Ввод основных пограничных подразделений в северные провинции ДРА. Первые успешные операции и неудачи

«За хорошим забором — всегда хорошие соседи»

(Шведская пословица).

Новые предложения афганского руководства. Обострение ситуации в приграничных провинциях ДРА. Действия наших подразделений: успешные и неудачные (первые серьезные потери в Куфабе). Формирование, подготовка и ввод новых пограничных подразделений в северные провинции ДРА).

Начало 1981 г. было отмечено новыми и довольно не­ожиданными инициативами Кабула: в МИД, Миноборо­ны и КГБ поступила телеграмма из нашего посольства за подписью посла, главного военного советника (ГВС) и руководителя представительства КГБ в ДРА. Сообщалось, что группа афганских министров, секретарей ЦК НДПА (Кештманд, Нур, Зерай, Рафи и Наджиб), ссылаясь на мнение Б. Кармаля, выдвинула предложение — осуще­ствить ускоренное закрытие афганскими и советскими войсками границы ДРА, и в первую очередь с Пакистаном. В этих целях они предложили ввести на территорию ДРА советские пограничные части и подразделения для при­крытия наиболее угрожаемых направлений на границах Афганистана.

Мотивировалось это осложнением обстановки в при­граничных районах и в целом в ДРА, а также слабыми возможностями афганской армии и погранохраны. При этом предполагалось, что наши пограничные подразделения будут развернуты на втором рубеже охраны, сохранив на первом рубеже (у линии границы) афганские погранич­ные подразделения (кстати, это было нереально, посколь­ку они практически охраняли не границу, а места своей дислокации).

Спустя несколько дней (в 20-х числах января) для рас­смотрения поступивших предложений в Москву прибыли ГВС генерал А. Майоров, его заместитель генерал В. Черемных, представитель КГБ в Кабуле генерал Б. Спольников и представитель наших погранвойск генерал В. Константинов (он, как оказалось, не участвовал в под­готовке этих предложений).

Обоснования армейских представителей и Б. Спольникова сводились к тому, что, несмотря на некоторые по­зитивные итоги в стабилизации обстановки, положение в ДРА в целом остается весьма сложным.

В ряде провинций нарастает активность мятежников, особенно по части диверсий и террора, блокады основных коммуникаций. Серьезную поддержку вооруженная оппо­зиция по-прежнему получает из-за кордона. Все это ведет к дальнейшему ухудшению экономики, жизненного уров­ня людей, подрывает их веру в стабильность и прочность власти. Меры, предпринимаемые политическим руковод­ством ДРА, военными властями ощутимых результатов пока не дают.

В этих условиях Б. Кармаль считает целесообразным: - во-первых, расширить права и функции советских военных советников, вплоть до права принятия ими са­мостоятельных решений на проведение операций и бое­вых действий в зонах ответственности их соединений и частей;

- во-вторых, как можно скорее афганскими и совет­скими войсками закрыть границы ДРА, и прежде всего - с Пакистаном.

Ссылаясь на мнения указанной выше группы мини­стров, наши представители подчеркивали, что речь идет о вводе на территорию ДРА советских пограничных частей и подразделений для прикрытия наиболее важных участ­ков границы. К тому же сами они эти предложения под­держивают.

Руководство Минобороны (Устинов, Огарков) свою позицию по этим предложениям открыто не высказывало (но, очевидно, и не возражало), а от Андропова нам после­довало указание - в самые сжатые сроки изучить предложения и доложить ему.

Афганское руководство и наши военные представите­ли наконец-то осознали насколько опасна угроза «прозрачности» афганских границ - это был факт положи­тельный. Однако способы решения этой проблемы, на наш взгляд, были недостаточно проработаны. В предложени­ях из Кабула были противоречия и недоговоренности.

При всей важности надежного прикрытия границы ДРА не указывалось, какая роль в этом должна принадле­жать афганской армии, царандою, наконец, нашей груп­пировке. Простые расчеты показывали, что для надежно­го прикрытия границы с Пакистаном (протяженностью свыше 2 тыс. км, в основном высокогорной, понадобилось бы добавить 20-25 пограничных батальонов (мангрупп) к тем афганским пограничным подразделениям, которые несли там службу (чисто символически, как сказано выше). Плюс не менее 10 погранбатальонов для прикрытия аф­гано-иранской границы. Итого 30-35 батальонов общей численностью 12-15 тыс. человек.

Учитывая, что территории многих приграничных про­винций ДРА контролировались мятежниками, размещать­ся там и вести служебно-боевые действия могли только хорошо оснащенные и подготовленные части и подразделения. Однако Главное управление погранвойск КГБ, как известно, подобными резервами не располагало. Снять же с каких-либо участков границы Союза подразделения та­кой численности в то время было крайне опасно.

В предложениях из Кабула не были учтены и некото­рые аспекты международно-правового характера. К при­меру, с появлением советских пограничных подразделе­ний на границе с Пакистаном и Ираном любой погранич­ный инцидент на этих границах мог перерасти в конф­ликт с непосредственным втягиванием в него нашего го­сударства. Ко всему прочему, это еще означало бы и взятие нами полной ответственности не только за состояние ох­раны и защиты границы Афганистана, но и за решение всех пограничных вопросов, возникающих постоянно на границе, порой острых, затрагивающих интересы многих организаций и ведомств ДРА.

Этих и других аргументов, исключающих наше непос­редственное участие в охране границ ДРА с Пакистаном и Ираном, набралось более чем достаточно, что и было из­ложено нами в записке Андропову. Естественно, мы не могли не высказать своего отношения и к вопросу о том, как, каким образом защитить границы Афганистана на наиболее опасных участках. Создание новых пограничных формирований на основе призыва пополнения (а он, как известно, уже несколько лет проводился там методом при­нудительным — в ходе облав и задержаний) проблему не решало. Да и офицерских кадров не было. Выход напра­шивался один: для защиты всех угрожаемых участков границы с Пакистаном и Ираном, кроме пограничных под­разделений, надо было привлечь армейские части и царандой ДРА, вооруженные отряды пуштунских и белудж­ских племен (разумеется, оплачиваемых) и ополчение. Та­кой вариант был реальным, так как в то время при общей численности афганской армии в 150 тыс. человек выделить для защиты границы (а эта задача руководством ДРА называлась едва ли не главной) 10-15 тыс. военнослужа­щих, на наш взгляд, не представляло особой сложности. Безопасность основных стратегических объектов страны и коммуникаций в то время в основном обеспечивали наши части ОКСВ. Для подготовки армейских частей к погра­ничной службе требовалось максимум 2-3 месяца, и мы были готовы обеспечить такие части советниками и инст­рукторами. Для изучения на месте условий и возможнос­тей нашего участия в этих делах, и особенно применения технических средств в защите границы, предлагалось на­править в ДРА небольшую группу наших специалистов во главе с заместителем начальника погранвойск генерал-лейтенантом В.К. Гурьяновым. Таковы были наши основ­ные предложения, которые генералом В.А. Матросовым докладывались Ю.В. Андропову.

С этими выводами и предложениями Андропов согла­сился, подчеркнув, что о направлении наших погранич­ных подразделений на границу с Пакистаном и Ираном не может быть и речи. Но он указал на необходимость в ГУПВ изыскивать иные эффективные формы и способы оказания помощи Афганистану в защите его границ.

По нашим оценкам, реальной помощью афганским спецслужбам и пограничникам могло бы стать усиление нашей активности в ликвидации основных сил мятежни­ков в приграничных районах ДРА, что хотя бы частично снимало нагрузку с афганских коллег. При всей масш­табности оперативно-боевых действий наших подразде­лений в северных районах ДРА зимой 1981 г. наиболь­шим размахом и результативностью выделялась опера­ция «Зима-81». Проводилась она в западном Припамирье против уча­стков Московского и Пянджского погранотрядов силами четырех сводных боевых отрядов (СБО) и авиаэскадри­льи с участием афганских пограничников и ополченцев.

В целях ликвидации мятежных формирований в районах о. Даркад, населенных пунктов Дашти-Кала, Чахи-Аб, Каландара и др. Операция длилась в течение месяца и за­вершилась в 20-х числах февраля вполне успешно. Были ликвидированы (захвачены) базы более десяти «исламских комитетов» и их формирований, задержано несколько гла­варей, уничтожено и захвачено в плен более 200 мятежни­ков, проверено около 100 населенных пунктов и оказана помощь в восстановлении там местных органов власти.

В феврале возвратились из Кабула генерал В.К. Гурь­янов и полковники В.В. Сахаров и Л.А. Якубовский. Их доклад о положении на границах ДРА не прибавлял опти­мизма к информации наших представителей, но кое-ка­кие детали заслуживали внимание. Они подтверждали чисто символическое состояние охраны границы с Паки­станом (задействовано шесть пограничных и пять армей­ских батальонов, контролирующих немногим более 200 км) и Ираном (задействовано шесть пограничных батальонов, контролирующих лишь около 160 км границы). Все эти подразделения находились в окружении мятежников или враждебных племен и были лишены возможности нести службу в пределах своих участков.

На севере (граница с СССР) было выставлено пять пограничных комендатур, тоже охранявших, по сути, мес­та своей дислокации. Укомплектованность пограничных подразделений составляла по-прежнему 32-35% (почти вдвое ниже, нежели в армейских), из имеющихся 38 бро­нетранспортеров в исправности лишь шесть. Средств инженерного оборудования границы не было, да при таком состоянии пограничной охраны они вряд ли могли быть применены.

Если бы было принято предложение Кабула о вводе на эти участки границы советских пограничных подразделений, то на их плечи легла бы ответственность за охра­ну линии границы, протяженностью почти 2,5 тыс. км.

Отказ руководства КГБ от реализации таких предло­жений вынудил военное командование в Кабуле разраба­тывать свои меры прикрытия границы, но уже с участием армейских сил.

Решено было на базе существующих погранбатальонов и некоторых афганских армейских частей сформировать пять пограничных бригад (27 погранбатальонов), подчи­нить их трем армейским корпусам и 17-й пехотной дивизии (в Герате). В феврале состоялось решение правительства ДРА о формировании пяти пограничных бригад со штабами в городах: Джелалабад, Гардез, Кандагар, Фарах, Герат. Численность бригад предусматривалось довести до 50-80% к штату. Их формирование и развертывание намечалось завершить к исходу мая текущего года. Эти бригады по за­мыслу должны были составить первый рубеж охраны гра­ницы, второй — армейские части ДРА (10-40 км от грани­цы) и третий - советские части и подразделения (на удале­нии 30-80 километров). Предусматривались и некоторые другие меры по улучшению управления и обеспечения войск.

Принятие меры, конечно, были крайне необходимы. Но даже при успешной их реализации не было оснований рассчитывать, что отныне границы ДРА будут надежно за­щищены. К примеру, граница с Пакистаном прикрывалась лишь тремя пограничными бригадами (по 3-5 погранба­тальонов в каждой). Даже при наличии в тылу каких-либо вспомогательных рубежей, занимаемых армейскими час­тями, такая система была в состоянии надежно контроли­ровать лишь отдельные направления и участки. К тому же формируемые части остро нуждались в техническом оснащении, особенно в автобронетехнике, но надежд на ее получение было мало (ГВС запрашивал для этих бригад более 200 бронетранспортеров и боевых машин пехоты, а выделили лишь 45). Тем не менее начало было положено, и была надежда, что за этими мерами последуют другие, более эффективные.

Однако не прошло и месяца, как из Кабула поступили новые предположения. В марте посол, главный военный советник и представитель КГБ прислали телеграмму (в МИД, Минобороны и КГБ), в которой предлагали к лету 1981 г. ввести в северные районы Афганистана три полка внутренних войск МВД или три пограничных отряда. Предложения эти обосновывались резким обострением обстановки в Д РА (несмотря на успешные операции против мятежников в Нангархаре, Лагмане, активные боевые действия в ряде других провинций).

Сообщалось, что под контролем мятежников находит­ся около 100 уездов и волостей (из 284). Из-за террора, диверсий, блокады коммуникаций в стране не работает 1/3 всех предприятий. Особо подчеркивалось обостре­ние обстановки в северных провинциях ДРА, где нахо­дятся основные объекты нашего экономического сотрудничества. Уход оттуда в юго-восточные районы ДРА (бли­же к границе с Пакистаном) якобы некоторых афганских частей ставит под угрозу существование и этих объектов, и безопасность наших специалистов (более 1,5 тыс. че­ловек).

Эти предложения поддержки ни в КГБ, ни в МВД не получили, хотя в последующем нашим пограничным и армейским подразделениям пришлось этим заниматься, поскольку нарастающая активность мятежников вблизи нашей границы требовала принятия необходимых мер.

Весной 1981 г. основными объектами оперативно-бое­вых действий наших подразделений в ДРА были опреде­лены места дислокации и базы мятежников в западном Припамирье, на Малом афганском Памире и в полосе ответственности пограничных подразделений на всем учас­тке советско-афганской границы.

Для этих действий (по плану «Весна-81») привлека­лись подразделения общей численностью около 2 тыс. человек. До начала активной фазы (март-апрель) в обоих округах (САПО и ВПО) была проведена реорганизация некоторых подразделений (вместо СБО формировались штатные мотомангруппы, в г. Душанбе развертывалась отдельная авиаэскадрилья и др.). Были внесены коррек­тивы в систему управления: в Среднеазиатском погранич­ном округе для непосредственного руководства оператив­но-боевыми действиями наших подразделений в сопре­дельном прикордоне формировалась штатная оператив­ная группа (место дислокации - г. Пяндж, погранотряд) во главе с заместителем начальника войск пограничного округа. В Восточном пограничном округе подразделения­ми, действовавшими на Малом афганском Памире, руководила оперативная группа в кишлаке Лянгар.

Штатная оперативная группа (на правах отдела) была создана и в штабе погранвойск КГБ. Ее возглавил быв­ший начальник войск Среднеазиатского погранокруга ге­нерал И.Г. Карпов.

Иван Григорьевич Карпов знал Центрально-азиатский регион и хорошо понимал специфику оперативно-боевых действий в афганском прикордоне. Его инициатива и ак­тивность в решении афганских вопросов были для нас в штабе весьма полезны. Многие вопросы он решал непос­редственно с генералом В.А. Матросовым, поскольку Вадим Александрович взял за правило лично участвовать в проработке и утверждении практически всех замыслов и планов операций и боевых действий наших подразделе­ний в ДРА.

В конце марта состоялось заседание комиссии Полит­бюро ЦК по Афганистану (Андропов, Громыко, Устинов, Пономарев и др.). Ситуация в ДРА оценивалась как слож­ная. Были одобрены меры и планы командования ОКСВ на лето 1981 г., в том числе по пограничным делам. В эти же дни Ю. В. Андропов рассмотрел и одобрил замысел действий наших пограничных подразделений в северных афганских провинциях.

По этому замыслу («Лето-81») наши подразделения оставались в местах своей дислокации и организовывали оперативно-боевые действия в зонах своей ответственно­сти вдоль всей советско-афганской границы на глубину 10-15 километров.

В первой декаде апреля с этим замыслом был озна­комлен генерал С.Ф. Ахромеев. Сергей Федорович за­мысел действий также одобрил и поддержал нашу просьбу о дополнительной поставке нам бронетранспортеров «БТР-70».

Из всех операций и боевых действий наших подразде­лений в ДРА, проведенных весной этого года, наиболее характерной (и результативной) можно назвать операцию «Мургаб» против участка Тахта-Базарского погранотряда. Операция была начата практически без подготовки, не планово в связи с исчезновением на 7-й погранзаставе ночью 28 марта конного пограничного наряда в составе двух пограничников. Заблудиться они не могли и предпо­ложительно были либо убиты, либо захвачены афганской бандгруппой (данные о появлении небольших групп мя­тежников вблизи границы поступали). Ранее, в 1980 г., на 9-й заставе этого отряда бандитами было совершено на­падение (из засады) на пограничный наряд и был убит старший пограничного наряда.

Первоначально поиск велся ограниченными силами в направлении на Калай-Нау (центр провинции Бадгиз). Но спустя несколько дней понадобилось привлечь допол­нительные силы и средства для проведения операции (руководил ею начальник войск САПО генерал Г.А. Згерский). Вскоре у некоторых задержанных и убитых бандитов были обнаружены предметы одежды и снаряжения, принадлежавшие пограничному наряду. Операция про­должалась около месяца, проводилась активно, посколь­ку была поставлена задача не только найти (живых или убитых) пограничников, но и очистить центральную часть этой провинции от бандитов. Много и результативно работали разведчики.

В конечном итоге удалось установить картину напа­дения душманов на пограничный наряд, зверского убий­ства обоих пограничников (тела их нашли) и примерно наказать бандитов. При этом было ликвидировано не­сколько бандгрупп, уничтожено около 200 мятежников, более 100 задержано, изъято свыше 300 единиц стрелково­го оружия, боеприпасы и документы нескольких бандг­рупп. Наши потери были незначительны.

В этой операции с большой нагрузкой работали вер­толеты, совершив более 900 боевых вылетов, израсходо­вав при этом около 4,5 тыс. НурСов, несколько десятков авиабомб и много других боеприпасов. Особенно эффек­тивными были удары вертолетов с наводчиками на борту из числа местных активистов и работников правоохрани­тельных органов ДРА.

Операция «Мургаб» в тот весенне-летний период была не единственной, проведенной удачно. В мае была получена информация о появлении крупного формирования мя­тежников в районе к. Чахи-Аб (против участка Московс­кого погранотряда). Поднятые по тревоге подразделения (две мотомангруппы на БМП и БТР) с участием афганс­кого подразделения и ополченцев в сжатые сроки блоки­ровали этот район. Мятежники оказали упорное сопро­тивление, но применение боевых вертолетов и бронетех­ники решило исход этой операции — бандформирование было полностью ликвидировано при незначительных по­терях среди афганских военнослужащих. У нас потерь не было.

Эти и некоторые другие эпизоды показывали, что, дей­ствуя «непланово», внезапно, с получением достоверной информации, наши подразделения добивались больших успехов, нежели проводя операции, планируемые заблаговременно. Разумеется, и в первом случае успех зависел не только от достоверности информации, но и от состоя­ния повседневной боевой готовности подразделений, опе­ративно-тактической зрелости офицеров. Активные дей­ствия наших подразделений в зонах своей ответственнос­ти весной 1981 г. в какой-то мере стабилизировали обста­новку в афганской приграничной полосе. Однако в целом обстановка в северных провинциях Д РА ухудшалась.

Мятежники, наряду с диверсиями и террором, перехо­дили к активным действиям на коммуникациях. Наиболь­шая опасность блокады, засад возникала на дорогах Шибирган - Акча - Калиф; Меймене - Андхой и др. Возник­ла и непосредственная угроза газопроводу из ДРА в нашу страну. В апреле бандгруппы совершили несколько нападений на пункты охраны линии газопровода - малочис­ленные посты царандоя (против участка Керкинского погранотряда). Некоторые посты были захвачены мятежни­ками, другие разбежались сами, поэтому газопровод какое-то время практически не охранялся.

Неутешительной была информация и с границы ДРА с Пакистаном и Ираном, особенно из юго-восточных приграничных провинций, территории которых, исключая крупные населенные пункты, контролировались мятежниками. По данным пограничной разведки через границу здесь ежемесячно проникали (с боем или беспрепятствен­но) 3-4 тыс. боевиков. Участились нападения, главным образом с пакистанской территории, на афганские погра­ничные подразделения. В апреле-мае на этих участках произошло более 60 боевых столкновений афганских по­граничников с вооруженными группами мятежников. В отдельных случаях нападавшие группы удавалось лик­видировать, либо рассеять и выдворить их за границу. Но были и неудачи, потери.

По оценкам наших пограничных представителей в Кабуле, командование афганской погранохраны (началь­ник ПВ полковник Пир Мухаммад, его заместители - полковник Пир Фатех и Дауд Шах) работали активно и со­гласованно. Однако не всегда удавалось довести какое-то дело до конца. Отношение к ним со стороны высшего во­енного руководства ДРА по-прежнему не отличалось дол­жным вниманием.

Трудно шло формирование планируемых пяти погра­ничных бригад. Укомплектованность их боевых подразделений - батальонов и рот - была ниже армейской и со­ставляла едва 35-40% штатной численности. Выше уже говорилось, что принудительный призыв стал в армии основным. Теперь же, по инициативе ГВС, каждый род войск должен был «добывать» себе призывников сам.

Вынуждены были заняться этим и пограничники, не имея ни навыков, ни специальных служб, поэтому о каче­стве призыва говорить не приходилось. Как и ранее, остро не доставало боевой и специальной техники (вместо положенных по штату 300 бронетранспортеров имелось лишь 60, вместо 1000 автомобилей - лишь 100 и т. д.). Такие тем­пы развертывания и укрепления пограничных войск, ко­нечно, ничего хорошего не обещали.

Хотя другие силовые структуры, войсковые формиро­вания в ДРА имели и значительную численность, и оснащенность, но их вклад в обеспечение безопасности страны был, мягко говоря, неадекватным.

На этот негативный фактор (пассивность, уклонение от активных действий против мятежников) было указано маршалом С. Л. Соколовым во время его поездки с генера­лом Я. П. Медяником (заместитель начальника ПГУ КГБ, занимался Афганистаном) в последних числах мая по не­которым приграничным провинциям ДРА. Так, при до­вольно высокой численности частей 3-го армейского кор­пуса (г. Гардез) его влияние на обстановку даже в своей провинции было более чем скромным. Длительное время отмечалась активность мятежников в районах Кандагара и Герата, несмотря на довольно высокую численность войск кандагарского корпуса и 17-й пехотной дивизии в Герате. Аналогичные факты наблюдались и в других провинци­ях. Словом, прав был Б. Кармаль, когда задавал вопрос: «Зачем нам такие корпуса и дивизии?» Думаю, эта поезд­ка маршала подтолкнула афганское командование и на­ших представителей к некоторым дополнительным мерам по защите границ Афганистана.

Новым планом на 1981-1983 гг. было предусмотрено развертывание дополнительно трех пограничных бригад. Таким образом, всего развертывалось восемь бригад: че­тыре - на границе с Пакистаном, две - на границе с Ира­ном и две - на северной границе (Мазари-Шериф и Файзабад).

Было намечено также развертывание двух отдельных авиаэскадрилий, двух специальных частей и учебного цен­тра в Кабуле. Для всех намечаемых к развертыванию фор­мирований требовалось более 60 советников-погранични­ков и около 30 переводчиков.

В сравнении с предыдущим планом (февраль 1981 г.) Эти меры выглядели более масштабно (впервые намеча­лось создание подразделений пограничной авиации. Ка­залось бы, они были довольно существенными, но основа­ния сомневаться в их реальности все-таки были. Вопреки первоначальному плану укомплектованность погранич­ных подразделений, обеспечение их боевой и специальной техникой оставались крайне низкими. И не было гаран­тии, что дополнительно развертываемые части будут уком­плектованы лучше. Был и другой фактор, не менее слож­ный: реально этими силами (даже при удовлетворитель­ной их укомплектованности и техническом обеспечении) можно было прикрывать лишь отдельные участки и на­правления, но не всю границу Афганистана. В ГОУ Ген­штаба (нашего) и в аппарате главного военного советни­ка в Кабуле все сомнения на этот счет объясняли, как и раньше, тем, что афганская армия решает основную задачу по борьбе с мятежниками в стране и отвлекать ее силы для решения других задач нецелесообразно. Такие пози­ции в решении проблем безопасности ДРА, конечно, не снижали ответственности аппарата наших советников и специалистов за состояние пограничных дел. Ограничен­ность сил вынуждала искать новые способы их рациональ­ного применения. Впервые за всю историю афганской по­гранохраны наращивалась активность ее пограничной разведки, способность проникать к важным объектам мя­тежников, особенно в Пакистане.

В плане операций на лето 1981 г., разработанном ап­паратом главного военного советника с участием наших офицеров, намечалась и операция «Кордон» — по очистке от мятежников южных и юго-западных приграничных районов силами пограничных и армейских подразделений ДРА. Продолжалось минирование ряда горных проходов и перевалов, других вероятных маршрутов действий мя­тежников на границе. Наметились некоторые сдвиги в привлечении к охране границы вооруженных отрядов ряда племен — «малишей». Был разработан и представлен на утверждение в Ревсовет страны проект Устава по исполь­зованию «малишей» в охране границы. Но главной про­блемой оставалось формирование новых частей и подраз­делений, их подготовка к тяжелым условиям службы в афганском приграничье.

Анализ действий наших и афганских пограничных подразделений весной и летом 1981 г. выявил некоторые общие недостатки в организации их служебно-боевых дей­ствий. О значении повседневной готовности к боевым дей­ствиям уже говорилось. Другой, не менее важный фактор — способность действовать ночью. Казалось бы, для погра­ничников (особенно наших) тут не может быть проблем. Тем не менее мятежники в ночное время действовали бо­лее активно: совершали основные переходы, в том числе караванные, вели разведку и минировали дороги, совершали нападения на военные и другие объекты, обстрели­вали гарнизоны и т. п. Чтобы снизить их ночную актив­ность, нашим подразделениям рекомендовалось самим чаще переходить к ночным действиям. Многое тут зависе­ло от подготовки подразделений, инициативы команди­ров, и порой рейды удавались. Но были и неудачи в связи с пассивностью и боязнью риска. Потери, понесенные мя­тежниками весной и летом 1981 г. в афганском приграни­чье, оказывали влияние не только на мирное население. Среди некоторых бандгрупп возникла неуверенность в исходе борьбы, неверие призывам и обещаниям главарей. Между формированиями различной ориентации (партий­ной, клановой, национальной) все чаще возникали рас­при из-за районов обитания, изъятия материальных средств у населения, набора пополнения и пр. Дело между ними доходило до боевых столкновений с немалыми поте­рями. К сожалению, мы не всегда могли вовремя и досто­верно отслеживать подобные ситуации и с пользой для дела вмешиваться в них.

У нас и афганских властей в Кабуле не было четко выработанной линии в отношении формирований мятеж­ников, состоящих из национальных меньшинств (узбеков, таджиков, хазарейцев и др.), которые проживали в том числе и в северных провинциях. Я уже говорил выше, что пуштунское высокомерье и жестокость Амина породили среди значительной части населения этих провинций оп­позиционность к Кабулу еще в конце 70-х годов.

Попытки Москвы (ЦК КПСС) стабилизировать си­туацию с помощью среднеазиатских республик - по этническому принципу мало что давали: все обычно ограни­чивалось периодическими визитами наших республикан­ских представителей в ближайшие от границы районы проживания соплеменников, раздачей гуманитарной по­мощи да встречами с местными властями. По убеждению наших офицеров, часть формирований мятежников из националистов при определенных условиях можно было бы склонить к сотрудничеству с властями или нейтрализо­вать. Характерный пример - привлечение на сторону вла­стей одного из видных местных авторитетов М. Сидики, отряд которого контролировал ряд приграничных райо­нов против участков Пянджского и Московского погранотрядов. Ранее, будучи членом нелегальной организации «Сеттами мелли» («Вечный гнет»), Сидики был непри­миримым противником «Братьев-мусульман» и выступал за свободные демократические преобразования в северных провинциях ДРА. В аминовский период он не признавал кабульский режим и возглавил крупный вооруженный от­ряд соплеменников — узбеков. Приход правительства Б. Кармаля и наших войск он воспринял положительно и был готов к сотрудничеству. В Кабуле о нем знали и реко­мендовали местным руководителям работать с ним — ра­зумеется, при надлежащем контроле.

С Сидики встречался генерал-майор А.А. Артыкбаев - заместитель начальника войск САПО по разведке и подтверждал возможность сотрудничества с ним. Гене­рал Артыкбаев был опытным разведчиком, хорошо знал центральноазиатский регион, языки и обычаи местного населения, и его мнение было достаточно обоснованным. Однако местное афганское руководство (губернатор, уполномоченный ЦК НДПА в 8-й зоне и др.), вопреки рекомендациям Кабула, проводило линию на дискреди­тацию Сидики и его формирования, и только поддержка нашего командования позволила использовать его воз­можности против мятежников. Были и другие подоб­ные примеры.

Удивительно, но при обилии в СССР ученых, научных школ по проблемам национальной политики, при непосредственном соседстве с Афганистаном среднеазиатских республик с их потенциалом, ни нам, ни кабульскому ре­жиму так и не удалось привлечь на свою сторону население северных провинций — несколько миллионов человек (узбеки, таджики, киргизы и др.).

Известно, что национальный фактор исключительно важен в любом конфликте. В Чечне, к примеру, много лет спустя попытка мятежников привлечь на свою сторону народы Дагестана, как известно, сорвалась, и это серьезно ослабило позиции сепаратистов. Было бы необъективным считать, что руководство Д РА не принимало мер к консо­лидации общества, объединению народов, в том числе на­циональных меньшинств, во имя принципов, провозгла­шенных Апрельской (Саурской) революцией. Состояв­шийся в июне 1981 г. в Кабуле учредительный Конгресс национального отечественного фронта (присутствовало около 1 тыс. представителей от всех слоев населения и на­родностей) подтвердил свободные демократические прин­ципы развития афганского общества, равенство всех на­родов независимо от национальности и вероисповедания. Но реализовать на практике эти идеи и лозунги власти не могли.

В ситуации бессилия Центра и его региональных вла­стей (губернаторы, представители ЦК НДПА в зонах и др.) свободы маневра и инициативы в выборе объектов и способов действий было больше у мятежников, активно поддерживаемых извне. Но и мятежникам не все удава­лось. «Хотя советский воинский контингент не показал себя достаточно эффективным в партизанской войне, -сообщала в то время американская «Вашингтон пост», -моджахедам не удалось захватить ни одного крупного го­рода или провинциальной столицы. Поэтому в последнее время, наряду с военными операциями, мусульманские партизаны стали широко применять тактику индивидуального террора» (добавим: не без участия американских советников и инструкторов).

Борьба за сферы влияния в контролируемых мятеж­никами районах и материально-финансовую подпитку из-за рубежа вынуждала лидеров основных мятежных груп­пировок и их «спонсоров» договариваться. В начале авгу­ста того же года три главных лидера моджахедов Б. Раббани, М. Халес и Г. Хекматьяр на встрече в Пакистане предприняли попытку договориться о создании на терри­тории ДРА единого фронта. Однако противоречия между соперничающими группировками были довольно значи­тельными, и встреча завершилась обещаниями объединения и координации усилий в борьбе с правительством Кармаля и учреждением «Комитета согласия». Согласия тогда не получались, и уже в сентябре в ряде пригранич­ных провинций ДРА (Пактия, Герат, Газни и др.) были от­мечены крупные стычки между формированиями мятеж­ников.

Вторая половина лета 1981 г. прошла в острой борьбе за обладание стратегической инициативой. Наибольшую активность мятежники проявили в приграничных провин­циях Кунар, Пактия, Кундуз, Тахар, и особенно - в провинциях Кандагар и Герат. Резко возросли теракты в Ка­буле. По-прежнему была высокой их активность на ком­муникациях. В конце июля на границе с Пакистаном мя­тежниками был окружен и разгромлен 909-й погранбата-льон, а несколько дней спустя на этой же границе попал в окружение и понес большие потери 916-й пограничный батальон (выручил резерв соседнего батальона). Из-за блокады мятежниками основных дорог в приграничье рез­ко ухудшилось снабжение многих пограничных подразде­лений, возросли их потери, участились случаи дезертир­ства, в том числе среди офицеров.

По информации нашего посла в Кабуле Ф. А. Табеева, ситуация вокруг объектов нашего сотрудничества на севе­ре ДРА и безопасности наших специалистов настолько обострилась, что, если не принять специальных мер (на афганскую охрану он уже не рассчитывал), то придется свертывать всю работу. Надо признать, что на тревогу посла какой-либо реакции нашего руководства не после­довало.

В аппарате главного военного советника с участием наших специалистов принимались экстренные меры: сроч­но доукомплектовывались пограничные батальоны и роты, было начато формирование 909-го погранбатальона, организованы частные операции по очистке от мятеж­ников пограничных районов Спинбулдаг и Ургун. Попол­нялись запасы материальных средств, впервые организо­вывалась система скрытой связи и т. п. Словом, работы для наших советников хватало. Но существовал график замены, и из Кабула уезжал представитель погранвойск КГБ (в ранге заместителя главного военного советника) генерал-лейтенант В. И. Константинов.

Не побоюсь сказать, что Валентин Иванович был од­ним из лучших наших пограничных представителей в ДРА. Опытный профессионал, прошедший в погранвойсках путь от начальника заставы до начальника войск Тихо­океанского пограничного округа, а затем 1-го заместителя начальника штаба ПВ, он объективно оценивал ситуацию в Афганистане и на его границах, понимал значимость защиты в тот драматический период и умел находить оп­тимальные решения в сложной обстановке. Искренний и прямолинейный в отстаивании своей позиции, он не все­гда находил поддержку в аппарате главного военного со­ветника в Кабуле, но при нем пограничные войска ДРА не просто сохранились, но и значительно окрепли. Заменял его генерал-лейтенант Н. И. Макаров, бывший до этого начальником войск Закавказского пограничного округа.

Для нас, в штабе погранвойск, первостепенное значе­ние имела ситуация в северных приграничных провинци­ях ДРА. По данным нашей разведки и информации из Ка­була она, как и по всему Афганистану, была довольно сложной. Здесь действовало около 170 формирований мятеж­ников общей численностью свыше 10 тыс. человек. Наибольшую активность они проявляли в провинциях Герат, Балх, Фарьяб и Бадахшан. В августе большая группа мя­тежников на автомобилях совершила днем нападение на одно из центральных подразделений царандоя в Герате и разгромила его, при этом были убиты руководители ца­рандоя.

В этот период соединения и части 40-й армии и армии ДРА с участием боевых групп «Каскад» и отрядов СГИ (органы безопасности ДРА) провели ряд крупных опера­ций против мятежников в приграничных провинциях. Успешной была операция в провинции Кунар, в ходе кото­рой было разгромлено более 15 формирований мятежников, снята блокада гарнизонов в Асадабаде и Барикуте, очищены основные коммуникации провинции.

Наши пограничные подразделения (СБО, ММГ) рас­полагались в двадцати пунктах северных провинций (включая два гарнизона на Малом афганском Памире). Их оперативно-боевая деятельность осуществлялась в ос­новном путем проведения рейдов, засад, минирования от­дельных участков местности и ведения разведки.

В конце июля в район населенного пункта Сеабдашт (против участка 117-го погранотряда) был выдвинут свод­ный боевой отряд (СБО) с большой группой афганских ополченцев (около 100 человек). Этот отряд закрыл воз­можность перемещения банд в Рагское ущелье и обратно (ущелье густозаселенное, контролируемое ими). Однако, вскоре объединенные группы мятежников (более 200 че­ловек) с тяжелым оружием закрепились на подступах к Сеабдашту начали готовиться к нападению на городок. По замыслу оперативной группы округа, утвержденному в ГУПВ, было намечено ликвидировать эту группировку мятежников.

Боевые действия проводились частью СБО, десантно-штурмовой группой (из резерва), подразделениями афганских пограничников и ополченцев с использованием бронетехники (БМП, БТР) и поддерживающей авиации (эскадрилья вертолетов). Мятежники, используя инженер­ное оборудование (дзоты, отдельные огневые точки, окопы и пр.), оказывали упорное сопротивление, но были раз­громлены. При этом около 140 мятежников было уничто­жено, более 50 взято в плен (в том числе и главарь форми­рования). У нас погибло три пограничника (из них два офицера), потери афганских подразделений были незна­чительны. Руководил операцией заместитель начальника оперативной группы подполковник Б.Г. Мирошниченко Ликвидация банформирования стабилизировала обста­новку против участка Московского погранотряда.

Анализ общей обстановки в Афганистане и на его гра­ницах объективно приводил к выводам о необходимости принятия более эффективных мер по ликвидации основ­ных сил и баз мятежников с началом осени. Такой настрой был у большинства наших руководителей, кто занимался тогда Афганистаном. В первых числах сентября в ГУПВ был вызван для доклада предложений и получения задач начальник войск САПО генерал Г.А. Згерский. К его прибытию штабом и оперативной группой был подготовлен и предварительно согласован в Генштабе с генералом С. Ф. Ахромеевым замысел оперативно-боевых действий наших подразделений в приграничных районах ДРА на осень 1981 г. Он предусматривал проведение ряда част­ных операций по очистке от мятежников отдельных районов (в окрестностях Андхоя, на направлении Кушка, Баламургаб и др.), а также участие погранвойск в совмест­ных операциях с частями 40-й армии и афганскими войс­ками в районах стыка границ СССР-Иран-ДРА; городов Акча, Имамсахиб и севернее Файзабада. Всем подраз­делениям также ставилась задача по ликвидации в зоне их ответственности наиболее активных бандгрупп, выявле­нии и уничтожении баз и других мест подготовки мятеж­ников к зиме. После обмена мнениями и некоторой корректировки отдельных вопросов, этот замысел и задачи для Среднеазиатского (САПО) и Восточного (ВПО) по­граничных округов были оформлены директивой.

Но оставалась одна трудно решаемая проблема: мя­тежники к лету 1981 г. активно освоили несколько горных перевалов на северном участке афгано-пакистанской гра­ницы, откуда был удобен доступ в известное Панджшерское ущелье, выходящее в районы Кабула и Чарикара.

Наиболее удобным местом, откуда можно было дер­жать под контролем эти перевалы на границе, являлся высокогорный к. Коран-О-Мунджан. Практически отрезан­ный от крупных населенных пунктов и воинских гарнизо­нов более чем на сотню километров, он был слабо защи­щен. Туда не раз направлялись афганские подразделения, но все они не могли продержаться более месяца: иметь на важнейшей коммуникации такую «занозу» мятежники не могли себе позволить. Поэтому там надо было основатель­но закрепиться и надежно закрепить действующие пере­правы.

Командование 40-й армии подобный вариант не пла­нировало и это вынуждало нас самостоятельно начинать подготовку к экспедиции, разумеется, с активной развед­ки, оценки и анализа событий, там происходящих. Но на границе любые планы и прогнозы изменчивы: в начале сентября на 3-й погранзаставе Пянджского погранотряда были обнаружено нарушение границы — переход в Афга­нистан. Нарушителей (3 человека), что называется, с ходу, задержать не удалось и пришлось поисковые действия пе­ренести на сопредельную территорию - на Имамсахибское направление. Вскоре было установлено, что границу нарушили трое юношей из местного (приграничного) ПТУ, мотивы их ухода назывались разные. Поисковые дей­ствия велись в районе, где активно действовали мелкие группы мятежников, так что «попутно» приходилось за­ниматься и ими.

Спустя неделю были получены сведения, что эти юно­ши были задержаны мятежниками из бандгруппы Латифа (действовала в районе Имамсахиба) и отправлены в юго-западный горный район. Оперативной группе была поставлена задача: поиск прекратить, вести активную раз­ведку в районе предполагаемого нахождения разыскиваемых, имея в готовности резерв. Тогда же подтвердились опасения, что ряд афганских островов на реке Пяндж (в том числе и наиболее крупный — о. Даркад), а также при­брежная зона против смежных флангов Московского и Хорогского погранотрядов освоены мятежниками. Было предусмотрено подготовить и провести операцию по очи­стке всей этой зоны.

Надо признать, что не все наши замыслы и планы уда­валось реализовать в намечаемые сроки (отложить на вре­мя, к примеру, пришлось и эту операцию): владея в целом инициативой в зонах своей ответственности, нашим под­разделениям не всегда удавалось упреждать события, на­вязываемые мятежниками. Их активность все в большей степени инициировалась и обеспечивалась внешними си­лами. Так, по сообщению американской компании «Эй-би-си» (весьма осведомленной), мятежники за время при­сутствия советских войск в ДРА (1,5 года) получили ору­жия, боеприпасов и снаряжения на сумму более чем 100 млн. долларов. «США связались со мной сразу же пос­ле того, как началось вторжение, — рассказывал президент Египта А. Садат журналистам в сентябре 1981 года, — и потребовали оружия для афганских повстанцев из запа­сов советского вооружения, находившегося в Египте...»

К осени 1981 г. действиями антиафганской коалиции (США, Пакистан, КНР, Египет и др.) против ДРА были созданы две довольно внушительные группировки мятеж­ников: одна — в Пакистане и Иране (более 50 центров под­готовки и школ, где находилось более 30 тыс. моджахедов), другая — непосредственно на территории ДРА (около 40 тыс. человек). Как и ранее, наиболее сильная группи­ровка мятежников (около 170 бандгрупп общей численно­стью свыше 9,5 тыс. человек) действовала в семи пригра­ничных провинциях на афгано-пакистанской границе. В трех приграничных с Ираном провинциях насчитыва­лось около 80 бандгрупп общей численностью более 3,5 тыс. человек. В целом на границе с Пакистаном и Ира­ном из 49 пограничных уездов и волостей власти контро­лировали лишь 10. Как видим, не требовалось особого во­ображения, чтобы понять, какими по составу и боеспособ­ности должны были быть погранвойска ДРА, чтобы на­дежно обеспечить защиту границы. Но в руководстве си­ловыми структурами ДРА и нашем аппарате ГВС, как ви­дим, мыслили иначе.

Блокада мятежниками важнейших дорог, связываю­щих север ДРА с центром, вызвала скопление грузов, в том числе взрывоопасных, в пограничных портах. К осени 1981 г. в нашем порту Термез скопилось такого груза бо­лее 40 тыс. тонн, в афганском порту Хайратон — около 35 тыс. тонн и т. д. В донесениях из Кабула наш посол, представители Минобороны и КГБ, ссылаясь на эти об­стоятельства, продолжали настаивать на вводе в Афгани­стан двух полков МВД для охраны объектов в северных провинциях ДРА. Но реакция советского руководства и на этот раз была отрицательной.

И все-таки наиболее драматичная ситуация склады­валась на границе с Пакистаном и Ираном. В 20-х числах сентября был окружен и разгромлен 913-й афганский погранбатальон, дислоцированный в местечке Маруф провинции Кандагар, а его остатки сдались мятежникам. Этот батальон, слабо укомплектованный, длительное время находился в окружении мятежников, периодически снаб­жался по воздуху, но израсходовал все боеприпасы и про­довольствие. Положение батальона командованию было известно, но мер по его спасению принято не было. Высаженная в расположение батальона небольшая группа офи­церов во главе с начальником политотдела погранбригады была расстреляна мятежниками. К ним попало все во­оружение батальона, в том числе несколько бронетранс­портеров «БТР-60 ПБ». Опять сработал фактор, как и в случае с пограничной ротой, разгромленной в районе Ко-лай-Ко, озвученный однажды одним из руководящих во­енных советников в Кабуле: «Ваши войска, вы с ними и разбирайтесь».

К чести маршала С.Л. Соколова и генерала С.Ф. Ахромеева, они дали острую оценку этому событию и внесли некоторые коррективы в систему управления и ответствен­ности командования афганских армейских корпусов и ди­визий за состояние приданных им пограничных подраз­делений. Это было тем более необходимо, что в силу цело­го ряда причин (и опять-таки несогласованности и безот­ветственности) многие афганские пограничные подразде­ления, как и в 1979 г., вновь оказались без поддержки ар­мейских сил и обеспечения. И это при том, что в тактике мятежников стало больше скоординированности в прове­дении операций и других действий, улучшилась их осна­щенность, масштабнее проводились пропагандистские меры и главным образом среди армейских и пограничных формирований.

Все это настоятельно требовало не просто наращива­ния активности правительственных сил ДРА и наших войск, но и широкого применения новых, нетрадицион­ных форм и способов действий. Ряд операций, к примеру, проведенных в то время в восточных и юго-восточных при­граничных провинциях армией с привлечением подразделений и органов царандоя и СГИ, были успешными. Од­нако настоящего, системного взаимодействия разнород­ных многочисленных сил и средств пока не получалось. В северных приграничных провинциях так и не были про­ведены запланированные с участием наших пограничных подразделений операции на направлении Кушка-Баламургаб в районе стыка границ трех государств, в Имамсахибской зоне, где располагались значительные силы мятежников.

Наши пограничные подразделения в этот период ос­тавались в местах своей дислокации на территории ДРА, имея общую численность 1500-1700 человек. За время сво­его пребывания здесь они провели около 60 операций и других оперативно-боевых действий (рейды, засады, по­иски и др.), в результате которых было ликвидировано 29 формирований мятежников с большими для них поте­рями (убито около 3,5 тыс. человек и захвачено в плен бо­лее 3 тыс.), изъято свыше 2 тыс. единиц огнестрельного оружия, большое количество боеприпасов. У нас (на 1.10.81 г.) погибли 23 пограничника, утрачены (уничто­жены) 2 бронетранспортера и 4 вертолета.

В конце сентября подразделениями 66-го Хорогского погранотряда совместно с афганскими пограничниками был задержан караван (вьючных лошадей) с оружием и боеприпасами на пути из Коран-О-Мунджана. По пока­заниям задержанных, караван доставил в Пакистан боль­шую партию лазурита (этот полудрагоценный камень добывался в районе Коран-О-Мунджана), а в Пакистане был загружен оружием и боеприпасами. Однако и у нас не все получалось, как задумывалось, в этих труднодоступ­ных горных районах Памира и западного Припамирья. Пример тому — наши потери в Куфабской операции.

Мы, люди военные, часто желаем друг другу удачи, особенно в экстремальных ситуациях. Но удача приходит лишь к тому, кто, не уповая на нее, просчитал десятки ва­риантов возможных действий своих сил и сил противника и выбрал тот, который дал ему преимущества. К сожале­нию, в Куфабской операции все было не так.

Куфабское ущелье в афганской провинции Тахор на­чинается в 20-30 км от нашей границы (против стыка Московского и Пянджского погранотрядов) и далее пере­ходит в глубокий горный каньон (глубиной до 1 тыс. м), протяженностью около 50 км. В ущелье располагалось около 20 кишлаков. Исключительно сложные горные условия обеспечивали относительно безопасное базирова­ние нескольких довольно крупных формирований мятежников (известного главаря Вахода и др.). Операция, про­веденная здесь в августе 1981 г. под руководством началь­ника оперативной группы САПО полковника Н.Т. Будько, была довольно успешной, при минимальных для нас потерях.

Однако спустя 1,5-2 месяца в Куфабе снова активизи­ровались мятежники, и это обусловило необходимость проведения новой операции. Замысел, разработанный оперативной группой (ОГ) САПО, рассматривался у нас в штабе и с некоторыми поправками был принят в октяб­ре. Предусматривалось силами трех маневренных и од­ной десантно-штурмовой группой при поддержке эскад­рильи вертолетов осуществить внезапную высадку десан­тов (вертолетных) для блокирования основной базы мя­тежников в Куфабском ущелье, огневое подавление (в ос­новном вертолетами) их выявленных сил и последующее прочесывание (поиск) намеченных районов.

15 октября полковник Будько по радиотелеграфу до­кладывал генералу В.А. Матросову о состоянии готов­ности к операции. Сама идея замысла, по нашим оцен­кам, была целесообразна, но в ходе заслушивания возни­кали некоторые вопросы (я вместе с офицерами опера­тивной группы ГУПВ находился на этом же пункте свя­зи). В частности, с обеспечением безопасности высадки первого эшелона десанта, со сроком начала операции (он не был конкретно определен) и др. В завершение перего­воров генерал Матросов поручил полковнику Будько до­работать эти и некоторые другие вопросы подготовки опе­рации.

Вечером 16 октября ко мне зашел Вадим Александро­вич, сообщив, что он приглашен на субботу (17-го) друзь­ями-охотниками в один из районов Подмосковья. У меня было, признаюсь, какое-то предчувствие от некоторых невыясненных деталей замысла Куфабской операции, но Матросов был уверен, что оперативная группа САПО все доработает и без санкции из Главка операция не начнется. Однако, на следующий день (17 октября) около 4 часов утра мне позвонил оперативный дежурный ГУПВ. Он доложил, что на афганской территории против участков Московского и Пянджского погранотрядов начаты боевые действия и у нас есть потери.

Прибыв в ГУПВ вместе с дежурной оперативной груп­пой, мы начали выяснять ситуацию. Сразу сделать это было трудно, поскольку по месту дислокации оператив­ной группы САПО (в пгт Пяндж) никого из руководства на месте не было. Начальник войск САПО генерал Г. А. Згерский был в одном из погранотрядов, находился в пути и связь с ним отсутствовала. К тому же, ни он, ни начальник штаба округа полковник В.Н. Харичев к разработке этой операции практически не привлекались (что уже было нашей ошибкой). На передовом командном пункте оперативной группы (застава «Иол» Московского погранотряда) находился заместитель начальника опергруппы по разведке подполковник А. Халиков. Он и сообщил непри­ятную весть: операция в Куфабском ущелье началась с рассветом, первый эшелон десанта (около 60 человек на вертолетах) при подходе к местам высадки попал под силь­ный огонь душманов. Есть убитые и раненые. Вертолет с полковником Будько (он оказался в составе первого эше­лона десанта) был обстрелян из крупнокалиберных пуле­метов, сам он был тяжело ранен, и вертолет, не приземля­ясь, доставил его на базу, в госпиталь. Высадившиеся под сильным огнем душманов десантные группы несут поте­ри, сгорел один вертолет, в группах нет устойчивого управления, поскольку старший этого эшелона десанта ка­питан С. Богданов убит (потом это, к счастью, не подтвердилось), поэтому надо незамедлительно эвакуировать эти группы. Доклад этот, при всех его погрешностях в дета­лях, вырисовывал довольно трагичную перспективу для высаженного десанта: устойчивого управления нет, боль­шие потери (7 пограничников убитых, 8 раненых), бое­припасы на исходе, и душманы, что называется, не дают поднять головы. Но и эвакуация оставшихся людей в этих условиях могла обернуться худшими для них последстви­ями. Надо было искать другое решение, уточнив возмож­ности и готовность подразделений, оставшихся на базе, а также огневые возможности эскадрильи вертолетов. Этим и занялись офицеры оперативной группы, прибывшие на Лубянку, а вскоре наладилась и связь с командованием САПО в Ашхабаде. Прояснилась основная причина не­удачи: операция для душманов не была внезапной из-за пренебрежения нами скрытностью подготовки, особенно при полетах вертолетов над районами предстоящей вы­садки десанта. Были и другие тактические просчеты. За это время душманы получили возможность подготовиться.

Не знаю уж, по чьей инициативе - Матросова или са­мого Андропова, но с самого начала наших действий в Афганистане стало правилом докладывать руководству КГБ о начале каждой серьезной операции в ДРА, о ее ходе и итогах (итоги обычно докладывались запиской). Мне, откровенно говоря, не хотелось звонить на квартиру Ю.В. в столь раннее время (да еще с такими «новостями»), и я позвонил его первому заместителю - генералу С. К. Цвигуну. Семен Кузьмич, выслушав мой короткий доклад, за­дал несколько уточняющих вопросов и сказал, что вскоре будет на Лубянке.

Усилиями офицеров оперативной группы ситуация в Куфабе стала проясняться. Понемногу налаживалась связь с группами десанта, восстанавливались система огня и управления. Взвесив все «за» и «против», мы однозначно решили, что единственный способ сохранить там людей, а потом и завершить операцию — высадить следующий эше­лон десанта, предварительно подавив ударами вертоле­тов основные огневые точки душманов. Этот десант должен был объединить разрозненные группы первого эше­лона, организовать эвакуацию раненых и убитых, восста­новить систему огня и надежного управления.

Едва передали эти указания на КП опергруппы в САПО, последовал звонок из приемной Андропова: вы­зывает Юрий Владимирович (Цвигун, видимо, позвонил ему после разговора со мной). Андропов (Цвигун тоже был в кабинете), не дослушав мой доклад, бегло взглянул на карту и спросил; почему так произошло. Причины, разумеется, были, но мне казалось в этой обстановке более важ­ным доложить нашу оценку ситуации в Куфабе и предпо­лагаемые меры ее стабилизации. Но Ю. В. это не остано­вило и он, не стесняясь в выражениях, высказал мне все, что думал по этому поводу. Особое его негодование вызва­ли потери среди пограничников. Страсти накалились, и когда на его вопрос, что мы намереваемся делать, я доло­жил замысел новой высадки второго десанта, он воспро­тивился: «И его тоже под пули?». Понадобилось много уси­лий, чтобы убедить Ю.В., что иного выхода нет, и этот вариант наиболее верный. Меня неожиданно поддержал генерал Цвигун, до сих пор молчавший, и Андропов мах­нул рукой: «Действуйте».

Второй эшелон десанта был высажен в тот же день после предварительных ударов вертолетами по выявлен­ным объектам душманов. Он должен был объединиться с первой группой, расширить позицию десанта и закрепить­ся на ночь. Задача эта была выполнена практически без потерь. Вадим Александрович прибыл к вечеру, избежав того андроповского гнева. Впрочем, каждый из нас глубо­ко сознавал свою вину в случившемся и оправдания тут были бы просто неуместны. За ночь удалось подготовить­ся к наращиванию наших усилий в Куфабе, организовать с утра воздушную разведку, удары вертолетов по новым целям, доставку боеприпасов, продовольствия и пр.

Руководство действиями в операции вместо раненого полковника Будько было возложено на начальника шта­ба САГТО полковника В.Н. Харичева, знающего эти рай­оны и имеющего боевой опыт.

На следующий день в Куфабское ущелье было органи­зовано дополнительное десантирование резерва, а также задействовано афганское подразделение и отряд ополчен­цев. Этими силами были ликвидированы основные очаги сопротивления мятежников, проведена очистка восточной части Куфаба и нескольких кишлаков от остатков рассе­явшихся банд.

Казалось, положение нормализуется и дело идет к ус­пешному завершению операции, но, видно, судьбой были уготованы ее участникам тяжелые испытания. 25 октября при движении по ущелью колонна одной из наших манев­ренных групп и афганского подразделения в районе к. Сарипуль подверглась нападению из засады крупного банд­формирования. При этом под огонь мятежников попали не только группы разведки и боевого охранения, но и ос­новные силы.

Нападение отбили, но с большими для нас потерями: погибло 10 пограничников (в том числе три офицера), де­вять человек было ранено. Понесли потери и афганские военнослужащие. И опять основными причинами тяже­лых потерь были неумелые действия руководства опера­цией и командиров подразделений, неудовлетворительная разведка и боевое охранение. Становилось ясно, что в слож­нейших условиях Куфабского ущелья мы недостаточно подготовлены (особенно офицеры) к активным поиско­вым и боевым действиям. Поэтому решение, выработан­ное совместно с командованием САПО и утвержденное генералом Матросовым, предусматривало сосредоточе­ние всех подразделений в трех опорных пунктах, органи­зацию надежного боевого охранения, разведку и нанесе­ние ударов вертолетами по выявленным объектам мятеж­ников.

Сообщение о новых потерях (докладывал генерал Матросов) Андропов также воспринял болезненно и при­казал разобраться в причинах потерь и установить ви­новных. В район операции был направлен начальник опе­ративной группы ГУПВ генерал И. Г. Карпов.

До первой декады ноября наши подразделения в Ку­фабе вместе с афганскими подразделениями и ополченца­ми провели несколько рейдов и поисков по проверке от­дельных кишлаков, а затем поэтапно были переброшены вертолетами в места своей дислокации. Последними вы­ходили из Куфаба афганские военнослужащие и ополченцы. Потери мятежников в ходе этой операции составили около 140 человек убитыми и более 60 раненых.

Для нас это была, пожалуй, первая крупная неудача в афганской кампании, начиная с 1980 г. И причины боль­ших потерь заключались не только в особых, сложней­ших условиях проведения операции, но и проявлении слабых профессиональных навыках офицеров и личного состава по ведению боевых действий и поисков в высоко­горных условиях, просчетах оперативной группы округа в планировании операции и главное — в ее подготовке. Серьезные ошибки были допущены и нами, в Центре. Ошибочной была практика подготовки и ведения опера­ций без участия командования округа, полагаясь только на начальника оперативной группы. Были и другие про­махи в работе управленческих органов, причастных к операции, и вполне логичным представлялся глубокий анализ основных этапов этой операции, их разбор с уча­стием офицерского состава оперативных и маневренных групп и СБО. Но опять возникли проблемы секретности, запрет на обсуждение подобных проблем даже в офи­церской среде...

Кстати, с полковником Н. Т. Будько, руководителем оперативной группы САПО и одним из первых постра­давших в этой операции, мне довелось в конце 80-х годов и позднее работать вместе — вначале на Высших погранич­ных командных курсах (ВПКК), которыми я руководил, а затем в Центре оперативно-пограничных исследований (ЦОПИ) ФПС (там мы оба работаем, будучи уже в от­ставке). Образцовый начальник пограничного отряда на Кавказе, он был назначен начальником оперативной груп­пы округа по рекомендации штаба погранвойск, с учетом его хороших профессиональных и командирских качеств. Оправившись от тяжелого ранения (последствия, к сожалению, остались), полковник Будько продолжал службу на ВПКК и был там одним из лучших начальников кафедры. У меня не раз возникало желание прояснить в беседах с ним, что же еще тогда, в октябре 1981 г. привело к неуда­чам в Куфабском ущелье? Но Николай Трофимович, че­ловек сдержанный и деликатный, уходил от этой темы, видимо, тяжкой для него даже спустя много лет.

Привожу эти подробности, чтобы подчеркнуть, что в афганской кампании командиру, руководителю для побе­ды в бою или операции было мало личного мужества и высокого профессионализма. Те условия (как впрочем, потом п в Чечне) требовали критического осмысливания всей совокупности наших форм и способов оперативно-боевых действий. В частности, резко возрастала роль и ответственность органов разведки. В горах, где огонь вел­ся чаще на предельных дистанциях, автоматы явно усту­пали винтовкам. Остро ощущалась потребность в снай­перах, саперах. Тактика партизанской борьбы, применяе­мая мятежниками, требовала строжайшего соблюдения оперативной маскировки: предельной скрытности на всех этапах подготовки операции, применения неожиданных для душманов форм и способов действий. При любой мо­торизации и аэромобильности подразделения резко возрастали физические нагрузки на личный состав и офице­ров, так как действовать в горах чаще всего приходилось в спешенном порядке, с увеличенным запасом боеприпасов, продовольствия и пр. Поэтому потребовалось срочно вно­сить коррективы в подготовку наших подразделений, фор­мы и способы их оперативно-боевых действий в ДРА.

Но вскоре возникла иная задача, довольно сложная и серьезная, отодвинувшая многие другие: нам было прика­зано взять под свой контроль приграничные районы всех северных провинций ДРА и центры этих провинций (исключая провинции Герат и Бадахшан), для чего нужно было подготовить и ввести в эти районы новую группировку подразделений. Нельзя сказать, что мы полностью исключили подобный вариант: настойчивые просьбы по­сла и военных представителей из Кабула о защите объек­тов нашего сотрудничества на севере ДРА, а также нарас­тающие проблемы у нашего Ограниченного контингента войск в тех районах должны были нас затронуть.

15 октября Ю.В. Андропов предупредил В.А. Матросова (строго конфиденциально) о предстоящем выполне­нии подобной задачи, подчеркнув, что с этой идеей к нему неоднократно обращался маршал Д. Ф. Устинов.

Спустя несколько дней, после предварительной про­работки этой задачи, генерал Матросов и я встретились с начальником Генштаба маршалом Н.В. Огарковым и его заместителем генералом С.А. Диковым. Сообщили им нашу точку зрения, поддержанную Андроповым: вновь возникшие задачи в Афганистане решать специально сформированными и подготовленными подразделениями. Снять с границы личный состав и технику для их фор­мирования мы не можем, поэтому нам необходимы: допол­нительная численность (минимум 3-3,5 тыс. человек), бронетехника (боевые машины пехоты, бронетранспортеры), артвооружение и вертолеты (30-40 единиц). Все это было оформлено запиской с расчетами и обоснованиями. Маршал Огарков поддержал все наши предложения и просьбы, кроме вертолетов («авиапромышленность недо­статочно поставляет их армии»).

Андропов торопил с подготовкой необходимых мате­риалов, и мы работали, что называется, в усиленном ре­жиме. Штабу ПВ нужно было в течение недели с учетом мнения командования САПО разработать замысел на­ших новых действий в ДРА, определить районы и места дислокации вводимых туда подразделений, порядок и обеспечение их выдвижения (во многие районы, контро­лируемые мятежниками, естественно, в ходе боевых дей­ствий или проведения специальной операции). Вскоре за подписью Ю.В. Андропова и Д.Ф. Устинова нами были подготовлены записка в ЦК КПСС и проект поста­новления Совета Министров СССР «О дополнительных мерах по стабилизации обстановки в северных провин­циях ДРА», где был кратко изложен замысел наших действий и порядок его исполнения. Для реализации наме­ченных мер предусматривалось сформировать девять мотоманевренных групп (из них две - резервные). Учи­тывая опыт применения предшествующих подразделе­ний (СБО, ММГидр.), в том числе и неудачный, в штабе особо тщательно прорабатывалась структура и боевой состав мотомангрупп, которым предстояло действовать в основном самостоятельно. Окончательный, оптималь­ный, по нашему мнению, состав маневренной группы, численностью немногим более 300 человек был разрабо­тан и утвержден таким:

- три пограничные заставы (по 50 человек):

- одна — на боевых машинах пехоты (БМП),

- две — на бронетранспортерах (БТР);

- минометная батарея (120-мм);

- разведывательный взвод;

- противотанковый взвод (с ПТУРСами — для раз­рушения дотов, дзотов, огневых точек мятежников в горах и пр.);

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: