СЕГОДНЯ БУДЕМ ЛОВИТЬ ОБЛАКА

* * *

Свекольные листья —

большие талантливые уши

слушают солнце.

Но приказано расти в толщину!

Мать всего живого, Толщина-Толстуха,

погладь по голове и меня.

* * *

Не ленив ливень, хлещет,

да все исходит пустым паром.

Будто отец-бродяжка —

заявляется к детям

однажды в месяц,

ну любить, ну баловать.

* * *

Картофель цветет.

Но клубень, живущий во тьме,

не увидит своих детей никогда.

Быть может, и мы

живем на земле как кроты?

* * *

Цветок картофеля —

незабудка моей матери.

Взмокшая лошадь борозду гонит

в цветнике моей матери,

и отец мой

плуг натаскивает.

Все они

картошкины дочки:

Айна, Инесе, моя Аннеле.

Семейство пасленовых.

Вроде обычный цветок, да нет.

Зацветая,

и завязь завязывает.

Узелки, клубеньки, картофелинки.

* * *

У Милды один разговор,

одно на уме — консервные крышки.

В обозримом пространстве

все законсервировано.

Мы с Рудисом у магазина

пьем пиво,

а мима топает Милдин Янис.

Иди сюда к лейбористам, говорит Тылтиньш,

пока твоя консерваторша

тебя не стерилизовала.

* * *

Дети гороха празднуют

праздник совершеннолетия.

Усевшись рядышком

в стручке по семеро,

недозревшие горошины слушают,

как старая морковь разглагольствует

о чувстве локтя.

Но горошины сами себе на уме и знают,

как только лопнет стручок —

все врассыпную,

каждая своей дорогой.

Мгновенье

зрелости

близится.

* * *

Почему — неизвестно,

все сорняки мужского рода:

репей,

пырей,

бодяк,

осот,

лопух,

чертополох.

* * *

В колхозной столовой

растет в горшке огромная мирта.

Сколько вечнозеленых веточек,

ломай не хочу.

А судомойка ворчит:

все медлят, тягомотину тянут,

скоро весь колхоз миртами зарастет.

* * *

Старуха родоначальница

изучает невестку:

и варить ловка,

и печь горазда,

и стол накрывает

с цветочком в вазе.

Пообедала —

и на речку купаться.

А посуду мыть?

Экое прилежание,

как у животинки, молвит старуха.

До живота, не дальше.

* * *

Смотрю, как Алина моет подойники,

и думаю: ведь она и сама —

человек очень чистый.

Здесь, где чисто цветет земляника

и в болоте белый багульник,

а красивейшее из яблок

белый налив — здесь немыслимо затхлое полотенце.

* * *

Она и так уж была вроде драной козы.

А он ей возьми и снова

голову расшиби.

— И откуда такие люди берутся? — поежилась Илдзе.

— Они не работники, все оттого! —

сказал старый учитель. —

Они здесь не сеяли,

оттого и заблудились.

Единственная веха,

чтоб не сбиться с пути, —

дело, что сделал ты сам.

Они заблудились во ржи,

посеянной кем-то другим,

оттого что у них здесь нет

своих опознавательных знаков.

* * *

Говорят, латыши скуповаты.

Ты трудилась, мать, ты скупилась?

Работа твоя копилась — окупилась?

Кто вырастит дерево, вынянчит,

тот не вытопчет.

Маружа говорит:

— Я телушек погоняла

хворостинкой ивовой,

прут березовый не тронула,

рощи братиной не тратила.

* * *

Паулине за пятьдесят.

Время отавы.

Внутри цветы и травы, и впору самой охапкой в копну.

Говорит:

косарю своему

не только рубаху белую,

белую душу отдала бы.

* * *

Сегодня, — Аннеле я сообщаю, —

будем ловить облака.

Только нужно связать хорошую сеть.

Вечером

ты приходи пораньше.

— Да, но куда мы их денем?

усмехается Аннеле.

Некуда деть облака —

невероятно,

такого случиться не может.

* * *

Слушаю голос кукушки —

вечная песенка.

Он:

кыш высиживать

кыш высиживать

Она:

а кому куковать

а кому куковать

Эмансипация — в певички взбилась,

да осталась

в отсталых.

* * *

Только дикий голубь кручинится:

старайся не старайся —

у курицы выводок, а у меня раз-два и обчелся.

Ленив и гнезда не построит,

горстка хвороста — вот и высиживай.

Строит гнезда поселок,

роскошные,

только писка птенцов не слышно.

— Потому что холодные задницы, — заявляет Рудис.

— Видишь ли, пока самка в гнезде, самец ей приносит еду.

— А ты сможешь чего раздобыть, пока я стану

высиживать? — осведомляется Айна.

Рудис молчит и думает: ну и стерва.

Самое время теперь объявить

во всеуслышанье — сколько лежит на книжке.

* * *

Ласточки как конторщицы,

все сосчитают,

все видно в окно конторы:

курица насиживает три недели, гусыня — четыре,

а я девять дней и девять ночей,

отрежьте язык, коли вру!

Кассирша тоже

всегда в курсе:

Зелтынь строит теплицу,

Зелтухов не пьет, вшили ампулу,

Зелтштейн — золото, не человек:

зубной врачихе достал

импортную бормашину.

Только я раздаю тут

вонючие бумажонки,

хочется чего-то возвышенного,

чтоб на широкую ногу,

как в Монако или в Грузии, ей-богу.

* * *

До краев полна Земгале.

Черный кот крадется

по капустному полю,

зеленый капустный лист

ненароком хватает его,

и кочан захлопывается.

Был кот — и нет его.

Пришелся я тебе по сердцу, Аннеле?

Улыбается Аннеле: закрой окно,

мотыльки летят и бьются о лампу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: