Афганская поговорка 5 страница

Погранбатальон (четыре роты и два КПП) был уком­плектован на 55-60%. Границу контролировал лишь на отдельных направлениях, остро нуждался в доукомплек­товании, пополнении вооружением и транспортом. В результате недавнего нападения мятежников и захвата ими нескольких пограничных постов, открытым оказался уча­сток афгано-иранской границы от к. Кармана до Зульфагара (стык границ СССР, Ирана и ДРА) - около 150 км. Командование дивизии и царандоя, а также наши совет­ники сообщали, что планируется операция по очистке этого участка от мятежников и прикрытие его двумя погранротами из Кандагара.

Вечером выкроили несколько часов для знакомства с городом. Герат — город древний, основанный, по легендам,

еще Александром Македонским — по пути в Индию. За­нимает важные географическое положение и издревле име­нуется «западными воротами Афганистана». Он распо­ложен в долине реки Герируд, с многочисленными канала­ми и арыками. Улицы прямые и широкие, нет столпотво­рения людей, машин и животных (в отличие от многих афганских городов). В старой части города сохранились остатки древней крепости, говорят, времен Тамерлана. Там же находится знаменитая гератская соборная мечеть Джам с многочисленными воротами, реставрацией которой ру­ководил великий Алишер Навои. В городе много зелени, дорога в аэропорт буквально укрыта огромными соснами. В Кабуле А. А. Власов и В. А. Кириллов сообщили, что 1 сентября они были приглашены Али-Шахом в МВД для беседы. Али-Шах, как и ранее, заявил о враждебной дея­тельности «четверки» (министров), которая якобы на­правлена лично против Амина и поддерживается Н. Тараки. Он не исключал с их стороны каких-либо силовых действий и настойчиво просил поставить об этом в извес­тность посла и сообщить в Москву. Было ясно, что Али-Шах действует по указанию Амина, причем впервые Тараки открыто объявляется его противником, а это уже не исключает открытой конфронтации между ними с непред­сказуемыми последствиями. Б.С. Иванов подтвердил дос­товерность этой информации другими источниками, и мы в тот же вечер пришли к послу.

Александр Михайлович оценивал эту информацию как весьма серьезную, и соответствующая телеграмма была отправлена в МИД и КГБ. Надо сказать, что борьба в верхнем эшелоне ДРА при нарастании активности мятежников действовала удручающе не только на наших афганских друзей, но и на нас. Порой возникало ощущение какой-то безысходности, неспособности не только аф­ганских, но и кремлевских властей стабилизировать ситу­ацию в стране.

С прибытием оперативной группы генерала И.Г. Пав­ловского активизировались действия афганской армии и сил безопасности. Применением авиации удалось попра­вить положение в провинции Кунар после ухода к мятеж­никам 30-го горно-пехотного полка, наладить снабжение по воздуху блокированных мятежниками частей в пригра­ничной провинции Пактия. Несколько удачных рейдов провели части Гардезского гарнизона против мятежников, пытавшихся блокировать г. Гардез. 8 сентября началась крупная операция частей 8,7,12 и 14-й дивизий, подразде­лений и органов царандоя и АГСА в провинциях Газни и Пактия. В эти же дни в провинции Герат началась опера­ция 17-й пехотной дивизии в приграничных с СССР и Ираном районах. Не нужно быть военным специалистом, чтобы понимать, сколько сил и материальных ресурсов при этом расходовалось.

К сожалению, итоги были весьма скромными: мятеж­ники уклонялись от столкновений с крупными армейски­ми силами, отсиживались в горах, а затем наносили уда­ры из засад по колоннам, мелким подразделениям и гарнизонам. В провинции Герат, к примеру, они вышли на подступы к Тургунди (Кушка) и завязали боевые действия с армейскими и пограничными подразделениями ДРА не­далеко от нашей границы. В этой же провинции они со­вершили нападение на ряд строительных объектов и под­разделения царандоя, а в соседней провинции Бадгиз бло­кировали Баламургаб (в 30 км от нашей границы), где оборонялись две пограничные роты и управление погранбатальона. Связь с ними была утрачена, а попытки ар­мейских подразделений из Меймене оказать им помощь срывались засадами мятежников.

Возросла их активность и на подступах к Кабулу, осо­бенно в восточной части. Здесь в первых числах сентября попал в окружение оперативный батальон царандоя и при попытке оказать ему помощь понес тяжелые потери отряд поддержки, при этом был убит командующий царандоем Кабульской провинции. И, конечно, в этой ситуации абсо­лютно нелепо и необъяснимо выглядела борьба враждую­щих группировок Тараки - Амина: ведь было ясно, что с захватом Кабула мятежники не пощадят ни тех, ни других (что, кстати, и произошло позднее). Но что было, то было...

Характерно, что даже в этой обстановке Амин не отка­зывался от пуштунских притязаний. Так, 7 сентября на пресс-конференции в Кабуле на вопрос иностранного кор­респондента - намерено ли правительство ДРА более прочно закрыть границы с Ираном и Пакистаном, он от­ветил утвердительно в отношении границы с Ираном. «...Что же касается границы с Пакистаном - заявил он, то здесь население пересекает границу в обоих направлениях... Кочевники же, число которых около 3 млн. человек, кочуют от реки Инд до Аму-Дарьи. В этих условиях воп­рос о границе является очень сложным».

В эти же дни в посольстве состоялась негласная встре­ча А. Сарвари (пока еще руководитель АГСА) и А. Ватанджара с генералом Б. С. Ивановым. Афганские министры утверждали, что в ближайшие дни, сразу после вылета Тараки в Гавану (там открывался Форум неприсоединив­шихся стран) Амин начнет аресты всех его сторонников в Кабуле и провинциях (естественно, их в первую очередь). Они оценивали это как заговор и выражали готовность упредить Амина, рассчитывая на поддержку своих едино­мышленников в армии, в частности, в 4-й и 15-й танковых бригадах (в Кабуле) и в Военно-воздушных силах. Надо заметить, что им вряд ли удалось бы реализовать этот за­мысел: позиции Амина в армии и МВД были более проч­ными. Словом, обоим руководителям посоветовали про­воцирующих мер не предпринимать. Однако события раз­ворачивались серьезные и на совещании у посла была под­готовлена телеграмма в Москву. В ней подчеркивалась достоверность подготовки Амина к захвату власти и предлагались некоторые меры по воспрепятствованию этому (вылет Амина вместо Тараки в Гавану, а в случае отказа Тараки от этого варианта, что и случилось, его преду­преждение в Москве о замыслах Амина и пр.). Александр Михайлович предложил ознакомить с этой телеграммой генерала И. Г. Павловского и адресовать ее, кроме МИД и КГБ, в Минобороны. Возражений у нас не было, и он при­гласил его в посольство («по срочному делу» — был уже вечер). Ждали его долго, прибыл он вместе с ГВС генера­лом Л. Н. Гореловым. Как-то нехотя пробежал текст теле­граммы и вернул обратно, сказав, что подписывать ее не будет. На вопросы о причине отказа, ответил: «У меня здесь нет своей разведки, а иную информацию я подписывать не буду» (он, видимо, не считал «своими» возможности главного военного советника и резидента ГРУ в Кабуле). Возникла неловкая пауза, и Борис Семенович предложил направить телеграмму в два адреса - МИД и КГБ. Алек­сандр Михайлович согласился и донесение отправили. На следующий день из Москвы позвонил генерал В. А. Крюч­ков (Б. С. Иванова в посольстве, не было, и я подошел к аппарату «ВЧ»). Он поинтересовался, знал ли об отправ­ленной нами телеграмме генерал И. Г. Павловский? По­лучив утвердительный ответ, сообщил, что Павловский прислал (тоже вчера) свое донесение, в котором предлага­ет не верить слухам (?) о заговоре Амина, называет его нашим другом, сильной личностью, которого надо поддер­живать. И добавил самое курьезное: Андропов и Устинов, получив каждый «свое» донесение, распорядились озна­комить с ним членов Политбюро. И те получили по две прямо противоположные оценки ситуации из Кабула. Ю. В., по словам Крючкова, потребовал срочно разобрать­ся, почему так произошло? В заключение он пообещал пе­редать нам некоторые детали из телеграммы Павловско­го и сказал, что ожидает доклада по этому поводу Б. С. Иванова.

Пару дней спустя стало известно, что руководство Мин­обороны донесение своего представителя из Кабула отозвало (дезавуировало).

Казалось бы, стоило ли сегодня вспоминать об этом эпизоде? Думаю, стоит, поскольку он наглядно показы­вает, сколь серьезны были противоречия между наши­ми представителями в оценке тяжелейшей обстановки в стране.

9 сентября состоялся разговор по «ВЧ» с генералом В.А. Матросовым. Вадим Александрович заслушал мой краткий доклад, поинтересовался, как осваивается с но­вой ролью генерал А.А. Власов и предложил мне возвра­щаться в Москву, сказав, что с руководством КГБ это со­гласовано.

На следующий день я побывал в МВД у министра А. Ватанджара и его заместителя Али-Шаха, чтобы попрощаться. Беседы были короткими и чисто формальны­ми. Оба руководителя были вовлечены в борьбу Тараки и Амина (Али-Шах выступал на стороне Амина), и погра­ничные проблемы их уже мало интересовали.

11 сентября возвратился из поездки в Гавану Н. Тара­ки. Мы знали, что во время его остановки в Москве его должны были предупредить о замыслах Амина (что в дей­ствительности и произошло). В Кабуле его встречали и на этот раз с почестями, как всегда, но по городу уже пол­зли слухи и тревога нарастала. Визит мой к Амину (в тот же день) был довольно продолжительным. Присутство­вал Али-Шах. Амин, обычно сухой, сдержанный, на этот раз был внимателен и любезен. Я изложил нашу точку зрения на вероятное развитие обстановки на границе и в приграничных районах Афганистана, состояние погра­ничной охраны и перспективы ее укрепления, в том числе при нашем участии. Включение ее сейчас в состав армейс­ких соединений назвал мерой вынужденной, вызванной боевыми действиями и потерями. На перспективу высказал целесообразным проработать вариант развития погранвойск ДРА как самостоятельной структуры, достаточ­но оснащенной и подготовленной. Амин согласился с этой оценкой и поинтересовался, буду ли я еще бывать в Кабу­ле? Я ответил, что это от меня не зависит, но здесь остается хороший советнический аппарат и наш представитель. Амин поблагодарил за помощь, просил передать приветы Андропову и Матросову.

Это была моя последняя с ним встреча. Тогда я и мои товарищи в Кабуле не ожидали ничего хорошего от его претензий на абсолютную власть, но, откровенно говоря, никто из нас не ожидал, что день-два спустя (13-14 сентября) здесь разыграются события, которые приблизят нас к непосредственному участию в афганской трагедии.

Наш спецрейс вылетал из Кабула 12 сентября, и у меня было время, чтобы попрощаться с товарищами. Мно­гим в представительстве КГБ в Кабуле я был признате­лен за поддержку и помощь, особенно в начальное, наи­более трудное для меня, время. И в первую очередь гене­ралу Л.П. Богданову. Потомственный пограничник, Ле­онид Павлович хорошо понимал пограничные проблемы и в трудные минуты всегда был с нами. Таким же внимательным и дружеским было отношение к нам и его бли­жайших помощников — В. Чучукина и Б. Кабанова.

Сколько воды утекло с тех пор, а мы и сейчас с Леони­дом Павловичем нет-нет да и вспомним то жаркое кабульское лето 1979 г.

Недавно ушел из жизни Б.С. - Иванов Борис Семе­нович. Тогда, в 1979 г. мы поближе с ним познакомились, и между нами установились добрые, товарищеские отноше­ния. И не только потому, что мы с ним в Кабуле жили под одной крышей и питались вместе (частенько по-походно­му и всухомятку): мы одинаково рассматривали ситуацию в Афганистане и были едины в оценке наших действий там. Б.С. тогда оставался в ДРА, и как человек инициативный и решительный, сыграл заметную роль в декабрьс­ких событиях 1979 г.

Полковник В.А. Кириллов, будучи уже начальником отдела (пограничного) представительства КГБ тоже ос­тавался в Кабуле. Он много сделал для становления в ДРА афганской погранслужбы и нашего советнического аппа­рата, и я был уверен, что он и с генералом А.А. Власовым хорошо сработается.

Афганские события цепкие. От них не отвяжешься, даже по прибытии в Москву, в штаб погранвойск. А они, эти события, нарастали в Кабуле стремительно. Теперь многие знают, что происходило 13-16 сентября 1979 г.: и отчаянные попытки наших представителей (посол Пуза­нов, генералы Иванов и Павловский) примирить двух вождей, и стрельба по Амину и его свите в Доме народов, где был убит капитан Тарун - верный слуга Амина, и арест самого Н. Тараки. Я не думаю, что Тараки был причастен к инциденту со стрельбой по Амину, практически в при­сутствии там нашего посла и двух генералов. Интелли­гент-романтик, он был не способен на такие поступки. Скорее всего, это была инициатива его адъютантов, воз­можно, спровоцированная кем-то (не исключено, что и самим Амином). Настойчивость, проявленная им в перего­ворах с Амином в эти дни (по мнению генерала Б. С. Ива­нова) была вызвана, с одной стороны, предостережения­ми Москвы, с другой — организованной Амином кампа­нии чистки и арестов сторонников Тараки в частях Ка­бульского гарнизона, а также травлей «четверки» (Ватан-джар, Гулябзой, Маздурьяр, Сарвари) - верных ему ми­нистров. Но в этой схватке Амин был более решительным, Генштаб и большинство частей Кабульского гарнизона возглавляли его люди, ему симпатизировали и наши пред­ставители Минобороны в Кабуле. Амин стал Генераль­ным секретарем ЦК НДПА, председателем Ревсовета, со­хранив пост и премьер-министра. В стране развернулась широкая кампания по дискредитации Н. Тараки и его еди­номышленников. В директиве ЦК НДПА армейским и местным парторганизациями указывалось, что «потер­пел неудачу заговор Н. Тараки с целью убийства X. Амина...». Тараки и его сторонники именовались не иначе, как «банда Тараки». Было очевидно, что над Тараки готовится расправа. Об этом сообщали и наши товарищи из Кабула.

Однако в Москве, столкнувшись с разными оценками наших представителей в Кабуле деятельности и намерений Тараки и Амина, решили не торопить события. Вско­ре после ареста Тараки в Кабул было дано указание: не отказываться от контактов с Амином и его окружением, по возможности удерживая его от репрессий в отношении сторонников Тараки. И пришлось Александру Михайло­вичу, нашему послу, ехать с поздравлениями к Амину — в связи с его «избранием».

Характерным в этом отношении было и совещание 21.09.1979 руководящего состава КГБ, на котором мне довелось присутствовать. В выступлении Ю.В. Андропова назывались основные причины обострения обстановки в ДРА. Действия Амина оценивались как негативные. Под­черкивалось, что «ныне реальная власть у Амина», а нам следует «учитывать объективную ситуацию и принимать все необходимые меры, чтобы сохранить сотрудничество и наше влияние на Амина». Сотрудникам КГБ (в том чис­ле и нашим пограничникам) в ДРА ставилась задача: «ос­таваться на местах и помнить, что Амин понимает, где были наши симпатии, и не давать повода для обвинения нас...» и пр.

Тех, кто психологически не перестроился, предлага­лось отзывать. Закончил Ю.В. призывом правильного понимания этих процессов каждым и напоминанием, что «развитие революции - не гладкая дорожка». Затем выступил его первый заместитель С. К. Цвигун.

Повторив популярный в то время тезис о постоянном внимании Политбюро ЦК и лично Л.И. Брежнева к афганской проблеме, он подчеркнул, что будут продолжены поставки в Афганистан оружия и боевой техники для борь­бы с мятежниками. Сотрудникам КГБ в ДРА он, в допол­нение к сказанному Ю. В., указал на необходимость «вы­яснять истинные намерения Амина» и помнить что в НДПА много честных партийцев, которые ценят дружбу с СССР.

Тревожный, нервный тон этих выступлений (других выступающих не было) создавал впечатление, что сентябрьские события в ДРА оказались неожиданными для нашего руководства, несмотря на многие серьезные сиг­налы из Кабула.

Амин, видимо, понимал эти колебания и, что называ­ется, шел напролом: 9 октября радио Кабула сообщило о смерти Н. Тараки «после непродолжительной болезни». (В действительности он был убит 8 октября офицерами личной охраны Амина.) В стране началась очередная вол­на «чистки», но уже не «парчамистов», как ранее, а «халькистов» - сторонников Тараки. При этом Амин и его ок­ружение открыто выдвигали обвинения в адрес посла А. М. Пузанова и наших представителей в Кабуле в укры­вательстве четырех опальных министров и чуть ли не в пособничестве покушению на Амина в Доме народов.

Обстановка в стране катастрофически ухудшалась и не только из-за действий мятежников. В середине октября сторонниками Тараки была предпринята попытка мяте­жа в 7-й пехотной дивизии, дислоцированной в Кабуле. Мятеж был подавлен верными Амину частями. Появилась информация о предпринимаемых Амином мерах по уста­новлению контактов с руководством Пакистана и США, о секретных миссиях его эмиссаров к некоторым лидерам «непримиримой оппозиции» (Хекматьяр и др.) и в стра­ны Западной Европы. Становилось все более очевидным, что режим Амина не способен стабилизировать обстанов­ку в стране. И вновь узурпация власти, ставка на репрес­сии множила ряды оппозиции, утверждала нелигитимность режима, его изоляцию от народа.

В конце октября 1979 г. комиссия ЦК КПСС по Афга­нистану в своей записке в ЦК оценивала обстановку в ДРА как очень сложную, отмечая возможные попытки Амина к сближению с США. Его отношение к СССР оценивалось как проявление неискренности и двуличия. Теперь многое зависело от того, насколько верно и взвешенно советское руководство определит отношение и степень нашего учас­тия в судьбе этой страны.

ГЛАВА 2

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: