3 страница. 1 Употребляемое иноиш название Франции, по форме своей на­поминающей шестиугольник

1 «Le Monde», 2 avril 1971.

2 «Carrefour», 28 avril 1971.

1 Употребляемое иноиш название Франции, по форме своей на­поминающей шестиугольник. Прим. перен. * См. ниже. с. 36 37.

республики»-ЮДР) пошел по следам коллеги из Тура, возвестив об зтом, как он выразился, «сигналом трна»; он запретил на всей подведомственной ему территории «всякий показ фильмов эротическою, порнографического или непристойного характера»1.

Однако прошла пора «сигналов горна». Изменились нравы, и арьертрдные бои нескольких оскорбленных или расчетливых мзров медленно отошли в небытие среди иро­ничного равнодушия. Цензура не могла больше оставать­ся такой, как прежде. После 1972 юда громкие «дела», по­трясавшие предыдущее десятилетие, кажутся чуть ли не средневековыми...

«Дела»: 1) «Опасные связи»

История цензуры периода Пятой республики отмечена, словно вехами, несколькими «делами», которые иллю­стрируют медленный распал института цензуры и эволю­цию нравов французского общества. Эволюцию настолько быструю, что по прошествии двадцати лет с трудом верит­ся, будто наяву проявлялись возмущение, протесты, за­жимы со стороны консервативных кругов в годы расцвета голлизма.

Зимой 1959/60 года, кшда режиму де Голля был всего один год, возникло первое «дело» на почве фильма «Опасные связи» Роже Вадима, который представляет со­бой экранизацию одноименного произведения Шодерло де Лакло по сценарию Роже Вайана*. В этом «деле» ощуща­лись последние судороги стоглавой гидры, преследовав­шей предыдущие режимы, цензуры мэров.

«Опасные связи» вышли на жран в начале сентября 1959 года; им сопутствовали сгатьи в прессе и интервью, в ко­торых подчеркивалось, что тексту Лакло было придано со­временное звучание2. Комиссия но контролю не имела ни-

1 «Le Monde», 9,10 janvier 1972.

2 Роже Валим: «Некоторыми своими аспектами крупная бур­жуазия похожа на аристократию последних лет Старою режима*. Это две анало! ичные знохи. два общества, находящихся в сосз оянии 6vpnoi о брожения». («France-Observateur», 3 septembre 1959.) И Роже Вайан: «Ныне, как и в 1782 г., женщин и мужчин, подобных Мсртсй или Вальмону, которые считаю! своим дол i ом чесги oi.ni. трезвыми в люб­ви, обвиняют в цинизме и вызывающем поведении. Причина заключает­ся в том, что они разоблачают правила игры и мешают человеку спокойно спать...» («France-Observateur». 17 septembre 1959).

КАКИХ претензий. Однако Общество литераторов в лине Франсиса Дилдо возбудило против фильма судебный про­цесс по обвинению в нарушении права литературной соб-I i ценности и «морального права» Шодерло де Лакло. Тем Самым Общество литераторов поддержало небывало яростную кампанию правой прессы, в которой сосдини-I ись раздражение и ненависть, накопившиеся против I la рождающейся «новой волны», против фильмов «Любов­ники» Луи Мала и «В случае несчастья» Клода Оган-Лара (оба фильма представляли Францию на фестивале в Вене­ции). Фильм Вадима прорвал i пев. За несколько дней до начала слушания дела в суде мэр юрода Маис запретил показ фильма в своей общине. Демонстрации фильма в Марселе и в Мюлузе были сорваны манифестациями, ста­ра i ель но организованными Ассоциациями в защиту семьи... За несколько месяцев было вынесено около шести-

(есяз'и местных запретов в таких крупных юродах, как Ди-жон, Реймс, Ренн, Руан, Экс-ан-Прованс... В этой атмосфе­ре Государственный совет* вынес 18 декабря 1959 года пршовор по делу мэра Ниццы господина Медсена, высту­пившею против кинофирмы «Лютеция» по поводу совсем

ipvioro фильма: «Мэр, несущий ответственность за под­держание порядка во вверенной ему общине, может запре-I п 11, на территории таковой демонстрацию фильма, ко-I орый имеет разрешение министерства на прокат, но показ которою способен вызвать серьезные волнения или нане-G i и ущерб общественному порядку ввиду аморального характера данного фильма, а также с учетом мест­ных обстоятельств». Это было очень серьезно, ибо ЖООО мэров Франции могли превратиться в такое же множество цензоров, сославшись на «местные обстоя­тельства», каковые крайне трудно поддаются опреде­лению.

Тем не менее 5 апреля 1960 года административный суд юрода Кана рассмотрел ходатайство кинофирмы «Мар-со» 1 о пересмотре запрета, наложенного мэром города Мане на показ «Опасных связей»; суд вынес решение об отмене этого запрета. В поезедовавшие несколько недель была отменена большая часть аналО! ичных запретов.

1 Кинофирма «Марсо» была продюсером фильма «Опасные свя­зи». Прим. перев.

Фильм имел шумный успех, тем более что вся эта полеми­ка обеспечила ему прекрасную рекламу...1

Общество литераторов вскоре после этого проиграло процесс, который оно возбудило против продюсера и ав­торов фильма «Опасные связи»; немалую роль в исходе процесса сыграла язвительная и точная речь защитника Франсуа Миттерана*, который но этому случаю вновь облачился в адвокатскую мантию. Франсуа Миттеран на­правил дискуссию в правильное русло в русло осуждения попыток сопротивления новому нравственному порядку: «По отношению к кинофирмс «Марсо», по отноше­нию к Вайану и особенно но отношению к Вадиму здесь попытались создать невыносимую атмосферу лживой добродетели, в расчете, видимо, на то, что правосудие удастся обмануть. Имели место ссылки на ложный аргумент, согласно которому в перерабо­танном произведении будто бы содержится эротизм, чуждый оригиналу! Атмосферу умышленно отравля­ли нападками на авторов, намеками на их личную жизнь!.. На самом деле подобная кампания свиде­тельствует о желании дискредитировать, ссылаясь на неон ре деленные нравственные кригерии, писателей и художников, чье творчество можно судить лишь в ли­тературном и художественном плане...»2 Консерваторы потерпели поражение. Пятая республи­ка, не желая проигрывать войну, преобразует механизм контроля: в состав Комиссии по контролю вводится а»-полнит ел ыю несколько человек «спекалиегов но про­блемам воздействия кино на публику»; часгичные запреты отныне устанавливаются на двух сгупенях («до тринадца­ти лет» и «до восемналнати ici-» вместо прежнего барьера «до шестнадцати лет»); а главное, увеличиваются права минисгра информации в решении возможных запретов:

1 Чт обы запрет и i ь показ «Опасных евшей», м >р i орода С'анлис счел возможным с<к 1.1 n.i:я на «месшыс обстоятельства». Лдминисгри i ивный суд отменил его решение; moi ивировка решения суда заставляв i невольно задуматься над тем. что же представлял собой м >р во Франции i960 f.: «Принимая во внимание, что ни сушссгвованис в городе Санлич. многочисленных учебных заведений (в том числе mhoi их интернатов), ни мнимое соперничество между госуларез венным и школами и школачп независимыми, коюрыс открьпы на 1срри1ории данной обшины. иг присутствие наемных алжирских сол.тат не представляют собой мест пых обстоятельств...» (см. «Cinéma-60». № 51. novembre i960).

- «Cincma-62». № 63. février 1962.

Èfe

\ i очняется, что минисгр ни в косм случае не обязан счи-1л п,ся с результатами голосования на комиссии. Луи Тер-нуар, занимавший в то время пост министра информации, поставил точку над «i»: «Я возьму на себя ответствен­ность, если потребуется, смя^ить решения комиссии или ужесточить их. Я не стану прикрываться анонимными ко­миссиями. Пусть бранят именно меня». Голлизм тех лет прочно стоял на noiax.

«Дела»: 2) «Монахиня»

Даже при Пятой республике министры приходят и ухо-1и i Луи Тсрнуару не пришлось брать на себя ответствен­ное ги. Он предоставил это своим преемникам-Алену Пейрефиту и особенно Ивону Буржу, которых действи-i сльно изрядно бранили.

Строгий зесеист из «Кайс дю синема», автор фильма ««Париж прима i пан i нам», который не был ни лсисомыс-ленным, ни скандальным, Жак Риветт переделал для теа-Гря роман Дидро; пьеса была поставлена Антуаном Бур-ОСЙС на сцене театра Комедии на Елисейских полях. Это произошло в 1962 голу. Одновременно Риветт и кинофир­ма IV11 а н фи п.м •> направили основанный на сценическом варианте киносценарий па предварительную цензуру в Ко­миссию по контролю. 30 мая 1962 года председатель ко­миссии Анри де Ссгонь дасг им отрицательный ответ. Ри­встт, не теряя мужества, находит нового продюсера (Жоржа де Боре га ра, который считался toi да продюсе­ром-покровителем «новой волны»), переделывает свою сценарную разработку и получаст 5 июля 1963 юда ответ менее резкий:

«Комиссия полагает, что возможность полного за­прещения фильма, на которую было указано в моем заключении от 30 мая 1962 года, значительно умень­шилась. Однако сама по себе тема фильма по-преж­нему способна задеть чувства и убеждения значитель­ной части публики; посему комиссия затрудняется дать формальное заверение в том, какое окончатель­ное решение будет принято». В 1965 году Риветт снимает свой фильм. По инициативе католических кругов начинается кампания, опирающаяся на соответственно подготовленное движение масс и на от­дельных избранных лиц. Ассоциации родителей учеников

независимых школ (АРЕL)собрали подписи пол пешцисп. направленной против «этого фильма, который позорит и извращает религиозную жизнь... который искажает образ монахинь, некогда воспитывавших наших матерей и бабу­шек и зачастую воспитывающих сейчас наших детей... Мы решительно протестуем против этого замысла независи­мо от того, насколько продвинулась его постановка, и на­стоятельно просим полностью запретить ею показ». Де­сятки тысяч человек доверчиво подписали петицию, хотя они, вероятно, не читали Дидро и, уж конечно, не видели фильма, который еще не был готов.

В декабре 1965 года фильм все еще не закончен-г-н Фрелсрик Дюпон, муниципальный советник города Пари­жа, выразил беспокойство по поводу того, что он считал «настоящей клеветой на французских монахинь». Префект полиции Парижа Морис Папон ею успокоил: «Что касает­ся министра информации, он готов в данном случае приме­ни i ь во всей полноте свою власть в вопросах контроля над кино». Ален Пейрефит, занимавший тогда пост минисгра. подтвердил это в открытом письме, опубликованном в пе­чати. Общественное мнение было взбудоражено.

В марте 1966 года законченный фильм был представлен в Комиссию по контролю. Мнение положительное, 14 го­лосов против 8. Министр Ивон Бурж, сменивший Алена Пейрефита. но имевший уже только ранг государственно­го секретаря, потребовал повторного голосования. Комис­сия снова выносит положительное решение, 12 голосов против 8. Ивон Бурж пренебрегает решением комиссии и запрещает фильм, дав следующее объяснение:

«Настоящее решение мотивировано тем фактом, что данный фильм может серьезно задеть чувства и со­весть значительной части населения, показывая опре­деленное поведение некоторых персонажей и опреде­ленные ситуации, при этом нами приняты во внима­ние размеры зрительской аудитории и специфическое воздействие, которое оказывает фильм, идущий в коммерческом прокате. Указанные соображения остаются в силе и в отношении зарубежных стран, особенно стран, где этот фильм может нанести ущерб репутации или авторитету организмов, деятельность которых способствует утверждению культурной или гуманитарной славы Франции». Решение смехотворное. Даже в голлистских и католи­ческих кругах раздались голоса протеста. Интеллектуалы

4(1

самых разных убеждений и взглядов подписали «Мани­фест 1.789». Мало кто открыто поддерживал решение госу­дарственного секретаря; спустя две недели после наложе­ния запрета стало известно, что министр культуры Андре Мальро не намерен возражать против показа фильма на Каннском (фестивале. Фильм прошел отборочную комис­сию фестиваля. Возникла парадоксальная ситуация: в 1966 году Франция была представлена на фестивале в Каннах фильмом, в самой Франции запрещенным!

В марте 1967 года административный суд Парижа от­менил запрет, неверный по форме, Ивона Буржа. Через не­сколько недель фильм вновь был представлен Комиссии по контролю, которая, естественно, его разрешила. За ис­текшее время Ивона Буржа сменил Жорж Горе, который и утвердил результаты голосования. Летом 1967 года «Монахиня» вышла на экраны. Франсис Мэор привет­ствовал ее на страницах католического еженедельника «Телерама»:

«Да, господа, вы и впрямь недурно потрудились! Вам удалось добиться запрещения фильма, проведя ис­кусственную кампанию, тем более что никто из про­тестовавших против фильма его не видел; это не имеет оправданий. Полюбуйтесь, какая получилась неразбериха: не ошеломительно ли? Во-первых, позор, которым покрыли себя христиане в плюралистском обществе, где верующие затеря­лись среди массы неверующих, прибегнув к помощи жандармов, силы, министра, чтобы заткнуть рот ки­нематографисту,- этот позор нанес репутации церк­ви, наверно, больше вреда, чем скандал, которого вы хотели избежать...» Битва против «Монахини» была последним проявле­нием во Франции духа «клерикализма» (духовенство, опи­рающееся на военных, священный союз мракобесов), ко­торый с тех пор не давал больше о себе знать. Группа, оказывавшая «католическое» влияние, разбилась вдребез­ги... От удара пострадал образ голлистского режима в гла­зах интеллектуалов. Даже такой верный поклонник старо­го генерала, как Франсуа Мориак*, отмечал, что «цензура делает власть во Франции ненавистной», и отмежевался от «клерикального мирка, поднявшегося на войну против фильма, которого не видел...». Иные пошли еще даль­ше, как, например, Жаи де Беер, который писал в «Нотр репюблик»: «Абсурд состоит в том, что продол­не зависимых школ (APEL) собрали подписи пол петицией, направленной против «этою фильма, который позорит и извращает религиозную жизнь... который искажает образ монахинь, некогда воспитывавших наших матерей и бабу­шек и зачастую воспитывающих сейчас наших детей... Мы решительно протестуем против этого замысла независи­мо от того, насколько продвинулась его постановка, - и на­стоятельно просим полностью запретить его показ». Де­сятки тысяч человек доверчиво подписали петицию, хотя они, вероятно, не читали Дидро и, уж конечно, не видели фильма, который еще не был готов.

В декабре 1965 года-фильм все еще не закончен-г-н Фредерик Дюпон, муниципальный советник города Пари­жа, выразил беспокойство по поводу того, что он считал «настоящей клеветой на французских монахинь». Префект полиции Парижа Морис Папон его успокоил: «Что касает­ся министра информации, он готов в данном случае приме­нить во всей полноте свою власть в вопросах контроля над кино». Ален Пейрефит, занимавший тогда пост министра, подтвердил это в открытом письме, опубликованном в пе­чати. Общественное мнение было взбудоражено.

В марте 1966 года законченный фильм был представлен в Комиссию по контролю. Мнение положительное, 14 го­лосов против 8. Министр Ивон Бурж, сменивший Алена Пейрефита, но имевший уже только ранг государственно­го секретаря, потребовал повторного голосования. Комис­сия снова выносит положительное решение, 12 голосов против 8. Ивон Бурж пренебрегает решением комиссии и запрещает фильм, дав следующее объяснение:

«Настоящее решение мотивировано тем фактом, что данный фильм может серьезно задеть чувства и со­весть значительной части населения, показывая опре­деленное поведение некоторых персонажей и опреде­ленные ситуации; при этом нами приняты во внима­ние размеры зрительской аудитории и специфическое воздействие, которое оказывает фильм, идущий в коммерческом прокате. Указанные соображения остаются в силе и в отношении зарубежных стран, особенно стран, где этот фильм может нанести ущерб репутации или авторитету организмов, деятельность которых способствует утверждению культурной или гуманитарной славы Франции». Решение смехотворное. Даже в голлистских и католи­ческих кругах раздались голоса протеста. Интеллектуалы самых разных убеждений и взглядов подписали «Мани­фест 1.789». Мало кто открыто поддерживал решение госу­дарственного секретаря; спустя две недели после наложе­ния запрета стало известно, что министр культуры Андре Мальро не намерен возражать против показа фильма на Каннском фестивале. Фильм прошел отборочную комис­сию фестиваля. Возникла парадоксальная ситуация: в 1966 году Франция была представлена на фестивале в Каннах фильмом, в самой Франции запрещенным!

В марте 1967 года административный суд Парижа от­менил запрет, неверный по форме, Ивона Буржа. Через не­сколько недель фильм вновь был представлен Комиссии по контролю, которая, естественно, его разрешила. За ис­текшее время Ивона Буржа сменил Жорж Горе, который и утвердил результаты голосования. Летом 1967 года «Монахиня» вышла на экраны. Франсис M юр привет­ствовал ее на страницах католического еженедельника «Телерама»:

«Да. госпола, вы и впрямь недурно потрудились! Вам удалось добиться запрещения фильма, проведя ис­кусственную кампанию, тем более что никто из про­тестовавших против фильма его не видел; это не имеет оправданий. Полюбуйтесь, какая получилась неразбериха: не ошеломительно ли? Во-первых, позор, которым покрыли себя христиане в плюралистском обществе, где верующие затеря­лись среди массы неверующих, прибегнув к помощи жандармов, силы, министра, чтобы заткнуть рот ки­нематографисту,-этот позор нанес репутации церк­ви, наверно, больше вреда, чем скандал, которого вы хотели избежать...» Битва против «Монахини» была последним проявле­нием во Франции духа «клерикализма» (духовенство, опи­рающееся на военных, священный союз мракобесов), ко­торый с тех пор не давал больше о себе знать. Группа, оказывавшая «католическое» влияние, разбилась вдребез­ги... От удара пострадал образ голлистского режима в гла­зах интеллектуалов. Даже такой верный поклонник старо­го генерала, как Франсуа Мориак*, отмечал, что «цензура делает власть во Франции ненавистной», и отмежевался от «клерикальной) мирка, поднявшеюся на войну против фильма, которого не видел...». Иные пошли еще даль­ше, как, например, Жан де Беер, который писал в «Нотр решоблик»: «Абсурд состоит в том, что продол-

жает сохраняться цензура кино, тогда как в театре и в книжном деле цензура исчезла».

Не будет ли преувеличением считать, что дело «Мона­хини» было одним из первых признаков другим станет дело Французской синематеки * в феврале 1968 года toi о «разлома», который приветствовали в течение первых не­дель Мая-68 мног не интеллск гуалы, люди часто несхожие? В 1966 1967 годах определенная форма монархического голлизма иссякла. То понимание цензуры, которое она имела в виду, уже не соответствовало изменившемуся французскому обществу.

Политическая цензура

Параллельно осуществлялись менее заметные вмеша­тельства, которые, не будоража общественного мнения, усеивали, если можно так выразиться, политический путь цензуры. Подобные запреты мотивировались иногда вну­триполитическими причинами, иногда причинами дипло­матическими, например, опасением оскорбить какого-нибудь главу иностранного государства 1; ли запреты, как правило, быстро отменявшиеся, коснулись таких разных фильмов, как «Маленький солдат» Жан-Л:ока Годара, «Морамбонг» Жан-Клода Боннардо иди «Куба, да» Криса Маркера. Типичным примером официальной позиции первых лег голлизма (когда еще шла война в Алжире) слу­жит письмо министра Луи Тернуара, разъясняющее запрет фильма «Куба, да»:

«Всякий фильм, содержащий идеологическую пропа­ганду, не может быть разрешен, хотя бы ввиду угрозы общественному порядку, которую предела вляют собой такого рода постановки. Что касается, в частности, Кубы, то Вам, вероятно, известно, что печать и радио пой страны часто допу­скают нападки на выборных лиц и население наших департаментов Мартиники и Гваделупы. В этих ус­ловиях мне кажется неуместным предоставлять ру-

1 Именно в 1970 г. французский фильм «Элдридж Кливер член „Черной пантеры"»*, снятый в Алжире Уильямом Клайном, был задер­жан Комиссией по контролю из-за боязни оскорбить i лаву иностранного государства в лице президента США. И в тго же самое время фильм от­крыто шел на ikpaiiax 11ыо-Йорка...

т:

ководителям Кубы кинематографическую ауди­торию».

Через четыре года после окончания войны в Алжире Ивон Бурж наложил запрет на короткометражный фильм под названием «Мадам Жанна», проявив тот же страх перед историей, который долгое время удерживал фран­цузское кино в зоне тумана, i де настоящее отнюдь не bcci -да было реальным пап шипим

«Вы обратились ко мне с просьбой о выдаче разреше­ния на некоммерческий прокат, а также на эжопорп французского короткометражного фильма на 16-мил-лимстровой пленке под названием «Мадам Жанна». Имею честь сообщить Вам, что Комиссия по контро­лю за кинофильмами провела голосование по этому вопросу и вынесла отрицательное решение как отно­сительно его проката (коммерческого и некоммерче­ского), так и относительно его экспорта. Эта мера полного запрета мотивируется следующим: «В связи с упоминанием жизни Жанны д'Арк фильм показы­вает в нескольких кадрах точное изображение пыток, которым французский парашютист подвершет в Ал­жире женщину, которую в конце убивают. Комиссия полагает, что по своей природе данное произведение может нанести ущерб общественному порядку и за­ле и, на законном основании чувства значитель­ной части населения, возродив страсти, которые в об­щих интересах по меньшей мере не следует пробу­ждать».

В промежутке между 1963 и 1966 годами ряд инциден­тов привлекает внимание к параллельному прокату полити­ческих фильмов, не получивших соответствующего разре­шения '. В 1963 i оду почти повсеместно распространялись копии полнометражного фильма «Октябрь в Париже» (по­священного подавлению манифестаций алжирцев в Пари­же). Одну из них полиция захватила в киноклубе «Аксьон». Спустя несколько месяцев был принят декрет (от 30 июля

1964 года), по которому требовалось обязательное разре­шение цензуры на демонстрацию фильмов, даже в частных собраниях. Именем этого декрета был наложен арест в

1965 году на фильм Марио Маре о партизанах в Порту­гальской Гвинее.

' См. ниже, с. 143 147.

Постыдная цензура

После 1968 года структура цензуры не изменилась, но она больше не осмеливалась признавать свои функции. Политические деятели стыдились своей деятельности, ста­раясь оставаться в тени. Министр культуры Эдмон M ишле:

«Защита детства и юношества есть долг, от которою государство не может отречься; в противовес этому представляется немыслимым возврат к политической цензуре, упраздненной во Франции много лет на­зад...»1

А директор Национального центра кинемато! рафии Андре Асту заявил 31 октября 1969 года:

«Комиссия по цензуре подчиняется в настоящее вре­мя министерству по делам культуры. Но я отказы­ваюсь брать на себя ответственность за эту цензуру... Я ВОЭ1 лавил Центр не для того, чтобы ведать там по­лицией. Это претит моему характеру либерала».

Когда некая дама в статье, опубликованной в «Монд» в ноябре 1968 года, оплакивала снисходительность цензо­ров, которые допустили выход на экран «Арестантки» Ан-ри-Жоржа Клузо, это вызвало в основном насмешки. (Ма­дам Латиль-Ле Дантек писала: «Подобное решение знаме­нует собой еще одну степень эскалации порока, характер­ного для современного кино».) Ее выпад оставил всех равнодушными, очевидно, определенный вид цензуры окончательно умер.

Однако власти по-прежнему располагали достаточно эффективными и одновременно не бросающимися в итза средствами (экономическими или административными) давления на кино. Тут и разного рода проволочки, как, на­пример, маневр, задержавший выход фильма «Красная свадьба» Клода Шаброля до окончания избирательной кампании; гут и запреты на проведение натурных съемок (Иву Буассе пришлось ехать в Женеву для съемок эпизодов фильма «Покушение», которые ему не разрешили сделать в парижском аэропорту), а главное, финансовые притесне­ния, подобные неожиданному замораживанию аванса, предоставляемого Объединением для финансирования ки­нопромышленности (UF1C). Из-за этого на несколько нс-

1 «Journal officiel», 4 octobre 1969.

дсль были приостановлены осенью 1972 гола съемки филь­ма «Нет дыма без oi ня» Андре Кайата. Будучи адвокатом, Кайат выступил в свою защиту на страницах «Монд» 24 ноября 1972, ясно изложив собственное дело:

«Разрешение на проведение съемок было выдано по­сле представления в Национальный центр кинемато­графии досье с материалами относительно финанси­рования проекта фильма. Финансовое положение фильма «Нет дыма без огня» считалось надежным. Мы с продюсером... располагали перед началом ра­боты максимальными 1арантиями, включая доювор с Генеральным кинемато1 рафическим объединением на три миллиона франков. Эти три миллиона дол­жны были выплачиваться по предъявлении стандарт­ной копии фильма, которую намечалось подготовить к 31 марта 1973 года. По условиям договоров продю­сер может получить часть денег до истечения срока съемок; моему продюсеру достаточно было двух миллионов франков, и он обратился с просьбой о предоставлении аванса на эту сумму в Объединение для финансирования кинопромышленности. Офи­циально это Объединение представляет собой част­ное заведение, единственный смысл существования которого заключается в содействии производству фильмов в качестве промежуточной финансовой ин­станции. Однако эта организация находится иод го­сударственным контролем, и два национализиро­ванных банка (Лионский кредитный банк и Париж­ский национальный банк) занимают гам решающие позиции. На основании поручительства на два мил­лиона франков, представленного Объединением для финансирования кинопромышленности. Нацио­нальный центр кинематографии передал наше досье в комиссию, которая дает согласие на запуск в про­изводство. Предварительное согласие было дано; и вдруг председатель цензурной комиссии, который по своему положению входит в состав комиссии, утвер­ждающей запуск в производство, и присутствует в ка­честве наблюдателя на ее заседаниях, потребовал, чтобы сценарий (с которым он ознакомился) был представлен на предварительную цензуру. Вслед за этим Национальный центр кинематографии напра­вил продюсеру письмо с извещением о том, что ввиду требования о предварительной цензуре он вынужден приостановить выдачу предварительного разреше­ния. Объединение;1ля финансирования тут же отказа­лось мы (ли. аванс, ссылаясь, разумеется, на цен­зурные трудности, которые могли у нас возникнуть и соответственно помешать сдать в установленный срок стандартную копию, завизированную Комис­сией по контролю, то есть, в конечном счете, ссы­лаясь на го, что мы не сможем реализовать договор с Генеральным кинематографическим объедине­нием».

Вот где настоящая цензура. Точнее, вот где эффектив­но осуществляется определенная форма политической власти. Тем не менее неожиданности могут порой слу­чаться.

«Дела»: 3) «Исгории А»

Старая глупая цензура клерикалов и ВИШИСТОВ не исчез­ла совсем. Осенью 1973 года вся Франция была взволнова­на решением проблемы абортов; мнения разделились. За несколько недель до проведения намеченных дебатов по тгому вопросу в Бурбонском дворце Шарль Бельмон и Мариель Иссартсль представили в Комиссию по контро­лю полемический фильм «Истории А», который они толь­ко что закончили при поддержке некоторых полит ических ашажированных групп. Комиссия приняла решение разре­шить выпуск фильма с ограничением для детей до восем­надцати лет. И тут почти заново повторился спектакль «дела о „Монахине"»: на министра по делам культуры Мориса Дрюона* оказали давление, и он при поддержке министра юстиции потребовал пересмотра вопроса об этом фильме.

Авторы «Истории А» решили ославить без внимания его требование. 15 ноября 1973 года фильм вышел на жран одного парижского кинотеатра. В дело вмешалась поли­ция и наложила арест на копию фильма. 22 ноября, несмо­тря на второе положительное решение комиссии, министр запрещает прокат фильма.

На протяжении зимы и весны этого года запрещенный фильм циркулировал но всей Франции, распространяемый сторонниками «движения за свободу абортов и противоза­чаточных мер», «Группами в защиту здоровья», «Лигой нрав человека» и др. За шесть месяцев, по подсчетам авто-

ров, фильм посмотрели около 200000 зрителей, инте­ресующихся данным вопросом. Несколько копий бы­ло арестовано. Однако в решении цензуры была проби­та брешь. По просьбе парламентской группы социа­листов фильм был показан даже в Люксембурюсом дворце!*

В октябре 1974 года Мишель Ги, пришедший на смену Морису Дрюону, снял запрет. Тем временем в Елиссйском дворце водворился Валери Жискар д'Эстен. Спустя не­сколько дней после этого события он провозгласил гряду­щие изменения: «Общественные свободы соблюдаются и будут впредь тщательно соблюдаться: никаких подслуши­ваний, никакой цензуры пи в кино, ни в тюрьмах...» (Обра­щение от 27 августа 1974 г.).

Время фильмов категории «X»

11римерно в это же время французы осознали, какое ме­сто в их жизни стало занимать еще мало дифференциро­ванное эротическое кино. Открытие на Елисейских полях комплекса из четырех специализированных кинозалов («Альфа-Элизе») сопровождалось кричащими заголов­ками. Пьер Вианссон-Понте опубликовал по этому поводу материалы в газете «Монд» (за 22 и 23 сстггября 1974 г.):

«Пуритане и тартюфы никогда не пользовались сим­патиями в стране крепких мужских шуток: признать себя шокированным некоторыми сценами все равно что признать обвинение в том, что ты ретроград, хан­жа, или даже как знать быть заподозренным в бес­силии. В то же время взрослый француз, независимо от среды, к которой он принадлежит (причем самая простая среда далеко не самая целомудренная), сформирован воспитанием, полным умолчаний и табу; он подчинен нравственным или религиоз­ным принципам, которые практически отрицают и полностью запрещают всякую сексуальность и даже простую наготу. Поэтому, столкнувшись с эротическими фильмами, он можег лишь кудах­тать или испытывать тошноту иного выбора нет».

Тем не менее о возврате к цензуре не упоминается1. «Свобода неделима. Некоторые, правда, неистово требуют установления новой кинематографической цензуры или по крайней мере настаивают на усиле­нии строгости комиссии, которой вменено в обязан­ность следить за соблюдением известных границ. Но сколько среди них таких, которые готовы склониться к мнению, что жестокость, недоверие к существую­щему порядку, отказ признать авторитеты, восхвале­ние движения протеста ничуть не менее опасны, чем порнография, и что с этим тоже следует бороться и запрещать это... Таким образом можно очень быстро дойти до восстановления политической цензуры, о ликвидации которой президент Республики возве­стил в своем обращении от 27 августа». Годом позже на парижские экраны вышли первые «жесткие» порнофильмы: «Эксгибиционизм» Жан-Фран­суа Дави привлек любопытные толпы, которые сбегались в бла] опристойные кинотеатры в районе Мониарнаса и па Елисейских полях. После шестидесяти недель показа в Па­риже фильм «Эмманюэль» посмотрело около двух мил­лионов зрителей; он стал прообразом холодного, изыскан­ного эротизма, который столь же уместен в светских салонах, как эротизм роскошных иллюстрированных жур­налов... В маленькие кинотеатры у вокзала Сен-Лазар или возле площади Пигаль поступила масса немецких и амери­канских фильмов, скупленных за гроши на предыдущем Каннском фестивале. Даже в среде кинематографистов на­чали раздаваться тревожные голоса, что дало повод Ми­шелю Ги, государственному секретарю по культуре, вы­ступить со следующим заявлением:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: