Афганская поговорка 2 страница

Задание было необычным и сложным, поскольку нуж­но было не только более-менее реально спрогнозировать вероятные варианты действий мятежников, но и хорошо знать город, его окраины, не говоря уже о дислокации и возможностях привлекаемых сил и средств и многое дру­гое. Обнадеживало то, что в составе группы были офицеры, находившиеся здесь уже продолжительное время. Да и нет худа без добра: повседневная текучка не давала возможности ознакомиться с городом, а тут уж изволь поинтересоваться. Правда, уже с других точек зрения, но все же...

Задание это отнимало много времени, тем не менее, через пару недель такой план был разработан и утверж­ден Амином. Почти одновременно последовала просьба Ш. Маздурьяра (МВД) ознакомиться с перевалом Саланг и высказать наши предложения о порядке его охраны и защиты. О перевале этом, сооруженном под руководством наших специалистов, написано много и нет нужды повто­ряться. Замечу только, что впечатление он (сам тоннель) производит сильное, а его надежная охрана и защита, по нашим расчетам, требовала привлечения специальных подразделений армии и царандоя.

И все-таки основной проблемой — прикрытием гра­ницы с Пакистаном и Ираном — приходилось заниматься повседневно. День обычно начинался с изучения и оценки собранной за ночь из пограничных провинций (отделов погранслужбы) информации и проведении каких-либо мер при чрезвычайных обстоятельствах. Сложно шла разработка плана развития и усиления погранохраны ДРА, ра­нее согласованного с Амином (этим много занимался пол­ковник В.А. Кириллов), поскольку проблема заключалась в отыскании источников комплектования пограничных структур главным образом офицерами и сержантами, а также потребного количества вооружения и техники. По­пытки наши заручиться поддержкой руководства Мино­бороны и МВД ДРА (при весьма прохладном отношении к этому наших советников в обоих ведомствах) оптимизма не вселяли: у каждого свои проблемы, а к состоянию по­гранохраны, как бедному родственнику, все привыкли.

Отсутствие у правительства специальных мобильных сил в приграничных провинциях и слабые возможности погранохраны способствовали активности мятежников. И не только на пакистанском направлении. В последней декаде марта их вооруженные группы захватили важные населенные пункты Калай-Нау и Баламургаб в Гератской провинции, вышли к перевалу Зульфагар (стык гра­ниц СССР, Ирана и Афганистана), блокировали Тургунди — пограничный перевалочный пункт рядом с совет­ской Кушкой.

Выяснение и оценка подобных ситуаций, выработка предложений и мер по ним проходили, как правило, непосредственно в МВД. И оттуда же готовились указания в провинции — руководителям царандоя, МВД, либо на­чальникам отделов погранслужбы. При чрезвычайных обстоятельствах (нападении мятежников на пограничные подразделения, угрозе их захвата) приходилось обращать­ся к нашим военным советникам за помощью афганскими армейскими частями (если они дислоцировались недале­ко), либо авиацией (обычно вертолетами) для нанесения ударов по мятежникам, доставки боеприпасов, продоволь­ствия, эвакуации раненых и пр.

Такая практика взаимодействия не всегда срабатыва­ла верно и вовремя, но Генштаб ДРА от принятия иных вариантов отказывался, ссылаясь на многие обстоятель­ства. Между тем становилось все более очевидным, что положение пограничных подразделений, ослабленных и разобщенных, а подчас действующих на территории, контролируемой не властью, а мятежниками, неминуемо при­водит к их утрате. Нужны были иные подходы к решению этой проблемы. К сожалению, слишком много было к это­му препятствий: и ограниченные возможности в стране, и сила традиций, не говоря уже о межведомственной разоб­щенности.

Сложно иногда давалось решение текущих проблем. К примеру, повышение оперативности прохождения информации с границы, увеличение ее объемов потребовало пересмотреть порядок ее обобщения и анализа в Отделе погранслужбы ДРА и у нас в представительстве. Привлек­ли к этой работе и некоторых офицеров-пограничников, прибывших из Союза. По инициативе представительства, поддержанной главным военным советником, вскоре было организовано ежедневное совместное (Генштаб, МВД, АГСА) обобщение и анализ оперативной информации для руководства этих ведомств.

Урывками знакомились с Кабулом. Его не сравнить ни с каким городом Средней Азии. Горные холмы Асмал и Шир-Дарваза делят город на основную — северо-восточ­ную часть, наиболее застроенную, с правительственными учреждениями, дипломатическими представительствами и различными офисами и юго-западную - более зеленую, менее скученную, где размещается Кабульский универси­тет, советское посольство и южнее - район Дар-Уль-Аман с дворцом Тадж-Бек.

Через весь город с юга на северо-восток протекает река Кабул, грязная, местами похожая на обычный ручей или арык. Тысячи глинобитных и жилых полупещер, терраса­ми расположенные на склонах гор и холмах, соседствуют с кварталами домов-коробок по типу наших «хрущевок», с районами, где размещены частные дома-виллы. Есть и достопримечательности: монумент Свободы на площади Майванд, мавзолей Надир-Шаха, посольский городок в районе Шахренау, сад Бабура, старая крепость Бала-Хисар и др. И еще кабульские базары, в том числе подземный (его, почему-то называют «Грязный»), галереи которого тянутся на сотни метров - без проводника новичку отту­да не выбраться.

Магазинов европейского типа очень мало, но мелкие лавчонки, дуканы, кофейни — на каждом шагу. И, конеч­но, в Кабуле, как и других местах Афганистана, при всей убогости его цивилизации, удивляет экзотика, причуд­ливая смесь восточных колоритов. Пуштуны и арабы, индусы и хазарейцы, белуджи и таджики — пестрый яр­кий конгломерат людей, восточной одежды, нравов и обычаев характерен для этого города. И еще — смесь на­родов и смесь цивилизаций. Здесь верблюды, ослы и со­временные автомобили воспринимаются вполне есте­ственно, как и европейский костюм горожанина, паранд­жа и пуштунское одеяние кочевника. А в дуканах вместе с продукцией современных японских, китайских и других фирм можно было увидеть предметы быта, утвари, ис­кусства и оружия XIX века.

Относились к нам в то время афганцы вполне нор­мально, а молодежь, студенчество — дружелюбно, с сим­патией. Конечно, случались факты враждебности, угроз в отношении наших граждан со стороны отдельных экстре­мистски настроенных групп и лиц. В последующем, как известно, отношения большинства афганцев к нам станут иными, чаще — враждебными. Но тогда все было проще, верилось, что все уладится.

Особый колорит городской жизни — мальчишки Ка­була. Одетые кое-как, в большинстве босоногие, бойкие, веселые и общительные, они стайками кружат на улицах и базарах, у дуканов и других мест скопления людей в поисках случайного заработка. Наш «шурави» для них все­гда заманчивый объект, и они не отстанут от вас, пока вы не выгребите им всю свою мелочь.

С советских времен мы верили в преимущество мно­гонационального государства и незыблемость «дружбы народов». Развал Советского Союза при активном учас­тии в этом региональных (республиканских) национал-сепаратистов, в том числе и российских, серьезно поко­лебал эту веру. Но это будет потом. А тогда, в 70-е годы, мы как-то не особенно задумывались о том, как сложно обеспечить в многонациональном Афганистане мир и стабильность. Типичная картинка для улиц Кабула тех лет: тележку (арбу), доверху нагруженную мешками с зерном или углем тянут два-три полуголых (в набедрен­ных повязках) низкорослых и худых хазарейца. А на меш­ках сидит подбоченясь тучный, усатый пуштун. Каждому свое. В Афганистане (в Кабуле, к примеру) всю тяжелую, грязную работу делали хазарейцы, и это никого не удив­ляло. Пуштуны, представляя в стране не более 40% насе­ления (20% составляют таджики, около 10% — узбеки и столько же хазарейцы), всегда были правящей нацией, выдвигая с королевских времен высшую чиновничью элиту в центре и в провинциях. Новый режим, думается, никаких изменений в этот давний порядок не внес. Но то, что позволено Юпитеру, не позволено быку. И если коро­левскому режиму Захир-Шаха и его предшественникам сходила с рук эта «пуштунизация», то новой власти — вряд ли. По крайней мере, районы, где была высока плот­ность национальных меньшинств, особым дружелюбием к власти Кабула не отличались.

Гордость руководства Д РА и его постоянная головная боль - НВС (народные вооруженные силы) - армия Афганистана. Апрельская революция (1978), совершенная, по сути, несколькими подразделениями кабульского гар­низона во главе с офицерами Кадыром, Ватанджаром и другими, обросшая затем различными легендами, давала повод для подчеркивания особой (революционной) роли армии в развитии афганского государства и общества.

После Кадыра, который оказался вскоре после рево­люции в тюрьме стараниями Амина, министром обороны стал А. Ватанджар. Человек интеллигентный, всегда вни­мательный, с мягкой улыбкой, он был мало похож на круп­ного военачальника, но пользовался большим авторите­том в армии. Он был близок к семье Тараки и безгранично ему предан. Начальник Генштаба майор Якуб, из десант­ников, напротив, был человеком хватким, жестким и ам­бициозным. Хорошо говорил по-русски. Пользовался боль­шим доверием Амина.

После структурной реорганизации, проведенной к на­чалу 1960-х гг. под руководством наших советников (и по нашим образцам), соединения и части афганской армии оставались неизменными до конца 1980-х гг. В своем составе она имела три корпуса, 12 дивизий, несколько от­дельных бригад и полков, и довольно высокую численность - свыше 160 тыс. военнослужащих. На ее вооруже­нии имелось около 160 самолетов, 650-700 танков, такое же количество БТР и БРДМ, свыше 2300 орудий, миноме­тов и ПТУРС. Для отсталой, экономически слабой стра­ны содержание такой армии, безусловно, было тяжелым бременем. Однако амбициозность вождей (и королевских, и республиканских), возлагавших на армию готовность к войне с внешним сильным противником, вынуждала ос­нащать ее вооружением и техникой по-современному. Об­ремененная такой техникой и оружием, дорогостоящая и громоздкая, она в силу слабого профессионализма лично­го состава и командования вряд ли могла достойно проти­востоять армиям своих соседей.

Львиная доля военного бюджета (и нашей безвозмезд­ной помощи), расходуемая на армию, исключала содер­жание хотя бы минимально потребных сил погранохраны и внутренних войск, то есть сил безопасности, способных защищать границу и вести борьбу с формированиями мя­тежников. Мировой опыт имеет много примеров того, когда страны с ограниченной экономикой (Латинская Аме­рика, Юго-Восточная Азия, Африка) содержат армии не­большие, но «многофункциональные», которые способны и прикрывать границы, и проводить операции против партизан (повстанцев).

Практически Афганистану за всю его историю, исклю­чая войны с англичанами в XIX веке, армия была нужна не для войны с внешним агрессором, а как полицейская сила против вечно бунтующих племен. Однако, как уже говорилось, эта армия не была ни армией в полном смыс­ле слова (несмотря на обилие техники и оружия), ни, тем более, полицейской силой. Уже первые операции, боевые действия против мятежников на рубеже 1978-1979 гг. и в первой половине 1979 г. подтвердили ее слабую эффектив­ность.

Попытки «замирить» племена, не признававшие но­вый режим, и ликвидировать мятежников активным применением авиации тоже не давали результатов. И это при том, что только в первом квартале 1979 г. ею было совер­шено свыше 1700 боевых вылетов и израсходовано 2,5 тыс. авиабомб и около 10 тыс. НУРСов. Такие удары, по сути, только множили противников кабульского режима.

Потери армии в первых же столкновениях с мятежни­ками были весьма ощутимы. Так, за первое полугодие 1979 г. (поданным военной контрразведки) было потеря­но шесть батальонов (часть разгромлена, часть ушла к мятежникам), попали в плен или ушли к противнику бо­лее 3,5 тыс. военнослужащих, в том числе около 200 офицеров. За это же время к мятежникам попало 8 танков, 30 БТР и БРДМ, более 200 пулеметов, около 2000 автоматов.

В армии, несмотря на массовые «чистки» и замену все­го высшего комсостава после апреля 1978 г. (в руковод­стве Минобороны, Генштаба, корпусов и дивизии оказа­лись подполковники, майоры и капитаны), постоянно воз­никали очаги недовольства, порождающие локальные мятежи и заговоры. К примеру, в течение одного года (с апреля 1978 г.) такие события происходили в Кабульском, Гератском, Джелалабадском, Гардезском и Мазари-Шарифском гарнизонах. Власти не особо утруждали себя выявлением истинных причин недовольства (они чаще возникали по вине самих властей) и активно прибегали к арестам и другим репрессиям, что только обостряло про­блемы.

Тем не менее эта армия, думается, могла бы в то время для Афганистана быть не слишком затратной и более эффективной в реальной обстановке. Но это требовало улуч­шения ее структуры, оснащенности и мобильности с уче­том особенностей этого региона. А главное — ориентации оперативной и боевой подготовки на действия в условиях партизанской войны.

К сожалению, на это не смогли решиться ни руководи­тели Министерства обороны Ватанджар и Якуб, ни наш главный военный советник в ДРА и его аппарат.

Наш главный военный советник (ГВС) генерал Л. Н. Горелов провел в Афганистане много лет, начиная еще со времен короля Захир-Шаха. Афганскую армию, безусловно, знал хорошо, и как человек, много вложив­ший труда в нее, болезненно воспринимал любые попыт­ки переосмыслить роль и функции армии в новой скла­дывающейся ситуации. Негативно воспринимал он и предложения об оказании помощи, прежде всего офице­рами и техникой, афганской погранслужбе в охране и защите границы.

«Здесь армия решает все, — утверждал он, — и она не может отвлекаться на второстепенные дела». Этот аргу­мент, кстати, неоднократно приводил и Амин. О том же, что армия объективно окажется втянутой в решение и этих «второстепенных» дел, как видим, тогда мало задумыва­лись. И в этом, мне кажется, одна из причин происхождения и будущих потерь, и неудач афганской армии.

В первых числах апреля была завершена разработка плана развития и усиления пограничной охраны ДРА на ближайший период (3-4 года). Пригодились нам и разра­ботанные ранее, в 1978 г., предложения, побывавшего здесь начальником отдела Оперативного управления штаба ПВ полковником В. В. Сахаровым. Конечно, если учитывать реальную обстановку на границе и в приграничных райо­нах Афганистана, то нужны были пограничные войска настоящие - хорошо оснащенные, мобильные, професси­ональные. Но на что мы тогда могли реально рассчиты­вать? Только, на то, что имелось к весне 1979 г. (выше ука­зывалось). Реально этими силами можно было лишь кон­тролировать отдельные, наиболее важные участки. На первом этапе (1979-1981) предполагалось некоторое уси­ление пограничных подразделений, перевод их на единые штаты, уточнение их задач и участков ответственности. При этом имелось в виду улучшение управления во всех звеньях, а для этого предусматривалось усиление управ­лений батальонов (офицеры, транспорт, средства связи и пр.), отделов погранслужбы провинций и центра, в том числе прикомандирование к ним наших советников. Пла­нировалось также дополнительно сформировать на этом этапе три погранбатальона, четыре отдела погранслуж­бы в провинциях, шесть резервных рот и отдельный КПП в Кабуле. Для реализации этих мер дополнительно требо­валось около 5 тыс. военно-служащих, в том числе 550 офи­церов.

В последующем на втором этапе (1981-1983) имелось в виду создать самостоятельную пограничную службу в составе МВД, переформировать отделы погранслужбы провинций в пограничные полки, сведенные в три пограничных округа.

Предполагалось, что пограничное ведомство ДРА, имея общую численность около 22 тыс. военнослужащих, будет располагать своими авиационными подразделениями и тактическими мобильными резервами на наиболее важ­ных участках. Для Афганистана, с учетом его «мятежных» границ, это был уровень ниже минимально потребного. Для сравнения: соседние Пакистан и Иран, имея почти одинаковые по протяженности границы (но более спокой­ные), содержали в то время погранслужбы в 1,5-2 раза превышающие по численности даже проектируемую погранслужбу ДРА.

На обоих этапах проблема проще решалась с воору­жением и техникой, поскольку наши заявки были приня­ты почти с оптимальными сроками поставки из Союза. Мы рассчитывали, что в отличие от прошлого сумеем с помощью молодежных организаций НДПА и органов АГСА организовать призыв пригодного к службе на гра­нице молодого пополнения. Сложнее было с офицерами. Их требовалось около 600 человек, а учебные заведения и краткосрочные курсы (при академии царандоя) этой про­блемы не решали. Полагаться же на призыв в качестве офи­церов различного рода экстерников (бывших студентов, выпускников колледжей и пр.) в подразделения, которые практически действуют в боевых условиях, было бы про­сто неразумно. Оставалось надеяться, что армия, и МВД, реально заинтересованные в укреплении погранслужбы и охраны границ, окажут ей в этом посильную помощь.

В ходе работы над проектом провели несколько рабо­чих встреч с министром внутренних дел ТТТ Маздурьяром, его заместителем Таруном. Побывали и в министерстве обороны — у Якуба. Замысел и остальные мероприятия этого плана они поддерживали, но в отношении выделе­ния офицеров дружно ссылались на Амина: как он скажет, так и будет. Это уже настораживало. К тому же осознанно или нет, но среди наших советников в МВД возникло пред­положение (а оно сразу же стало известным и в МВД, и в Министерстве обороны) о скорой якобы передаче погран­службы ДРА в АГСА. В действительности об этом и речи быть не могло, учитывая, что сама АГСА тогда была до­вольно слабой. Мы постарались сразу же развеять эти домыслы, но позиции пограничников это не укрепило.

17 апреля состоялась встреча с Амином, на которой рассматривался этот план. Присутствовали руководите­ли МВД ДРА, а также Л. П. Богданов, полковник В. А. Ки­риллов и автор этих строк. Учитывая, что Амин уже был знаком ранее с основными наметками плана, я ограничил­ся кратким изложением замысла основных мер усиления погранохраны и источников ее пополнения офицерами (предлагалось ежегодное поступление: из армии 50-60 офицеров и по 40-50 офицеров из академии царандоя (МВД), из партийного набора в организациях НДПА, с курсов сержантов-пограничников и из гражданских вузов). Амин внимательно все выслушал и сказал, что с предло­жениями этими он «согласен на сто процентов», но хотел бы высказать и некоторые соображения (привожу их по­чти дословно).

«1. Мы находимся в состоянии войны с Пакистаном, у нас с ним нет границы, и все вопросы там решает армия. Когда там закончатся боевые действия, тогда можно посы­лать туда пограничников (справка: там, на границе, т. н. «линии Дюранда» всегда находились афганские погранич­ники — 8-9 погранбатальонов). А пока мы не должны нарушать традиционные связи племен, и там нужен обыч­ный контроль за провозом оружия и боеприпасов. Нам, прежде всего, нужно закрыть границу с Ираном.

2. Нам не нужны погранвойска на севере (имеется в виду граница с СССР - Ю.Н.). Но там появились банды мятежников, и это дискредитирует нас. Там стоят наши 17-я и 18-я пехотные дивизии. Дайте гарантию, что там все будет в порядке, и я отдам вам обе эти дивизии, пусть они решают все вопросы...

3. Для нас армия - основа всего, а у нее самой некомп­лект офицеров - 11 тысяч человек, поэтому дать офицеров пограничникам она не может. Такое же положение с кадрами в МВД и НДПА. Словом, нужно искать источник пополнения офицеров среди самих пограничников и в гражданских вузах...»

Поскольку этими «соображениями» Амин практичес­ки дезавуировал свое же «стопроцентное согласие с пла­ном», пришлось на это возразить ссылкой на опыт других стран. Пояснили, что надежная охрана границы всегда была и остается гарантом стабильных межгосударствен­ных отношений, ограждает сопредельные стороны от раз­личных инцидентов и конфликтов. Безусловно, в зоне бо­евых действий роль и задачи пограничных подразделений определяет военное командование. Но на границе с Паки­станом, насколько нам известно, масштабных боевых действий нет, а есть периодические локальные боевые столк­новения с бандами в приграничных районах. Надежно же препятствовать заброске оружия и боеприпасов из Паки­стана можно только подготовленными и достаточно осна­щенными силами погранслужбы.

Армия (в нынешней ситуации) не может выполнять функции пограничников, в том числе и на севере (в зоне ответственности 17-й и 18-й пехотных дивизий), а суще­ствующий договор о режиме границы между СССР и Афганистаном четко определяет функции пограничных (а не армейских) властей обеих сторон. Подчеркнули, что в скла­дывающейся ситуации в интересах и армии, и МВД иметь боеготовую и эффективную погранохрану, и это оправды­вает участие Минобороны и МВД в ее укреплении.

Все изложенное Амин воспринял без возражения, по­просил оставить ему обсуждаемый план («надо поду­мать») и к нему предложения-расчеты к нему. Надо заме­тить, что эти заявления Амина для нас не были каким-то особым откровением. Эти взгляды, в той или иной форме, высказывались им и его окружением и ранее. Мы знали, что непризнание в качестве границы с Пакистаном так называемой «линии Дюранда» руководство Д РА исполь­зует как свой козырь в борьбе за влияние среди пуштунс­ких племен, расселенных по обе стороны границы.

Был и другой немаловажный фактор, обычно умалчи­ваемый афганскими властями - зависимость внутренне­го рынка (а, по сути, экономики страны) от свободного (контрабандного) перемещения грузов через границы с Пакистаном, Ираном и Китаем. Словом, проблемы зак­рытия этих границ ранее не волновали ни королевский режим, ни первоначальное руководство ДРА. Но ситуа­ция резко изменилась и потребовались новые решения (20 апреля в беседе с иностранными корреспондентами Амин заявил о необходимости усиления охраны границы с Пакистаном). Как известно, потом понадобятся срочные меры по прикрытию любой ценой наиболее опасных участков границы. Но это будет потом, и будет уже поздно.

На второй день по аппарату «ВЧ» разговаривал с ге­нералом В.А. Матросовым. Я кратко доложил результа­ты встречи с Амином и свои впечатления. Попросил поло­жительно решить нашу заявку на оружие и технику для афганских пограничников и некоторые другие наши зап­росы. Владимир Александрович ответил утвердительно, потом поинтересовался, как долго я намерен тут быть? Я ответил, что, во-первых, это от меня не зависит, а, во-вторых, обстановка с каждым днем ухудшается. «Ну, уж и ухудшается, - вдруг ответил В. А., - Подумаешь, две-три бандежки появились. А у нас тут дел невпроворот. Так что давайте, заканчивайте там побыстрее и возвращайтесь...»

Разговор этот меня обескуражил. Подумалось, уже если такой опытный руководитель, как Матросов, может так оценивать ситуацию, значит, информация отсюда по дру­гим каналам в Москву была более оптимистична, нежели наши доклады.

Тем не менее, тогда казалось, что многое можно попра­вить, и это придавало уверенность. Понемногу налаживалось управление, связь с границей, сбор информации и ее анализ. Прибывшие из Союза в первой декаде апре­ля офицеры-пограничники (8 человек) в качестве совет­ников убыли в отделы погранслужбы провинций. С их прибытием туда заметно улучшилось прохождение ин­формации, возрастала активность пограничных подраз­делений.

Укреплялся и Отдел погранслужбы МВД ДРА. В его штат были впервые введены начальник штаба, начальник политотдела, начальник разведки, и несколько других дол­жностей. Положительно зарекомендовала себя и организованная в марте система совместного (Минобороны, МВД, АГСА) ежесуточного сбора обобщения информации по стране. Была завершена подготовка Временного уста­ва пограничной службы ДРА.

Казалось бы, дело налаживается, но объективная ин­формация показывала возрастающую активность мятеж­ных сил в стране и их широкую поддержку из-за рубежа. Вот, к примеру, события из наших сводок с 20 по 24 апреля 1979 г. В десяти провинциях ДРА обстановка оценивалась как наиболее сложная (преимущественно в южных). 20 ап­реля подняли мятеж отдельные подразделения 11-й пехот­ной дивизии (г. Джелалабад). Мятежники ворвались в штаб дивизии, в перестрелке было убито и ранено около 40 человек, в том числе командир дивизии майор Баграм. Ранены двое наших военных советников. Ночью перебро­шенными из Кабула десантными подразделениями мятеж был подавлен, часть мятежников разбежалась. Прибыв­ший туда с оперативной группой начальник Генштаба майор Якуб, вместо разбирательства, устроил на месте расправу (расстрел) над группой задержанных военнос­лужащих (якобы мятежников) и сам принял в ней актив­ное участие. Все попытки наших представителей КГБ оз­накомиться с материалами этого дела оказались безрезуль­татными.

22 апреля в провинции Балх у реки Банди-Амир про­изошло столкновение подразделения царандоя с бандой, несколько военнослужащих были ранены, мятежники скрылись. 23 апреля попал в засаду на дороге Гардез - Хост и понес потери сводный отряд 25-й пехотной диви­зии. В тот же день в провинции Кандагар мятежники со­вершили нападение на волостной центр Шуровак. Напа­дение было отбито. 24 апреля в этой же провинции мятеж­ники совершили нападение на погранпост «Спинахула», но понесли потери и отошли к границе. 24 апреля в про­винции Пактия мятежники блокировали в районе Зерок пехотный батальон и два пограничных поста. На помощь из Ургуна был выдвинут отряд поддержки. В тот же день в провинции Нангархар в районе Хисарах произошло бое-столкновение погранроты и команды царандоя с группой мятежников. Мятежники были рассеяны, несколько чело­век взято в плен.

В Кабуле в ходе операции АГСА была задержана во­оруженная группа, готовящая теракты. В городе распространялись антиправительственные листовки. В них обычный набор угроз «отметить» годовщину Апрельской революции. Власти, конечно, нервничали и все силовые ведомства, что называется, «стояли на ушах».

Оценивая обстановку того времени, нельзя не отме­тить, что при всей ее сложности, она все-таки отличалась от тревожного лихолетья 1980 г. большей уверенностью в ее стабилизации. Тогда сообщения о нападениях мятеж­ников, о терактах и диверсиях в какой-либо провинции (и даже в Кабуле) воспринимались и афганскими друзьями, и многими из нас, как что-то почти неизбежное и обычное, подмеченное еще классиком марксизма «Революции без контрреволюции не бывает».

Годовщина Апрельской революции в 1979 г. отмечалась по всему Афганистану с большим размахом. Кабул 27 апреля утопал в цветах, знаменах, лозунгах и многочисленных портретах Тараки (уверен, по этой части они переще­голяли даже наших вождей). Красочными были и воен­ный парад (наша школа!), и демонстрация граждан (в большинстве вооруженных). Таким же интересным был и спортивный праздник 28 апреля на городском стадионе. В городе повсюду гуляющие группы молодежи, учащих­ся - веселые и шумные.

Большим событием в эти дни стало пребывание в Ка­буле Э. Пьехи с небольшой группой артистов. Ее выступ­ления в советском посольстве (а затем и повторные - для иностранных послов, аккредитованных в Кабуле) были выше всяких похвал. Но главный сюрприз - исполнение наиболее популярных в Афганистане песен на дари в Кабульском университете и Доме народов - вызвал бурю во­сторга. Уверен, что подобное выступление артиста эффек­тивнее многих дорогостоящих и масштабных пропаган­дистских кампаний.

Припоминаю эти эпизоды, чтобы подчеркнуть, что на начальном этапе Апрельской революции у нее было мно­го сторонников - искренних и верных. В поведении и по­ступках молодой афганской элиты (особенно военной) тех дней было что-то от нашей революции 1917 г.: бесконеч­ные совещания, собрания, митинги с громкими революционными призывами. Молодые военные руководители в большинстве своем держались скромно и не пытались выделиться: не занимали богатых квартир, не соглаша­лись на предложения о повышении им зарплаты (в Афга­нистане военные традиционно получали зарплату не по должности, а по званию) и прочих льгот. Молодые майо­ры и капитаны, ставшие крупными военными руководи­телями, невзирая на настойчивые рекомендации наших советников, отказывались от досрочных воинских званий, подчеркивая, что «мы не для этого делали революцию».

Смотрю сохранившуюся от тех дней газету «Кабуль­ские новости». На первой полосе цветной снимок: Н. Тараки и X. Амин поздравляют майоров Ватанджара (ми­нистр обороны), Якуба (начальник Генштаба) и Экбаля (начальник Главпура) с присвоением им очередного во­инского звания «подполковник». Трое, молодые и краси­вые, с ожерельями из живых цветов на шее (по афганскому обычаю) они радостно улыбаются, полуобняв друг друга.

Кто знал тогда, что пройдет менее года и Ватанджар будет вынужден скрываться от ищеек Амина после убий­ства ими Тараки, затем вернется в Кабул с нашими десан­тниками, а Якуб и Экбаль, защищая Амина, разделят его участь?

Но это будет позже. А пока в Кабуле повсюду звучала музыка, было людно и празднично. К тому же в эти дни обстановка в городе и в целом по Афганистану была отно­сительно спокойной.

Последние дни апреля были заняты уточнением и до­работкой плана совершенствования погранохраны, рассмотренного у Амина 17 апреля. К сожалению, развитие обстановки в некоторых приграничных провинциях опе­режало наши меры. Ухудшилась ситуация в пограничных подразделениях на границе с Пакистаном в провинциях Купар, Нангархар, Пактия и Пактика. Почти изолирован­ные от сил поддержки, не имеющие централизованного управления, плохо снабжаемые, они в любое время могли быть захвачены, либо уничтожены более сильными фор­мированиями мятежников. Сохранить существующую там систему охраны хотя бы на наиболее важных направлени­ях можно было лишь, введя эти пограничные батальоны в штаты дивизий, дислоцированных в приграничных про­винциях. Разумеется, возложив при этом на командова­ние дивизий и ответственность за охрану этих участков.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: