М.С. Хромченко Б.И. Хасан 8 страница

К сожалению, в этой области социального напряжения, как в любой другой, роятся спекулянты, предпочитающие зарабатывать на громких и пустопорожних акциях. Хоть и грустная тема, но вспомню анекдот, вычи­тал в «Комсомолке». Старый врач, умирая, передает свою практику сыну. Через какое-то время сын восклицает: «Папа, ты двадцать пять лет лечил N, а я его за неделю вылечил»! Отец в ужасе: «Что ты наделал? Он двадцать пять лет кормил нашу семью»!..

Одно из магистральных направлений борьбы с наркоманией видят в росте информации. Недавно я прочитал, что, по исследованиям медицин­ских статистиков, до 50 процентов наркоманов оказались в беде только потому, что были недостаточно осведомлены о последствиях. Думаю, что это результат опроса самих наркоманов, которые еще не такое наговорят, а цифры такие выявлены потому, что работали специалисты из другой области. Я же убежден, что абсолютное большинство наркоманов осве­домлено о подстерегающих последствиях более чем достаточно. Они мог­ли знать не все детали, но то, чем это зло грозит, знали наверняка.

М.Х. Ты полагаешь, что информация вообще не нужна?

Б.Х. Она необходима для со-зависимых и для тех, кто боится нарко­тиков, но слишком слаб в противостоянии соблазну. Но «грандиозные» -на неделю - атаки-акции типа «Город без наркотиков» осмысленны разве что для тех, кто проводит их не за бесплатно... В мире накоплен обшир­ный опыт реализации профилактических программ, его анализ свиде­тельствует: массированная информация - это почти пустая трата време-

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ9 1

ни. Но нам, как всегда и во всем, чужой опыт не указ. Я уже не говорю о том, что попытка посеять панику просто вредна. Страх всегда наихудший советчик. Испуганный человек рискует гораздо больше, чем действующий спокойно и осмысленно.

М.Х. Со-завиашые - это кто?

Б.Х. Люди, от наркоманов зависящие, - коллеги, друзья, родственни­ки, на глазах которых разрушается и гибнет близкий человек. Они стра­дают от своей беспомощности, от очевидной для них утраты, они теряют в наркомане часть своего прежнего «Я», не только материальную, но и духовную опору. Им необходима конкретная повседневная помощь.

М.Х. А общество не обращает на них никакого внимания, так?

Б.Х. Не торопись. В такой же ситуации оказываются родители, жены или мужья алкоголиков. Нуждаясь в поддержке, они находят ее в «родствен­ных душах», переживающих аналогичную беду. Поддерживая друг друга хотя бы состраданием, они пытаются компенсировать утрату прежней опоры. Это очень важный аспект - терапевтический, психологический, тактический. Потому что со-зависимые люди, как правило, не могут са­мостоятельно выбраться из создавшегося положения. Только объединив­шись, они становятся силой, которая начинает влиять на общество, о чем ты только что спросил.

Но теперь я займу противоположную позицию и скажу: такая страте­гия, осмысленная в семье, с общественной точки зрения ведет... в тупик! Любая изоляция, сегрегация, мы это с тобой уже обсуждали, позволит лишь «развести» больную и здоровую части общества по разным полюсам, со­храняя между ними прежнюю напряженность. Поэтому общество в це­лом должно реализовывать другую стратегию, которая, на мой взгляд, позволит решить те же проблемы кардинально. Необходимо формиро­вать такую общественную атмосферу, в которой «ресурсный дефицит» больных людей перестанет восприниматься окружением как ущербность, одновременно компенсируясь организацией приемлемых форм жизни. Только при таких условиях общество будет не загонять больных в «резер­вации», а приглашать к сотрудничеству. Именно в этом и состоит одна из привлекательных идей толерантности.

М.Х. Могут ли быть примером такого сотрудничества параолимпий-ские игры инвалидов?

Б.Х. Помочь больным людям забыть о своей ущербности - очень бла­городная идея. Но, да простят меня организаторы таких игр, я оцениваю эту идею как очередное проявление общественного лицемерия. Параолим-пийские игры - это еще одно пространство сегрегации, приемлемое лишь

92_________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

в первой позиции. А именно: в изолированных местах все оказываются среди «своих» - участник игр для инвалидов не чувствует себя одиноким в своем несчастье. Это очень важно, это шаг вперед, но, с моей точки зре­ния, все же тактический.

М.Х. Тогда другой пример: в ряде стран строят специальные въезды в здания, оборудуют «подъемники», облегчающие инвалидам пользование общественным транспортом и т.д.

Б.Х. Вот это куда ближе. Хотя повседневная реализация такой страте­гии требует огромных усилий. Мне пока известна одна программа, разра­ботанная федерацией американских учителей, с которой мы недавно на­чали сотрудничать: здоровые дети и дети с ограниченными ресурсами вместе живут и учатся.

М.Х. А вашу детско-взрослую организацию, или движение, «Мир без конфронтации» вы создавали тоже для борьбы с наркоманией?

Б.Х. Нет, хотя попутно хотели решать и эту задачу.

«Мир без конфронтации»

М.Х. Что ж, расскажи напоследок, с чего все начиналось.

Б.Х. Начну издалека. Обращал ли ты внимание на достаточно типич­ную сценку в магазине: ребенок теребит мать, просит что-то купить ему, а она отказывает: не заслужил!.. Оказывается, отношение, как и подарки, заслуживаются! Логика простая: веди себя хорошо, и к тебе будут отно­ситься хорошо. Или, если хочешь, чтобы тебе доверяли, делай шаги на­встречу, доверяй авансом. С чем я как специалист в области возрастной психологии согласиться не могу и утверждаю, что не только школа, но и семья не адекватны самочувствию человека. Попытка удержать детей в формализованном детстве чревата резко негативным отношением де­тей к взрослым - недоверием, сопротивлением.

Однажды я спросил шестиклассников, что они рассматривают как хо­рошее отношение к человеку и при каких условиях будут хорошо к нему относяться? Буквальный ответ звучал так: сначала пусть он докажет, что относится к нам хорошо. И я утверждаю, что дети имеют право на такую позицию. Они имеют право не быть первыми! То есть проявлять свое бла­горасположение к культуре, иными словами, ко всему, что с миром взрос­лых связано, только в том случае, если культура толерантна по отноше­нию к ним. А если она априори к ним не дружественна, если она говорит:

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________93

вначале вы полностью мне соответствуйте, и только после этого я отвечу добром, то она заведомо воспроизводит интолерантность.

И едва ли не в самую сложную ситуацию попадают подростки 11-12 лет. Именно в этом возрасте подросток теряет прежнюю идентичность и тут же начинает поиск новой. Признаков такого поиска масса. Например, девочки начинают рассылать друг другу записки-анкеты с вопросами типа «кто твой любимый герой», занимаясь чем-то вроде стихийной социологии.

Человек начинает искать новое зеркало, потому что ему необходимо убедиться в том, что он есть. В этом ему требуется определенная поддерж­ка, а родители ее, как правило, дать уже не могут, они свой ресурс давно исчерпали. Как же им построить со своими детьми новые отношения на новом уровне? К сожалению, на такое строительство не способны и мно­гие нынешние учителя. Их этому не учили, и потому они воспроизводят в средней и старшей школе отношения, с которыми они входили в началь­ную школу.

Обсуждая эту дилемму, мы и «наткнулись» на идею создания детско-взрослой организации, которая могла бы стать специальным местом встре­чи детей и взрослых, а предметом их встречи могли бы быть сами конф­ликты, возникающие в отношениях между ними. В таком обсуждении, в такой, сказал бы я, компетентности нуждаемся все мы, не только подрос­тки, но и взрослые. И по моему разумению (а у меня уже был опыт орга­низации различных форм дополнительного образования, социально-ту-ристических экспедиций, а до них отряда «Дзержинец», по названию по­нятно, что это еще советские годы), именно в подобной организации можно было бы сформировать пространство такой компетентности.

М.Х. Богатый же у тебя опыт.

Б.Х. Немалый... В том числе потому, что за мной, как смысловой шлейф, тянется мое комсомольское прошлое. Так случилось, что еще в советские годы мне, студенту юрфака, довелось заниматься созданием детско-взрос-лой организации, которой было дано, впрочем, не мной, столь многозна­чительное в те годы имя. Но и тогда, как и сегодня, мы ставили перед со­бой похожие цели: преодолеть отчужденность детей от социальной прак­тики, одновременно формируя то, что тогда складывалось в аббревиатуру АЖП - активная жизненная позиция. Завлекательный, к слову, получился бы заголовок: «Как у вас с АЖП»?!

Мы хотели преодолеть отчужденность подростков от социальных форм жизни, связанных не с идеями власти, не с утверждением идеоло­гии, а с организацией, если хочешь, помощи в житейских ситуациях. Меня

94________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

будоражили мечты о тимуровской команде, и, реализуя ее, мы такой, по существу дела, отряд создали, для начала предложив ребятам походы в тайгу. Не в стационарный, заранее обустроенный лагерь, а именно в по­ходы, где от каждого участника требовалось активное соучастие.

Например, спускаться по рекам на плотах. До реки приходилось мно­го нести на себе, потом организовать жизнь в лагере, вылавливать бревна и вязать плоты, что связано с риском и реальной ответственностью каж­дого вовлеченного подростка.

Вот и в нынешних условиях, размышляя над тем, каким должен быть «Мир без конфронтации», мы стали обсуждать, что могло бы означать для детей участие в «Дзержинце»? И поняли, что, несмотря на специфическую политическую установку, все детско-взрослые организации были сделаны столь мудро, что этому надо учиться. Также, как партийному строительству и много чему еще, что сейчас, на волне постперестроечной критики, отри­цания всего и вся, отметается. В этом отметании всего и вся, на мой взгляд, проявляется типично подростковое поведение во всех своих проявлени­ях. Потому, к слову, я полагаю, что все мы, взрослые, за редчайшим, быть может, исключением, в этом возрасте пребываем по гроб жизни. Оцени наше поведение на выборах - все равно - Президента страны, губернаторов или депутатов областной Думы. Если провести выборы в школе, гарантирую, что мы увидим сходство во всем, туже поведенческую модель.

М.Х. Какой мудрости ты призываешь учиться? В пионерах активис­тками были почти исключительно девочки, в комсомоле - мальчики, ко­торые наиболее успешно осваивали методы карьерного продвижения.

Б.Х. Во-первых, не надо всех стричь под одну гребенку. Во-вторых, на разных этапах становления страны дети двигались по разным, так ска­зать, траекториям. Когда малыша принимали в октябрята...

М.Х. Ни в октябрята, ни в пионеры не «принимали» - включали ско­пом. Не случайно в стихах «лучшего, талантливейшего» советского по­эта утверждалось, что «единица - ноль», и что «если в партию сгруди­лись малые - сдайся, враг, замри и ляг»!.. И в этом ты видишь ценность?

Б.Х. Не торопись. Перед человеком, начинающим осознавать свою взрослость, в любом обществе должны открываться разные варианты со­циализации, разные способы взаимодействия с большими и малыми кол­лективами. И когда малыша, я все же скажу, принимали в октябрята, перед ним открывалась первая ступенька во взрослую социальность. Даже напом­ню по этому поводу анекдот. Вернувшись из школы после дня «первого звонка», первоклассник бросает портфель на стол со словами: «Что ж вы меня не предупредили, что этот бардак - на десять лет»!.. Так вот, принятый

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________95

в октябрята, он становился уже не только обязанным учиться школьником, но и членом общности, живущей вне уроков и имеющей свои, не учебные, задачи. Тем самым следом за первым шагом - из дошкольника в школьни­ки - он делал второй.

А теперь ответ на твой вопрос о мудрости. Наши уже нынешние ис­следования показали, что, освоившись в школе за первый год учебы, к середине или концу второго класса ребенок впервые попадает в ситуа­цию монотонности: у него снижается мотивация, учебная активность и т.д. Чтобы ее преодолеть, учителя начинают подключать родителей. По­могает редко, не то, что тот прием в октябрята, после чего социальное, культурное, нормативное пространство расширялось, - в нем появлялся новый образовательный предмет, причем не локальный, как в кружках и секциях по интересам, а всеобщий. В любом возрасте и в любом обще­стве человек «на марше» должен получать знаки причастия, иначе он те­ряет границы бытия, опору, определенность. Октябрята получали особый знак - значок, пионеры - галстук, комсомольцы - значок и членский би­лет, что означало и новый статус, а вместе с ним дополнительные права и обязанности, новые темы для вживания и освоения. Именно они зна­чимы, потому что прорисовывают следующие ступени движения и взрос­ления.

Вот почему, на мой взгляд, сегодня, когда взамен десятилетиями отра­ботанных форм социальной причастности ничего нового не предложе­но, как грибы, начинают расти всегда локальные клубные, кружковые, секционные объединения. И потому же столь мощно заявило о себе фа-натство, а это чрезвычайно опасная тенденция. Потому что фанатизм -это проявление суженного до предела сознания, аффекторное поведение, слабый самоконтроль, снижение персональной ответственности и про­чее в том же роде.

Итак, мы стали искать, что можно сделать в условиях, когда прежние формы детской организованности оказались разрушенными. При этом я уже понимал, что ни одна детская организация, если это не банда, не воз­никает без инициативного участия взрослых. Называть их детскими - это лицемерие, они всегда детско-взрослые.

М.Х. А тимуровские команды, которые, на мой взгляд, стали возни­кать перед войной в противопоставление превозносимым тобой пионе­рам и комсомольцам с их всеобщностью? И не потому ли коммунарское движение процветало только до тех пор, пока коммунары отстаивали, говоря на современном социологическом языке, свою самость, противопо­ставляя себя столь же единому, как «единственно верное учение», окру-

96_________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

жению, и растворились в небытии, когда утратили смысл своего объеди­нения, вскоре после того, как им также попытались придать всеобщность.

Б.Х. Тимуровцы были коротким эпизодом реализованной мечты Ар­кадия Гайдара, и неизвестно, во что бы это вылилось, если бы он не погиб вскоре после начала войны. Но в любом случае я продолжаю настаивать, что детские организации вне взрослого контекста долго не живут.

М.Х. Но не выводишь ли ты смысл детско-взрослых организаций, опи­раясь исключительно на советскую историю, включая в нее российские традиции с их воспеваемой соборностью, общинностью? Скажем, на За­паде были и есть разве что организации скаутов: как же западные подро­стки живут вне социальной причастности?

Б.Х. Ты забываешь о месте, которое занимает на Западе религия, ко­торая диктует именно детско-взрослую организацию с разными форма­ми вовлечения детей в социокультурную практику. Например, подростки обретают самостоятельность, пусть с религиозной подоплекой, в обряде конфирмации. И я не противопоставляю Россию Западу, полагая, что все мы - люди одной культуры или во всяком случае цивилизации. Наконец, я вовсе не убежден, что этот самый Запад уже решил все свои проблемы, достаточно вспомнить наркоманию и СПИД.

М.Х. Я тоже не обсуждаю оппозицию Восток-Запад, я пытаюсь отне­стись к твоим тезисам о путях и формах взросления. В конце концов упо­мянутые тобой организации возникли в XX веке. А что было до того? В другие века и в других, как нынче говорят, мирах?

Б.Х. Ну не было ничего. Допустим. Что из того? В каком-то смысле не было в прежние века и проблемы подросткового возраста. Но не в этом дело, просто в нашем диалоге мы движемся в разных рамках. Я не делю мир. Я говорю об открытии, которое было сделано и опробовано в конк­ретном месте и в конкретное время, в данном случае нами в Советском Союзе. В другое время и в другом месте кто-нибудь пробовал или попро­бует другое. И я предлагаю осмыслить это как опыт отдельных людей, а не Советского Союза, России или какой-либо другой страны. Опыт челове­ка! Сумеем осмыслить и описать, выделить формы и методы - этим в дру­гие времена, в других странах, в других ситуациях смогут воспользовать­ся другие люди.

Я готов согласиться с тобой в том, что любой взрослеющий человек обязательно стремится быть не таким, как все. Но одновременно хочет быть как все! И у него должна быть возможность быть таким и сяким, ре­шая эту свою задачку самостоятельно в каждом отдельном случае: где ему быть «человеком массы», а где отличаться «лица необщим выраженьем».

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________97

Точно также человек, стремясь «быть самим собой», не может быть ав­тономным, переживая автономность как одиночество: я никому не нужен.

Знаком ли тебе взгляд сквозь тебя, избегающий тебя? Когда ты начи­наешь понимать, что собеседник тебя не видит. Очень неприятное ощу­щение: ты начинаешь беспокоиться, говоришь: э-эй, я тут!., вернись, вый­ди из себя, мы же сейчас совместны... Суть в том, что человеку важно знать, что он есть для других. У американских психологов, развивающих гума­нистическую психологию, например у Абрахама Маслоу, есть идея само-актуализации: одна из важнейших потребностей человека - потребность признания, причастности, значимости для других. Если он не ощущает своей востребованности, у него возникает вопрос: а нужен ли он? а есть ли он?

Потрясающая вещь: человек чего-то не делает для себя, а оправдыва­ется тем, что это, мол, никому не нужно! «Да кому это надо», - говорит он. А тебе самому это надо? Человек отказывает себе в том, что ему хочется и необходимо делать, только потому, что это якобы никому не надо.

Возвращаюсь к обсуждаемой нами теме. Упомянув тимуровское и ком-мунарское движения, ты высказал очень важный тезис, сам того, может быть, не подозревая. А именно: чтобы появилось диссидентство как осо­бый тип противопоставления, должно быть нечто, против чего оно будет протестовать.

Точно также с кризисами. Отказываясь от них, мы одновременно от­казываемся от развития! Мы немедленно начинаем двигаться в сторону стагнации. И, говорю я, слава Богу, что сделать это никогда не удастся: жизнь вне кризисов не совместима с «природой» человека. Обрати вни­мание на слова: с природой человека, а не природой как таковой.

М.Х. И все же, октябрята, пионерия, комсомол были придуманы для утверждения идеологии и практики тоталитарного государства, кото­рое могло существовать исключительно на подавлении индивидуальнос­ти, психологической самостоятельности и самодеятельности, от чего детей изначально отучали едва ли не с яслей или детского сада. А ты се­годня, когда тоталитарный мир рухнул, но висит на нас веригами, чуть ли не воспеваешь эти детско-взрослые организации.

Б.Х. Постой, постой, прежде всего, я их не воспеваю. Я пытаюсь по­нять, в чем была их сила. Впрочем, не исключаю, что ты прав: скорее все­го, такого типа организации, упомяну и гитлерюгенд, могут существовать только в тисках тоталитаризма. Так ведь и с этим надо разобраться.

В любом случае ничто не отменяет необходимости взаимодействия детей и взрослых. В конце концов скауты, свободные от коммунистичес-

98________________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

кой идеологии, тоже ходят в походы. И ответственность за самостоя­тельно принятое решение не имеет идеологической окраски: уметь при­нять решение и отвечать за свои действия - прерогатива свободного человека.

М.Х. Хорошо, давай уйдем от идеологической подоплеки.

Б.Х. Прежде всего надо понять сам организационный механизм. Какие еще функции, кроме идеологических, выполняли наши детско-взрослые организации? Важно для меня то, что они создавали условия для встречи детства с взрослостью, место, где взрослость могла быть втянута в детство, в систему переговоров, связей и т.д. А контрапунктом встречи в новых условиях, в нынешней России должна стать практика разрешения - нет, разрешания - поколенческого конфликта. Такой феномен и такая тема должны стать предметом совместной деятельности прежде всего потому, что это знакомо любому человеку в любом возрасте.

Жизнь в нашем «Мире...» началась с возобновления походов в тайгу, о которых я тебе рассказал. Одновременно мы стали вводить новые аспек­ты совместной деятельности: знакомить ребят с методами ее проектиро­вания, работать с проблематикой конфликта, коммуникации, понимания другого, терпимости, стали исследовать причины, порождающие те или иные отторжения, например, как появляются люди-маргиналы.

Сегодня в организацию под эгидой «Мира без конфронтации» вовле­чено чуть более 70 человек, примерно поровну детей из разных школ и взрослых, поэтому позволю себе говорить о трех поколениях. Это роди­тели, профессионально определившиеся со своим будущим, даже укоре­ненные в нем, с той или иной мерой успешности. Это подростки, кото­рые еще только втягиваются в такой поиск, стремясь ответить себе на воп­рос, кто они такие в этом мире. А в промежутке между этими возрастны­ми полюсами - студенты и старшие школьники. В соответствии с идеей нашей организации такие возраста должны не только быть, но и иметь свою демонстративную форму для окружающих. Демонстративных форм психологи придумали много, при этом открытость навстречу друг другу появляется только с началом подлинно совместной деятельности, а в та­кой совместности, друг в друге нуждаются все, потому что ничего не мо­гут сделать без кооперации с другими.

М.Х. Вспоминая пионерию и комсомол, которые «покрывали» весь Со­ветский Союз, ты противопоставлял их локальным кружкам по интере­сам, клубным секциям. Но может ли стать всероссийским «Мир без конф­ронтации»? Пестующая эту вашу организацию группа взрослых склады-

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ_______________99

валась не один год, в других местах наличия таких же групп почему-то не наблюдается...

Б.Х. Этот вопрос и меня волнует, хотя пока мы на многое не претенду­ем. Но я полагаю, что масштаб движения задается мощью идеи. Мощь пи­онерии и комсомола определялась не только, на мой взгляд, государствен­ным вменением, а самой идеей, да, коммунистической, но как мечта о спра­ведливости она прослеживается во многих утопиях, задолго до Маркса.

Я тоже имею право мечтать и, как всякий мечтатель, преувеличивать. Потому надеюсь, что идея движения «Мир без конфронтации» не только мощная, но и перспективная, в ней схвачены, полагаю, важные тенден­ции. Кстати, наша программа формирования толерантности как культу­ры ненасилия, хотя ей всего три года, появилась раньше правительствен­ной. И благодаря ее появлению обнаружилось - после ряда публикаций в газетах и журналах - что групп, двигающихся параллельно с нами, в стра­не довольно много. Они опираются на разные идеи, например на коопе­ративные формы поведения как противостоящие конфронтационным формам, они активны, они проводят конкурсы и много чего еще.

М.Х. Кто такую работу организует, кто в нее вовлечен?

Б.Х. Психологи, педагоги, научные работники, студенты, просто со­циально активные люди, чья деятельность может быть оформлена как не целевая, а побочная, таков, например, российский Ротари-клуб. Не ис­ключено, что и нам надо было действовать также, но как психолог и педа­гог, работающий с разными возрастами, я считаю проблему конфликта поколений ключевой. Именно она объединяет все направления нашей де­ятельности.

М.Х. А в красноярских школах вас поддерживают?

Б.Х. Некоторые уже откликнулись, особенно после того, как в городе была обнародована программа борьбы с наркоманией. Мы подключились к ней, хотя с самого начала, создавая «Мир без конфронтации», рассмат­ривали наркоманию как симптом другой, объемлющей проблемы - лю­бой зависимости, которая оказывает разрушительное воздействие на че­ловека. Впрочем, мы понимаем, что сама по себе независимость - поня­тие условное, относительное.

Вот еще что важно. Берясь за сложные задачи, мы всегда нуждаемся в разных ресурсах, и потому основное внимание в «Мире...» обращаем не на идеологию, политику или право, а именно на образование и гумани­тарное знание. К слову, к нему я отношу любое знание, не понимая, как оно, если это действительно знание, может быть не гуманитарным.

100______________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

М.Х. Знание как средство деятельности?

Б.Х. Да, потому что эпоха, делящая предметность на естественно-на­учную, инженерную, техническую, гуманитарную области, завершается, такое членение себя исчерпало, оно не продуктивно уже сегодня, не гово­ря о будущем.

Терпи, казак, атаманом будешь, или борьба за статусы

М.Х. Сообразив утром, что завтра мне улетать, я понял, что, рас­спрашивая тебя о принципах толерантности, ни разу не удосужился по­интересоваться, как ты понимаешь сам этот термин. Если как приспо­собление, терпимость, то онмне не нравится. Потому что, понимая, что надо уметь быть терпимым, я слышу в этом слове оттенок страдатель­ности, а отсюда ход к известной максиме: лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Б.Х. В русском языке есть и другой неприятный коннотат: дома тер­пимости... Но в данном случае терпимость понимается принципиально иначе.

Когда лет семь-восемь назад мы впервые начали обсуждать этот тер­мин с западными коллегами, озвученный тобой вопрос тоже звучал, тог­да же возник и образ помойки: почему я, имеющий возможность жить в нормальных условиях, должен ее терпеть? Она для меня невыносима.

Поэтому мне нравится другой смысл, звучащий в концепции, инте­ресно и глубоко прописанной нашими коллегами из Института толеран­тности в Екатеринбурге: принятие допущения бытия Другого так же, как моего.

М.Х. Или сосуществования с Другим.

Б.Х. Можно и так, но слишком красиво. Для меня все сводится в пред­ставлении о гражданском образовании, хотя жить в гражданском обще­стве не так-то уж легко. Способность признавать и учитывать потребнос­ти и права других, видеть существенные отличия их образа жизни и при­нимать его, понимать язык другой культуры и находить с ней согласие -все это не появляется естественным путем даже в тех обществах, которые прошли длительный путь становления.

М.Х. Но тогда с какой стати, - вспоминаю образ, использованный то­бой в наших первых беседах, - ты начинаешь требовать, чтобы я изба­вил тебя от моей помойки? Мне в ней нравится, мне в ней тепло и уютно.

КНИГА 1. МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОНФЛИКТ______________^

Б.Х. А я не требую, я говорю лишь, что в этом пункте появляются гра­ница и предмет переговоров, проявляются интересы и цели, которые в нормальном общежитии приходится согласовывать. Тут начинается по­зиционный торг, основанный на взаимной выгоде.

М.Х. Мол, уберите свою помойку, а я вам за это...

Б.Х. Как вариант. Например, чтобы не возбуждать возражений типа «они будут диктовать нам свои правила», предпочтительней думать не о том, как уничтожить помойку, а какие образовательные программы запу­стить. Либо на месте, либо приглашая молодых людей туда, где помойки нет, чтобы они «понюхали» другой вариант жизни и культуры.

М.Х. Вот тут-то я и закричу: не навязывайте мне ваши мелкобуржу­азные ценности!..

Б.Х. А меня вполне устраивают нормальные человеческие ценности, независимо от бирки, мне абсолютно начхать, какого они цвета, где и когда были осознаны. Как известно, три великие мировые религии сфор­мировались в одном месте: почему же мы не возражаем против христи­анства, оно же тоже не на российской почве выросло?

М.Х. Еще как возражаем, желая вернуться к родному язычеству.

Б.Х. Все, приехали: и христианство нам навязали, и ходить в штанах заставили, как и руки мыть, сидеть за столом и есть, пользуясь ложкой, вилкой и ножом. Кстати, не в очередной ли раз жидомасоны?! Не позво­лим им запретить нам вернуться в милую сердцу пещеру!

Поэтому я вновь и вновь говорю: да, есть вещи, которые меня не уст­раивают. И спрашиваю самого себя: как долго я готов заниматься преоб­разованиями и какую часть себя в это вложить? Или увидеть в моем нынеш­нем положении некий фатум - мол, мой мир и я вместе с ним таковы, ничего с этим не сделаешь, ничего не изменишь - и смириться навсегда? Что ж, это тоже вариант. Его-то, к слову, и можно назвать терпимостью.

М.Х. Но давай сделаем еще один шаг в том же направлении. Вчера ты говорил о том, что даже в архаичных, примитивных культурах можно найти нечто полезное. Так, может, и жизнь по соседству с помойкой нас тоже чему-то научит?

Б.Х. А это уже демагогия чистейшей воды. Впрочем, готов и это разыг­рать: не исключено, что в результате я наконец-то пойму, что происходит с людьми, которые находят прелесть в подобной жизни. И это может дать импульс неожиданным профессиональным размышлениям. А чтобы не ограничиваться искусственными аналогиями, приведу вполне адекватный пример.

102______________________________________________________МИР БЕЗ КОНФРОНТАЦИИ

Не знаю, как сейчас, но когда-то в Средней Азии женщины мыли го­лову кислым молоком, после чего волосы становились просто блестящи­ми, но... вонючими до невозможности. Что было делать? Это ведь тоже ценность, такие волосы. Да, можно было терпеть. А можно было уже тогда разработать такой шампунь, который позволил бы иметь волосы не хуже, если не лучше, чем после кислого молока. И это уже другая культура.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: