Афганская поговорка 3 страница

Руководство МВД ДРА эту идею одобрило, включив сюда и два резервных батальона царандоя, размещенных в тех же провинциях. Всего предполагалось переподчи­нить дивизиям 10 пограничных батальонов.

Для сохранения боеспособности подразделений на других участках границы было решено ускорить меры по объединению мелких подразделений (постов) в более крупные. В провинциях с наиболее сложной обстановкой предусматривалось создание сводных отрядов царандоя, включив в них, кроме собственных мелких подразделений, и вооруженные группы местных ополченцев. Для более четкого управления силами царандоя при заместителе министра внутренних дел, командующим царандоем (в то время капитан Тарун), формировался специальный от­дел по борьбе с бандитизмом.

30 апреля для обсуждения этих вопросов с участием Таруна провели рабочую встречу с начальником Геншта­ба Якубом и его советниками. Начало совещания едва не переросло в скандал. Якуб, оценивая ситуацию в своей обычной резкой манере, негативно отозвался о роли ца­рандоя, который, по его мнению, «надо подчинить армии и навести там порядок». Тарун в долгу не остался и посо­ветовал навести порядок вначале в самой армии. Возник­ла перепалка, и советники с трудом примирили своих «под-советных». Тем не менее предложения наши были одобрены и включены в сводку для Амина. А бурное начало встре­чи завершили нехитрым товарищеским ужином.

Из всех руководителей силовых ведомств Афганиста­на наиболее частым гостем был - Асадулла Сарвари, начальник службы безопасности ДРА (АГСА). Точнее гос­тем Б.С. Иванова и Л.П. Богданова и, естественно, эти встречи не афишировались, думаю, в том числе и самим Асадуллой, и проходили обычно на одной из вилл, занимаемых представительством КГБ.

Высокий, статный, с постоянной улыбкой, любитель шутки, он внешне мало подходил на роль шефа своего небезгрешного ведомства. Военный летчик по профессии, он стал чекистом, как у нас говорили, по призыву револю­ции. При знакомстве со мной он в шутливой форме поведал о своей первой встрече с нашими пограничниками в Термезе, куда он со своим экипажем перегонял для ремон­та королевский вертолет, напичкав его контрабандным ширпотребом, что и было обнаружено.

Он с интересом воспринял версию о готовящемся яко­бы переподчинении погранохраны из МВД в АГСА (она, как известно, не подтвердилась), хотя и понимал, что его ведомству будет сложно управиться с этой структурой. Его подчиненные в приграничных провинциях всегда актив­но взаимодействовали с пограничниками и своими и на­шими советскими, вошедшими позднее в северные провин­ции ДРА.

В отличие от армии, и даже МВД, где сохранились многие кадровые офицеры, служившие еще при Захир-Шахе и Дауде, в АГСА все начинали заново, как водится, методом проб и ошибок. Наша помощь этому ведомству по линии органов КГБ, безусловно, была существенной, но некоторые факторы, на мой взгляд, характерные для Афганистана, и тут играли свою роль. Во-первых, как и везде на Востоке, здесь каждый руководитель (волости, провин­ций, департамента, министерства и пр.) имел свою раз­ведку, свой осведомительский аппарат (естественно, не­профессиональный), и по любому важному событию ин­формации возникало столько, что в ней было сложно разобраться самому опытному аналитику. К тому же суще­ствовало много целенаправленной дезинформации, провоцирующей иногда правоохранительные структуры на ошибочные действия.

Другой негативный фактор — своеволие и беззаконие многих руководителей (губернатор, командир корпуса, дивизии, секретарь парткома и др.), по приказам которых и утверждаемым ими спискам часто производились аресты, в том числе и офицеров, без достаточных на то основа­ний. К тому же, властный Амин не обошел своим внима­нием и это ведомство, последовательно внедряя в него своих людей и даже родственников. Многие репрессивные акции (довольно часто — как ответ на теракты мятежни­ков) совершались органами АГСА и МВД по его прямому указанию.

На встречах с Сарвари и Борис Семенович, и Леонид Павлович популярно объясняли ему, что такое «наруше­ние законности» и чем оно обернулось в СССР в конце 1930-х — начале 1950-х годов, для руководителей НКВД-МВД. Кажется, Сарвари все это понимал, но ему трудно было вырваться из пут Амина. Он до конца оставался вер­ным Тараки, едва избежал расправы аминовской охранки в сентябре 1979 г. и вернулся в ДРА уже после свержения Амина.

Как и предполагалось, в мае резко возросла активность мятежников — фактически по всему Афганистану. Власти ДРА, казалось бы, многое делали, чтобы ослабить ее. Мно­гие решения Высшего совета обороны страны и ЦК НДПА были актуальными и целесообразными по замыслу (к при­меру, формирование «Комитетов защиты революции» из числа членов НДПА и других добровольцев; меры по ук­реплению боеспособности частей и подразделений армии и царандоя и др.). Но, как и в прошлом, завершить их реа­лизацию не удавалось, так как сказывались межведом­ственная разобщенность и неорганизованность, а в ряде случаев (особенно в провинциях) — прямое игнорирова­ние решений и указаний центра.

У мятежников, напротив, просматривалась более чет­кая скоординированность действий. Практически в Афганистане развертывалась гражданская война, где оппози­ционные режиму силы, поддерживаемые извне, применя­ли весь арсенал партизанской борьбы, диверсионно-террористических действий, сочетая их с активным ведением пропаганды и дезинформации. Главными объектами на­падений мятежников были пограничные подразделения и армейские части, дислоцированные вблизи границы.

В провинции Пактия (граница с Пакистаном) в резуль­тате нападения мятежников понесла тяжелые потери пограничная рота в Дваманде. Высланный от 25-й дивизии отряд поддержки попал в засаду, понес потери и вернулся в гарнизон (г. Хост). Там же в середине мая при попытке очистить от мятежников сел. Ваза попал в засаду и понес тяжелые потери батальон 38-го пехотного полка.

Вскоре нападению крупного бандформирования под­вергся и штаб 25-й пехотной дивизии, и дислоцирован­ный там же 59-й полк. Нападение было отбито, но без по­терь и тут не обошлось. Обстановка осложнялась броже­нием среди военнослужащих этой дивизии (дислоцирован­ной вблизи границы), их нежеланием вести боевые дей­ствия. Там же, в этой провинции, попали в засаду и были убиты два наших военных советника, а в районе Саидхель (тоже вблизи границы) был обстрелян и сбит армейский вертолет.

В провинции Газни обстановка обострилась с появ­лением там крупного бандформирования с тяжелым ору­жием.

В первой декаде мая здесь подверглась нападению мя­тежников и понесла тяжелые потери пограничная рота в селении Двачина. Рота оборонялась в старой крепости, получая боеприпасы и продовольствие вертолетами.

В провинции Кандагар мятежники крупными силами совершали нападения на пограничные подразделения, при этом три пограничных поста ими были захвачены. В про­винции Пактика понес тяжелые потери погранбатальон в селении Вазахва. Батальон около недели находился в ок­ружении практически без боеприпасов и продовольствия. Обещанная поддержка от 14-й дивизии длительное время затягивалась под различными предлогами, и лишь вмешательство министра обороны Ватанджара спасло поло­жение батальона. Но ситуация в этой провинции остава­лась тяжелой, под контролем мятежников здесь находилось два уездных центра и значительная часть пригра­ничной территории. Аналогичное положение складыва­лось и в ряде центральных провинций. В провинции Ба-миан, к примеру, части 8-й дивизии и подразделения ца-рандая в течение всего месяца вели упорные бои с банд­формированиями, пытавшимися овладеть центром про­винций. И лишь к концу месяца правительственным си­лам с помощью авиации удалось вытеснить мятежников в горные районы. Обострение обстановки в приграничных районах ДРА на юге (граница с Пакистаном) и на востоке (граница с Ираном) власти Кабула объяснили в первую очередь враждебной политикой этих двух соседних госу­дарств и стоящих за ними других сил в отношении ДРА.

В этом была доля истины. Фактов об этой роли спец­служб США, Саудовской Аравии, Пакистана и других стран, включая и известных боевиков-террористов (Уса­ми бен Ладен и пр.) ныне обнародовано много.

Но было трудно объяснить резкое обострение обста­новки весной и летом 1979 г. в северных, приграничных районах с СССР провинциях, населенных в основном тад­жиками, узбеками, туркменами и другими этническими группами. Известно, что социально-экономическое поло­жение в наших среднеазиатских республиках (при всех их проблемах в то время) было во много крат лучшим, неже­ли у их соплеменников в Афганистане. И не случайно за­родившиеся еще в 1950-е гг. в северных провинциях этой страны нолуподпольные молодежные революционные группы и организации («Вечное пламя» и др.) в своих про­граммах не исключали присоединение этих провинций к некоторым республикам Средней Азии. В 1960-1970-е годы, в бытность мою тогда начальником штаба, а затем и начальником войск Среднеазиатского погранокруга, к нам через границу неоднократно переходили (разумеется, не­легально) из Афганистана ходоки — представители узбек­ских, туркменских и других племен, кланов с просьбой о разрешении их людям перехода в СССР на постоянное жительство. И всякий раз по указанию из Центра мы от­казывали им в этом, ссылаясь на добрососедские отноше­ния с королевским режимом Афганистана.

Казалось бы, власти ДРА должны были иметь здесь хорошую опору и поддержку, а получалось наоборот. Те же таджики (а их в Афганистане насчитывалось более 3 млн. человек) - один из древнейших, богатых историей, но судьбой обиженных, разделенных народов, чей уровень жизни в сравнении с советскими таджиками был просто несопоставим — вместо поддержки новой власти повели с ней активную вооруженную борьбу. К тому же выдвинув из своей среды таких крупных руководителей, как Ахмад Шах Масуд и Б. Раббани, ставших в 1980-е гг. во главе Афганистана после падения правительства Наджибуллы. Здесь, на мой взгляд, кроме известных ошибок и переги­бов властей ДРА, характерных для всех регионов (репрес­сии, притеснения священнослужителей, родовых автори­тетов) свою негативную роль сыграл и махровый нацио­нализм Амина и его окружения, нежелание обеспечить равенство национальных меньшинств с титульной наци­ей — пуштунами. Последствия известны.

В мае возникла угроза захвата мятежниками г. Бала-мургаба (вблизи границы с СССР), где проживало много узбеков и туркмен. Особенно неудачно складывалась об­становка в другой северной провинции ДРА — Самангане. Здесь при попытке очистить ранее захваченный мятеж­никами район шахтерского поселка Дарай-Суф, сводный отряд 18-й дивизии понес тяжелые потери и отошел. Вслед за этим мятежники взяли под свой контроль несколько уездов этой провинции и создали угрозу захвата города Айбак. Два танка, захваченные мятежниками в районе Дарай-Суф, вскоре появились под Мазари-Шарифом. Аналогичная сложная обстановка возникла и в северных провинциях Герат и Кундуз.

В эти же дни в соседней с ними провинции Джаузджан началась крупная операция армейских частей и царандоя с применением авиации и артиллерии против крупного формирования мятежников. Однако применяемая арми­ей тактика «утюга» — выталкивания и рассеивания — по­зволяла мятежникам сохранять силы и перегруппировы­ваться. Были и более удачные действия правительствен­ных сил, главным образом в южных и центральных про­винциях (под Джелалабадом — пограничников и царан­доя, частей 14-й дивизии и ополченцев в провинциях Урузган и Газни и др.), но повсеместно перехватить инициати­ву правительственным силам пока не удавалось. Форми­рования мятежников стали появляться в окрестностях Кабула, что усиливало нервозность руководства ДРА и силовых структур.

В первой половине мая в Генштабе ДРА состоялось оперативное совещание руководства Минобороны, МВД и АГСА с участием наших представителей и советников. Обсуждались вопросы взаимодействия силовых струк­тур, меры по защите Кабула и замысел предстоящей опе­рации в районе Газни (там мятежники практически блокировали части газнийского гарнизона). И тут не обо­шлось без взаимных упреков (на этот раз между руководством Генштаба и АГСА), однако согласованные реше­ния по обсужденным вопросам все же были приняты, в том числе и наши предложения к замыслу и плану опера­ции в Газни.

Спустя несколько дней в МВД ДРА состоялась рабо­чая встреча наших офицеров-пограничников, в том числе и советников в некоторых приграничных провинциях, с новым заместителем министра внутренних дел, команду­ющим царандоем и куратором погранохраны ДРА майо­ром Али-Шахом Пайманом, назначенным вместо Таруна. Присутствовали также начальники ведущих отделов МВД.

Али-Шах — армейский офицер, до назначения не­сколько месяцев был командиром центрального армей­ского корпуса, ставленник и активный сторонник Амина. На встрече было объявлено об утверждении руководством ДРА ряда наших предложений, касающихся погранохра­ны, заслушаны доклады и соображения некоторых совет­ников и начальников отделов. Были также рассмотрены вопросы технического оснащения пограничных подразде­лений с учетом поступающей техники и вооружения из СССР. От имени руководства Али-Шах поблагодарил наших офицеров за оказываемую помощь.

16 мая ситуация в стране обсуждалась у Н. Тараки с участием X. Амина, руководителей Минобороны, МВД и АГСА. Присутствовали также наш посол А. М. Пузанов, главный военный советник Л. Н. Горелов, Б. С. Иванов и автор этих строк. В выступлениях участников совещания отмечалось неудовлетворительная реализация решений Высшего совета обороны от 27.03.1979 г., особенно в части координации усилий армии, МВД и АГСА в борьбе с мя­тежниками. Якуб настаивал на объединении управления всеми разнородными силами в Генштабе, но поддержки в этом не получил. Там же было одобрено предложение ру­ководства Минобороны о доукомплектовании и усилении 12,20 и 18-й дивизий. По каким-то причинам на этом сове­щании не выступил новый куратор погранохраны майор Али-Шах, для которого были подготовлены предложения по ряду пограничных вопросов (нам он сообщил, что пе­редал их Амину).

В заключительном выступлении Н. Тараки одобрил обсуждаемые предложения и призвал силовые структуры к более тесному сотрудничеству. Касаясь обстановки, он назвал иранский «хомейнистский фронт» против ДРА наиболее агрессивным (подобное ранее утверждал и Амин), и это было довольно странным. Удивил и его упрек в адрес наших советников за большие потери в двух афганских батальонах в провинциях Пактия и Пактика («Ваши товарищи недосмотрели...»), хотя он и завершил свое выступление благодарностью советским специалис­там. Как видим, иждивенческие настроения зарождались тут на раннем этапе и среди самого руководства ДРА.

Удивляло и другое. На подобных совещаниях, в том числе и ведомственных, с участием руководства ДРА и силовых структур все проблемы борьбы с мятежниками рас­сматривались в основном по части наращивания сил и средств, увеличения боевой техники, оружия и пр. (есте­ственно — из Советского Союза и, в основном, на безвоз­мездной основе). И почти не обсуждались вопросы опти­мального применения сил и средств (особенно в условиях партизанской войны), равно как и причины потерь и не­удач, и поиска наиболее эффективных форм и способов боевых действий в реальной обстановке. На мой взгляд, и влияние наших военных советников (находящихся тут с середины 1950-х гг.) на подобную ситуацию было доволь­но слабым. Спустя несколько дней после совещания Н. Та-раки пригласил нашего посла А. М. Пузанова и, повторив свою озабоченность обострением обстановки (мятежники якобы контролируют уже пять провинций, а в двадцати они готовы к этому), просил сообщить в Москву его просьбы ускорить поставку боеприпасов, в том числе и повышенной мощности; прислать 20 вертолетов с наши­ми экипажами; ускорить поставку техники и вооружения для четырех дивизии и др. Александр Михайлович, по его словам, напомнил Тараки, что из Москвы уже сообщали о нецелесообразности направления в ДРА советских экипа­жей, но Тараки настойчиво просил повторить просьбу. Мнения наших представителей было единое — на это со­глашаться нельзя, и такая телеграмма в Москву была от­правлена.

Известно, что и Тараки, и Амин с весны 1979 г. все на­стойчивее пытались расширить масштабы нашего военного присутствия в Афганистане. Выдвигались разные идеи, предложения, и они многим известны. Хочу отме­тить, что с самого начала этой кампании большинство наших людей в представительстве КГБ (и пограничники, естественно) относились к этому негативно, поскольку считали, что приход наших войск с любыми благими на­мерениями чреват втягиванием их в изнурительную партизанскую войну с непредсказуемыми последствиями. Но, как видим, так считали не все.

В двадцатых числах мая с полковником В.А. Кирил­ловым совершили поездку в провинцию Нангархар, граничащую с Пакистаном. В поездке участвовали также два старших офицера Отдела погранслужбы ДРА и наш по­сольский переводчик. Дорога от Кабула в провинцию про­ходила по склонам горных ущелий, через перевалы, по­вторяя древний Великий шелковый путь. Дорога доволь­но оживленная, по ней проходил основной поток людей и грузов из Пакистана в Афганистан и обратно (около 500 автомобилей в сутки). Охранялась она стационарны­ми и подвижными постами царандоя. Под Джелалабадом в сел. Дака побывали в отделе погранслужбы провинции и погранбатальоне. Батальон, как и другие, укомплекто­ван чуть более, чем наполовину. С переходом в оператив­ное подчинение 11-й пехотной дивизии его взаимодействие и обеспечение несколько улучшилось.

Служба пограничных рот была организована в основ­ном из мест постоянной дислокации постов. Отдельные направления периодически прикрывались укрупненны­ми нарядами во главе с сержантами. Главная проблема заключалась в контроле за передвижением людей и гру­зов из Пакистана и обратно. В сплошном потоке перегруженных машин, верблюдов, ослов и просто толп бреду­щих людей настоящий контроль практически был невоз­можен. Основная задача контрольно-пропускного пункта состояла в поиске оружия и боеприпасов, предназначенных для мятежников. Но ее выполнение было формаль­ным, поскольку многие пересекающие границу кочевни­ки, торговцы, охотники были вооружены. Маленький при­мер. Мое внимание привлек подошедший с пакистанской стороны к осмотровой площадке караван верблюдов (10-15), нагруженных большими тюками. Погонщик передне­го верблюда имел за плечами старинную английскую вин­товку «Бур», а на тюках крайнего в караване верблюда восседал погонщик с автоматом Калашникова. Хозяин каравана («караванбаши») — молодой индус в красивом зеленом бурнусе пояснил, что держит путь с товаром в Джелалабад, а караваны эти водил еще его отец. Раньше для охраны обходились одним-двумя охотничьими ружь­ями, а теперь вынуждены перевооружаться — на дорогах много желающих взять «бакшиш», дань, а то и просто ог­рабить. Здешние пограничники подтвердили, что знают этого торговца давно, за ним ничего плохого нет, и мы по­желали ему удачи.

В местечке Торг-хам граница и дорога уходят к перева­лу. На пакистанской территории наверху — пограничный пост (каменный) с амбразурами и стереотрубой на плос­кой крыше (газеты писали, что там недавно побывал небезызвестный Бжезинский и даже понаблюдал в эту трубу).

Настроение личного состава и офицеров, несмотря на многие проблемы с обеспечением и техническим оснащением, командование батальона, КПП и отдела погран­службы оценивали как вполне удовлетворительное. Это подтверждали советник при органах АГСА провинции полковник Ф. Д. Кудашкин и советник при отделе погран­службы майор В. Я. Жук.

Вечером состоялась встреча с министром по делам гра­ниц (он же временно исполнял обязанности губернатора), командованием 11-й дивизии, руководителями царандоя и АГСА, нашими советниками. Министр по делам границ занимался в основном проблемами пуштунских племен, населяющих приграничные границы Афганистана и Пакистана, и к пограничной охране ДРА прямого отношения не имел. Его рассуждения о возможном привлечении (ра­зумеется, за достойную плату) некоторых пуштунских племен к охране границы в этих районах мне показались интересными.

В 11-й дивизии после недавнего мятежа состояние тре­воги не исчезало, и новое командование не скрывало опасений за боеспособность некоторых частей.

На Востоке, как известно, в отличие от умеренно-урав­новешенного Запада, любая неожиданность, нестандарт­ная ситуация могут вызвать острую, неадекватную реак­цию с непредсказуемыми последствиями. Поэтому здесь при любом скоплении людей: на базарах, у дуканов и в мечетях всегда можно ожидать любых неприятностей. В военных же коллективах, действующих в сложной об­становке, эта особенность проявляется довольно часто. Вот и на этот раз, во время нашей ночевки в городке 11-й диви­зии не обошлось без инцидента. Перед рассветом, букваль­но под окнами нашей приезжей (окна были открыты из-за душной ночи) внезапно грохнул выстрел. В ответ после­довали автоматные очереди откуда-то со стороны, а затем началась настоящая пальба. Не хватало только примене­ния гранат и артснарядов. Невольно подумалось: уж не повторение ли это недавнего мятежа? Спустя пару минут, в комнату заскочил майор Жук. В руках автомат. Но ему, как и мне, было неясно, что происходит. Попытались по­звонить по телефону, но бесполезно. Идти выяснять об­становку в этой ночной сутолоке - тоже не лучший вари­ант. Решили выждать, периодически проверяя связь. Вско­ре стрельба стала понемногу утихать, а еще через пару минут позвонили вначале начальник особого отдела ди­визии, а затем и Ф. Д. Кудашкин и сообщили, что первым стрельбу открыл (испугавшись чего-то) часовой, потом в стрельбу ввязалась караульная смена, дежурная рота, и так далее... Утром, за чаем, командир дивизии по-восточ­ному долго, витиевато и смущенно объяснял происшед­шее, а мы дружно его успокаивали.

На следующий день в Джелалабаде с руководством царандоя и отдела погранслужбы провинции более под­робно побеседовали об их проблемах. Положение было се­рьезным: в горно-лесистой, труднодоступной для тех­ники местности мятежники группами легко проникали через границу по обходным, контрабандным тропам. За­крыть их надежно у пограничников не было сил, а дей­ствовать избирательно, по оперативным наводкам они не могли из-за слабой разведки. А ведь в этой провинции, кроме пограничников, стояли части 11-й пехотной диви­зии, оперативный батальон царандоя и довольно солид­ные органы АГСА. Но подчинить эти силы единому за­мыслу по обеспечению безопасности пограничной провин­ции и страны никак не удавалось.

Наш советник при отделе погранслужбы майор В.Я. Жук здесь быстро освоился и все афганские офице­ры, в том числе армейские, отзывались о нем с большим уважением. Общительный, находчивый, хороший про­фессионал, он быстро овладел служебно-бытовым мини­мумом на дари и обходился с афганцами без переводчи­ка. Откровенно говоря, не всем присылаемым сюда на­шим советникам это удавалось, и тем приятнее было ви­деть офицера, достойно выполняющего свою нелегкую миссию.

К сожалению, наша встреча с ним оказалась последней. Спустя немногим более полугода с приходом наших войск в Афганистан, майор Жук по просьбе армейского коман­дования участвовал в воздушной разведке района пред­стоящей операции, и его вертолет «Ми-24» был сбит мя­тежниками...

Прошло столько лет, а я и сейчас его помню, словно встречался недавно — подтянутого, в армейском камуфляже и афганском кепи, с неразлучным короткоствольным АКМ.

Во время поездки хотелось поближе познакомиться с Джелалабадом. Шутка ли, здесь когда-то останавливался Александр Македонский, тут была зимняя резиденция афганских правителей. Но удалось посмотреть город лишь накоротке, мимоходом. Запомнилось, что он не по­хож ни на Кабул, ни на другие афганские города: зеленый и чистый, многие дома (высоких зданий мало) буквально укрыты вьющимися растениями, цветами, повсюду оби­лие магнолий, роз. Многие жители в ярких тюрбанах, цвет­ных халатах. Во всем чувствовалась близость Пакистана и Индии.

На пути в Кабул нас несколько раз останавливали воо­руженные ополченцы — проверка. Подумалось: такую бы организацию контроля да на других дорогах Афганистана.

В Кабуле в нашем представительстве сообщили но­вость: получена информация о решении руководства Д РА (инициатива Амина) начать в ближайшее время опера­ции в центральных провинциях (Бамиан, Урузган, Гор и др.) против хазарейцев, населявших в основном эти про­винции.

К проведению операций планировалось привлечь доб­ровольцев из пуштун в расчете на то, что они охотно при­мут участие в уничтожении хазарейцев-шиитов (сами пуштуны — сунниты). В качестве компенсации доброволь­цам обещано имущество репрессированных. Словом, на­мечались акции по уничтожению жителей и разграбле­нию населенных пунктов, объявленных враждебными к власти ДРА. Вооружать эти отряды должны были органы МВД из своих запасов старого оружия.

То же о готовящейся карательной экспедиции поведал и наш советник при МВД Н.С. Веселков, ссылаясь также на конфиденциальную информацию министра Ш. Маз-Дурьяра. При этом Амин якобы потребовал надежно закрыть афгано-иранскую границу (в Иране, где основное население - шииты, всегда проявляли к хазарейцам повышенное внимание).

На следующий день с Леонидом Павловичем (Б.С. Ива­нов был временно отозван в Москву) пришли к послу. Александр Михайлович информацию эту посчитал очень се­рьезной и тоже склонялся к мнению, что необходимо жес­ткое заявление руководству ДРА о недопустимости такой акции. Однако он не считал возможным личное участие в этом, ссылаясь на особую специфику проблемы. Перего­ворили с Я.П. Медяником (заместителем начальника 1-го Главного управления КГБ, занимающегося в Москве этим регионом). Яков Прокопьевич, как всегда, не торопился с ответом, пообещав доложить руководству.

Спустя некоторое время позвонил В. А. Крючков (в то время начальник 1-го Главного управления КГБ) и сооб­щил, что «Владимиров» (Андропов) считает опасной эту затею властей ДРА. Он предложил мне встретиться с Ами­ном, чтобы прояснить подробности этой акции и передать ему обеспокоенность нашего руководства. Наследующий день с О. Акулиничевым (переводчиком посольства) мы были у Амина. Как и намечалось (целью встречи я назвал пограничные проблемы) вначале кратко сообщил ему нашу оценку ситуации на границе и, в частности в про­винции Нангархар (по итогам поездки). Информацию Амин выслушал внимательно, сказав при этом, что он сни­мает высказанные им ранее возражения насчет создания органов разведки в погранслужбе (что предлагалось нами в комплексе мер).

Заявление о нашем желании получить от него разъяс­нение о том, насколько верны слухи о готовящейся якобы карательной экспедиции против хазарейцев — Амин вос­принял настороженно, однако подтвердил реальность этого. Привожу почти стенографическую запись переводчи­ком состоявшегося разговора.

Н. Насколько известно, тов. Амин, основу этих от­рядов составляют не военнослужащие, а гражданские добровольцы, пуштуны, негативно настроенные к хазарейцам-шиитам. Следовательно, пострадают мирные жители?

А. Мы не исключаем этого. Война есть война.

Н. Но если возникла необходимость проведения опе­рации в этих районах, то почему не привлекаются воен­ные или формирования из самих шиитов?

А. Военные у нас заняты другими делами, а среди ши­итов у нас нет сторонников и друзей. Они биологически сродни китайцам, а их религия нам враждебна. И мы их будем уничтожать.

Н. Но вы, очевидно, понимаете, какую реакцию иран­ского руководства вызовут эти акции. И не приведет ли это к объединению всех шиитов против правительства ДРА?

А. «Шиитский фронт» против нас давно развернут, они открыто ведут против нас борьбу и мы отвечаем тем же.

Н. А вы не предполагаете, что это обострит и без того сложную ситуацию среди нацменьшинств ДРА?

А. Мы так не считаем. Противник использует против нас все средства, в том числе самые коварные, и нам те­рять нечего.

Н. Накануне встречи с вами я и мои товарищи говори­ли с Москвой. Мне поручено сообщить вам, что Ю.В. Андропов весьма озабочен подобными планами. Он просил передать вам, что это может ухудшить ситуацию и для ДРА, и для СССР. Что мне сообщить в Москву?

А. Мы подумаем, время еще есть. Просим передать привет и наилучшие пожелания тов. Андропову.

Вернувшись от Амина, обменялись мнениями у посла, подготовили и направили в Москву телеграмму. В ответ получили указание наблюдать за развитием событий, но история с хазарейцами понемногу поутихла, новой информации не поступало и в сутолоке текущих дел об этом ста­ли забывать. Однако спустя месяц стало известно, что один из добровольческих отрядов все-таки появился в провин­ции Бамиан, но в столкновениях с хазарейцами понес по­тери и был выведен оттуда. На этом карательная затея с «добровольчеством» и закончилась. В Кабуле же она за­вершилась кампанией арестов среди влиятельных хазарейцев.

В отличие от армии и царандоя, боевая техника, ору­жие и снаряжение к пограничникам Д РА попадали, как уже говорилось, по «остаточному» принципу. Теперь это было частично поправлено, и уже в мае 1979 г. в пограничные подразделения стали поступать (пока в ограниченном ко­личестве) бронетранспортеры, минометы, радиостанции, полевые кухни и другое имущество и техника, направляе­мые из Союза.

С прибытием в конце мая второй группы наших офи­церов-пограничников (15 человек) стала налаживаться советническая работа в пограничной службе ДРА, так как в афганской армии наши советники находились уже давно, а в пограничной охране она началась только с весны 1979 г. Нашими первопроходцами в этом деле были офи­церы Ф.Г. Гарафеев, Е.В. Дудин, В.Я. Жук, И.А. Поляков и другие, ставшие советниками отделов погранслужбы в провинциях с наиболее сложной обстановкой. Первым все­гда трудно, тем более, в условиях автономности погранич­ных подразделений, часто без связи, надежного транспор­та и охраны.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: