические реконструкции, которые могут подвегнуться коррекции при анализе массива данных, большего, чем тот, которым мы располагали. Важнее то, что предлагаемая методика при соблюдении всех требований, предъявляемых к подобным экспериментам (в частности требования анализа больших массивов дан­ных), с подключением методов математической статистики (например, корреляционного анализа) может дать более объективную информацию о стереотипах национальных характеров, во всяком случае более объек­тивную, чем та, которую можно добыть с помощью прямых вопросов вроде «Каков, по-вашему мнению, характер типичного англичанина?».

Литература

1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1974. С. 95-114.

2. Бендикс Э. Г. Эмпирическая база семантического описания // Новое в зару­бежной лингвистике. Проблемы и методы лексикографии. М., 1983. Вып. XIV. С. 75-107.

3. Лич Дж. Н. К теории и практике семантического эксперимента // Новое в зарубежной лингвистике. Проблемы и методы лексикографии. М., 1983. Вып. XIV. С. 108-132.

4. Щерба Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языко­знании // Языковая система и речевая дяятельность. Л., 1974. Изд. 2. М.: УРСС, 2004.

Раздел III

СЕМАНТИКА ПРЕДЛОЖЕНИЯ И ВЫСКАЗЫВАНИЯ

Глава 1

Предложение как объект семантического исследования

До середины 60-х гг. лингвистическая семантика практически своди­лась к лексической семантике. Это вполне соответствовало тому положе­нию, которое слово долгое время занимало в представлениях языковедов. Достаточно вспомнить в этой связи знаменитое изречение Ф. де Соссюра: «...слово есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму, нечто центральное во всем механизме языка» [Соссюр 1977].

Действительно, уже на уровне слова мы можем исследовать одну из важнейших функций языка — функцию организации, хранения и пе­редачи из поколения в поколение знаний о мире, или так называемую когнитивную функцию. Это возможно благодаря связи слова с понятием, которое представляет собой обобщенное отражение явлений действитель­ности.

Однако, оставаясь на уровне слова, мы лишены возможности изучать другую важнейшую функцию языка — быть средством общения между людьми, иначе говоря, коммуникативную функцию. Когда мы обращаем­ся к изучению языка как средства общения, то центральной, ключевой единицей анализа уже не может быть слово. Общаясь, мы передаем друг другу сообщения, задаем вопросы, высказываем суждения о каких-либо явлениях действительности, выражаем свои чувства, даем клятвы, при­казываем, оцениваем и т. д. Из всех единиц языка только предложение обладает способностью служить инструментом осуществления комму­никативных актов. Только предложение обладает свойством выражать суждение о чем-либо, которое, будучи соотнесено с действительностью, может быть оценено как истинное или ложное. Слово же выступает как строительный материал для предложения. Само по себе, вне предложе­ния, слово не выражает суждения, не может быть оценено как истинное или ложное, не передает намерений говорящего. Если рассматривать язык как средство общения, то следует согласиться с мнением В. А. Звегинцева, что язык фактически начинается с предложений.

Глава!. Предложение как объект семантического исследования 199

Выдвижение семантики на первое место в лингвистических иссле­дованиях и осознание центрального места предложения в функциониро­вании языка как средства общения привели в конце 60-х - 70-х гг. к тому, что впоследствии было названо «штурмом семантики предложения». При этом проблемы семантики слова, лексической семантики, вошли в каче­стве составной части в комплекс вопросов, возникающих в ходе анализа семантики предложения. Как мы уже знаем, в современных вариантах лексической семантики анализ значения слова оказывается неразрывно связан с анализом значения типовых предложений, содержащих данное слово.

1.1. Значение предложения и смысл высказывания

Термин «предложение» неоднозначен, как и термин «слово». Под ним может пониматься с одной стороны — единица языка, с другой сто­роны — единица речи. Чтобы избежать этой неоднозначности, единицу языка принято называть предложением, а соответствующую ей едини­цу речи — высказыванием. План содержания предложения мы будем называть значением, а план содержания высказывания — смыслом.

Очевидно, что понятия «значение» и «смысл» применительно к уров­ню предложения соотносятся так же, как и понятие виртуального и ак­туального значения применительно к уровню слова, что отражает ниже­следующая таблица:

Когда предложение рассматривается как тип, т. е. выступает как псевдопредложение по терминологии В. А. Звегинцева, то его план содер­жания, называемый значением или языковым смыслом, — это та инфор­мация, которую извлекает из него любой носитель данного языка только благодаря своим лингвистическим знаниям, т. е. знаниям значений слов, синтаксических конструкций и интонационных контуров, встретившихся

200 Раздел III. Семантика предложения и высказывания

Глава!. Предложение как объект семантического исследования 201

в данном предложении. Так, предложение Он проплыл сто метров кролем за 45 секунд (пример Ю. Д. Апресяна) для всякого носителя русского языка значит «Плывя стилем кроль, он покрыл растояние в 100 метров и затратил на это 45 секунд».

Когда предложение рассматривается как конкретный экземпляр, т. е. как высказывание, то его план содержания, называемый (речевым или актуальным) смыслом — это не только и не столько та информация, которая закодирована теми или иными языковыми средствами, но вся та информация, которая может быть передана с его помощью и быть извлечена из него благодаря знанию коммуникантов о мире, друг о друге, о ситуации общения и т. п. не собственно лингвистическим знаниям. Так, если к истолкованию содержания того же предложения привлекать знания таблицы мировых достижений в плавании (а это, конечно, не языковая, а энциклопедическая информация), то оно может быть осмыслено как сообщение о феноменальном мировом рекорде. Если оно употреблено в контексте обсуждения претендентов на включение в состав сборной команды, то для пловца, знающего о том, что его собственные результаты хуже, оно может значить, что он не попадет в сборную команду и т. п.

1.2. Семантически правильные и аномальные предложения

Слово как готовую, воспроизводимую единицу лексической системы языка мы не оцениваем как правильное или неправильное само по себе '*. О слове, входящем в лексикон данного языка, можно сказать только, что оно правильно или неправильно употреблено в составе предложения для обозначения того или иного предмета или явления действительности, или что оно правильно или неправильно употреблено в определенном языко­вом или экстралингвистическом контексте. Иначе говоря, слова языка, изолированные от контекста их употребления, не бывают правильными или аномальными²'. К предложениям — сложным знакам, творимым человеком, такая оценка применима.

''Другое дело — форма слова (словоформа), которая может быть правильно или неправильно построенной (ср. формы глагола бежать — беги и *бежи).

' Аномальными словами применительно к конкретному языку можно было бы считать несуществующие в нем «квазислова», которые придуманы с какой-то специальной целью, например, научной (ср. слова, из которых Щерба построил знаменитую фразу Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрючит бокренка для демонстрации того, что словоизменительные и словообразовательные морфемы несут достаточно большую смысловую нагрузку, а также псевдослова, используемые в различных лингвистических экспериментах и тестах), художе­ственной (ср. неологизмы Велемира Хлебникова, исследованию которых посвящен целый ряд работ, в том числе [Григорьев 1986]) или игровой (ср. известное стихотворение Розгринь, юрзкие хомейки... из «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла, произведения которого изо­билуют примерами разнообразных языковых игр, некоторые из которых проанализированы в работе [Падучева 1982 б]; о языковых играх в целом см. [Санников 1999]).

Вообще способность отличить правильные предложения от непра­вильных, аномальных принадлежит к числу тех способностей, кото­рые должна объяснять лингвистическая теория. Поскольку аномальность предложения может быть результатом нарушения принципов и правил, регулирующих разные уровни и аспекты его структуры, то за объясне­ние разных видов аномальности отвечают различные компоненты, или модули общей теории языка. Семантическая теория, или семантический компонент общей теории языка должен объяснять те виды аномальности, источником которых является значение предложения.

Проблема аномальных предложений имеет давнюю историю. Она интересовала не только лингвистов, но и философов и логиков. Рассмо­трим несколько примеров предложений, которые являются в том или ином отношении аномальными (некорректными, дефектными), и пока­жем, что причины аномальности этих предложений различны. Начнем с предложения (1):

(1) Он ходить по комнат очень сердитая.

Предложение (1) — пример чисто грамматической аномальности, для объяснения которой достаточно указать на правило (правила) грам­матики или чисто формальное сочетаемостное ограничение, нарушением которого вызвана данная неправильность. В данном случае — это на­рушение правила согласования между подлежащим и глагольной частью сказуемого в лице и числе или роде и числе, правила согласования между подлежащим и именной частью сказуемого в роде, а также на­рушение морфосинтаксической сочетаемости предлога по, приписываю­щего управляемому имени дательный падеж. Аномальности такого рода, встречающиеся, например, в речи иностранцев, или появляющиеся в ре­зультате опечаток, описок или оговорок, слушающий легко преодолевает на пути к пониманию выражаемого грамматически аномальным предло­жением значения и может даже вообще не обратить на них внимания. Объяснение аномалий такого рода единогласно признается относящимся к компетенции грамматики.

Рассмотрим теперь предложение (2):

(2) Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин родился в Твери.

Дефектность предложения (2) состоит в том, что, как нам всем известно, оно не соответствует фактам. Этот вид дефектности называется ложностью. При этом предложение (2') Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин родился не в Твери (как и всякое другое предложение, в котором отрицается то, что утверждается в ложном предложении), будет истинным, т. е. соответствующим тому, что признается имеющим место в действительности. Заметим, что, будучи ложным, предложение (2) остается вполне понятным, осмысленным предложением, не нарушающим наших представлений о том, что в принципе могло бы быть в мире, если бы развитие событий пошло по какому-то иному пути, чем это было на са­мом деле. Так что правильность/неправильность предложений типа (2)

202 Раздел III. Семантика предложения и высказывания

Глава 1. Предложение как объект семантического исследования 203

определяется не каким-то пороком в их собственной структуре (фор­мальной или семантической), а несоответствием этой структуры тому, что мы знаем о мире. Предложения, истинность/ложность которых за­висит от устройства мира, называются синтетически истинными/ложными. Если считать синтетическую ложность одним из видов аномальности предложения, то поскольку причины ее кроются не в самой его языковой структуре, а за ее пределами, то и объяснение этих причин не входит в компетенцию лингвистики. Поэтому лингвистическая семантика, даже когда она включает в себя изучение отношений между предложениями и миром (или моделью мира), как те или иные школы сильной семан­тики, видит свою задачу не в выяснении того, является ли предложение истинным или ложным относительно данного мира, а в формулировании условий истинности предложения, т. е. тех требований, которым должен отвечать мир для того, чтобы предложение было в нем истинным.

Итак, с лингвистической точки зрения синтетически ложные предло­жения типа (2), будучи осмысленными, не рассматриваются как аномаль­ные, считаются семантически правильными. Осмысленность при этом трактуется как свойство предложения, состоящее в возможности оце­нить его как истинное или ложное, когда оно будет рассматриваться как высказывание о некотором мире (действительном или воображаемом). Подчеркнем, что истинностной оценке естественным образом подверга­ется только один коммуникативно-синтаксический тип предложений — повествовательные. К вопросительным, побудительным и некоторым другим типам предложений (см., например, понятие перформативного предложения в разделе 2.3) этот тип оценки в принципе не приложим, хотя они тоже бывают аномальными, но уже по иной причине. Не­возможность приписать повествовательному предложению истинностное значение в свою очередь может быть следствием различных причин, объяснение части которых, безусловно, входит в компетенцию лингви­стической семантики. Рассмотрим предложение (3):

(3) Нынешний король Франции лыс.

Что оно не является истинным (относительно мира, в котором мы живем) — ясно, но и просто ложным его считать нельзя. Действительно, если мы оценим (3) как ложное предложение, то служащее его отрицанием предложение (3'):

(3') Нынешний король Франции не лыс.

по законам логики должно было бы быть истинным, но оно таковым не является. Итак, мы вынуждены признать, что предложение (3) при­менительно к действительному миру не может быть оценено ни как истинное, ни как ложное, а значит, оно лишено смысла, и в силу этого аномально. Причиной этого является то, что в нем некоторое свойство (быть лысым) приписано, или предицировано, несуществующему объек­ту. Если в мире дискурса не существует некоторого объекта, то в этом

мире нет смысла обсуждать свойства данного объекта. Таким образом, существование в мире в момент речи короля Франции составляет условие осмысленности предложения (3), как и предложения (3'). Сравнивая ано­мальность предложений типа (2) с аномальностью предложений типа (3), мы видим, что оба этих вида дефектности связаны с несоответствем содержания предложения положению дел в мире. Но если в случае (2) мир не отвечает условиям истинности предложения, то в случае (3) — условиям его осмысленности, в связи с чем предложения типа (3) кажутся более странными, чем синтетически ложные предложения типа (2). Ано­мальность, подобная той, которую иллюстрирует пример (3), в логике и лингвистике описывается с помощью понятия семантической пресуппо­зиции (презумпции), с которым мы познакомимся в следующем разделе. Рассмотрим теперь ряд предложений (4):

(4) (а) Муж Ирины — холостяк.

(б) Муж Ирины женат.

(в) Муж у Ирины трехкомнатный.

Предложения типа (4) также аномальны, однако для объяснения их дефектности нам не нужно обращаться к действительному миру, чтобы установить, имеет ли в нем место то, что такие предложения описывают. В случаях типа (4а) нам заведомо ясно, что такого мира быть не мо­жет. И ясно это нам благодаря знанию языковых значений входящих в предложение слов и связей между ними. Так, чтобы оценить пред­ложение (2) как не соответствующее фактам (ложное), нам надо знать биографию А. С. Пушкина, а чтобы понять, что фактам не соответствует предложение (4а), нам ничего не нужно знать ни об упоминаемой в нем Ирине, ни о ее муже, а достаточно знать значения слов муж и холостяк и понимать, что в данной синтаксической конструкции оба свойства, обозначаемые этими словами, относятся к одному и тому же референту. Мы знаем, что холостяк — это мужчина, не состоящий в браке, а чей-либо муж — это мужчина, состоящий в браке с этим «кем-либо». Интер­претируя предложение (4а), мы получаем контрадикцию, или (логически) противоречивое утверждение о том, что некоторое лицо в одном и том же мире в одно и то же время входит в множество лиц, состоящих в браке и не входит в это множество. Какой бы фантастический мир мы себе ни представили, в нем не может быть того, чтобы некоторое положение дел в нем одновременно имело и не имело места. Значит, предложе­ния, подобные (4а), будут ложными в любом возможном мире. Такие предложения, в отличие от синтетически ложных предложений типа (2), называют аналитически ложными.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: