Афганская поговорка 1 страница

Первые впечатления с прибытием в Кабул. Встречи с Амином, обсуждение пограничных вопросов. Наши пер­вые советники в провинциях. Тактика мятежников. Наши

планы и меры по пограничным делам, первые препят­ствия. Тарани — обсуждение ситуации. Поездка в Нангархар. Аминихазарейцы. Разговор с Андроповым. Афганс­кие пограничники — в армии, их серьезные потери на запа­де. Вылет в Герат. Конфронтация в руководстве ДРА. Возвращение в Москву.

Воистину неисповедимы пути военные: еще накануне готовил с офицерами штаба рекогносцировку в Арктике, а спустя пару дней оказался в самолете, летящем в прямо противоположном направлении — на Кабул.

Но все по порядку.

В марте 1979 г. штаб пограничных войск работал в обычном режиме. Обстановка на границе с Афганистаном нами оценивалась как относительно стабильная. Актив­ность вооруженной оппозиции в отдельных афганских провинциях и в самом Кабуле воспринималась как явле­ние почти неизбежное в этой стране после каждой смены власти. Мартовские события в Герате (мятеж отдельных частей гарнизона 17-й пехотной дивизии) были уже сигналом тревоги, поскольку это было рядом с нашей грани­цей. Но к тому времени наши пограничные отряды и за­ставы на этой границе были неплохо оснащены техничес­ки и в боевом отношении, и вполне надежно ее охраняли.

Утром 17 марта во время моего обычного доклада те­кущих дел В.А. Матросову (в то время начальник Пограничных войск КГБ), он неожиданно поинтересовался моей оценкой ситуации в Герате и, выслушав довольно скудную тогда у нас информацию об этом, добавил: «Только что звонил Юрий Владимирович. Вы должны быть у него сегодня к 14.00. Очевидно, речь пойдет о поезд­ке в Афганистан».

Встреча у Андропова была непродолжительной. Он оценивал ситуацию в Афганистане как весьма тревожную. Подчеркнул, что ее обострение у наших южных границ может представлять для нас серьезную угрозу. Опасения, по его словам, вызывают рост террора и диверсий, других вооруженных акций мятежников. Мне и генералу Б. С. Ива­нову (в то время первый заместитель начальника ПГУ КГБ) предстояло уже завтра вылететь в Кабул. Основные задачи сводились к оценке ситуации в стране («оттуда идет много противоречивой информации») и на границах ДРА с Пакистаном и Ираном, подготовке предложений по улуч­шению их прикрытия и охраны, а также оказанию помо­щи представительству КГБ в Кабуле. Несколько смущало отпущенное на это короткое время (месяц), но, как мы с Борисом Семеновичем и предполагали, оно потом нам нео­днократно продлевалось.

18 марта с Б. С. (так звали его между собой сослужив­цы) были в аэропорту. Тут же, у самолета познакомились с нашим послом в ДРА А. М. Пузановым. Он был в отпуске и, узнав, что в Кабул вылетает спецрейс, присоединился к нам. Александр Михайлович был известной личностью не только в МИДе. Опытный партийный и советский ра­ботник (в сталинское и хрущевское время был первым секретарем Горьковского обкома партии, а затем председате­лем Совмина РСФСР), он довольно долго работал в Аф­ганистане и, конечно, многое знал об этой стране.

Обменивались мнениями уже в самолете. Посол счи­тал неэффективными действия афганских властей по ста­билизации обстановки из-за их слабого профессионализ­ма, недооценки объективных факторов. Ситуацию ослож­няли, по его словам, частая непредсказуемость их действий, особенно Амина, несогласованность и даже соперничество между силовыми ведомствами ДРА. Многое из этого нам с Б. С. Ивановым тоже было известно и, к сожалению, в ре­альности этих оценок мы вскоре убедились. Лично у меня ситуация в Афганистане и до совершения там Апрельской революции в 1978 г. вызывала неоднозначную оценку.

Постоянные заверения наших политических и государ­ственных деятелей о традиционной советско-афганской дружбе и сотрудничестве, зародившейся в первые годы советской власти, конечно, были небеспочвенны: последо­вательно наращивалось наше экономическое сотрудниче­ство с этой страной. Афганистан придерживался нейтра­литета и не тяготел к каким-либо военно-политическим блокам. Короля Захир-Шаха, к примеру, почти ежегодно принимали в СССР с широким гостеприимством. Это не считая почти ежегодных его наездов на охоту в горные районы Таджикистана. Но были в этих отношения и дру­гие нюансы, большинству малоизвестные.

Так, королевская жандармерия и служба безопасности, если и не поощряли, то безмятежно реагировали на мно­гочисленные противоправные действия своих жите­лей, особенно кочевников на советско-афганской границе, и это довольно часто приводило к пограничным инциден­там. Их спецслужбы готовились в основном в западных странах, опекались оттуда и у нас были основания пола­гать, что они активно сотрудничают с западными служба­ми. Даже в редких случаях, к примеру, когда в Афганистане нелегально оказывался советский гражданин, могущий быть использованным в разведывательных целях против СССР, афганские спецслужбы укрывали его и тайно пере­правляли его нашим по тем временам вероятным против­никам.

Надо объективно признать, что за этими внешними, казалось бы, не глобальными событиями на советско-аф­ганской границе, мы, точнее, наша разведка (в том числе и пограничная), неглубоко оценивали и слабо прогнозиро­вали происходящие в этой стране внутренние изменения. А события там с начала 1970-х гг. развивались не по-вос­точному стремительно.

Нарастало острое противостояние между набираю­щей силу молодой Народно-демократической партией Афганистана — НДПА (исповедующей демократические принципы и дружбу с СССР) и исламскими группиров­ками радикального, экстремистского толка. Характерно, что и те, и другие выступали против королевского режи­ма Захир-Шаха, а затем и Дауда, совершившего перево­рот в 1973 г.

Попытка радикальных исламистов поднять мятеж в 1975 г. и захватить власть в Афганистане была подавлена правительственными силами Дауда, и это событие у нас в Среднеазиатском погранокруге (я в то время был его руководителем) и в Центре (на Лубянке) практически про­шло незамеченным.

В случае прихода к власти исламистов становилось реальностью создание вдоль южных границ СССР вожделенного для Запада (Бжезинский и К°.) пояса ислам­ских государств («исламской дуги»): Турция, Иран (с при­ходом там в 1979 г. к власти духовников Хомейни), Афга­нистан и Пакистан, идеологически нацеленных на регио­ны Кавказа и Средней Азии.

При живучести радикальных исламских традиций среди части населения наших среднеазиатских и закавказских республик и сохранении в северных районах Афганиста­на старой «басмаческой» базы (обосновавшейся там еще в 1930-е гг.) такой сценарий мог дорого нам стоить. Кстати, уже позднее, после так называемой Саурской (Апрельс­кой) революции 1978 г. в Кабуле (к сожалению, тогда нами почти незамеченной), мне не раз приходилось слышать заверения некоторых афганцев — участников тех событий, что решиться на такой поспешный шаг их подвигла опас­ность захвата власти исламскими радикалами.

Думаю, что в этом есть доля истины, кстати, объясня­ющая отчасти и нашу повышенную (хотя и запоздалую) причастность к тем афганским делам. Словом, размыш­лять было о чем.

Вечером 18 марта прибыли в Кабул. Кабульский аэро­порт напоминает дно огромной горной чаши и, приземля­ясь, самолет кругами довольно близко обходит нагромож­денные по бокам скалы и каменистые террасы. Первые дни ушли на знакомство с персоналом посольства, сотрудни­ками представительства КГБ и изучение обстановки.

Представительство КГБ возглавлял мой старый то­варищ — полковник (позже — генерал-майор) Леонид Павлович Богданов, начинавший офицерскую службу в погранвойсках, опытный специалист по Востоку. В соста­ве представительства находился и пограничник — полков­ник Владимир Александрович Кириллов (мой сослужи­вец по Кавказу), прибывший сюда несколько ранее.

Как и предполагалось, события в Герате были лишь частным эпизодом, хотя в них, как выяснилось в последующем, проявились ошибочные и неоправданно жесткие меры провинциальных властей в отношении сотен афган­цев-беженцев, возвратившихся из Ирана. Что, собствен­но, и вызвало недовольство и выступление части военнос­лужащих 17-й дивизии.

В стране нарастала активность оппозиционных режи­му Тараки — Амина сил, применявших весь набор характерных для Востока средств борьбы — от дезинформации, широкого распространения ложных слухов (запускаемых обычно из мечетей и с базаров) до вооруженных нападе­ний на отдельные военные и административные объекты, а также актов диверсии и террора. Участились случаи пе­рехода границы небольшими, но хорошо вооруженными группами мятежников из Пакистана и Ирана, где осели десятки тысяч афганцев, ушедших туда после апреля 1978 г. Там главари афганской оппозиции спешно созда­вали лагеря по подготовке боевиков, опираясь на мощную материально-финансовую поддержку Запада и богатых арабских шейхов. В этих лагерях, позднее станет извест­но, начинал свою «карьеру» террорист-организатор Уса­ми бен Ладен, подружившийся с американскими и паки­станскими спецслужбами.

Кабул и многие провинциальные центры полнились слухами о готовящихся якобы антиправительственных мятежах и заговорах, о жестокости властей и правоохра­нительных сил и армии, действующих часто неуклюже-провоцирующе.

Внешне же, к примеру, в Кабуле мне это показалось мало заметным. Сотни людей в самых разнообразных, порой экзотических одеяниях растекались по многочис­ленным рынкам, дуканам и мечетям. Поток машин всех марок, размалеванных, загруженных до отказа «бурбухаек» вперемежку с верблюдами и ослами. И повсюду терпкий запах кожи и кошмы, костров и мангалов. Все это создавало обманчивое впечатление обыденной рас­слабленности. К вечеру город пустел и переходил во власть многочисленных патрулей. Поездки по городу в такое время небезопасны: можно было нарваться на бес­порядочную стрельбу какого-нибудь ошалевшего пат­рульного сарбоза.

Посольство наше — город в городе, в отличие от всех остальных. Построенное в 1960-е гг. с настоящим советским размахом, оно занимает площадь в несколько гектар на юго-восточной окраине Кабула, недалеко от дворца Тадж-Бек (пригород Дар-Уль-Аман). Здесь есть все для автономной жизни, включая свои источники водоснабже­ния, тепла, света, школу и даже хлебопекарню. Часть се­мей сотрудников посольства выехала в Союз (в одной из освободившихся квартир мы с Борисом Семеновичем и разместились), но многие семьи остались и это создавало послу дополнительные проблемы, поскольку их безопас­ность в городе, куда они выходили несмотря на грозные запреты, стала непредсказуемой.

На второй день отправились в МВД ДРА. В этом ве­домстве, точнее, в царандое (что-то близкое к нашим внут­ренним войскам) находился Отдел пограничной службы ДРА. Познакомились с заместителем министра, началь­ником царандоя и куратором Отдела пограничной служ­бы капитаном Таруном. Тарун, небольшого роста, коре­настый офицер 33-35 лет, чертами лица смахивающий на хазарейца. Хорошо говорил по-русски (учился у нас в ка­ком-то техникуме на Украине), был доброжелателен и сло­воохотлив. Однако, когда мы попросили его дать оценку состояния погранохраны, ее службы, он долго и простран­но излагал «руководящие указания товарища Амина». Стало ясно, что конкретное состояние дел он не знает (об этом предупреждал и полковник В. А. Кириллов), и мы завершили на этом встречу, удовлетворившись его завере­ниями о всяческой поддержке им наших предложений и мер.

Удручающим осталось впечатление и от знакомства с Отделом погранслужбы (ОПС). Отдел ютился в двух или трех обшарпанных кабинетах, без каких-либо элементар­ных условий для обычной штабной работы. Его штат состоял из девяти офицеров, при знакомстве с которыми выяснилось, что среди них нет ни одного профессионала-пограничника. Под стать им был и начальник Отдела май­ор Хисамутдин, бывший летчик, получивший тяжелую травму ноги при авиационной катастрофе. Конечно, ни настоящих дислокационных карт, как и других нужных оперативных документов (директивы, сводки и пр.) эти «пограничники» не вели, не имели, да и не могли этого делать.

Уже позднее, размышляя об этом, я стал понимать, что причина подобного крылась не столько в пост революционном хаосе (ведь были же в Афганистане свои погранич­ники!) и неразберихе, сколько в сознательном намерении новых властей держать, как и в прошлом, охрану границы чисто символической. Позднее Амин на одной из встреч заявил прямо, что «...границу с Пакистаном, установлен­ную англичанами (известна как «линия Дюранда») мы не признаем...». Власти, разумеется, не ожидали, что такая политика с обострением обстановки приведет к большим неприятностям. Прозрение к ним придет немного позднее.

Мы же тогда, потратив пару дней, сумели обобщить всю имеющуюся в Отделе информацию, уточнить дополнительными запросами недостающие сведения из провин­ций и составить в общих чертах представление о состоя­нии афганской погранслужбы.

Ее основу составляли погранбатальоны в провинци­ях (1-2), находящихся в подчинении местных органов ца­рандоя. Каждый батальон имел 3-4 погранроты, а те — несколько пограничных постов (офицерские или сержан­тские). Всего на границе с Пакистаном (более 2 тыс. км) имелось 13 погранбатальонов, на границе с Ираном (бо­лее 860 км) — 3 погранбатальона, и на севере (граница с СССР — около 2 тыс. км) — 9 погранбатальонов. Их штат­ная укомплектованность составляла не более 40-50% к штату, а общая численность была около 8 тыс. человек. Думаю, не нужно объяснять, какая это была «защита» гра-чиц и каковы были возможности тех пограничников.

Боевой и специальной техники они не имели. Комп­лектовались на общих основаниях, но лишь тем пополнением, которое оказалось непригодным для армии, то есть после армейского призыва. В отличие от армии, погранич­ники не имели централизованного снабжения (на радость царандоевским казнокрадам), их снабжение оплачивалось деньгами (опять — таки через провинциальный царандой) и многие пограничники, чтобы прокормиться, вместо служ­бы подрабатывали у местных баев, охраняли дуканы и лавки. Конечно, эти подразделения были неспособны ни надежно охранять хотя бы отдельные, наиболее важные участки границы, ни тем более противостоять нападени­ям бандгрупп из Пакистана и Ирана.

Все это, мягко говоря, вызывало удивление, так как военную помощь (и весьма солидную) этой стране мы ока­зывали уже много лет, с 1956 г. За это время, к примеру, СССР поставил сюда (по данным ГКЭС) по различным контрактам: более 600 танков, 770 бронетранспортеров и БМП, более 2 тыс. орудий и минометов, 220 самолетов и вертолетов, около 140 тыс. автоматов и свыше 15 тыс. руч­ных пулеметов. И все это в основном уходило в армию.

20 марта состоялась встреча с X. Амином, который к тому времени фактически руководил страной и бдитель­но опекал силовые структуры. После наших кратких с Б. С. Ивановым представлений и передачи приветствий от Ю. В. Андропова, Амин высказал удовлетворение кон­тактами силовых ведомств сторон. Он оптимистично оха­рактеризовал ситуацию в Афганистане, хотя и не скры­вал озабоченности некоторыми негативными тенденция­ми, упомянув и события в Герате. Касаясь пограничных проблем, он выразил готовность рассматривать любые наши предложения, подчеркнув, что «мы не обидимся на любые, даже резкие замечания».

Меня насторожили его фразы об ограниченных воз­можностях (прежде всего — кадровых) в развертывании погранвойск и необходимость «учитывать эти реалии». Пришлось объяснить, что укрепление пограничной службы тем более действующей, по сути, в экстремальной си­туации, не может быть достигнуто без подготовленных офицеров, на это требуются годы. Из числа сержантов и солдат можно в ограниченное время (5-6 месяцев) подготовить некоторое количество офицеров, но они будущий костяк погранвойск не составят. Поэтому, организуя под­готовку кадровых офицеров-пограничников в Академии царандоя (разумеется, с нашей помощью), в настоящее время вряд ли можно обойтись без поддержки армии и МВД (царандоя). Тем более что эти ведомства располага­ют значительным количеством офицеров и в лучшей сте­пени, нежели пограничники, укомплектованы.

Амин ответил, что он подумает об этом и вновь под­твердил свою готовность встречаться по нашим вопросам в любое нужное время. Амин производил впечатление ум­ного, волевого руководителя восточного типа. Среднего роста, смуглый, по-спортивному подтянутый. Взгляд цеп­кий, изучающий. По-русски не говорит. Мысли излагает четко, убедительно. Чувствуется хорошее знание ситуации и людей, его окружающих. Вернувшись в посольство, об­менялись впечатлениями.

Поступившая из Герата дополнительная информация подтвердила наши первоначальные предположения: у гератских властей не было оснований для применения ору­жия (в том числе и артиллерии) по скоплению людей, хотя и были слухи о возможных нападениях мятежников. К то­му же не было сомнений в том, что многие факты недо­вольства, накапливающиеся там среди местного населе­ния и в гарнизоне (его превратили в место ссылки всех обиженных и штрафников), не могли быть тайной для властей Кабула. К сожалению, разграбленными в этом гарнизоне оказались не только склады текущего довольствия, но и мобилизационные запасы оружия и боеприпасов.

Вечером во дворе посольства встретил знакомого дип­ломата, приехавшего машиной из Герата. Он несет под мышкой автомат Калашникова: купил в дорогу на гератском базаре за 50 афгани (по тем временам 5 пачек сигарет), а сейчас, кому его сдать. А мы голову ломали — как и чем вооружить тут пограничников?»

Понемногу удалось обобщить и проанализировать обстановку в приграничных провинциях. Она довольно тревожная: резко возросла активность враждебных пра­вительству ДРА эмигрантских организаций «Исламская партия Афганистана» во главе с Г. Хекматьяром и «Ис­ламское общество Афганистан» во главе с Б. Раббани. Оживились и другие, в том числе и проиранские ислам­ские группировки. Непосредственным же сколачиванием и переброской в Афганистан вооруженных групп, глав­ным образом из числа афганских беженцев, занимались пакистанские органы военной разведки. Почти ежедневно происходили обстрелы и попытки нападений на афганские пограничные посты.

Со многими провинциями и местными гарнизонами часто не бывало связи. В Кабуле появились слухи о возможном нападении на советское посольство (кстати, охраняе­мое лишь четырьмя штатными дежурными без оружия).

Вечером говорил по «ВЧ» с В.А. Матросовым. Доло­жил обстановку, о встрече с Амином, о наших ближайших замыслах. Попросил дать добро на мои донесения о вызо­ве сюда в ближайшее время группы офицеров-погранич­ников в качестве советников на наиболее активные участ­ки границы и команды (взвод) пограничников со средства­ми усиления (технические средства, служебные собаки) для охраны посольства. Вадим Александрович предложения одобрил, отправку людей обещал ускорить.

Первые же дни пребывания в Кабуле обозначили про­блемы, решать которые надо было незамедлительно. Преж­де всего требовалось организовать сбор и обобщение ин­формации об обстановке на границах ДРА и в пригранич­ных провинциях.

Кто много служил на Востоке, тот знает, как сложно здесь в скопище многочисленных слухов, по-разному излагаемых фактов и событий определить их достоверность.

Проблема осложнялась не только отсутствием у аф­ганских пограничников единой вертикали органов управ­ления и своей системы связи. Многое зависело от отноше­ния к этому руководителей провинциальных органов царандоя, в чьем ведении находились пограничники.

Наш замысел предусматривал ежесуточный сбор, пе­редачу информации от подразделений и отделов погран­службы провинций до Кабула, ее обобщение и анализ ежед­невно и еженедельно (в сводках) и был одобрен руковод­ством МВД.

Естественно, на первых порах значительную часть этой работы предстояло выполнить нашим офицерам. Были уточнены задачи погранбатальонам с учетом осо­бенностей обстановки и их состояния (укомплектован­ность, оснащения и пр.). В директиве, подписанной заме­стителем министра Таруном, предусматривалось: прикры­тие войсковыми нарядами наиболее важных участков и направлений; ликвидация малочисленных отдаленных постов (объектов частых нападений бандгрупп), их сведе­ние в более крупные подразделения; меры обеспечения собственной безопасности и др. Были подготовлены предло­жения и по укреплению Отдела пограничной службы ДРА. Характерная деталь: руководители МВД, ссылаясь на мнение Амина, отклоняли предлагаемые варианты подготовки офицеров-пограничников в Душанбе или в Таш­кенте, настаивая на их учебе в Москве или Ленинграде. В целом все наши предложения и меры находили поддер­жку в МВД, но, откровенно говоря, они были неадекватны реальной ситуации на границе, весьма ограничены из-за отсутствия подготовленных кадров, вооружения и техники, других материальных средств. Надо было в самые сжа­тые сроки разработать план развития и усиления погранохраны ДРА, создания боеспособных формирований, в первую очередь на границе с Пакистаном и Ираном.

В Москве оперативно отреагировали на предложения по усилению охраны посольства: неделю спустя в Кабул прибыла группа пограничников (20 военнослужащих) со средствами усиления (служебные собаки, сигнальные при­боры, приборы ночного наблюдения и пр.). Их появление в военной форме и четко налаженная служба была хорошо воспринята всеми в посольстве, эти меры вселили в людей уверенность. А когда пограничники, спустя пару недель, дали еще и неплохой концерт — уважение к ним утверди­лось окончательно.

СССР, как известно, кроме политической и военной поддержки, оказывал Афганистану большую экономичес­кую помощь. С нашим участием здесь были созданы но­вые и реконструированы такие отрасли, как добыча и транспортировка природного газа (от Мазари-Шарифа и Кундуза до границы СССР), производство блоков и сборка крупнопанельных домов, выработка азотных удобре­ний, выращивание и сбор цитрусовых и маслин и др. При активном участии советских специалистов в Афганиста­не были построены электростанция «Наглу», ряд авторе­монтных и автотранспортных предприятий, дорога Кундуз — Кабул с тоннельным проходом на перевале Саланг, оборудована ирригационная система в районе Джелалабада. После 1978 г. в нашей стране обучались сотни моло­дых афганцев, в том числе и военные.

К весне 1979 г. у афганского руководства и наших спе­циалистов большую тревогу вызывало состояние безопасности ряда объектов советско-афганского сотрудничества. В частности, завод азотных удобрений в Мазари-Шарифе, газопровод и ТЭЦ в Шибиргане, вантовый мост в рай­оне Келифа и др. Некоторые из них уже подвергались на­падениям мятежников, и их дальнейшая судьба была про­блематичной. Идеи их защиты высказывались разные, включая вооружение части самих специалистов, работав­ших там (своего рода народные дружины). Однако на пер­вых порах руководство МВД ДРА согласилось привлечь для этих целей подразделения царандоя в провинциях, направив указания губернаторам об их личном участии в организации этих мер.

Проблемы охраны границы Афганистана вызывали необходимость поддерживать контакты в первую очередь с руководством МВД ДРА, а также афганским армейским командованием и нашими специалистами главного военного советника и советника при МВД ДРА. Но контакты с некоторыми из них в то же время и настораживали. По­граничные проблемы тут решались на стыке интересов армии, МВД и АГСА (государственная служба безопасности), и у меня по ряду признаков, возникали опасения, что наша отечественная ведомственная «самостоятель­ность» утвердилась и здесь, и даже основательнее. Между армией, МВД и АГСА отношения действительно были сложными. Взаимодействия не были даже в вопросах оцен­ки обстановки в том или ином регионе страны. Очень час­то эти ведомства располагали противоречивой информа­цией о каком-либо важном событии. И это при том, что первые руководители Минобороны, МВД и АГСА — мо­лодые офицеры, активные участники Саурской (Апрель­ской) революции и активные сторонники Н. Тараки — Ватанджар, Ш. Маздурьяр и Асадулла Сарвари были между собой в хороших, товарищеских отношениях.

.Негативную роль в этом, как выяснилось позднее, иг­рали ставленники Амина в силовых ведомствах, занимав­шие там подчас ключевые позиции (Тарун - в МВД, Якуб - в Генштабе и т. д.). В той ситуации для Афганиста­на объективно возрастала роль МВД, куда традиционно входила и погранохрана. Однако по оценкам наших специалистов здесь, это ведомство пребывало в то время в архаичном, полуфеодальном состоянии и было пока не способно существенно влиять на поддержание стабильно­сти в стране.

Министр внутренних дел подполковник Ш. Маздурьяр, молодой армейский офицер, сторонник Тараки. Про­блемы МВД, как и пограничной охраны, представлял сла­бо. К предложениям наших советников, их предложениям был всегда внимателен, но окруженный заместителями — людьми Амина, более напористыми и амбициозными, в решении сложных вопросов часто проявлял нерешитель­ность и непоследовательность. Вооруженные формирова­ния МВД — царандой (народная милиция), при довольно высокой общей численности (около 30 тыс. человек), не­большими подразделениями (постами) и командами были разбросаны по многочисленным провинциальным и уезд­ным центрам, занятые там в основном охраной местного начальства, дуканов и магазинов. Эти разобщенные, пло­хо вооруженные и слабо обученные подразделения в стол­кновениях с мятежниками часто терпели поражение, не­сли потери. Было много сигналов о казнокрадстве и кор­рупции среди офицеров этого ведомства, связях некото­рых из них с мятежниками (как это было в Герате в марте 1979 г.).

К сожалению, даже в этой структуре погранохрана находилась где-то на последних ролях, годовой бюджет которой от общего бюджета царандоя составлял не более 15-17%. Справедливости ради надо сказать, что группой советников и специалистов МВД СССР во главе с пол­ковником Н.С. Веселконым, находившимся в ДРА уже около года, было немало сделано для укрепления и осна­щения МВД ДРА. Однако работа этих специалистов на­чалась с неприятной истории. В феврале 1979 г. в Кабуле среди бела дня был убит американский посол А. Дабе. Цель и мотивы убийства остались невыясненными, а сами нападавшие убиты. В Москве это связали с плохо организованной охраной посольств и «крайними» оказались наши советники из МВД. В довершение последовало ука­зание об оперативном подчинении их представительству КГБ в Кабуле. Естественно, восторгов это у советников МВД не вызвало и теплоты в отношениях с нами не при­бавило.

Каждый из наших специалистов, кто в то жаркое лето 1979 г. находился в Афганистане, много раз задавался воп­росом: почему за столь короткое время после Апрельской революции, практически бескровной и спокойно воспри­нятой большинством населения, там так накалилась об­становка? Ведь, казалось бы, новый режим в отличие от старого за относительно короткий срок многое сделал для улучшения жизни людей. Менее чем за год в стране было построено около 500 школ, введено всеобщее начальное образование. Около 300 тыс. малоземельных и безземель­ных крестьян получили землю, а более 11 млн. освободи­лись от кабалы и долгов. Были приняты и другие положи­тельные меры.

И тем не менее ситуация в стране обострялась. Вече­рами в посольстве, обменявшись информацией и впечатлениями о встречах и событиях дня, мы много раз анали­зировали и оценивали обстановку. И сейчас, по проше­ствии многих лет и событий, мне думается, наши оценки тогда были вполне реальными.

Безусловно, были и объективные причины сложного положения в стране: ее экономическая отсталость и бед­ность, почти сплошная неграмотность среди крестьян и мелких ремесленников, огромное влияние на население мулл и землевладельцев-феодалов, и, конечно, активная подрывная деятельность, развязанная против молодой республики спецслужбами США и других стран, в том числе соседних — Пакистана, Ирана и Китая.

По нашему твердому убеждению, ситуацию в значи­тельной степени ухудшали часто необоснованные, а по­рой и труднообъяснимые действия самих властей ДРА.

К примеру, общеизвестно, какой огромный вред обще­му партийному и государственному делу наносила откры­тая ненависть партийных лидеров НДПА (бывших «Халькистов») к членам бывшего в НДПА крыла «Пар­чам» и их преследование. Усиливалась тенденция многие проблемы, противоречия разрешать лишь с позиции силы — путем угроз и репрессий. Власти все меньше счи­тались с вековыми традициями народа (хотя словами о «гордом и свободолюбивом афганском народе» тут начи­налось и заканчивалось любое выступление). Серьезно ухудшали обстановку и обострившиеся отношения влас­тей с вождями многих пуштунских племен. При этом до­вольно частым способом выяснения отношений с ними были удары авиации по селениям этих племен. Послед­ствия можно было не прогнозировать.

Последнюю неделю марта занимались делами, кото­рые мы считали наипервейшими в сложившейся обстанов­ке: организация информационно-аналитической работы, уточнение задач пограничным подразделениям, одобрен­ных руководством МВД Д РА. Но возникали и другие про­блемы. С прибытием первых офицеров-пограничников из Союза в качестве советников и специалистов, их перед направлением в отделы погранслужбы провинций (Джелалабад, Герат и др.) надо было ввести в курс дел, согласо­вать с ними единые взгляды на цели и задачи погранслуж­бы. Побывали в эти дни с Борисом Семеновичем на встре­че с Амином — по его инициативе.

Амин выразил озабоченность руководства Д РА обста­новкой в Кабуле (ссылаясь на серьезную информацию о готовящихся якобы диверсионных и террористических актах и мятежах, в том числе и с участием некоторых армейских частей гарнизона). Он высказал просьбу от име­ни Тараки — разработать с участием главного военного советника - Л. Н. Горелова план действий правоохрани­тельных структур и частей Кабульского гарнизона на случай чрезвычайных обстоятельств. Особо подчеркнул при этом конфиденциальность таких мер, исключающих утеч­ку информации. Сообщил, кто от Минобороны, МВД и АГСА ДРА может быть подключен к этой работе.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: