Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Часть 2. Глава 11. Люблю 1 страница




 

Человеку свойственно оглядываться на свою жизнь. Это можно назвать самокопанием или копанием в своём прошлом и своих ошибках. Мы очень любим представлять, а что было бы, поступи мы так, а не иначе? Лучше нам было бы или хуже, если бы мы пошли по другой дороге, выбрали другую дверь? И порой это извечное «а если?» доставляет нам много неприятных минут наедине с собой и мыслями о прошлом, когда всё было чище, радостнее, светлее.
И, конечно, я не исключение. И бессонными ночами, когда в комнате стихают все звуки, я лежу на спине, изучаю проплывающие по потолку тени и представляю себя такой, какой я могла бы стать, повернись моя жизнь по-другому. К примеру, если бы той весной я поступила бы в техникум, а не пошла в десятый класс. Если бы я решила бросить школу, то, быть может, сейчас это была бы уже не я, а немного другая Аня? Если бы я не встретила Диану, я, быть может, была бы уже замужем и даже не подозревала ни о какой гомосексуальной части себя. У меня были бы дети, и быть может, я даже была счастлива с мужчиной, не зная, что бывает иначе. Не зная, что мне нужно на самом деле. Я думала бы, что счастлива, а это всё-таки разные вещи.
Иногда я даже задаюсь вопросом, а что было бы, если бы я познакомилась с Дианой, не зная, что она лесбиянка? Вполне возможно, что тогда наши отношения сложились бы совсем иначе. И мне даже в голову не пришло бы думать о ней как о…
А то, получилось так, что эта новость сразу сбила меня с ног, пробудила любопытство, смутила меня и, в конце концов, круто изменила мою жизнь. Я начала задумываться о таких вещах, которые раньше не вызывали во мне ничего кроме лёгкого опасения и отторжения. Я начала вдруг чувствовать иначе.
И порой меня так ужасает та, другая «Я», та, какой я могла бы стать. Та, что живёт за соседней дверью. Ужасает меня так сильно, что тёмная комната начинает куда-то падать, а потолок словно опускается на меня, и я зажмуриваю глаза, но страшные видения не проходят, и становится нечем дышать. И тогда я бужу лежащую рядом Диану, прижимаюсь к ней так крепко, что она начинает что-то недовольно бормотать сквозь сон, а я улыбаюсь, и глаза мне застилают счастливые слёзы.
И только тогда страх уходит, и другая «Я» исчезает, потому что я уже сделала свой выбор. Раз и навсегда. Мне больше не придётся ничего решать. Потому что Диана рядом. И я шепчу:
- Спасибо, спасибо, спасибо…
Спасибо за неё.
- Ну что там у тебя? – ворчит Диана.
- Ничего, ничего… Спи, - всхлипываю я, не переставая улыбаться.
- Сначала разбудит, а потом «спи»… Спать я буду утром, когда из-за тебя опоздаю на работу.
Я целую её в шею, такую тёплую, что глаза сами собой закрываются, и вот мне уже самой хочется спать, а Диана вздыхает и успокаивается.
- Извини, - шепчу ей на ухо. – Я больше не буду.
- Ты каждый раз это говоришь, - отвечает она, но уже не так сердито. – И каждый раз я слышу это «ничего да ничего»! Ты никогда не рассказываешь, что там с тобой происходит посреди ночи…
- Я просто испугалась.
- М-м-м? Чего?
- Того, что могла бы открыть другую дверь.
- А это ещё что? Ты о чём? – она зевает.
- Да так. Спи, - я снова целую её.
Она ловит мою руку, и наши пальцы переплетаются.
- Утром расскажешь, - говорит она. – А будешь опять вертеться – выброшу из кровати.
- Угу, - улыбаюсь я.
Я знаю, что утром она опять забудет спросить, что же так напугало меня. Она будет торопиться на работу и снова начнёт ругаться из-за того, что я якобы брала её расчёску и не положила на место. На самом деле она сама постоянно раскидывает свои вещи, а по вечерам, когда причёсывается перед сном, часто забывает положить расчёску на зеркало и оставляет её то на кухонном столе, то на полке в ванной. А пока она ругается и ищет расчёску, я никогда не спорю – это бесполезно. Но стоит только Диане обнаружить расчёску и вспомнить, что она сама же её там и оставила, как она сразу бросает на меня смущённый виноватый взгляд, но вслух не извиняется. Иногда это жутко бесит меня, а иногда я умиляюсь её забывчивости.
Да. Таким будет наше утро. И как бы там ни было, но я не хочу ничего менять в своей жизни. Единственное, о чём я буду молиться бессонными ночами, так это о том, чтобы всё оставалось как есть. Потому что это счастье. Выстраданное, но принадлежащее мне по праву. Это моя дверь.
И так мы засыпаем.


2

 

Это случилось в апреле. Очередной переломный момент в наших отношениях. Если раньше мы ещё могли пойти по разным дорогам, то после того тёплого апрельского вечера наши жизненные пути сплелись в одну линию, так что уже не различить было, где чья, ибо она стала единой.
Была пятница, и мы договаривались встретиться вечером после занятий, но Диана вдруг позвонила и сказала, что снова не сможет. Снова – потому что она ссылалась на неотложные дела с самого понедельника, и голос у неё при этом был такой, словно она исполняла тяжкий долг перед кем-то. Скорее всего, перед своей совестью, которая в роли Маши твердила, что Диана испортит мне жизнь.
Это началось с того времени, как Машу выписали из больницы. Поначалу Диана вела себя как обычно, а потом что-то в ней вдруг переменилось, словно надломилось. Она стала намеренно холодна со мной, не подпускала ближе, выстраивая между нами непреодолимый барьер, и каждый божий день намекала, что пора бы мне заинтересоваться каким-нибудь мальчиком, а не проводить всё свободное время с ней, чем доводила меня до белого каления.
Хотела бы я узнать, какими способами Маша прочищает сестре мозги, а ещё больше хотела узнать, зачем вообще она это делает. Почему бы ей просто не оставить нас в покое?
Я устала от вранья и думала, что Диана тоже устала. После того, как мы затратили столько времени и душевных сил, чтобы начать доверять друг другу, ложь была противна нам обеим.
Но я, как и всегда, сделала вид, что поверила в басню о подготовке к какому-то концерту и положила трубку. В тот момент я металась между двумя желаниями – задушить Диану и разрыдаться. Но я не сделала ни того, ни другого, я просто собралась и поехала к её университету. Решила, что буду ждать её столько, сколько потребуется. Но не дам ей уйти.
Никогда раньше я не знала себя такой решительной. В ноябре, когда я встретила Диану, я сторонилась принятия решений и вообще всякой инициативности. В активной жизни школы я почти никогда не участвовала, а если меня и случалось затащить на какое-нибудь мероприятие или собрание, я сбегала под первым же предлогом. А выражение «Всё в твоих руках!» вообще доводило меня до нервной дрожи.
И это незнакомое желание самой распоряжаться своей жизнью стало для меня полной неожиданностью той весной. Да что там говорить, оно пугало меня. Помню, перед тем как поехать за Дианой в университет, я долго стояла перед зеркалом и, сдвинув брови, изображала суровую решимость. Однако в глазах моих по-прежнему стоял детский страх. Я злилась чуть ли не до слёз и ударила по зеркалу кулаком, так что оно дрогнуло и чуть не слетело со стены, но не разбилось. Громкий звук и собственная неуравновешенность ещё больше напугали меня, и мне пришлось сделать ещё несколько глубоких вдохов и выпить стакан воды, прежде чем выйти из дома и сесть на автобус.
Мелькали остановки, куда-то спешили люди, охваченные весенней суматохой, а небо было высоким и чистым, несмотря на то, что день уже клонился к вечеру. В воздухе витало что-то невыразимо лёгкое и тёплое, по-весеннему прекрасное, но в тот день на меня не действовало опьяняющее своим очарованием пробуждение природы. Я съёжилась и сжимала руки в карманах в бессильные кулаки. Я была маленькой и слабой. Впервые в жизни мне так яростно и до горечи захотелось скорее повзрослеть.
Я вспоминала, как за несколько дней до того, как Диана вдруг начала усиленно избегать меня, она случайно узнала, что я в курсе понятия «тема». Я упомянула его совершенно случайно и не догадывалась, что это так подействует на неё.
- Откуда ты знаешь? – допытывалась она. – Кто рассказал тебе?
- Да так… В Интернете наткнулась нечаянно, - ответила я, словно уменьшаясь и оседая под её тяжёлым испытующим взглядом.
- Тогда сделай одолжение, постарайся больше не натыкаться на это «нечаянно», - она была раздражена, а я совершенно не понимала причин её недовольства, и от этого мне стало ещё обиднее.
- А что в этом такого? – спросила я беспомощно.
- Ничего. Просто в последнее время ты пугаешь меня своими познаниями. Знаешь даже лесбийскую символику, и я теряюсь в догадках, зачем тебе это?
Я покраснела, но на лице Дианы не было ни капли смущения. Она говорила о привычных для неё вещах и почему-то злилась всё больше и больше, если я вдруг проявляла свою осведомлённость.
- Мне просто… просто… - промямлила я. – Хотелось говорить с тобой на одном языке. Быть в курсе твоих интересов… Это плохо?
- Плохо? Нет, быть в курсе моих интересов это совсем не плохо! Ради бога! У меня, знаешь ли, много интересов, кроме лесбиянства и темы! Но тебя интересует почему-то только это! Я ведь состою не только из одной своей ориентации! – в её голосе сквозили боль и обида. На меня.
Я испугалась. Диана никогда раньше не говорила со мной так грубо, никогда не повышала голос.
- Прости, - прошептала я, низко опуская голову. Больше всего я боялась поругаться с ней.
Но она как будто и не расслышала моего извинения и продолжала:
- Почему тебя так интересует эта сторона меня? Это же ненормально! Может, тебе пора уже задуматься о своей жизни?!
- А что ты подразумеваешь под «задуматься о своей жизни»?! – вдруг вспылила я.
- Это значит, обзавестись нормальными интересами, по меньшей мере! В твоём возрасте проводить всё своё свободное время в обществе одинокой лесбиянки – это НЕНОРМАЛЬНО! Попробуй пообщаться с мальчиками уже наконец!
Теперь уже мне стало и обидно и больно, особенно больно слышать эти слова от неё. Больно знать, что она нечестна сама с собой, когда говорит это. Я едва удерживала слёзы.
- Но мне не нужен мальчик! Мне хорошо с тобой! – воскликнула я.
- Не надо! – остановила она меня вдруг с неприкрытым отчаянием и отступила на шаг назад.
- Может, мне вообще не нравятся мальчики! – продолжала я, смелея.
- Прекрати! – закричала она. – Ты не должна так говорить.
- Но это правда!
- Нет, не правда! Не правда. Ты ещё не можешь с уверенностью заявлять такие вещи.
- Но я уверена! Я тебя…
- Замолчи! Хватит! Хватит. Ни слова больше.
И я замолчала. Казалось, что я причиняю ей боль каждым словом, самим фактом своего существования. Слёзы всё-таки вырвались и потекли по щекам. Я даже не вытирала их.
Мы сидели молча очень долго, а потом я ушла домой. Мы попрощались достаточно сухо, стараясь сделать вид, что вовсе не поругались.
А на следующий день Диана позвонила и сообщила, что не сможет встретиться со мной.


3

 

Я присела на лавочку у университетского крыльца и смотрела на часы каждые пять минут. Я точно знала, что у Дианы сегодня четыре пары, а значит, в том случае, если она соврала мне, она должна появиться с минуты на минуту. Ну, а если не соврала… То мне сидеть здесь ещё очень и очень долго, впиваясь взглядом в шумную и курящую студенческую толпу.
Но она скоро появилась. Я так соскучилась по ней за те дни, что мы не встречались, что теперь при одном её виде, всё куда-то поплыло и стало холодно и жарко. Её длинные волосы так красиво развевались на ветру, что только от одного этого у меня едва не подогнулись колени от накатившей внезапно слабости и радости. Но я не дала себе воли, встала и твёрдым шагом направилась к ней. Сейчас или никогда.
Диана была не одна. Рядом с ней плёлся вразвалочку и что-то с увлечением рассказывал худосочный паренёк. Диана, по всей видимости, слушала его лишь краем уха и поправляла лёгкий шарфик.
Так я впервые увидела Максима, друга Дианы. Они странно смотрелись вместе, но довольно мило, и напомнили мне парочку супругов, разменявших не первый десяток совместной жизни и постоянно подкалывающих друг друга.
Наконец, Диана заметила меня и замерла. Взгляды наши встретились. Не уверена, что она была рада меня видеть, потому что в глазах её стояли лишь недоумение, испуг и растерянность. Даже потерянность.
- Аня… - выдохнула она вместе с облачком пара. – Ты пришла ко мне?
- Да. К тебе, - ответила я, ничуть не смутившись, хотя раньше провалилась бы сквозь землю.
- Но я ведь… - она покраснела, догадавшись, что я распознала её враньё.
- Может, познакомишь меня со своей подругой? – услышала я где-то голос Максима и вспомнила о его существовании.
Диана представила нас друг другу, не отрывая от меня глаз.
- Диана много рассказывала про тебя, - улыбнулся Максим, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мне показалось, что он смущён моим обществом, и я подумала вдруг, что он очень хороший человек.
- Надеюсь, только хорошее? – улыбнулась я в ответ.
- Конечно! Она рассказала про тебя столько всего замечательного, что я даже засомневался, что такие люди вообще бывают! Даже захотелось на тебя вживую посмотреть, чтобы убедиться! Вот сегодня, например, она только про тебя и болтает весь день…
Диана пихнула его локтем. Похоже, она заметила, что Максиму я понравилась, и это разозлило её.
- Не пора ли тебе линять отсюда? – прошипела она сквозь зубы. - А то на автобус опоздаешь!
- О, конечно! Спасибо, что заботишься обо мне! Ты просто чудо, - не удержался от подколки Максим и, помахав мне рукой, быстрым шагом засеменил в сторону остановки.
Я улыбалась, приятно удивлённая её неожиданной ревностью. А кто-то ещё недавно советовал мне завести мальчика! Про себя я только посмеялась от этого воспоминания, но вслух ничего говорить не стала, ибо мы с Дианой и так ходили по минному полю.
- Извини, что без предупреждения, - сказала я, когда мы остались одни.
- Нет… Это я должна извиниться, - она вздохнула, прикрыла на секунду глаза и показалась мне в тот момент очень уставшей. – Пройдёмся?
Я кивнула. Диана была спокойна и холодна, чем сильно обижала меня. В то время как мне больше всего хотелось обнять её, она даже не смотрела в мою сторону, изучая мокрый асфальт под ногами.
Подул ледяной ветер умирающего дня, и я сжалась и втянула голову в плечи. Мне хотелось, чтобы Диана позвала меня к себе в гости, но она не звала. Мы шли по кишащей народом вечерней улице и были далеки друг от друга как никогда.
И внезапно мне стало так страшно, что я сразу позабыла всё, что собиралась сказать. А ведь я целую речь придумала. Но рядом со мной шёл чужой человек, с которым мне вдруг стало совершенно не о чём говорить. И этот страх, страх, что моя Диана снова погрузилась в тёмную водную пучину, оставив меня одну на поверхности чёрного льда, был настолько силён и непреодолим, что я снова чуть не заплакала. Снова я была маленькой и слабой, наивной пятнадцатилетней девочкой.
Мы свернули по утоптанной и устланной грязной прошлогодней листвой тропинке в парк, оставив уличный шум позади. Когда-то мы валялись здесь в снегу. И мне казалось, что было это очень давно.
- Небо сегодня такое чистое, - сказала Диана вдруг. – Посмотри.
От звука её голоса у меня защипало в глазах, и я закусила губу, поднимая голову к небу. Над нами с криками пролетела птичья стая, высокая, свободная.
- Красота, правда? – она умиротворённо вздохнула и тоже вдруг стала далека и свободна, как эти птицы. А взгляд её был чист и прозрачен, он отражал синее небо и чёрные взмахи крыльев, и ничто земное, казалось, не волновало и не трогало его.
- У… - ответила я, потому что сил даже на «угу» не хватило. Руки мои дрожали в карманах, и губы тоже дрожали, и я с горечью вспоминала ту решительную «себя», что крутилась перед зеркалом, сводила брови и декламировала заученную речь о наболевшем.
Всё кончено, думала я теперь с ужасом, и этот ужас застилал собой все прочие мысли, важные и неважные. Я всхлипнула, хотя слёз ещё не было. А Диана наконец-то обратила на меня внимание.
- Давай руку в мой карман, - сказала она со вздохом.
Наши пальцы сплелись, и её рука была тёплой, а глаза по-прежнему холодными, смотрящими сквозь меня. В её кармане тоже было тепло, уютно и мягко, не то что в моём, и с дико и сладко бьющимся сердцем я подумала вдруг, что люблю и этот карман тоже. Очень люблю.
- Дрожишь, - сказала она, когда мы свернули на безлюдную дорожку и оказались в окружении высоких сосен и голых лиственниц. – А сегодня вроде не холодно…
- Холодно, - сказала я упрямо.
В ответ она сжала мою руку и снова вздохнула.
- Если хочешь, можем в кафешке посидеть…
Я помотала головой, и Диана больше ничего не предложила. Какое-то время мы шли молча, а потом она спросила:
- Ты… ты ведь понимаешь, почему я солгала?
- Да. Потому что не хотела видеть меня.
- Не в этом дело, - в её голосе была беспомощность, и снова я ощутила себя всего лишь ребёнком, неспособным понять. – Аня, я хочу тебя видеть, но…
- Что «но»? – не выдержала я и вырвала руку из её кармана. – Ты что, совсем дурой меня считаешь?!
Она опустила глаза, остановилась и выглядела теперь совсем потерянной в своей беспомощности.
- Ты ведь знаешь, о чём я думаю! Но вместо того чтобы поговорить, ты убегаешь, вбив себе в голову, что делаешь этим лучше для меня! – кричала я. – Кого ты обманываешь?!
- Ты права, Аня, - она болезненно улыбнулась. – Я обманщица. Я плохой человек, я постоянно лгу и убегаю от проблем, от людей, которые мне дороги. Если ты сейчас уйдёшь, я всё пойму. И так действительно будет лучше.
- Чёрт возьми, но я тоже не святая невинность! – горячие слёзы потекли по щекам, но я уже не чувствовала их. – Ты слишком хорошо думаешь обо мне! А люди, знаешь ли, должны принимать друг друга со всеми недостатками!
- И ты готова принимать меня? – спросила она всё с той же горькой, недоверчивой улыбкой, не поднимая глаз.
- Ну разумеется! Я ведь уже тысячу раз это говорила! Я хочу быть с тобой, я никогда не брошу тебя!
Из груди её вырвался судорожный вздох.
- Не надо так говорить. Ты сама не знаешь, о чём говоришь.
- Я знаю!
- Не знаешь. Ты уже не сможешь вернуть всё назад, даже если очень захочешь. И виновата в этом буду только я.
- Да кто тебе сказал всё это?! – я задыхалась. В груди вдруг стало очень больно и нечем дышать. Ледяной воздух обжигал лёгкие. – Хватит винить себя во всём! В том, что тебя бросали, не было твоей вины!
- Нет, была, - её голос дрогнул. – Я виновата. Я не умею любить. Я не могу подарить счастье, а внутри у меня пусто и холодно. А ты слишком дорога мне, чтобы я позволила себе сделать тебя несчастной.
- Ты не можешь сделать меня несчастной! Я сама отвечаю за свои поступки! Только сам человек несёт ответственность за свой выбор. И этот выбор я сделала уже давно. Ты очень нужна мне, и несчастной я буду без тебя.
Её плечи дрогнули, она снова тяжело и судорожно вздохнула. Но я понимала, что ей сейчас намного тяжелее, чем мне, а потому решила быть терпеливой.
- Послушай… - я понизила голос. – Если ты ещё не забыла… Если ты всё ещё любишь её, любишь Вику, я…
- Нет, - оборвала она меня. – У меня в голове только ты. Это правда.
И я знала, что она говорит правду, и слышать это было так приятно, что на секунду ноги мои стали совсем ватными.
- Тогда… тогда… - я опять забыла, что хотела сказать. – Тогда ты не должна избегать меня. Ты делаешь мне очень больно… Я… я ведь люблю…
- Т-с-с! – она улыбнулась и приложила вдруг палец к моим губам, снова не дав закончить признание. – Тише, милая.
Сердце подпрыгнуло. Сначала мне показалось, что она опять сердится за мою горячность и поспешность, но она не сердилась. Она молча улыбалась и смотрела на меня, на мои губы и снова в глаза. И мне казалось в тот момент, что в её взгляде я вижу отражение самой себя, своих мыслей и чувств. Это был взгляд в самое сердце. И больше нам не нужно было ничего говорить. В глазах друг друга мы нашли все ответы. Мы всё решили. И это было так просто.
Она потянулась ко мне и, прежде чем я успела что-либо подумать, поцеловала меня, сначала совсем робко, почти невесомо, давая мне время. А потом я сама потянулась к ней, к её тёплым губам, осторожным прикосновениям на моей коже кончиков пальцев.
Люблю. Как же я люблю тебя. Вдох, выдох, и воздуха совсем не хватает, но остановиться тоже невозможно. Люблю. Люблю. Люблю. В каждом стуке сердца, твоём и моём. Люблю. И слёзы, счастливые слёзы, дрожащие на ресницах, на губах, твоих и моих. Люблю. И сплетаются пальцы, и совсем горячо, страшно.
Ох, нет… Я же умру, если это продолжится. Но прежде чем я успеваю умереть, Диана останавливается, а эта мысль так и застывает где-то на грани сознания. А я, тяжело дыша, вздрагивая и всхлипывая, обнимаю Диану, уткнувшись носом ей в шею. Она сама дышит неровно и осторожно поглаживает меня по волосам. Люблю.
- Да ты еле на ногах держишься, - она улыбается, прижимает меня к себе.
- Ещё бы… - всхлипываю я. – Это, между прочим… между прочим, мой первый поцелуй! Предупреждать надо! Я же испугалась до смерти!
- Я знаю, - лёгкий смешок и шёпот в самое ухо. – Но если бы я предупредила, ты испугалась бы ещё больше.
На это мне, пожалуй, нечего было возразить, и я лишь сжала в пальцах складки её пальто. В её объятиях я постепенно согревалась и успокаивалась, и если и было на свете абсолютное счастье, то оно было прямо здесь и сейчас, в этот самый момент. Люблю.
- А если бы нас кто-нибудь увидел? - пробормотала я. – Представляешь, что было бы?
- Неприятности. Извини, я об этом как всегда не подумала. Слишком увлеклась тобой.
- Да ладно, что уж там… - смутилась я. Лицо моё всё ещё горело.
Но вечерний ветер был всё же холодней. Мы простояли обнявшись очень долго, и почувствовав в очередной раз мою неуёмную дрожь, Диана сказала:
- Прости, я настоящая свинья. Даже в гости не позвала. А ты совсем замёрзла. Зайдёшь на чай? Я не прощу себе, если ты простудишься.
- Угу, - я нехотя отстранилась, и сразу стало ещё холоднее.
Она взяла меня за руку, и что-то заговорщически прекрасное появилось в её улыбке.
- Побежали?
- А?! – удивилась я.
- Бежим ко мне! Хоть согреешься немного! Ну, давай! – она потянула меня за собой.
И мы побежали, нарушив мрачную и суровую тишину пустынной аллеи своим звонким безудержным смехом.
Нам снова было легко. Мы снова могли быть просто вместе, мы снова хотели смеяться. А над нами всё так же пролетали птичьи стаи, но теперь нам казалось, что мы обгоняем их, и, как будто поднимаемся над землёй со всей её извечной суетой, ибо у нас было чувство, и оно было огромно, величественно, и всё иное таяло и растворялось в сравнении с ним.
Мы были свободны.


4

 

У нас сохранилось очень много фотографий того времени. Вокруг Дианы всегда крутились талантливые фотографы, и когда мне было девятнадцать, а ей – двадцать четыре, один безумно талантливый парень даже сделал нашу совместную фотосессию. Я очень люблю те фотографии и храню их в отдельном альбомчике, который частенько пересматриваю. А вот Диана не очень любит. Она, как и все творческие люди, довольно ревностно относится к талантам своих конкурентов, и пусть она никогда не признается в этом, но свои снимки она всегда ценила больше.
Но далеко не всегда фотографии с нами были профессиональными. Иногда Диана просто снимала наши улыбающиеся лица, держа цифровик на расстоянии вытянутой руки, а иногда ставила автотаймер, перебегала через всю комнату и вставала рядом со мной. В таких случаях она говорила, что хочет просто «обычную, нормальную фотку на память».
На одном из таких снимков мы стоим с ней напротив окна, на стекле которого дрожат капли дождя, и держимся за руки. И что-то особенное есть в этой фотографии, что-то печальное и прекрасное, неуловимое, мимолётное и сильное чувство. Здесь мне снова всего пятнадцать.
Пару дней назад, в воскресенье, я проснулась и обнаружила эту самую фотографию рядом со своей подушкой. В полутьме утра я долго её разглядывала. Было всего восемь часов, и я не понимала, что подняло Диану в такую рань и заставило вспомнить прошлое. Может, я забыла какую-то важную дату? Я ужаснулась. День рождения? Годовщина? Нет, всё не то.
Босиком по ледяному полу я прошла на кухню, и в нос сразу ударил резкий запах кофе. Диана сидела на полу с огромной и явно не кофейной кружкой в руках (как всегда взяла первую попавшуюся, не глядя) и рассматривала разложенные вокруг снимки. Часть фоток лежала на столике, и там же стояла открытая банка кофе с просыпанными на скатерть тёмными гранулами. Всегда удивлялась: она что, глаза закрывает, когда насыпает кофе себе в чашку?! Тут же стоял и чайник с аккуратной круглой лужицей пролитой воды. Просто чудо, что фотографии не пострадали.
- Ты чего здесь делаешь?! – простонала я. – Опять рассыпала кофе!
Не обратив на меня внимания, Диана сделала короткий глоток из своей чашки. В руке у неё был ещё один экземпляр той фотографии, что лежала на моей подушке.
- Я сегодня видела это во сне, - сказала она.
- Что видела? – я начала убирать со стола, вытирать пролитую воду и складывать фотографии в ровную стопку.
- Тот день. Мне снилось, что мы снова встали у того окна, в моей старой квартире и всё ждали и ждали, когда же будет вспышка. Но её не было, и мой цифровик сломался. А ты была такая бледная и маленькая, и сказала холодным страшным голосом: «Он сломался, а значит, и ты скоро умрёшь». Я проснулась и сразу нашла эту фотографию, и ты здесь как раз такая, какой была в моём сне. Странно, наяву я с трудом могу вспомнить, какой ты была тогда, а во сне увидела всё так ясно…
- Вот и хватит вспоминать. Лучше посмотри на меня сейчас! - сказала я как можно бодрее, хотя от рассказа мне стало немного не по себе, неприятно, холодно, как всегда бывает, если близкий человек пересказывает содержание увиденного кошмара.
Диана посмотрела, улыбнулась, снова отхлебнула кофе и бросила фотографию на пол.
- Вот так-то лучше! – я тоже улыбнулась. – А если у тебя сломается фотик, мы просто купим новый, только и всего.
Она кивнула, но призрачная улыбка ненадолго задержалась на её губах, и Диана снова помрачнела.
- Ну что ещё? – спросила я.
Она вздохнула, подобрала под себя ноги, ёжась от утреннего холода.
- Не знаю… просто мне кажется... что ты сказала это во сне голосом Маши.
- Да брось, - отмахнулась я, почувствовав вдруг самый настоящий ужас. – Ты ведь уже наверняка и не помнишь её голос.
- Не помню. Но во сне помнила.
- Но ты же никогда не верила снам. Неужели испугалась?
- Немного, - смущаясь, она опустила глаза.
Однако, судя по столь нервному утру, перепугалась она не немного, а порядочно.
- По-моему, ты давно не пила таблетки, - сказала я мягко.
Она покачала головой.
- Нет. Я ни за что больше не буду их пить.
- Но ведь кошмары возвращаются…
- Нет! – возразила она с отчаянием, от которого у меня сжалось сердце. – Я уже целый год не видела Машу во сне! И без всяких таблеток…
- Хорошо. Но если увидишь её снова, если она снова начнёт пугать тебя, сходи к врачу и попроси рецепт. Обещаешь?
- Да, - её плечи поникли. – Ань… Посиди со мной.
- Да ну, на полу холодно! Лучше давай-ка поднимайся и одевайся, а я завтрак приготовлю…
- Пожалуйста, - прошептала она, и вид у неё был такой подавленный, что во мне не нашлось сил спорить.
- Эх, горе ты моё! – вздохнула я, садясь рядом и сдвигая в сторону фотографии того прошлого, что ещё иногда приходит к нам во снах.
Одной рукой я обняла её хрупкую талию в тонкой ночной рубашке, и Диана уткнулась лицом мне в плечо. Я забрала из её опустившейся слабой руки чашку с кофе, сделала глоток и поморщилась. Горький и холодный.
- Я не хочу снова, - прошептала она горячо.
- Пока бояться рано, - сказала я, не зная, чем утешить её. Я и сама боялась. – Это всего лишь один сон, и то ты даже не уверена, что это был Машин голос.
- Нет, я уверена. Такое сказать могла только она… и таким тоном… И этот ужас, эта атмосфера боли и страха, тяжёлая, давящая атмосфера… Она снова была как в тех снах. Я не хочу! – Диана до боли сжала моё запястье, впиваясь в него ногтями. – Зачем она снова вернулась?! Она никогда не оставит меня в покое! Нас не оставит… Никогда не простит.
- Нет, не надо так, Ди. Она уже простила. Ведь мне она больше не снится, и уже очень давно, - солгала я. - А значит, и тебе скоро перестанет. Это пройдёт, вот увидишь.
- Правда? – она вздрогнула всем телом, прижимаясь ко мне.
- Конечно правда.
- Но я… Я так хочу, чтобы это скорее прошло! Что же делать?
Я грустно улыбнулась. Милая, ты стала такой нетерпеливой.
- Отпустить, - сказала я с уверенностью. – Когда мы наконец отпустим её, всё прекратится. Мы просто должны отпустить. А до тех пор, пока в тебе будет жить эта вина, ничего не закончится.
- Хорошо, - отозвалась она уже успокоившимся тоном. – Я постараюсь.
- Вот и правильно. Ты у меня умница.
- Спасибо, - пробормотала она и поцеловала меня в шею. – Я что-то расклеилась с утра пораньше… Извини.
- Извиняю, - я улыбнулась. – Но только при условии, что ты не будешь больше доставать те фотографии… Хотя бы какое-то время. Я сейчас соберу их, а ты не трогай. Хорошо?
- Да. Конечно.
- И ещё кое-что…
- Что?
- Пожалуйста, постарайся больше не рассыпать кофе!
Она рассмеялась, звонко, весело. И это был такой лёгкий, такой замечательный смех, что поселившаяся на сердце тяжесть сразу отпустила. Моя милая снова стала собой.
- Знаю, знаю! – смеялась она. – Ты уже сто раз мне говорила! Прости… Хочешь, я приготовлю завтрак?
- Ну, готовь, так уж и быть, - смилостивилась я. – Тогда я пока в ванную схожу. Но имей в виду, пересолишь – убью!
Она снова засмеялась.
- Да ладно тебе! Я пересолила всего пару последних раз…
- Пару?! Да ты постоянно это делаешь!
- Ну-ну, не ругайся… Знаешь, есть такая примета, если девушка пересолила еду, значит она влюблена…
- Влюблена?! Это ещё в кого?
- В тебя, в кого же ещё! – усмехнулась Диана и быстро чмокнула меня в щёку.
- Не подлизывайся!
- Но это правда.
Я больше не могла изображать строгость и улыбнулась ей.
Иногда я была так счастлива, будто мне снова было пятнадцать. Иногда я снова была так же горячо и безумно влюблена. Так, словно с того весеннего дня, когда мы впервые поцеловались в пустынном парке, ничего не изменилось.
Я, наверное, совсем не романтичный человек, потому что всегда думала, что вся эта вечная любовь – сказки для дураков и маленьких девочек. И бывают иногда моменты, когда мне до безумия хочется стукнуть Диану чем-нибудь потяжелее, и иногда она раздражает меня до такой степени, что хочется куда-нибудь исчезнуть и не видеть её, не слышать.
Но иногда, в такие моменты, как этот, я люблю её так сильно, что на глаза наворачиваются слёзы. Так сильно, что радостно сжимается сердце, и я ощущаю лёгкость неимоверной, неизбывной чистоты своего чувства. Именно сейчас, в этот самый момент, я люблю.
Люблю.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных