М.С. Хромченко Б.И. Хасан 5 страница

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________53

Внезапно в разговор вмешивается водитель, которого мои высказы­вания чем-то задели, и он повторяет банальную мысль: кто не хочет кор­мить свою армию, будет кормить чужую. Я ему возражаю: ружье не мо­жет не стрелять, иначе это не ружье, а муляж. И потому человек с ружь­ем, обязанный оправдать свое существование, раньше или позже найдет повод выстрелить. На это водитель говорит, что решение проблем Рос­сии не в разоружении, а в том, чтобы найти... гадов, которых сам бог ве­лел перестрелять! А дальше, объясняя, кто они, добавляет, что Гитлер и Сталин слишком мало потрудились для их уничтожения... Моя собесед­ница в ужасе.

М.Х. Испугалась, что конфликт выплеснется за пределы «Мерседеса»?

Б.Х. Она переживала за меня, полагая, что мне причинили боль. А у меня другое отношение к подобным репликам, хотя в юности да, бывало, в ответ на слово «жид» я сразу бросался в драку. Но папа научил меня не поднимать любую перчатку!.. А Ежи Лец призывал нас не скрещивать шпагу с теми, у кого ее нет! Именно так надо проявлять чувство собственного достоинства. Конфликты, следом за которыми люди начинают скрещи­вать шпаги с теми, у кого их нет, неразрешимы, это столкновение с прин­ципиально разным ресурсом.

М.Х. То, что противоречие слишком часто «прячется» не там, где его пытаются разрешить, я понимаю, но почему такие конфликты неразре­шимы?

Б.Х. Когда мы скрещиваем шпагу с теми, у кого ее нет, мы свою шпа­гу... теряем! Проигрываем, потому что теряем ресурс. Я спрашиваю детей: как оценить отказ лермонтовского Арбенина принять вызов Звездича? Кто-нибудь усомнился в силе, в преимуществе Арбенина? Никто. Потому что, не приняв вызов, он победил. А несчастье его в том, что затем он попался на манипуляцию, втянулся в борьбу на следующем шаге - и проиграл.

М.Х. Так что же ты думаешь о нашей «героине», покинувшей страну? На мой взгляд, в этой ситуации проиграли все. Родители, которые согла­сились с решением дочери. Но в первую очередь сама девочка: не научив­шись отстаивать свое достоинство, она завтра проиграет схожий кон­фликт, в другой ситуации, на другом материале.

Б.Х. Она много знала, но не умела рефлектировать и действовать. То, что она знала, тешило ее самолюбие, могло обеспечить пропуск в обще­ство, по слову Александра Исаевича, «образованцев». Но ее знания не были инструментальны, то есть не были средством разрешения реальных жиз­ненных конфликтов. Да, убегая от первого конфликта, она уже проиграла - стратегически. Или убежала на время, чтобы отрастить зубы.

54________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

М.Х. Или убежала к «своим», полагая, что они кусать не будут. Но свои тоже кусаются, пусть по другим поводам.

Б.Х. Мне мама говорила: евреи замечательно приспосабливаются именно в диаспоре, поскольку это условие противостояния, сопротивле­ния. Чтобы преодолевать и овладевать ситуацией, они вынуждены были постоянно наращивать интеллектуальный потенциал. Именно преследо­вание спасло этот этнос от исчезновения. Создав свое государство, они тут же утратили все свои преимущества...

М.Х Чем с водителем закончилось?

Б.Х. Ничем. Довез до места назначения, помог донести чемодан, из­винился. И, конечно, не раскаялся, потому что подобные тексты так про­сто не выскакивают.

Агрессию порождает страх

М.Х. Меня давно не отпускает вопрос, почему самые ранние мои вос­поминания связаны с огорчением, обидой, страхом, хотя все детские годы я был окружен любовью близких людей. Вот первый эпизод. Мне лет пять, я в гостях у сестры, мы играем на балконе, в какой-то момент я выпус­каю из рук пестик от замечательной, почти всамделишной медной ступ­ки, он скатывается с балкона, мы бежим во двор, но пестика найти не можем и горько плачем.

Второй эпизод. Мне купили лыжи, я хочу их опробовать и впервые са­мостоятельно выхожу из дома. У подъезда подскакивает пацан моего воз­раста и говорит: дай покататься! Я вижу гвоздь в его руке, стоящих ря­дом ребят постарше... Центр Москвы, ясный солнечный день, наулице пол­но взрослых, но меня сковывает страх и я молча, безропотно, навсегда расстаюсь со своими замечательными лыжами.

Наконец, первая военная зима, эвакуация в Куйбышев, нас размещают в здании средней школы. Наутро ко мне подходит сверстник и приглаша­ет спуститься вниз для знакомства. Теперь представь: в вестибюль ве­дут две лестницы, по одной сбегаю я, по другой несутся пригласившие ре­бята, они налетают на меня и... затевают драку! Удивительно, что ни­когда в такие переделки не попадавший, драться не умевший, я им не сдался. Потом все как-то образовалось, мы даже подружились, но я и по сей день не могу забыть острого чувства несправедливости и обиды: почему, за что они так на меня навалились?

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________55

Б.Х. Твои эпизоды очень интересны, могу добавить к ним свои. Ска­жем, как у тебя лыжи, так у меня во дворе пытались отнять только что подаренный трехколесный велосипед, правда, несмотря на пережитый испуг, мне удалось подарок отстоять. Но сначала я предпочту задать рам­ки, а уже потом обсуждать существо проблемы.

Рамка первая: в «природе» агрессии всегда лежит страх. Даже если она не сразу следует за испугом - это всегда попытка компенсировать страх. Агрессивные люди, как правило, кажутся нам смелыми, но такая «смелость» защищает их от страха.

М.Х. Не уверен, что во всех случаях человек проявляет смелость ис­ключительно от страха, но понимаю то, что ты говоришь. Вот у меня был друг, отчаянный арбатский хулиган, он дрался, как мало кто другой. Но однажды, когда я поведал ему о своей, мягко говоря, нерешительности в уличных столкновениях, он в ответ признался, что, предчувствуя неиз­бежную драку, ощущает холод в животе, но по многолетнему опыту зна­ет: чтобы не быть избитым, он должен ударить первым.

Б.Х. Судя по всему, он один из немногих, кто ухватил эту связь. Тот же, кто страха не испытал, не агрессивен. Кстати, после случая с велосипедом я тоже не раз попадал в разные переделки и вынужден был драться. При­чем, стоило мне почувствовать угрозу, как душа тут же падала в пятки, и я никогда толком не видел, кого и куда бью...

М.Х. Но всегда ли агрессия выступает спутником или следствием страха? Например, признаюсь тебе как на исповеди: я считаю себя доб­рожелательным человеком, но, подходя в час пик к автобусу или вагону метро, ошущаю, как во мне рождается чувство враждебности по отно­шению к стоящим со мной рядом, причем не только кмолодым, но и пожи­лым людям - они, как и я, тоже хотят сесть, а свободных мест на всех нас не хватит... Всякий раз при этом я страдаю от стыда, но ничего с собой поделать не могу.

Б.Х. Так на индивидуальном уровне проявляется, как говорят психо­логи, идея делить ресурс, провоцирует интолерантность и агрессию. По­этому надо искать, сколь бы трудно это ни было, способы не делить, а приумножать ресурс. Это принципиально иная культурная ориентация -на развитие, на новые принципы организации жизни в общежитии.

Возвращаясь к паре «страх-агрессия», расскажу еще об одном давнем случае. Я был уже взрослым мужиком, кандидатом наук, когда после ста­жировки в Японии вернулся в Красноярск наш бывший выпускник и в городском подразделении внутренних дел обучал разным приемам кара-

56________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

те группу захвата, никаких ОМОНов тогда в помине не было, да и карате было чуть ли не под запретом, запретный же плод, как известно, сладок. Вот мы с приятелями и уговорили нашего знакомого обучать нас этому виду единоборств, организовали нечто вроде секции, стали ходить в зал, кричали полагающиеся слова, куда-то лупили в свое удовольствие.

Тренер обучал нас контактным приемам, других, очевидно, не знал, а мы, чтобы ничего друг другу не повредить, пользовались разными при­крытиями. К слову, когда сегодня я вижу дешевые американские боевики, то понимаю, что если бить всерьез, то после любого такого удара челове­ка сразу должны свезти в больницу или на кладбище, а герои боевиков скачут как ни в чем не бывало! Ну да ладно. Занимался я почти год - до тех пор, пока не поймал себя на желании кого-то... вдарить! Проверить, так сказать, эффективность тренировки в «полевых» условиях. Потому что умение применять приемы - это как ружье, которое раньше или позже должно выстрелить, иначе это муляж. На следующий день, осознав, что со мной произошло, я вышел из секции.

А недавно я увидел телерепортаж с тренировки каратистов и услышал закадровый текст: журналист призывал «накапливать и транслировать опыт таких единоборств»! Понятно, вдарить так, чтобы соперник не встал - это мы с радостью, и потому опыта единоборств должно быть больше. Хотя обеспокоиться следовало бы другим опытом: успешных перегово­ров, соглашений, преодоления конфликтов.

М.Х. Но одно с другим никак не связано.

Б.Х. Еще как связано. Назови вид спорта, где выигрывают за счет коо­перации. Да, я знаю, есть игровые виды, но и в них команда выигрывает, побеждая соперников.

М.Х. Но есть немало спортивных соревнований, от легкой атлетики до экстремальных, как их называют, видов, то же скалолазание или спуск в лодках по горным рекам, когда человек преодолевает в первую очередь самого себя. Кроме того, спорт - это огромная область современной куль­туры, особая форма бытия, уникальный воспитатель.

Б.Х. И какие такие замечательные качества воспитывают единобор­ства?

М.Х. Умение победить соперника, в том числе за счет мысли.

Б.Х. Ну ты хватил.

М.Х. Не я, об этом на методологическом семинаре говорил Владимир Юркевич, чемпион мира по классической борьбе: в схватке двух равных по силе соперников побеждает тот, кто умеет в мысли и рефлексии опере­жать соперника.

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________57

Б.Х. Заметь - в схватке мастеров, а чемпионское мастерство нараба­тывается годами. Но в первую очередь единоборства пестуют не мысль, с помощью которой можно обыграть соперника, а жестокую силу, которая должна сломать не партнера по схватке, а противника, врага. И это, на мой взгляд, очень опасная тенденция, культивирование которой точно ориентировано на самые низменные инстинкты. Потому что соответствует страху. И вот тебе вторая максима про то, что такое страх: присущий че­ловеку как биологическому виду, он связан с тем, что все мы приходим в этот мир, переживая, пусть неосознанно, колоссальную утрату.

М.Х. Ты подразумеваешь роды?

Б.Х. Да, когда из условий абсолютной защищенности человека выб­расывают в мир полной неопределенности. Вспомни: чтобы чувствовать себя, свое присутствие в мире, надо во что-то или обо что-то упереться.

М.Х. Никогда не задумывался о своем присутствии в мире, но всегда сознавал, что основа моей, в каком-то смысле, беззаботности - это от­чий дом: что бы я ни вытворил, я всегда смогу найти у родителей приют и поддержку.

Б.Х. Они были твоей опорой, в которой - в той или иной степени -нуждаемся все мы. Взгляни: едва стул, на котором я сижу, пошатнулся, как я испугался, что могу упасть. Тут же в крови оказывается повышенное со­держание адреналина, сердце начинает сокращаться чаще, включаются гладкие мышцы, не подвластные центральной нервной системе, и я те­ряю способность управлять собственным организмом. То же самое мы испытываем в лифте в секунду невесомости, но спустя мгновение опора возвращается и все встает на свои места. Кстати, именно поэтому самым сложным в работе с космонавтами была отработка преодоления чувства невесомости.

Итак, природа страха - в утрате опоры, определенности. А теперь ком­ментарии рассказанных тобой эпизодов. К тебе подскочил пацан, ты за­метил его более взрослых подельщиков и в ту же секунду утратил ресурс определенности: животом ощутил, что не знаешь, что произойдет через секунду-другую. Твоего друга с Арбата научила бить первым улица, у тебя в шесть лет такого опыта быть не могло, ты почувствовал свою беспо­мощность - и тут же начал не любить себя!

Вот главное: едва ли не самое неприятное переживание - это чув­ство унижения, утрата чувства себя. Мы потому стыдимся страха, что под его влиянием пасуем перед обстоятельствами. Они оказались сильнее нас: нам пришлось смириться, «лечь под них», публично утратить гордость, достоинство. И спустя годы человек переживает не когда-то испытанный

58________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

страх, а то, что за ним последовало. И это уже социальная характеристика человека, связанная с уровнем его самооценки.

Точно также мы боимся потерять близких людей - свою опору.

М.Х. Это понятно: оплакивая ушедших, я жалею себя, оставшегося в одиночестве.

Б.Х. Конечно. И потому главный смысл похорон - сохранение в своей памяти образа ушедших и отношений с ними, переведенных в знаки, в ритуалы. Мы хотим удержать хотя бы часть прежних связей, прежней определенности. Даже ожидаемый уход близких людей мы компенсируем растягиванием ритуала: собираемся на девятый день, на сороковой, приходим к могилам.

Повторю: мы чаще всего имеем дело не с биологическим страхом, а с его социальными производными. В том числе с аутоагрессией: я уничто­жаю в себе того, кто унижен. Она может привести к самоубийству: чело­век не приемлет себя такого настолько, что готов к самому худшему. Это бывает с людьми в тюрьме, «зоне», если их «опускают».

А почему человек, падая с высоты, кричит?

М.Х. Пугается.

Б.Х. Само собой, а кричит потому, что пытается ухватиться, как за пос­леднюю опору, за голос. Точно так же слабый человек, боясь неотврати­мой драки, кричит, подспудно думая, что криком усиливают свой ресурс.

В годы перестройки Красноярск заполонили китайцы. И я не раз на­блюдал одну и ту же сценку: войдя в магазин, они пытаются что-то купить, продавщица им что-то говорит, они русский язык не понимают, и в ка­кой-то момент она начинает повышать голос. Понятно, почему, да? Она опору ищет в единственном своем ресурсе.

М.Х. И какое все это имеет отношение к проблемам толерантнос­ти?

Б.Х. Страх, обида, унижение - эти социальные проявления всегда «оп­рокидываются» на того, кто опору отобрал, в том числе, как в случае с суицидом, на самого себя. Можно обижаться на кого угодно: на соседа по лестничной клетке, на человека «кавказской национальности». Или на судьбу, погружаясь в самобичевание и, в конце концов, в шизофрению, что присуще, как говорил незабвенный Ильич, «гнилой интеллигенции». Вот тебе и начало конфликта.

Если человек начинает понимать природу страха и его производных, то ему уже можно помочь, нормализуя его психологическое состояние. Избавиться от страха нельзя, но можно сформировать культурные спосо­бы его преодоления, не переводя его в ответную агрессию. Самое глав-

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________59

ное: научиться понимать, что со мной происходит. Не понимая, я пыта­юсь найти эрзац-опоры. Так возникает ксенофобия, боязнь незнакомца, образы врага. Как только это произошло, все становится на свои места: ситуация определилась, я нашел причину своих бед.

М.Х. Понятно, согласиться с тем, что причина внутри меня, - самое трудное.

Б.Х. Да, но нельзя искать источник своих бед только в себе самом или только вовне, они «распределены». Как говорил Выготский: искать при­чины чего-либо в собственном мозгу - это все равно, что искать свое изоб­ражение за зеркалом. Они могут и генерироваться во мне, и порождаться социальным окружением. Они многослойны, многообразны, разнообраз­ны и целостны во взаимозависимости. Думать, что отдельный автоном­ный человек может быть сильнее мира - опасная иллюзия. Именно по­этому Георгий Петрович все время возвращался к идеям клуба, в котором только и может жить личность, и организации.

А мы продолжаем связывать все наши нынешние беды, отраженные в социальных и политических ситуациях, с «лицами кавказской националь­ности» или с международными, в том числе сионистскими, заговорами.

Мы одной крови, ты и я!

М.Х. Как тебе известно, в соответствии с программой формирова­ния общественной толерантности в разных городах страны пройти вы­ставки плакатов под общим названием «Я не хочу ненавидеть!». На од­ном из плакатов меня привлек текст: «Мы это они» - «Они это мы»! Мысль, безусловно, благородная, но не согласишься ли ты со мной в том, что, пока мы будем оставаться в пространстве красивых деклараций, ничего не изменится? Потому что все мы разные хоть в чем-то, все не такие, как окружающие, иначе жизнь была бы невыносимой по совсем дру­гим причинам.

Б.Х. В том-то и дело: человек одновременно стремится быть как все и не как все.

Расскажу любопытную историю. Александр Кроник и Евгений Голо-ваха, мои друзья и коллеги, философ и психолог, написали известную в свое время книгу «Психологическое время личности», затем разработали метод исследования, назвав его методом биографий. Это нечто вроде игры, которую они назвали «Линия жизни». Включаясь в нее, каждый человек может описать всю свою жизнь, буквально соткать ее из событий, в том

60_________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

числе случившихся до его рождения, что важно, потому что некоторое содержание нашей жизни возникает до нас. Мы это с тобой обсуждали, говоря о значимости фамилии. Одновременно фантазируя по поводу бу­дущих событий и заново формируя свое отношение к прошлому, настоя­щему и будущему, человек проявляет способность, кто больше, кто мень­ше, мыслить стратегически. Самое главное: он может решить, что какая-то часть жизни его не устраивает, и переделать ее. Получает уникальную возможность «работать» со своей жизнью как с материалом «на доске», с которым может делать все, что пожелает, и становится в буквальном смыс­ле демиургом - творцом собственной судьбы.

Последние годы я активно использую этот метод в работе со школь­никами, студентами, в группах по гражданскому образованию, предлагая некоторую предварительную процедуру, которую авторы метода условно назвали «Чародей». Согласно этой процедуре, включившиеся в игру ус­ловно принимают меня, ее руководителя, как великого мага, чародея, ко­торый может дать человеку любое качество, которого тому недостает. После чего каждый пишет о том, чего ему, с его точки зрения, в характере не хватает и что он хотел бы иметь. Поначалу это длиннющие списки по­желаний. Но я говорю: как человек честный, должен предупредить, что всех и во всем удовлетворить не смогу, вас много, времени мало, поэтому выберите что-то одно, для вас важнейшее. Они выбирают, и свои запи­сочки, не подписываясь, передают мне. Собрав их, я выдвигаю еще одно условие: заказы ваши я принял, но как человек с большим профессио­нальным опытом предупреждаю, что желаемое качество вы обретете толь­ко в том случае, если окружающие вас люди будут к нему толерантны, то есть, окажутся носителями условий, при которых оно себя проявит. По­этому предлагаю подумать, какая черта характера в окружающих вас лю­дях - родственниках, друзьях, коллегах, учителях, да хоть у соседей по автобусу - мешает проявлению ваших лучших качеств. Они пишут, и я кладу новые записки рядом с первыми: одна кучка - черта характера для себя, другая - для окружающих, после чего переписываю на доске эти качества в два столбика.

Когда авторы методики опробовали ее с помощью публикации в жур­нале, получая письма читателей со всей страны, а я то же самое получаю, работая в группе, выявилось, что себе человек желает быть твердым, уве­ренным, целеустремленным, волевым, мобилизованным и далее в том же духе. То есть мы чувствуем, что нам не хватает внутренней уверенности, твердости духа, мы знаем, каких трудов стоит нам принятие каждого ре­шения и т.д. Вспомни: быть самим собой, собраться, сосредоточиться...

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ6 1

А чего мы желаем окружающим? Улыбаешься? Да, мы хотим, чтобы наши друзья и коллеги были людьми понимающими, контактными, вни­мательными, уступчивыми... И первый вывод, который можно сделать, глядя на выписанные столбцы, такой: я хочу иметь власть над людьми, они должны быть податливыми, чтобы мне было легко ими манипулиро­вать и управлять, чтобы они мне служили, в буквальном смысле это отно­шение сверху вниз: я твердый, ты мягкий - я во главе.

Но, разобравшись, поняли другое. Ведь эти записочки написали одни и те же люди. Они же, прося себе твердости, знают про себя, что они мяг­кие и податливые, хотя соседей видят - а это те же люди - избыточно твердыми. И тот, в котором углядели избыточную твердость, про себя зна­ет, что он слишком мягкий! Оказывается, мы воспринимаем в других вне­шнюю форму, а она жесткая и определенная, мы такими формами стал­киваемся друг с другом и к ним относимся. И чтобы узнать, что другой человек на поверку оказывается таким же, как я, при всех отличиях, тре­буется либо время, которого у нас, как правило, нет, либо случай, либо вот такая игра. Оказывается, другой не совсем другой: если удается вскрыть внутреннее содержание, то все начинают выглядеть иначе, похожими на нас и значительно для нас приемлемей.

М.Х. Я улыбнулся, потому что в такую ситуацию однажды попал вне всякой игры. В доме отдыха познакомился с другом моего друга, вновь мы встретились спустя полгода за праздничным столом. И после того, как было принято несколько рюмок, он мне вдруг доверительно говорит: «А ты, оказывается, потрясающий обманщик»! Я оторопел, а он продолжил: «Когда мы познакомились, я увидел в тебе эдакого супермена, а на самом-то деле ты же мягкий, как воск»!

Б.Х. Почему-то принято относиться к человеку буквально по внешней форме.

М.Х. По одежке встречают...

Б.Х. Да, замечательная человеческая мудрость, но далыпе-то: на са­мом деле по одежке не только встречают, но и провожают, люди не спе­шат одежки сбрасывать перед другими, поскольку их видят другими - чрез­мерно твердыми. А мы не знаем, что стоит за этой твердостью, которая нам, на самом деле, померещилась. И другая присказка: все же помнят, что «кто-то камень положил в его протянутую руку»... Именно поэтому ребенок на вопрос, что он ждет от встречного, от взрослого, отвечает: аванс доброты! Но никто аванс давать не хочет, это рискованно.

М.Х. И это ты считаешь одним из краеугольных камней проблемы толерантности? Но тогда при чем здесь разрыв и конфликт поколений?

62_________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

Б.Х. Потому что недоверие, отказ выдать аванс доброты, боязнь риск­нуть и проиграть - это все воспитанное, культурой воспроизводимое. О чем мы предупреждаем детей чаще всего? Это чужой! К чужому не подхо­ди, чужого не тронь, чужой опасен.

М.Х. А и вправду, позволь ребенка нынче не предупредить, чтобы он не открывал незнакомцу двери...

Б.Х. Лет десять назад в журнале американской психологической ассо­циации была большая публикация о программе, принятой в связи с сек­суальным насилием в стране. Программа предусматривала специальный тренинг для девочек: их должны были учить правилам поведения при встрече с незнакомыми мужчинами и вообще лицами мужского пола, умению держать дистанцию, уходить от контактов с непредсказуемыми последствиями и т.д. Как всегда в Штатах, программа быстро получила национальный статус. Спустя несколько лет американцы получили резуль­тат - колоссальное напряжение в ситуации брачной активности, то есть когда знакомятся будущие женихи и невесты или даже будущие мужья и жены. Оказалось, что большинство боятся друг друга, этот страх в них заложили! Они жаждут сближения, но поведение диктует страх перед аг­рессором, потенциально сексуальным маньяком и т.д.

Если установку на то, что другой - это источник потенциальной опас­ности, закладывают последовательно и долго, то потом преодолевать ее страшно трудно. Это же не просто информация, к которой можно отнес­тись критически, это результат длительного воздействия, начиная с ран­них возрастов, когда ребенок очень доверчив, особенно к ближайшему взрослому.

А сегодня наши средства массовой информации со всей своей мо­щью просто лелеют идею агрессии, с поразительной настойчивостью куль­тивируют ее. И я как психолог утверждаю, что, внушая отвращение к чему-то, мы закладываем в человека тягу к отвратительному, а запугивая, полу­чаем обоюдоострую ситуацию. С одной стороны, он начинает бояться всего на свете, с другой - психологи давно знают, как притягательно для человека то, чего он боится.

М.Х. Но, скажем, в гору мы лезем еще и потому, что «есть прелесть бездны на краю»... Мы все время стремимся преодолеть себя, заложенный в нас страх, разве не так?

Б.Х. Все гораздо сложнее. Но пока я хочу лишь довести до родителей простую мысль. Они должны знать, что запугивание срабатывает в обе стороны: одновременно страшит и притягивает, особенно в те моменты, когда подросток входит в ситуации поиска собственной идентичности,

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________63

когда ему нужно рискнуть для того, чтобы почувствовать себя на краю и понять, как он может себя преодолеть. И ему постоянно напоминают: смот­ри, как отвратителен пьяный! как несчастен человек, сидящий на игле! как безобразно ведут себя эти подростки, которые целуются на глазах у всех! Что после всех этих предупреждений делает ребенок? Начинает дви­гаться в том направлении, от которого его предостерегали, и именно по­тому, что это ему отвратительно. Дело в том, что предостережения чело­века со слабой психикой начинают преследовать, и он мучается, пони­мая, что пока сам того же не совершит, это его не отпустит, его начинает к этому тянуть, он хочет это попробовать - либо для того, чтобы отпусти­ло, он же знает, что это безобразно, либо... коготокувяз, всей птичке про­пасть.

Вновь упомяну мои тренировки карате, которые я прекратил, как толь­ко почувствовал, что хочу кого-нибудь вдарить. Но я-то был тогда взрос­лым и понимающим ситуацию человеком. А ребенок по мере овладения приемами единоборств обязательно будет искать способ их применить, проверить мощь своего удара, иного быть не может.

М.Х. Давай вернемся к периоду доверчивости. Думаю, ты согласишься, что в боязни чужого биологического происхождения животные и люди похожи. Но по мере взросления и воспитания в семье ребенок начинает формироваться как социальный субъект, и это родители первыми втол­ковывают ему, к какому народу, или, в советской терминологии - нацио­нальности - он принадлежит.

Б.Х. Да, разумеется, с первыми проявлениями национального харак­тера я, как, очевидно, и все мы, познакомился в семье: к родителям прихо­дили друзья, я тут же вертелся..

М.Х. И все друзья родителей были одной «известной» национальности?

Б.Х. Почему же, разных, но той, на которую намекаешь ты, было больше.

М.Х. Именно в той общности ты по сей день находишь свою идентич­ность?

Б.Х. Нет, это для меня не источник ресурса, а место, где когда-то не­что складывалось, происходило, случалось, но это прошлое, и я не соби­раюсь использовать его в своих конструкциях.

М.Х. И проблем с толерантностью в этом пункте, с твоей точки зре­ния, не возникает?

Б.Х. Нет, конечно, я это принимаю как некую данность, не более того. Что было, то было, это нельзя класть в перспективу, вот где страшная ошиб­ка. Интолерантность вырастает там и тогда, где и когда мы канонизируем старые схемы, превращаем их в нормы, абсолютизируем и буквально тре-

64________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

буем, с ножом к горлу, от человека ответа: так ты кто, еврей или не еврей?! Я же на такой вопрос отвечаю: я человек. Все! Могу сказать, что я мужчи­на, к слову, у меня есть концепция мужчины, могу сказать, что я психолог, педагог, исследователь, социально активный персонаж, еще я ростом 172 см, близорукий. А то, что я еврей, татарин, русский, калмык или америка­нец, меня как человека ну никак не характеризует.

М.Х. Значит изначально в силу своего семейного или родового проис­хождения мы не обречены на этническую интолерантность?

Б.Х. Нет, не обречены, хотя бы потому, что мы с тобой, а одновремен­но с нами другие эту тему обсуждаем. Потому что все больше людей в мире понимают, что это путь тупиковый, что безудержная эксплуатация подобных культурных традиций вредит строительству будущего. Мы та­щим в жизнь то, чему место в музее. У музейного экспоната - своя цен­ность, люди должны ее знать, понимая, что эта ценность - из прошлого: так мы жили. Но использовать их как культурный ориентир в строитель­стве будущего абсолютно неуместно, хотя бы с точки зрения цивилизаци-онной динамики. Их столкновение порождает монстров.

Выскажу тезис, который возмутит очень многих: идея разных этно­сов - такая же музейная идея. Она совершенно неадекватна становящимся формам организации жизни, современным технологиям, кооперации. Им же не адекватна идея отделения, сегрегации. Все нормальные люди по­нимают, что палестинцы с их абсолютной нищетой и цивилизационно продвинутые израильтяне ни за что, сохраняя статус кво, не уживутся. Но искать выход из ситуации, опираясь на музей, в стремлении отделиться, в кровавом споре о том, кому исторически принадлежит тот или иной участок земли, столь же бесперспективно. И потому, на мой взгляд, был не прав Солженицын, когда писал о «подбрюшье» России, предлагая от­делиться от южных соседей. Какие границы нынче могут что-то пере­крыть? Можно ли с их помощью победить тот же наркобизнес? Ни за что. Пока нищие люди не освоят другие способы заработка и нормальной жизни, они будут протаскивать наркотики через границы, несмотря ни на что.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: