ЦГПБ им. Н.А.Некрасова 10 страница

В Мохенджо-Даро экспедиция Дж. Маршалла обнаружила любопытные скульптурные композиции — фигурки женщин ря-

дом с «дымящимися чашами» ¹¹⁸. По мнению Р. Н. Дандекара, вто указывает на обряд поклонения типа «пуджи» ¹¹⁹. Следует наметить, что слово «пуджа» (приношение божеству цветов, во­ды, растений и т. д.) имеет довольно четкую дравидийскую эти­мологию ¹²°.

Примечателен и встречающийся на печатях протоиндийский париант изображения Гильгамеша, но герой борется не со льва­ми, как в месопотамском варианте, а с тиграми.

Сведения о религиозных представлениях населения Хараппы паметно пополнились благодаря исследованиям советских ученых по расшифровке протоиндийских текстов с помощью вычисли­тельной техники. Ленинградский этнограф Б. Я. Волчок, проана­лизировав изображения животных на амулетах и печатях, вы­делила ряд сцен (даже серии сцен), которые предположительно определила как своего рода конспект мифов. Она проследила более поздние аналогии ко многим изображениям на печатях и амулетах и сделала вывод, что протоиндийские космографические м мифологические представления (и соответствующая им иконо­графия) в измененном виде вошли в религиозные системы Ин­дии — индуизм, буддизм и джайнизм ^ш.

Раскопки могильников в Хараппе (R37) и в ряде других по­селений (например, в Рупаре и Лотхале) позволяют в общих чертах воссоздать погребальные обряды населения долины Инда. Умерших хоронили обычно в земле (обнаружено было 60 могил). 13 ямах найдены также керамика, орудия труда и инвентарь, украшения — в некоторых могилах дорогие, в некоторых же лишь медные перстни. Это свидетельствует о наличии имущест­венного неравенства.

В Хараппе открыты также захоронения в урнах. В одном погребении покойник, завернутый в циновку, лежал в деревянном гробу. Согласно предположению ученых, он был торговцем из Шумера, поскольку захоронение схоже с шумерским. В Лот­хале в трех могилах обнаружены по два человеческих скелета.

Весьма сложным остается вопрос о политической и социальной структуре хараппского общества. Еще сравнительно недавно существовало мнение о полном отсутствии здесь следов государ­ственности ^ш. Открытие городских цитаделей в Хараппе, Мохенд-жо-Даро, Калибангане, Суркотаде и в ряде других поселений окончательно опровергло отраженное в ряде зарубежных работ представление о примитивной структуре хараппской цивилизации.

В цитаделях, сделанных из обожженного кирпича и хорошо укрепленных, располагались, вероятно, местные власти и жрече­ство. Цитадели воздвигались на отдельном холме и как бы гос­подствовали над остальным городом.

Советский академик В. В. Струве¹²³, немецкий индолог В. Ру­бен ¹²⁴ и другие характеризовали общество Хараппы как рабовла­дельческое, а политический строй индских городов — как близкий к политическому строю Шумера. В. В. Струве считал также, что в долине Инда могла сложиться деспотия. Д. Д. Косамби, сопо-

ставляя хараппскую цивилизацию с Месопотамией, полагал, что во главе управления стояли жрецы, а вся земля была собствен­ностью большого храма ¹²⁵.

В последние годы проблема политической и социальной струк­туры снова привлекла внимание индийских ученых. Основываясь на материале раскопок в Калибангане, известный индийский археолог Б. Б. Лал высказал мысль о тройственной стратифика­ции хараппского общества — жрецы, жившие в цитадели, слой торговцев и земледельцев и рабочий люд ¹²⁶. С. Р. Рао разделяет мнение о классовой дифференциации, но указывает на отсутствие свидетельств относительно применения рабского труда ¹²⁷. Кроме того, в отличие от Б. Б. Лала он выдвигает тезис о секулярном характере власти. А. Я. Щетенко справедливо критикует этих ученых за тенденцию модернизировать общественные отношения, хотя и его собственный взгляд на хараппскую цивилизацию как на предклассовое общество требует дополнительной аргументации (он предлагает пересмотреть тезис о существовании цитадели и «нижнего города» в хараппских центрах)¹²⁸.

К сожалению, пока ни одна из точек зрения не может быть подтверждена письменными свидетельствами; все гипотезы нуж­даются в дальнейшем обосновании. С достаточной определен­ностью можно говорить только об имущественном и общественном неравенстве. На него указывают общий облик городских построек и предметы ремесленного производства. Наряду с небольшими строениями, принадлежавшими, очевидно, ремесленникам, были раскопаны просторные двухэтажные дома со специальными помещениями для омовений и большими внутренними дворами, дома, владельцы которых, вероятно, были людьми состоятель­ными. В здании в Мохенджо-Даро, которое Э. Маккей, как гово­рилось, склонен считать дворцом, было несколько залов, карауль­ные помещения, комнаты административного назначения и продовольственные склады ^12Э. Есть некоторые основания для вывода о том, что зажиточных горожан обслуживали и рабы. Они жили либо в домах хозяев, либо в хижинах. В Хараппе за стеной цитадели, недалеко от общественных амбаров и плат­форм для обмолота зерна, открыты крошечные лачуги, где могли обитать рабы и зависимые работники. В Калибангане и Лотхале подобных строений не обнаружено, что побудило ученых (напри­мер, французского археолога Ж.-М. Казаля) высказать суждение о более либеральном режиме в этих городах по сравнению с авторитарным в Хараппе ¹³⁰. Такая точка зрения представляется недостаточно убедительной, хотя логично думать, что политиче­ская организация хараппских поселений была неодинакова.

Любопытно, что английский ученый Д. X. Гордон предложил рассматривать некоторые терракоты, изображающие людей, ко­торые сидят на корточках, обхватив руками колени, как фигурки рабов¹³¹. В этой связи Ж.-М. Казаль в миниатюрных печатках с простым и кратким «текстом» видит своего рода «удостоверения личности» работников или рабов ¹³². Не исключено, что в го-

Г

родах были и государственные рабы, занятые на строительстве пбщественных зданий, системы канализации и водоснабжения, но прямые данные отсутствуют. С. К. Дикшит и другие ученые пытались выделить в населении индских городов четыре основ­ные социальные прослойки: «владельцы больших домов», или млигархи, военные, торговцы и ремесленники, т. е. находили инчатки варновой системы.

Тщательная планировка и благоустройство городов, наличии общественных построек — амбаров для хранения продуктов, бас­сейнов для омовения, огромного крытого помещения типа рынка к Мохенджо-Даро — могут говорить о существовании централизо-1шнной власти. За всеми постройками и системами необходим был надзор; должны были приниматься меры для борьбы с на­полнениями. Строгая стандартизация изделий, устойчивые меры коса тоже наводят на мысль об административном контроле. Можно допустить и существование общественных хозяйств, где работали различные категории свободного и подневольного насе­ления. В справедливости такого, допущения убеждает открытие огромных амбаров для хранения зерна.

В целом высказанные пока суждения о социальной и полити­ческой структуре хараппского общества весьма гипотетичны. Решающее слово будет сказано после прочтения протоиндийских печатен.

Упадок хараппских городов. После нескольких столетий рас­цвета наступил «закат» хараппской цивилизации. Новые архео­логические материалы позволяют в общих чертах восстановить последние этапы ее истории. Особенно сильно внутренний кризис поразил основные центры на Инде ¹³⁴. В Хараппе и Мохенджо-Даро нарушилась нормальная городская жизнь, прежде строго регламентировавшаяся, ослаб и муниципальный надзор. В Мо­хенджо-Даро на развалинах общественных строений (например, амбара) выросли крошечные домишки. На главных улицах по­явились гончарные печи, а вдоль дорог выстроились наспех сде­ланные прилавки. Ряд зданий оказался просто заброшенным. Крупные помещения перестраивались, причем применялся ста­рый, уже использованный кирпич ¹³⁵. Черты упадка явно просту­пают и в Хараппе. Многие строения пришли в негодность и нскоре превратились в развалины¹³⁶. Захирела внутренняя и внешняя торговля (резко уменьшилось число привозных вещей), сократилось ремесленное производство.

До недавнего времени упадок индских центров обычно объяс­няли внешними факторами: вторжением чужеземных племен, отождествляемых, как правило, с ариями¹³⁷. Однако приметы его отчетливо обозначились до проникновения в хараппские города значительных групп пришельцев. Кроме того, согласно хроноло­гическим данным, кризис там отмечался еще в XIX-XVIII вв. до н. э., т. е. до возможного появления ариев в Индии. Этот вывод подтверждается новыми исследованиями поздне- и послеха-раппских поселений и городов различных зон, прежде всего Сау-

раштры и Катхиаварского полуострова ^13а. Здесь не обнаружено следов каких-либо культур пришлых племен, но видны измене­ния, связанные с начавшимся внутренним кризисом.

В Рангцуре, например, непосредственно над хараппским слоем залегал слой с грубо обработанной керамикой, хотя техника изготовления еще непосредственно связана с хараппской. «Пере­ходный» период, как показали раскопки, был довольно продол­жительным. Не вызывает сомнения, что в этом районе упадок культуры был вызван не вторжением племен, а внутренними причинами ^13Э.

Большой интерес представляют работы индийских археологов в Лотхале (на языке гуджарати «Лотхал», как и «Мохенджо-Даро» на языке синдхи, означает «Холм мертвых»). По данным карбонного анализа, начало изменений в хараппской культуре относится тут к XX-XIX вв. до н. э. ^14а. По мнению С. P. Pao, в 2018(±115) г. до н. э. и 1800(±115) г. до н. э. два сильных наводнения обрушились на Лотхал¹⁴¹, что имело серьезные послед­ствия — ослаб муниципальный контроль, постройки утратили прежний вид. Склад в городе не смогли восстановить в полном объеме. Население не в состоянии было вести борьбу со стихией. После XVIII-XVII вв. до н. э. нарушаются связи с главными центрами долины Инда, которые тоже переживали трудные вре­мена. Таким образом, упадок Лотхала датируется периодом не­посредственно перед XVIII-XVT вв. до н. э., что согласуется с датировкой последних этапов жизни городов долины Инда: кар-бонный анализ определяет верхние слои Мохенджо-Даро не позд­нее 1700 г. до н. э. Никаких следов иноземных культур в районе Лотхала и его окрестностях не обнаружено.

О постепенной трансформации собственно хараппской культу­ры в завершающий период ее истории свидетельствуют результаты раскопок и в других районах ее распространения ^ш. При этом некоторые типично хараппские черты принимают иные формы, а некоторые вовсе исчезают. Керамика становится более грубой, без искусной росписи, уменьшается число печатей, почти не ис­пользуется металл, перестают употребляться привозные материа­лы — результат затухания торгового обмена. Если в Лотхале причиной начавшегося упадка, возможно, послужили наводнения, то в Калибангане и ряде соседних поселений высыхание р. Гхаг-гар, очевидно, заставило жителей покинуть жилища и двинуться в другие области.

В одних районах Гуджарата и Пенджаба позднехараплская культура с явными признаками упадка является продолжением культуры развитой Хараппы, в других же (Саураштре, Гуджа­рате, Пенджабе) поселения возникают не на основе предшеству­ющей хараппской традиции, а как бы на «пустом месте» (и здесь отчетливо обозначаются приметы отказа от главных ее достиже­ний). Для обеих групп характерно ослабление торговли и город­ского контроля, сокращение числа металлических изделий, «ог­рубление» керамики, хотя многие особенности хараппской куль-

туры еще существуют (правда, часто в трансформированном виде). Показательно, что в северных районах наступление кризиса было более быстрым; на Юге же, вдали от крупных центров, хараппские традиции сохранялись дольше¹⁴³. Таким образом, процесс протекал по-разному в разных районах.

Для объяснения этого явления нужен дифференцированный подход к конкретному району или даже конкретному памятнику, по, наверное, существовали и общие причины, обусловившие изменение «облика» хараппской цивилизации. Исследователи предлагали различные толкования. Большинство, как отмечалось, ссылались на события внешнего порядка — одновременное втор­жение арийских племен (Р. Гейне-Гельдерн, М. Уилер, С. Пиготт, С. К. Дикшит)¹⁴⁴, другие называли в качестве причин изменение уровня морского дна, русла рек и направления муссонов, эпиде­мии, засухи как следствие вырубки лесов, засоление почв, наступ­ление пустыни из Раджастхана, наводнение¹⁴⁵. Здесь уместно привести любопытное сообщение, переданное Страбоном (XV. 1.19): • Во всяком случае он (т. е. Аристобул. — Авт.) говорит, что, по­сланный с каким-то поручением, он видел страну с более чем тысячью городов вместе с селениями, покинутую жителями, по­тому что Инд, оставив свое прежнее русло и повернув в другое русло, гораздо более глубокое, стремительно течет, низвергаясь подобно катаракту».

Сообщение Страбона можно сопоставить с материалами гидро­логической экспедиции Р. Л. Рейкса. Был сделан вывод, что ц связи с тектоническими толчками уровень воды в Инде повы­сился и это привело к затоплению города. По данным экспедиции пакистанских археологов и Пенсильванского университета, неда­леко от Мохенджо-Даро (в 140 км) находился эпицентр тектони­ческого толчка, приведшего город к гибели. Судя по раскопкам, потоки пять раз заливали город и каждый раз он вновь возрож­дался. Население строило плотины; одна из них была недавно открыта археологами. Однако в конце концов город все же при­шлось оставить¹⁴⁶.

По мнению Р. Л. Рейкса, подъем суши и тектонические толч­ки привели к изоляции некоторых поселений, острой нехватке воды — жители вынуждены были перебираться в другие районы, и прежние поселения фактически перестали существовать. Про­тив этой точки зрения были выдвинуты солидные контраргумен­ты ¹⁴⁷, однако Р. Л. Рейке продолжает ее упорно отстаивать¹⁴⁸.

Американский археолог Б. А. Файрсервис считает, что основ­ной причиной падения хараппской цивилизации было истощение экономических ресурсов долины Инда, вынудившее население двинуться в Пенджаб, на юг, к морю, и на восток, в долину Ганга"⁹.

Можно привести и иное объяснение упадка центров на Инде и кризиса хараппской культуры в целом. По мере эволюции об­щества и в связи со значительным расширением территории, включавшей уже и районы обитания соседних племен, которые

отличались в этническом отношении и по уровню развития со­циальной организации, наблюдалась определенная варваризация культуры, ее приспособление к новым условиям.

Немалое значение имело, вероятно, и ослабление торговых контактов с Месопотамией. С этой сферой хозяйственной деятель­ности были непосредственно связаны не только торговцы, но и ремесленники и земледельцы.

Итак, вопрос о причинах внутреннего упадка хараппской: культуры ждет окончательного решения, однако нужно иметь в виду, что кризис ее не стоит изолированно от процессов, ха­рактерных для цивилизаций Среднего Востока и Средней Азии. В начале II тысячелетия до н. э. в Иране и на юге Средней Азии также приходят в упадок многие города, сокращается общая пло­щадь поселений¹⁵⁰. По всей вероятности, в основе этих качествен­ных изменений в Иране, Афганистане, Средней Азии, долине Инда лежали сходные или аналогичные факторы¹⁵¹, связанные не только с природными явлениями, но и прежде всего с эволю­цией структуры оседлоземледельческих культур. Правда, характер этого процесса еще неясен.

Принятие тезиса о внутренних причинах падения главных хараппских центров ни в коей мере не исключает, однако, и признание роли внешнего фактора — вторжения племен. На это указывают укрепление оборонительной системы, создание специальных построек для отражения врага и т. д. Изучение такой системы в Хараппе привело М. Уилера к выводу, что в поздний период истории города население находилось в состоянии готовности к обороне от нападения извне ¹⁵².

Завершающий этап истории Мохенджо-Даро связан со стран­ным на первый взгляд усилением контакта с Южным Белуджи­станом, и в первую очередь с Купли, — распространяются керами­ческие изделия и каменные сосуды белуджистанских типов ¹⁵³. Трудно поверить, что в это нелегкое время вновь расцвела тор­говля с поселениями Белуджистана. Скорее всего усиление его влияния было сопряжено с проникновением в долину Инда ка­ких-то племен из соседних районов. Возможно также, что в дан­ном случае речь шла просто о нападении одного из племен. Не­естественное положение обнаруженных на улицах Мохенджо-Даро групп скелетов наводило на мысль о насильственной смерти людей.

Некоторые ученые (М. Уилер, С. К. Дикшит) считали, что это жертвы мощного потока арийских завоевателей. Однако Дж. Ф. Дейлс, детально изучив стратиграфию Мохенджо-Даро, пришел к выводу, что скелеты принадлежат к разным слоям, а не только к верхнему, не связаны с «заключительным аккор­дом» в истории города¹⁵⁴. Проведенное антропологами (палеоде-мографами) исследование выявило патологические изменения в костной системе, вызванные эпидемическими заболеваниями, в частности малярией; никаких следов смертельных травм не было обнаружено.

Засвидетельствованная в Чанху-Даро, небольшом поселении к юго-востоку от Мохенджо-Даро, послехараппская культура. Джхукар, известная по находкам одноименного поселения в Син­де, заметно отличается от собственно хараппской, хотя первые три периода связаны с ней. Руководитель раскопок Э. Маккей полагал, что создатели культуры Джхукар оккупировали Чанху-Даро уже после того, как город был покинут хараппцами, оче­видно из-за наводнения ¹⁵⁵.

Дальнейшие раскопки показали, что здесь период Джхукара наступает сразу за периодом развитой Хараппы¹⁵⁶: для строи­тельства применялся кирпич, бывший ранее в употреблении, сохранялся общий облик поселения. Разумеется, выявлен и ряд особенностей, сближающих Джхукар с культурами Белуджистана и Ирана (прежде всего в керамическом производстве), но в це­лом резкого разрыва не наблюдается. Впрочем, высказывались и иные точки зрения¹"⁷. Согласно Б. и Р. Олчин, население остава­лось в своей основе неизменным¹⁵⁸. По мнению Гейне-Гельдерна и Файрсервиса, носителями этой послехараппской культуры были арии, однако отождествление джхукарцев с индоарийскими пле­менами не соответствует ни временным, ни территориальным показателям.

В результате исследований М. С. Ватса, а затем М. Уилера в послехараппских слоях Хараппы и двух других поселений дан­ного района была открыта «культура могильника X». М. Уилер подчеркивал резкие отличия этой культуры от собственно харап­пской и вслед за Г. Чайлдом считал ее создателями индоариев, будто бы разрушивших центры цивилизации на Инде ^15Э. Благо­даря работам индийских археологов стало ясно, что носите­ли «культуры могильника X» во всех отношениях почти не от­личались от хараппцев ¹⁶°. Кроме того, согласно материалам Б. Б. Лала, в самой Хараппе эта культура значительно отделена по времени от собственно хараппской и потому неправомерно говорить об их непосредственной связи ^IGI.

Ослабленные в результате внутренних изменений (в ряде слу­чаев из-за наводнения) города с появлением иноземных племен окончательно захирели. Первые пришельцы не принадлежали к единой этнической общности: послехараппские по времени и не-хараппские в своей основе культуры отличаются друг от друга. Иногда это культура, близкая к южнобелуджистанской, иногда — чисто «варварская» типа Джхукар, находящая некоторые анало­гии в культурах Белуджистана и отчасти Ирана ¹⁶².

История Белуджистана в поздно- и послехараппский периоды исследована пока фрагментарно. В южной его части был раскопан могильник в Шахи-Тумпе, на месте заброшенного земледель­ческого поселения типа Кулли. Инвентарь включает медные пе­чати, медный втульчатый топор, сходный с топором из слоя периода Джхукар в Чанху-Даро, и серую керамику. Печати ана­логичны печатям из Анау III и Гиссара III. Датировка услов­на — середина II тысячелетия до н. э. Значительные изменения

затронули и поселение Рана-Гхундай: подавляется грубая, от руки сделанная керамика, что, возможно, было связано с перемеще­нием различных племенных групп, но их соотнесение с ариями неправомерно.

Исключительно интересный материал о послехараппской куль­туре Белуджистана был открыт экспедицией под руководством Ж.-М. Жарижа в Пираке (долина Инда) ^ш. Здесь открыто посе­ление, основанное примерно в XVIII-XVII вв. до н. э. и суще­ствовавшее без перерыва вплоть до I тысячелетия до н. э. (IX-VIII вв. до н. э.). Это — поселение сельского типа¹⁶⁴, возникшее вне зоны развитой культуры и в период после ее кризиса. Первый этап характеризуется постройками из необожженного кирпича и грубой, сделанной от руки керамикой, сохранившей, однако, традиции росписи; найдены также терракотовые фигурки живот­ных и предметы из меди и бронзы. На втором этапе (1370-1340 гг. до н. э., по данным карбонного анализа) общий облик культуры не меняется, но резко увеличивается число глиняных и терракотовых фигурок, в том числе изображающих людей, появляются первые предметы из железа. Существенно возрастает производство железных изделий в третий период. Судя по остат­кам флоры, жители Пирака культивировали пшеницу трех сор­тов, ячмень двух сортов, просо и особенно рис (Oryza sativa). Находки зерен риса и проса — первые в этом районе для культур II тысячелетия до н. э. — значительно расширяют пред­ставления о хозяйственной деятельности населения послехарап-пских культур Белуджистана и Синда. О широком распростра­нении риса говорит, в частности, наличие специальных мест его хранения¹⁶⁵.

Сравнение злаков, известных по Мехргарху и Пираку, де­монстрирует весьма заметные сдвиги в земледельческом хозяйстве названных районов во II тысячелетии до н. э.: наряду с тради­ционными злаками появляются новые, «пришедшие» сюда, быть может, из Африки и Юго-Восточной Азии. В целом культура Пи-рака представляет собой органичный синтез местных и внешних (среднеазиатских) традиций, но никаких связей с ариями не обнаруживает. Пирак свидетельствует об исчезновении черт город­ской цивилизации после упадка главных центров на Инде — от­сутствуют печати с надписями, предметы хараппского искусства, крупные, монументальные постройки. И вместе с тем Пирак поз­воляет проследить, как преодолевался кризис: местные культуры продолжали существовать, приспосабливаясь к новым условиям, заимствуя у населения соседних территорий некоторые их дости­жения. В целом Синд, бывший в эпоху развитой Хараппы райо­ном процветающих городских культур ¹⁶⁶, в поздне- и послеха-раппский периоды стал «зоной изоляции*; здесь, как и в приле­гающих районах, проходила «деурбанизация» культуры (термин А. Гхоша)^!67. Сказанное, однако, ни в коей мере не служит отри­цанием факта проникновения индоарийских племен в Индию, реальность которого теперь не вызывает никаких сомнений.

Проблема наследил хараппскои цивилизации все больше при­влекает внимание специалистов ¹⁶⁸, чему в немалой степени спо­собствовали новые открытия памятников этой культуры в Индии, Пакистане, Афганистане, Средней Азии. Все отчетливее видна огромная роль Хараппы в историко-культурном развитии Индо­стана и ряда близлежащих районов. «Хараппский материал» чрезвычайно важен также для исследования истории тех регионов древнего Востока, с которыми города на Инде поддерживали тесные торговые и культурные контакты, а также для выявления общих закономерностей возникновения и развития ранних древ­невосточных цивилизаций.

В течение длительного времени в индологии господствовала точка зрения о незначительном воздействии хараппскои цивили­зации на дальнейшее развитие Индии: недостаточная изученность ее памятников препятствовала вычленению «хараппских черт» в культуре последующих эпох. При этом, опираясь на данные археологии, ученые подчеркивали значительный временной разрыв между упадком хараппских центров и приходом индоарийских племен. Давала себя знать и общая тенденция недооценки мест­ного доарийского этнокультурного субстрата в генезисе древне­индийской цивилизации.

Новые открытия индийских археологов свидетельствуют о пря­мом контакте носителей поздней Хараппы в Восточном Пенджа­бе и Харьяне с создателями «культуры серой расписной кера­мики», которую многие современные исследователи соотносят с индоарийскими племенами. Судя по раскопкам Дж. П. Джоши, хараппцы продолжали жить в областях этого региона и после прихода сюда создателей «культуры серой расписной керами­ки»¹⁶⁹. Некоторые сведения позволяют говорить о воздействии хараппских традиций на эту культуру. Раскопки на Катхиавар-ском полуострове показали, что хараппские поселения, хотя и принявшие иной вид, просуществовали довольно долго и могли повлиять на позднейшие культуры региона.

Каковы бы ни были причины упадка главных центров харап­пскои цивилизации, насколько бы незначительным по охвату ни был ареал непосредственных контактов ранневедийских племен с хараппцами, нет оснований думать, что к моменту проникнове­ния первых и в период их расселения хараппские поселения и богатые традиции самой культуры бесследно исчезли. Поскольку хараппские «надписи» все еще не расшифрованы, эти традиции в последующей культуре древней Индии выявляются пока недо­статочно отчетливо, но определенную преемственность можно установить уже и сейчас. Советские ученые, работающие над дешифровкой хараппскои письменности, пришли к выводу, что многие мифологические и космографические представления эпохи Хараппы вошли в состав индуизма, буддизма и джайнизма, хотя, конечно, претерпели значительную трансформацию. Допустимо полагать, что практика возведения крупных алтарей и храмовых комплексов, столь характерная для брахманизма и индуизма,

ИЗ

сложилась иод воздействием религиозной практики хараппскои < цивилизации. Некоторые данные позволяют также считать, что¹ ряд божеств брахманистского пантеона обязан своим происхожде­нием местным доарийским культам, вероятна и эпохи Хараппы. С этой цивилизацией можно связывать и такие, имевшие затем широкое распространение культы, как культы матери-богини, священных растений, животных.

По мнению Р. П. Дандекара, хараппская религия составляла. начальный этап в истории индуизма. Он определяет хараппский, комплекс веровании как «протоиндуизм» ^и0.

Хараппская цивилизация, и это выявили материалы археоло­гии и лингвистики, дала значительный импульс развитию мате­риальной культуры индоариев. Несомненно, новые исследования еще более рельефно продемонстрируют воздействие Хараппы на древнеиндийскую культуру в целом.

Глава HI

Племенная периферия

Освоение металлов в решающей степени способствовало раз­витию материальной культуры. Открылись возможности дальней­шего экономического прогресса и освоения речных долин, наибо­лее удобных для земледелия, которое стало важнейшей сферой экономики. Заселение сначала долины Инда, а затем Ганга на многие века обеспечило этим районам ведущую рель в истории страны. Именно здесь раньше всего начали складываться классо­вое общество, государства, возникали города как ремесленные, торговые и культурные центры. Предгорные районы Севера и горные Юга, которые были ведущими в эпоху каменного века, теперь оказались в худшем положении. Тяжелые почвы, пересе­ченный рельеф, менее благоприятные условия для искусст­венного орошения — все это определило постепенное отставание данных районов. До середины I тысячелетня до н. э. территории к югу от долины Ганга и Инда представляли собой обширный племенной мир, хотя и здесь ярко проявлялись неравномерность и разные темпы историко-культурного развития (в некоторых областях намечался: переход к урбанизации). Вместе с тем не следует недооценивать важность процессов, протекавших на Юге и Востоке.

Название главы — «Племенная периферия» — весьма условно: несмотря на то что центр цивилизации эпохи раннего металла находился в долине Инда, в остальных частях Индостана тоже шло формирование местных культур, заложивших основы даль­нейшего развития этих районов.

Племена Центральной Индии в эпоху энеолита. Об отстава­нии территорий к югу от городской цивилизации долины Инда наглядно свидетельствуют памятники эпохи энеолита ¹ в Цент­ральной и Западной Индии, которые, в свою очередь, по уровню развития превосходили памятники культуры Южной Индии того же периода. Отмеченная при изучении материалов неолита нерав­номерность эволюции отдельных районов страны стала еще более очевидной в эпоху энеолита. Население Центральной Индии знало металл, хотя продолжало употреблять каменные орудия, занималось земледелием и скотоводством, изготовляло на гончар­ном круге керамические изделия, добилось определенных успехов

в строительной технике, однако его культура не достигла уровня городской культуры Хараппы: сильно было влияние архаичных традиций, проявлявшихся здесь и в эпоху неолита.

Сосуществование развитой городской цивилизации с более отсталыми раннеземледельческими культурами наблюдалось не только в Индии, но и в других регионах древнего Востока.

Энеолит Центральной и Западной Индии стал объектом при­стального изучения главным образом после того, как здесь были произведены раскопки многослойных поселений. Особенно боль­шой интерес представляют исследования индийских ученых X. Д. Санкалии, С. Б. Део и 3. Д. Ансари в Ахаре, X. Д. Сап-калии, Б. Суббарао и С. Б. Део в Махешваре, работы X. Д. Сап-калии и его коллег в Невасе, X. Д. Санкалии и С. Б. Део в На-сике и Джорве, а также недавние раскопки в Инамгаоне². Эти исследования позволили более обоснованно судить о ранних этапах энеолита в данном регионе, выявить типологию локальных вариантов и составить общую хронологическую схему.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: