Часть 2. Глава 11. Люблю 2 страница

Глава 12. Крест

Диана всегда говорила, что человек – это неиссякаемый источник красоты. Может быть и так, ей виднее. Но я бы сравнила человека с кристаллом. Кристалл с бессчётным количеством граней. Когда держишь его в руке – видишь только одну сторону, а если перевернёшь – обнаружишь совсем другую, о существовании которой даже не подозревал, с таким же бесконечным числом граней.
С человеком то же самое. Когда тебе кажется, что ты уже немного узнал его, он вдруг поворачивается другой стороной. И можно бесконечно вертеть кристалл в руке, всех граней всё равно не пересмотришь. И, тем не менее, я всегда думала, что процесс познания другого – это самое увлекательное (пусть и не всегда приятное) занятие.
Той весной Диана вдруг повернулась ко мне другой стороной. Она как будто вдруг раскрылась. Насколько замкнутой, вечно держащейся в сторонке на безопасном расстоянии, она была раньше, настолько открытой стала сейчас. Такое ощущение, что она вдруг решила жить по принципу: «А, будь, что будет! Терять мне нечего!». Она не жила, а горела. И я горела вместе с ней.
Теперь она уже могла не сдерживать себя. Наконец она дала себе волю и окружила меня безумной, неудержимой нежностью, любовью, заботой. Конечно, я смутно догадывалась об этой её стороне, но всей её полноты и представить себе не могла, даже надеяться не смела, что когда-нибудь всё это будет направлено на меня.
Были и цветы, и просто подарки без повода, шоколад в красивых обёртках и разные причудливые сладости в форме фигурок, сердечек, бабочек. Диана проявляла просто чудеса изобретательности, её творческая фантазия нашла себе применение и в любви. И даже если она дарила мне простую плитку моего любимого молочного шоколада, это становилось настоящим сюрпризом и шедевром оформительского искусства. Коробочки с атласными ленточками, блестящие мешочки, золотая и серебряная бумага – пока доберёшься до шоколадного лакомства, умрёшь от любопытства. А потом – сладкие губы, поцелуи и снова поцелуи среди разбросанной сверкающей мишуры.
- Я откусила ему ухо, - смеялась я, глядя на шоколадного медвежонка.
- Я тоже сейчас тебе откушу, - шептала Диана мне в ухо, прихватив мочку губами. И было так щекотно, и приятно, и весело. И Диана тянулась ко мне целоваться, но я не могла целоваться, я всё смеялась и не могла остановиться.
Когда мы валялись на полу, в моих волосах запуталась розовая ленточка от шоколада, и Диана с улыбкой вытащила её. А я откусила медведю второе ухо и снова засмеялась.
Я всё ещё очень смущалась, и Диана мягко улыбалась моей неловкости. Никогда она не позволяла мне почувствовать себя в чём-то неумелой, неопытной, и это тоже стало приятным открытием одной из граней её характера. В пятнадцать лет я смутно догадывалась, как люди целуются, но на деле это оказалось чуть сложнее, чем я думала. И я дико стеснялась того, что не умею, но Диана только улыбалась, а я всё не могла понять, чему она так улыбается, в то время как я еле живая от стыда?!
Но Диана умела. И, конечно, я не совсем уверена, но, по-моему, у меня тоже вскоре начало получаться.
Кстати сказать, она так и не дала тогда мне доесть спокойно своего медведя, постоянно отвлекала прикосновениями, горячим шёпотом, и, в конце концов, шоколад совсем растаял в моих пальцах, и я вся перепачкалась. Но Диана нашла, как решить и эту проблему, к моему великому стыду.
Она постоянно писала мне сообщения на телефон, которые были столь красивыми, оригинальными, нежными и тёплыми, что у меня тут же бежали мурашки по коже, и я начинала краснеть. Хорошо, если родителей в этот момент не было рядом…
А однажды она прислала мне настоящее письмо. Велела сходить проверить почтовый ящик уже поздно вечером, где я и обнаружила красивый большой белый конверт с настоящей печатью сургуча и перевязанный алой лентой. Дрожа от нетерпения, я аккуратно распечатала его в своей комнате, и на постель вместе с письмом выпали такие же алые, как и лента, лепестки роз.
Это письмо вместе с конвертом до сих пор лежит где-то в моих бумагах. Иногда я достаю его, и Диана смущается, ворча, что была ещё слишком зелёной для красивых признаний в любви, и что сейчас бы написала намного лучше. Но я всё равно очень люблю то письмо. Это были безыскусные слова о самом важном, столь невинные и романтичные, что сейчас у меня слёзы наворачиваются, когда я перечитываю их.
Господи, какими же мы были юными. Наивными.
А потом наступило лето, жаркое, наполненное солнечным светом и улыбками. И всё было таким ярким, зелёным и голубым, светлым и близким. Сладкое мороженое, прохладная трава в тени деревьев, и можно пройтись босиком, можно лечь и смотреть, как плывут облака и держаться за руки.
И казалось, что Диана делает для меня всё. Живёт и дышит только для меня. Это было пьянящее чувство, омрачённое лишь тем, что я никак не могла придумать, что бы такого сделать для неё. Я была уверена, что такую искушённую особу уже ничем не удивишь. А она всё говорила, что ей достаточно лишь того, что я рядом. Оставалось только проклинать свою бедную нетворческую фантазию, а точнее её полное отсутствие.
Как-то раз мы стояли с мамой в отделе нижнего белья и выбирали себе капроновые колготки. А потом мой взгляд случайно упал на чулки в сеточку, и прошлое нахлынуло, и я совершила очередную глупость, купив их. Я хотела, чтобы Диане понравилось, только и всего, и вместе с тем страсть как боялась вызвать у неё неприятные воспоминания.
Я шла к ней и тряслась, чувствуя себя глупо, как никогда. Нет, не идёт мне всё это. Сексуальные вещички смотрятся на мне, как на корове седло. А потому я предусмотрительно захватила с собой обычные колготки, на случай, если Диана вдруг разозлится или расстроится, чтобы сразу переодеться.
Никогда мне не забыть выражения её лица, когда она увидела меня. Сейчас мне так смешно вспоминать об этом, а вот тогда было не очень.
Какое-то время она просто смотрела на меня, широко раскрыв глаза, и не могла ничего сказать. Она даже рот открыла, и я смотрела с гулко бьющимся сердцем, как беззвучно шевелятся её губы.
- З-зачем ты… - Диана начала было заикаться, но быстро взяла себя в руки. – Зачем ты это надела?
- Я… я… п-просто… - я уже и сама начала заикаться и краснеть. – Просто хотела тебе понравится…
- Э-э-э… Но милая, ты и так мне нравишься, без всяких этих…
- Ладно, я поняла, - прошептала я, чуть не плача от стыда.
Я снова чувствовала себя последней дурой и мечтала провалиться сквозь землю.
- Пойду сниму их… Извини, я не подумала, - я сбросила босоножки, опустила голову, и хотела проскочить мимо неё в ванную, но Диана поймала меня за руку и крепко сжала запястье.
- Постой. Я сама сниму, - сказала она.
- А?! – выдохнула я, сразу поворачивая к ней испуганное раскрасневшееся лицо. Сердце подпрыгнуло.
Диана невозмутимо смотрела на меня.
- Пойдём.
Она провела меня в свою комнату, усадила на кровать и заперла дверь. Наверное, в тот момент я выглядела как загнанный зверёк, потому что Диана вдруг грустно улыбнулась, а глаза её остались серьёзными, и какая-то невыразимая печаль была в них.
Она села на пол у моих ног, и первым моим инстинктивным желанием было плотно сдвинуть колени. Я дышала громко и тяжёло, но Диана сделала вид, что не замечает этого и поцеловала мою вздрагивающую коленку, и тут же я сама вздрогнула всем телом. Никогда, никогда до этого мне ещё не было так страшно. Ладони тут же вспотели, и я судорожно сжала покрывало.
Осторожные, почти невесомые и ненавязчивые, её руки оказались у меня под юбкой, нащупали резинку чулок и запустили под неё пальцы. Диана без сомнения чувствовала мой ужас и, как всегда, с улыбкой разрядила обстановку:
- А знаешь, чем я сейчас занимаюсь, между прочим?
- Чем? – всхлипнула я.
- Совращением несовершеннолетней, - она улыбалась и стягивала с меня чулок, освобождая кожу. – Если бы твои родители узнали об этом, они затаскали бы меня по судам.
Я неуверенно улыбнулась, дышать стало легче.
- А они не узнают. Я уже решила, что не расскажу о тебе, пока мне не исполнится восемнадцать.
- Мудрое решение, - теперь Диана улыбалась так, как всегда улыбалась, если мы начинали строить долгосрочные планы. Как будто она не верила, что наши отношения продлятся так долго. Как будто ни во что больше не верила.
Я не винила её в этом. Никогда. Я просто думала, что со временем научу её верить. И, кажется, у меня всё-таки получилось.
А потом, когда с чулками было покончено, она обняла обеими руками мои колени и положила на них голову, тихонько вздохнув. Сейчас я могу сказать, что это был один из самых прекрасных и волнительных моментов моей жизни. Её губы снова коснулись моей кожи, и снова я вздрогнула. Комната плыла, а я чувствовала себя такой слабой.
Конечно, я знала, что однажды у нас это случится. Но в тот момент, когда мы были от этого в одном шаге, я испытывала лишь панический ужас. Когда она была так близко, я осознавала, что не готова, и вообще неизвестно, когда буду готова.
Нет, слишком много всего… Слишком горячие губы, слишком умелые прикосновения, слишком много…
И я начала сбивчиво болтать какую-то чушь. Когда мне было очень страшно, я всегда много болтала. И в конце концов, Диана отпустила меня, и я тут же сорвалась с места, хватая ртом воздух. Страшно.
- Мне нужно в ванную! – воскликнула я, спотыкаясь на нетвёрдых ногах.
- Конечно. Иди, - она спокойно смотрела мне вслед и снова с непонятной мне грустью улыбалась. О чём она думала тогда? Быть может, вспоминала себя?
Вернулась я ещё более смущённой, чем убежала. Диана по-прежнему сидела на полу и невидящим взглядом уставилась в противоположную стену. Я застыла на пороге в нерешительности. Наверное, я сделала что-то ужасное, думала я. Наверное, мне не надо было убегать. Наверное, она обиделась теперь.
- Иди сюда, - вздохнула она, не глядя на меня.
Я подошла.
- Ну, давай садись, - она постучала по мягкой поверхности паласа.
Я села, подобрав под себя ноги. Мы сидели какое-то время молча, а потом я прошептала, почувствовав в глазах непослушные слёзы:
- Извини.
Она осторожно обняла меня, привлекая к себе.
- Это ты извини. Я слишком спешу, не надо было мне этого всего делать, - она поцеловала меня в висок.
- Нет, что ты… Это ведь я нацепила эти дурацкие чулки! Знала ведь, что они вызовут у тебя неприятные воспоминания, и всё равно напялила! Знала ведь, что выглядят они на мне ужасно и…
Она чмокнула меня в щёку.
- Нет, не было никаких неприятных воспоминаний, не волнуйся. Ты очень красивая в них. Правда. Вот у меня и снесло крышу.
- Правда?
- Правда. Как-нибудь надень их ещё раз. Для меня.
- Угу, - я шмыгнула носом. – Хорошо.
И мы долго сидели в обнимку и шептались о всяких милых романтичных вещах, о которых шепчутся только безумно влюблённые люди. Так мы и проводили свои лучшие дни.
Да, как же мы были влюблены тогда. Как же молоды.
Как же мы были счастливы.

2

Наше первое лето пронеслось мимо как скорый поезд, и можно сказать, мы почти не заметили его. Слишком были увлечены друг другом.
В конце августа город заливали проливные дожди, и мы не вылезали из дома, занимаясь всякой ерундой. То смотрели фильмы, то готовили какую-нибудь вкуснятину, то просто валялись на диване, болтали и целовались под шум дождя.
В те дни я впервые заметила, что Диана как будто снова немного отдалилась от меня. Но я придерживалась уже выработанной однажды тактики и ни о чём не спрашивала. Ждала и ждала, а Диана всё молчала и молчала.
Я была уверена, что причина во мне, и начинала нервничать всё больше и больше, раздражаться и срываться.
Но истинная причина выяснилась совершенно случайно, уже на второй неделе такого же дождливого сентября. Был уже вечер, тусклый и серый, и дождь колотил по стёклам без остановки, а я думала только о том, как мне добираться домой по такой погоде. Мы сидели в комнате Дианы. Мысли мои текли как-то вяло и обрывками, а потом я вдруг вспомнила, что хотела спросить:
- Почему Маша сегодня не пришла в школу? Заболела что ли?
Диана немигающим взглядом смотрела в окно. Сегодня она была особенно молчаливой и какой-то тихой.
- Маша в больнице, - сказала Диана спокойным тоном.
- Что?! – обомлела я. – Что она там делает?!
- Её положили на обследование, - Диана опустила глаза, вздохнула, потёрла переносицу большим и указательным пальцами.
- Но почему?!
- Головные боли. Я не говорила тебе, но последнее время моя сестра сильно мучается ими. Она принимала обезболивающее, вставала среди ночи, и мы все сидели с ней и ждали, когда боль пройдёт. Но она не проходила. Ей не помогают таблетки, и… В общем, родители забили тревогу, поговорили с врачом и решили положить её в больницу.
Я была в шоке.
- Но почему ты не сказала мне?!
- Не знаю. Правда не знаю. Извини.
Но у меня и в мыслях не было ругать её. Слишком подавленной она казалась. Я только сейчас заметила, что под глазами её пролегли тёмные болезненные тени. Н-да, хороша я влюблённая, даже не обратила внимания, что Диана не высыпается уже которую ночь подряд. Можно представить себе, как она устала, если уже даже не в состоянии скрывать свою слабость, как она обычно это делала.
- А что врачи говорят? – спросила я, подсаживаясь поближе.
- Что, возможно, это последствия полученной травмы. После полного обследования всё станет ясно. А пока… - она вздохнула.
- Ты пойдёшь к ней?
- Не знаю. Не уверена, что она хочет меня видеть. Вчера ночью она даже не приняла стакан воды из моих рук, - плечи Дианы бессильно опустились.
Я осторожно обняла её.
- Тебе нужно отдохнуть. Не спала всю ночь?
- Ну, почти. Может, час или два поспала.
- Тогда, я пойду домой, пожалуй, а ты отдыхай.
- Нет, - она накрыла мою руку своей. – Не уходи, пожалуйста. Я не хочу оставаться одна.
Тогда я впервые услышала это от неё. Но страх уже поселился в ней. Он подобрался незаметно, и также незаметно овладевал её сознанием. Безотчётный, холодный, липкий страх. Это было время, когда ей начали сниться эти её сны. Её кошмары.
- Но уже поздно, - слабым голосом возразила я. – А ты устала…
- Можешь говорить что угодно, но я никуда не отпущу тебя в такую погоду. Там даже под зонтом промокнешь. Простудишься ещё.
- Но… но как же…
- Останешься у меня.
- Нет, так не пойдёт. Твои родители и без того расстроены, я буду мешать.
- Не будешь, - она снова вздохнула, тяжело, судорожно. – Ты просто очень нужна мне сейчас. Не уходи. Пожалуйста.
Ну, на это мне, конечно, нечего было возразить. Я позвонила маме и сообщила, что ночую у Дианы. Она немного поворчала, но возражать не стала. Диана нравилась ей. Всем нравилась.
И всё-таки я, пожалуй, осталась не только потому, что Диана попросила. Что-то было ещё. Я как будто чувствовала, что должно случиться что-то плохое. Очень плохое. И мне тоже стало страшно. И мы молчали.
В тот вечер меня уложили спать в Машиной комнате, но уснуть там я не смогла бы даже после пачки снотворного. Я просто не могла лежать в её кровати после того, как услышала это: «Не прикасайся ко мне! Ты грязная». У меня, в самом деле, появился какой-то параноидальный страх испачкать Машину постель. И я лежала в таком ужасе и оцепенении, слушая тиканье настольных часов, что когда дверь приоткрылась и ко мне заглянула Диана, я подскочила на кровати, швырнув одеяло на пол.
Диана тихонько хихикнула.
- О, как ты рада меня видеть! Я польщена.
Краснея, я опустила задравшуюся длинную футболку, которой Диана со мной любезно поделилась.
- Пойдём, - шепнула Диана. – Они спят.
Я поспешно выбралась из постели, подняла одеяло и положила на место. Неистовый ночной ветер дул в окна, и пол был ледяным. На цыпочках, словно воры, мы прокрались в комнату Дианы, закрыли дверь и нырнули под одеяло, стуча зубами.
- У тебя ноги как у лягушки, - прошептала Диана и снова захихикала.
Я смутилась и с ворчанием уткнулась носом в её голое плечо.
- Лягушонок ты мой, - сказала Диана тихо, и столько нежности было в её голосе, что на глаза мои навернулись слёзы. В последнее время я стала почему-то очень впечатлительной и часто плакала.
Диана нашла под одеялом мои холодные руки и сжала их.
- Не хочу быть лягушонком, - прошептала я.
- А кем ты хочешь быть? – она улыбалась.
- Ну, не знаю… Я не мастер на всякие романтические прозвища.
- М-м-м? Романтические, значит?
Я ещё больше засмущалась и вздохнула.
- Да всё равно уже…
Но Диана только вошла во вкус этой глупой и такой безумно милой игры.
- Тогда, может, котёнок? Зайчонок? Собачонок?
- Собачонка не хочу.
- А вот и зря. Они же такие милые, сплошная романтика. Маленькие пушистенькие, беззащитные щеночки. Что может быть лучше?
- Не подходит мне, - упёрлась я.
- Не хочешь быть беззащитной? Ну, тогда зайчонок тебе подойдёт. Ты такая же пугливая.
- А вот и нет!
- Ладно, ладно! – Диана засмеялась. – Так и быть. Будешь ты котёнком.
- Что значит «так и быть»?! Я так не хочу!
- Капризная, - она поцеловала меня в ухо, и стало щекотно. – Капризный и своевольный котёнок. Так хочешь?
- Хочу.
А потом она нашла мои губы, и был долгий неторопливый поцелуй. И снова шёпот. И хихиканье. И разговоры о всяких глупостях. Как же мы любили их тогда.
Мы были такими несерьёзными. Мы снова забыли, что где-то в больнице лежит Маша, и возможно, это её последние дни. Эта мысль билась где-то на грани сознания, но мы были глухи и мы были слепы. Мы были влюблены.
А над нами шёл дождь.

3

На следующий день я втайне от Дианы решила съездить навестить Машу. Конечно, можно было поехать вдвоём, но я не хотела наступать снова на те же грабли. Я всё надеялась, что мы с Машей снова сможем поговорить как раньше. А потому решила, что если всё получится, я расскажу Диане. А если нет… А если нет, то не буду лишний раз расстраивать её.
День был ветреный и по-осеннему промозглый. По дороге я купила пакет яблочного сока и во что бы то ни стало решила отдать его Маше до того, как она выставит меня за дверь.
Я сама не понимала, почему меня так тянет к человеку, который оскорбляет, унижает, отталкивает меня. Но я всё время как будто что-то хотела доказать ей. Всё хотела оправдаться за что-то.
Я искала в ней того человека, которого знала с детства. И пусть наши отношения никогда не были по-настоящему близкими, мне казалось, что мы неплохо ладили. Мы сидели вместе, вместе шли домой и ждали автобус на остановке, вместе разглядывали яркие обложки журналов за пыльной витриной киоска. И сменялись времена года, а мы были вместе. И я наивно верила, что так всегда и будет.
Мы говорили о разных вещах. Если Маша была в настроении, разговоры эти выходили очень интересными. Маша была девочкой начитанной, много всего знала и многое запоминала и рассказывала мне. Бывало, что я слушала её развесив уши и забывала обо всём на свете.
Маша была умной и соображала быстро, но всё-таки к математике у неё не было таланта. Она была сильна в исторических предметах, где нужно было запоминать даты, факты и события, а вот примеры и задачи решала с трудом, хоть и на пятёрки. Одноклассники считали её вундеркиндом, но только одна я знала, каким трудом ей это давалось.
На контрольных она никогда не принимала мою помощь. Я всегда быстро расправлялась со своим вариантом и успевала помочь ещё доброй половине класса. Всем, кроме Маши, которая сидела рядом.
Зато, какие она писала сочинения! Учительница литературы зачитывала нам вслух почти каждую её работу. И я всегда по-доброму восхищалась ей. Никогда не завидовала, просто понимала, что мне так ни в жизнь не написать. Признаюсь, что в десятом классе мои сочинения улучшились, потому что Диана мне помогала. Нет, не писала за меня, конечно, просто наводила на нужные мысли.
Но после того, как Диана начала принимать в моей жизни активное участие, Маша решительно перечеркнула все те годы, что связывали нас. Весной девятого и осенью десятого класса она уже ни разу не села со мной. Выбирала самую последнюю парту и садилась туда. Я знала, что оттуда она почти ничего не видит даже в очках, но, видимо, Маша готова была пожертвовать даже своей успеваемостью лишь бы только не сидеть со мной.
Говорят, что школьные друзья никогда не забываются. Я думаю, это правда. Точно так же, как никогда не забываются и школьные обиды.
В тот день в её палате пахло мятой, апельсинами и спиртом. Маша полусидела на постели и держала в руке что-то блестящее. Позднее я разглядела, что это серебряный крестик на цепочке. Я видела её в школе всего пару дней назад, но мне показалось, что за эти пару дней она очень похудела, побледнела и как-то вытянулась. Больше всего мне запомнились её глаза, огромные, сверкающие каким-то пугающим потусторонним огнём, единственно живые в этом таком юном, но таком больном теле. И я посмотрела в эти её глаза и сразу всё поняла. И она знала, что я понимаю.
- Привет, - сказала я и подошла ближе.
- Садись, - вздохнула Маша, отодвигая ноги в сторону. – Если не боишься меня.
Я очень удивилась этому предложению, но виду не подала и присела на краешек кровати. Потом вспомнила, что принесла сок и достала пакет.
- Вот… Если хочешь, я принесла тебе…
- Поставь на столик, - сказала она и неопределённо махнула рукой в сторону прикроватной тумбочки.
Я поставила и поймала себя на том, что избегаю смотреть ей в лицо. Наверное, я действительно немного боялась этого вида абсолютной болезни, этого серовато-жёлтого цвета кожи, коричневых водянистых теней под глазами, приоткрытых сухих губ, с которых срывалось отрывистое тяжёлое дыхание. Я боялась, как боится любой здоровый человек, как человек, который хочет жить и делает вид, что никогда не умрёт.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
- А ты не видишь? – Маша усмехнулась. – Отвратительно. Чувствую, что доживаю свои последние дни. А жаль. Мне хотелось бы дотянуть хотя бы до весны.
- Да ладно тебе, - пробормотала я с нервной усмешкой, не зная, что ещё здесь можно сказать. – Тебе всего пятнадцать. В этом возрасте не умирают от болезней.
- Если того хочет Бог, он забирает человека независимо от возраста. Значит, такова Его воля относительно меня.
- Да брось! Это просто последствия травмы головы! Со временем всё пройдёт!
- А знаешь… Я сегодня видела во сне чёрных голубей. Никогда раньше не видела таких. Но это точно были не вороны и не какие-то другие птицы. Это были голуби. Они прилетели ко мне в палату, сели на карниз и смотрели на меня своими красными, ничего не выражающими глазами. И во сне я знала, что они ждут меня. Они прилетели за мной.
Мне стало так страшно, что в горле пересохло.
- Это же просто сон… - сказала я, но уверенности в моём голосе не было. Это не просто сон, и я знала это.
- Только не пытайся меня утешать, - сказала Маша. – Ты же знаешь, я этого не терплю. Я гордый человек, и времени исправляться у меня уже нет. Но ты не переживай из-за этого, Аня. Я же знаю, какая ты жалостливая. Просто так получилось. Тем более, что после моей смерти вам с Дианой будет легче.
Несмотря на возмущение от этих слов, я всё равно успела заметить, что Маша назвала Диану по имени, а не просто «сестра», как она всегда говорила.
- И не спорь, - сказала Маша твёрдо. – Я для вас двоих всегда была обузой, всегда мешалась.
- Это не правда! Ты моя подруга и ты сестра Дианы! Мы же любим тебя!
- А вот этого не надо. Без вашей любви я как-нибудь обойдусь.
- Да откуда в тебе всё это?! – воскликнула я в отчаянии. – Почему ты никак не можешь простить её?! Какое право ты имеешь осуждать её?!
Маша усмехнулась.
- Как вы любите друг друга защищать. Просить друг за друга. Оправдывать друг друга. Ещё немного, и я поверю, что кроме похоти вас связывает что-то ещё.
Слова застряли в горле. Обида. Очередная обида, солёная, колкая, тяжёлая.
За все те годы, что мы с Дианой вместе, на нас вылили немало грязи. Больше, чем достаточно. Но ничьи оскорбления не задели меня так, как Машины.
- Почему ты так цинична? – спросила я едва ли не со слезами.
- Я не циник, Аня, я – реалист. Посмотри на вещи трезво. Тебе пятнадцать, это возраст, когда подросткам хочется любви. Когда они склонны видеть любовь везде, и быть влюблёнными в любовь. И как только подворачивается подходящий объект, все томящиеся эмоции достаются ему. Но никакой романтики и любви здесь даже близко нет. Это зовётся намного проще – половое созревание. Гормоны и созревшее тело требуют своё. Диана привлекает тебя своей сексуальностью, своим обаянием, атмосферой искушённости и некоторой испорченности. Ты привлекаешь её своей невинностью и наивностью. Сама она уже успела искупаться в грязи и хочет теперь чего-то незапятнанного. Классический случай. Вами обеими руководят лишь сексуальные побуждения, которые вы в силу своего юного возраста склонны возвышать и романтизировать. Только и всего. Причём, надо заметить, что раньше ты бы со мной согласилась. Раньше мы были в одной лодке, пока ты не придумала себе любовь. Но я более чем уверена, что ты понятия не имеешь, что это такое на самом деле. Ты не знаешь, что такое любовь.
И я готова была кричать, что всё это не правда. Что не дано ей понять, что творится в наших душах, но Маша говорила так убедительно, что в какой-то момент страшная мысль пронзила моё сознание: «А что если она права?». И хуже всего то, что мне даже нечего было возразить.
- Ты не веришь мне сейчас, но со временем ты поймёшь, что я была права, - сказала Маша. – Вижу, я расстроила тебя. Но ты же знаешь, я всегда прямо говорю то, что думаю. Я устала… Тебе лучше уйти.
Я молча встала, одёрнула юбку и пошла к выходу.
- И ещё, сделай одолжение, не приходи больше, - сказала Маша мне вслед. – Мне тяжело видеть тебя.
Я чувствовала её пронизывающий взгляд у себя между лопаток, и на какой-то миг мне вдруг очень захотелось оглянуться и снова посмотреть ей в глаза. Но я этого не сделала. Я просто ушла, не сказав больше ни слова.
Это был последний раз, когда я видела Машу в сознании.

4

Я так и не рассказала Диане о том визите в больницу. Как не рассказала и о том, что выйдя из палаты, я очень долго плакала в коридоре этажом ниже. А потом сидела в туалете и приводила себя в порядок, потому что мне сразу нужно было ехать к Диане домой. Мы договаривались сходить в уютное кафе у её дома, чтобы немного развеяться и сменить обстановку, но тогда я сильно сомневалась, что мне вообще хоть что-то способно помочь развеяться.
Однако, встретившись с Дианой, я вела себя как ни в чём не бывало, смеялась и даже болтала больше, чем обычно. Я просто дала себе слово, что она не узнает. Мне хотелось тогда подарить ей спокойный вечер.
Но мыслями я была далеко. Мыслями я была в пропитанной спиртом и болезнью палате, и в ушах у меня звучал Машин ровный спокойный голос: «Ты не знаешь, что такое любовь». Я смотрела на Диану, на её плавные движения, когда она перемешивала маленькой ложечкой кофе в чашке с цветочным узором, на её усталые плечи, на движения её губ и слабые улыбки, и всё спрашивала себя: «А люблю ли я?».
Я ведь и сама прекрасно знала, что желание любви и любовь – не одно и то же. Так что же это такое – любовь? Что это?
Я не знала этого тогда, не знаю и сейчас. Ответ на этот вселенский вопрос временами всплывает у меня в голове, когда мне бывает очень хорошо, и я нахожусь в расслабленном состоянии. Этот ответ бродит на границе моего сознания, вот-вот готовый оформиться в слова, но меня постоянно что-то отвлекает, и я снова забываю.
Вот недавно например, мы лежали с Дианой в постели при мягком рассеянном свете включенного ночника. Время уже перевалило за полночь, и я почти уснула в этом блаженном тепле и уюте, а Диана дочитывала книгу «Жизнь в розовом цвете. Однополая семья: о себе и не только». Я положила голову на её тёплое плечо и думала, что, наверное, вот сейчас, я очень люблю её. Люблю, как она читает, как держит книгу, как убирает чёлку со лба. Всё в ней люблю. И что ответ, который я искала всю свою жизнь, где-то совсем близко, где-то в её спокойном ровном дыхании, в этом безумно приятном запахе её всё ещё влажных после купания волос, где-то прямо в сердце, где тепло.
Но Диана вдруг воскликнула так громко, что у меня пропал не только ответ на вопрос, но и вообще желание спать:
- Да что ж столько проблем с этой искусственной инсеминацией?!
Я вздрогнула от испуга. Ну вот. Всегда она так!
Прищурив один глаз, я сказала с досадой:
- Слушай, закрывай уже свою книжку. Завтра дочитаешь.
В последнее время Диана как-то чересчур озаботилась проблемами воспитания детей, а в магазинах стала обращать внимание на всякие детские игрушки и не могла пройти мимо пинеток без возгласа: «В-а-а-а-а! Ты только посмотри, какие они миленькие!». Не то чтобы меня это как-то нервировало, просто немного настораживало.
Наверное, затикали её биологические часики. И ничего с этим не поделаешь.
- Нет, я ещё чуть-чуть почитаю… - сказала Диана.
- Нет, не почитаешь! – разозлилась я вдруг. – Или ты тушишь свет, или валишь в зал и там читаешь сколько влезет!
- Вредина, - заключила Диана, захлопнула книгу, потушила свет и отвернулась к стенке.
Я тоже повернулась к ней спиной. И куда, спрашивается, вся любовь подевалась?
Тогда Маша говорила, что со временем я всё пойму. Но, по-моему, я так ничего и не поняла. Мы с Дианой вместе слишком долго, чтобы нас связывал только секс, как Маша думала. Не знаю, может это какое-то родство душ, я не очень разбираюсь в этих вещах. Может, это что-то, даже большее, чем только одна любовь.
Маша говорила, что я не знаю, что такое любовь. Ладно, пусть так. Быть может, она и права. Быть может, я так никогда и не смогу дать внятного ответа на этот вопрос. Меня волнует другое. А сама Маша знала? А если она знала, то почему мы, проведя вместе девять лет, до сих пор не знаем? Почему я продолжаю задавать себе один и тот же вопрос, который так и остался без ответа, что девять лет назад, когда мы сидели в кафе и ели круассаны с карамелью, что сейчас? Я до сих пор не знаю.
Утром, провожая Диану на работу, я спросила вдруг, сама не зная, как у меня вылетели эти слова:
- Что такое любовь?
Диана посмотрела на меня как на психа и даже отложила в сторону помаду с вопросом:
- Ты здорова?
Я обиделась и провела весь день в расстроенных чувствах, снова ощутив себя пятнадцатилетней, ничего в этой жизни не понимающей. Мы с Дианой редко говорили о любви. Ей не нравилась эта тема, а я начинала смущаться. И теперь я иногда думаю: «Неужели всё это зря? Неужели она была права?».
Вечером, когда Диана вернулась с работы, я сидела на табуретке за кухонным столом и листала телефонный справочник. Я слышала, как она раздевается, но не хотела идти встречать её, а когда Диана бросила пиджак на спинку стула, я с раздражением подумала, что снова мне придётся вешать его в шкаф.
Но она вдруг подошла ко мне сзади и обняла за плечи. Так неожиданно, так порывисто, так крепко, что мне вдруг стало нечем дышать.
- Вот, - прошептала она. – Ответ на твой вопрос. Вот, что это такое.
И я шмыгнула носом, потому что на глаза вдруг навернулись слёзы, а Диана поцеловала меня в щеку. И я счастливо улыбалась сквозь эти слёзы. Теперь я точно знала. Да, вот она, любовь. Я знаю, что это такое.
И я накрыла её руку своей ладонью и крепко сжала её холодные с улицы пальцы.
Пожалуй, любовь, как и человек, тоже подобна кристаллу. Даже спустя девять лет я продолжаю открывать всё новые и новые её грани.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: