![]() ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Особый язык социального взаимодействияМ.Н. Володина Всякое воздействие одной системы на другую связано с передачей информации, ибо информация — это определенный аспект взаимодействия. Н.А. Амосов Общество функционирует и развивается лишь при условии социальной интеракции \ социального взаимодействия между его членами, осуществляемого с помощью языка, и именно в языке находят отражение изменения, происходящие в жизни общества. Ключевые свойства вербального языка человеческого общения фокусируются и по-своему преломляются в языке массовой коммуникации. Из множества определений языка остановимся на том, согласно которому это семиотическая (знаковая) система, хранящая и передающая информацию. Существует большое число самых разных знаковых систем (ср.: системы сигнализации, «язык» музыки, «язык» религиозных литургий и т.д.). Важнейшую роль в процессе развития человека играет естественный (в отличие от искусственных) вербальный язык человеческого общения2. Язык призван диктовать человеку адекватное поведение, которое первоначально вызывалось (или должно было вызываться) определенными ощущениями. По мнению австрийского философа Л. Витгенштейна, необходимым условием для такого поведения может быть только одинаковая для всех говорящих на данном языке естественная реакция на соответствующее ощущение. Значение слов, отражающее познавательный опыт языкового сообщества, обеспечивает человеку возможность конвенциональной (согласованно-общепринятой) ориентации в мире, в чем, собственно, и состоит опосредующая роль слова как знака.
1Социальная интеракция (social interaction) понимается как социальное взаимодействие — процесс воздействия индивидов, социальных групп или общностей друг на друга в ходе реализации их интересов. 2 См.: Кибрик А.Е. Язык // Лингвистический словарь. М, 1990. 1 111)4—606; Володина М.Н. Язык // Словарь философских терминов. М., 2004. С. 716-720.
Опыт многих поколений, зафиксированный и систематизированный в языке, по-своему формирует представление человека об окружающем его мире. Членение действительности, как известно, осуществляется каждым языком по-разному, поскольку строительным материалом мысли является конкретный язык со своей неповторимо-национальной спецификой. Так, астрономический термин «Млечный Путь» в переводе с мордовского означает «журавлиный путь», а с финского — «птичий путь»3. Язык является своего рода долговременной знаково-понятийной памятью человека как общественного индивида, необходимой для сохранения приобретенных знаний и передачи накопленного социального опыта в процессе общения. В прагматическом аспекте язык рассматривается как орудие осуществления целенаправленной деятельности человека. Являясь средством передачи определенной информации, язык тем самым воздействует на коммуникантов в процессе общения. В этом контексте язык трактуется как особая система знаковых средств, которая, функционируя в сфере человеческой деятельности, по-своему регулирует поведение человека. Прагматическим свойством информации является ее ценность. Ценность же всякой информации, ее прагматический уровень зависят от того, насколько данная информация способствует достижению поставленной цели, ведь общение напрямую связано с конкретным коммуникативным намерением (интенцией). Это обусловливает необходимость особой стратегии в выборе языковых средств, отвечающих подобным требованиям. Социальная природа языкового коллектива состоит в том, что, формируя условия для согласованного языкового общения, он, с одной стороны, создает необходимые предпосылки для включения каждого индивида в общий и единый процесс познания мира через конкретный язык, а с другой — диктует обязательные для каждого члена данного сообщества «правила игры» в процессе коммуникации. Языковая коммуникация предполагает построение особых языковых образований на основе определенных моделей, которые по-своему преломляются в сознании партнеров. Общаться — значит прежде всего
3 Интересно, что в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. Даля (Т. II. М., 1979. С. 334) в качестве аналога русского термина «Млечный Путь» дается также «Моисеева дорога».
взаимно предоставлять друг другу в процессе межличностной коммуникации «осознанную свободу выбора» при формировании языковых единиц, которые, с одной стороны, строятся по определенным моделям конкретного языка (грамматика, синтаксис), а с другой — зависят от воли и возможностей партнера. Динамика общения предполагает существование особого поля напряжения, возникающего между двумя полюсами: 1) необходимостью следовать норме, что позволяет «сходное осмысление» конструируемых языковых единиц; 2) свободой выбора (языковых) средств выражения в процессе данного конструирования. С этим связана обязательная потенциальная «непредсказуемость» результатов коммуникативной ситуации, которая является движущим механизмом, оптимизирующим сам процесс общения. Если бы коммуникация заключалась только в обмене «ожидаемыми результатами», она превратилась бы в своеобразный механизм контроля, ограничивающий и сдерживающий возможности преобразования информации, циркулирующей в процессе общения. Следствием этого могла бы стать полная нивелировка человеческого сознания, развитие которого стимулируется качественными изменениями информации, постоянно возникающими в результате общения. «Общение посредством языка обеспечивает человеку уверенность в своих силах и побуждает к действию. Мыслительная сила нуждается в чем-то равном ей и все же отличном от нее. От равного она возгорается, по отличному от нее выверяет реальность своих внутренних порождений... Отчетливо сознавая свою ограниченность, человек оказывается вынужденным рассматривать истину как лежащую вне его самого, и одним из самых мощных средств приближения к ней... является постоянное общение с другими» [Гумбольдт, 1984]. Эта мысль, сформулированная Вильгельмом фон Гумбольдтом почти два века назад, кажется сейчас особенно актуальной. Социально-коммуникативный, диалогический параметр познания отмечает также наш современник и соотечественник М.М. Бахтин. Следовательно, общение является необходимым фактором питания, т. е. когнитивное начало неотделимо от коммуникативного. Вместе с тем всякий речевой акт, как известно, направлен прежде всего на изменение в системе цен
ностей, лежащей в основе нашего поведения и нашей картины мира, во многом обусловленной спецификой конкретного языка. Указывая на границы, в пределах которых можно говорить о языке как о знаковой системе, Гумбольдт отмечал: «Слово, действительно, есть знак до той степени, до какой оно используется вместо вещи или понятия. Однако по способу построения и по действию это особая и самостоятельная сущность, индивидуальность... язык — это мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека» [Там же]. Языковая деятельность протекает в особой «информационной сфере», представляющей некий пространственно-временной континуум, в котором формируется, кодируется и декодируется, хранится и перерабатывается многоуровневая и многозначная информация, создаваемая и воспринимаемая человеком. Ю.С. Степанов определяет язык как «пространство мысли» в соответствии с чем «образ языка» приобретает черты «пространства реального, видимого, духовного, ментального...», являясь, с одной стороны, неотделимым от познания, от процедур добывания знания и операций с ним, а с другой — неразрывно связанным с глубинным, философским постижением действительности [Степанов, 1995]. Вопрос о роли языка в познании выступает как вопрос о взаимосвязи языка и мышления. Являясь «орудием познания» действительности, мышление выполняет свои познавательные функции через язык. Категории мышления действуют в форме категорий языка, которые, в свою очередь, могут становиться «орудиями познания». От декларирования связи языка и мышления современная лингвистика перешла к исследованию форм их взаимодействия, интегрируя опыт таких областей научного знания, как психология, неврология, антропология и др. В данной связи необходимо подчеркнуть, что сегодня объектом семантического анализа признается не только отдельно взятое слово, но и высказывание, и текст. В настоящее время и психологи, и лингвисты придерживаются мнения о продуктивном взаимодействии образной и вербальной систем4, которое способствует более глубокому и всестороннему отражению окружающей действительности в человеческом сознании.
4 См.: Paivio A. Imagery and verbal processes. N. Y., 1971.
Любые действия человека связаны с переработкой информации. Воспринимаемые человеком объекты и события окружающей действительности первоначально им интерпретируются, чтобы или сразу определенным образом на них реагировать, или фиксировать их в памяти. Информация о предмете, которую получает человек из внешнего мира, проходит через длинную цепь процессов, обеспечивающих всестороннее отражение свойств воспринимаемого предмета, выделение его существенных признаков и включение его в соответствующую систему категорий. Дж. Брунер в своей книге «Психология познания» определяет стратегию, «которой руководствуется нервная система, когда она делает на основе признака выводы о категории и тем самым о других признаках... Воспринимая некоторую совокупность признаков того или иного рода, нервная система должна решить, является ли данный предмет самолетом или чайкой, красный это цвет или зеленый и т. п. Оказывается, что всякий акт категоризации того или иного предмета или события включает в себя целый ряд таких решений...» [Брунер, 1977. С. 25]. Ученый выделяет основные этапы последовательного процесса принятия решений, к которым относятся: первичная категоризация; поиск признаков; подтверждающая проверка; окончательное подтверждение. Этот процесс познавательной деятельности человека, рассматриваемый с точки зрения психолога, очень хорошо «раскрывает» процесс творческой деятельности, неразрывно связанный с познанием. Активное, творческое восприятие человеком действительности позволяет считать особенно интересным рассмотрение роли образно-абстрактного мышления в данном процессе. Способность к образному восприятию окружающего мира помогает человеку сохранять наиболее существенное из увиденного и услышанного в своей памяти. Память человека как общественного индивида играет особо важную роль в сохранении приобретенных знаний, способов общения и передачи накопленного социального опыта, диктует носителю конкретного языка особую прощу поведения. Память неразрывно связана с образно-смысловой трансформацией языковых единиц, с их образной (метафорической) характеристикой. Метафора играет огромную роль в интеграции вербальной и чувственно-образной системы человека.
Согласно современным психолингвистическим и философским исследованиям, метафора лежит в основе мышления. По мнению Д. Лакоффа и М. Джонсона5, именно на метафоре основывается то, как мы думаем, что мы узнаем и чем мы ежедневно занимаемся. Наиболее изученной разновидностью образного мышления является визуальное мышление. Оно воспроизводит многообразные фактические связи в объектах, отображает их взаимодействие и порождает новые формы, обусловленные визуальной интерпретацией объекта. Считается, что лишь немногие способны мыслить визуально, да и не все ситуации могут быть проанализированы посредством зрительных образов, хотя именно зрительные образы обладают той подвижностью и пластичностью, какой не имеет слово. Обратим внимание на своего рода диалектическое противоречие. Согласно Л.С. Выготскому, «имя или слово является указателем для внимания и толчком к образованию новых представлений»6. Однако именно обозначение может тормозить, сдерживать развитие мысли, поскольку жесткость классификаций нередко приводит к отсутствию необходимой гибкости во взгляде на вещи. Избежать этого помогает умение мыслить визуально, на основе наглядных образов, не пользуясь словами вообще. С точки зрения психологов, опираясь на образы, человек вполне способен к последовательному мышлению. Сегодня проблема визуального мышления выдвигается на первый план. Подчеркивая огромную роль образного компонента в познавательном процессе, Р. Арнхейм, специалист в области визуального мышления и психологии искусства, делает вывод о том, что «мышление — это большей частью визуальное мышление» [Арнхейм, 1994]. Согласно современным исследованиям, до 80 % информации мы получаем визуально. Образы, как и слова, — это фиксирование, хранение и репродуцирование информации. Репродуцированные образы бодрствующего состояния психологи называют «строительным материалом» воображения или фантазии. Воображение обычно понимается как процесс, благодаря которому на основе переработки и творческого преобразования уже
5 См.: Lakoff С, Jonson М. Metaphors we live by. Chicago; London 1980. P. 51. 6 Выготский Л.С. Избранные психологические исследования М., 1956. С. 417.
имеющихся у человека образов действительности создаются новые образы. Позволяя представить то, что еще не воспринято или отсутствует в реальном опыте, фантазия расширяет возможности познания и нередко способствует созданию нового качества. Благодаря этому воображение выступает как один из механизмов творческого мышления, непосредственно связанного с художественным творчеством. Бесспорно, что представления человека теснейшим образом связаны со словом, которое, обобщая и отвлекая сущность от предмета или явления, одновременно вызывает и конкретный чувственный образ. По мнению математика М. Азбеля, литература обращается «не к точному знанию, а к воображению, фантазии, сходству эмоций у разных людей, к способности человека смоделировать "собой" переживания героя, т. е. литературе, как и всякому искусству вообще, необходимо сотворчество со стороны читателя. Кроме того, настоящую литературу можно многократно перечитывать — она каждый раз наполняется новым смыслом и содержанием, поскольку и то и другое исходит от нас, а мы, наше восприятие и способность к сотворчеству зависят от многих причин, да и меняются со временем. В этом смысле информация, заключенная в произведении искусства, весьма своеобразна. "Объективная" информация сравнительно невелика, однако "потенциальное" содержание в принципе почти бесконечно велико, ибо приготовленная форма очень подвижна и может вместить разное наполнение. Работает великий принцип дополнительности: чем меньше информация, чем она менее конкретна, чем менее жестки ее рамки, тем больший допускается простор для фантазии в этих заданных рамках, тем больше потенциально возможное содержание, но зато тем выше неопределенность, тем больше многозначность, а значит, тем сильнее отличается восприятие разных людей, тем больше творчества требуется от чита теля 7. Познавательная способность языка во многом связана со степенью его формализации, т. е. с возможностями «формально», через знаки (символы) и их конфигурации выразить понятие. Выступая как «заместители» понятий, формальные знаковые пред- 7Азбель М. Литературная газета. 1968. 22 мая. СП.
ставления могут привести к «непостижимой эффективности»8. Эвристический характер символической репрезентации знания становится особенно понятным, если воспринимать символ как самостоятельный тип мышления, который сочетает в себе непосредственность и многозначность образа с логической силой понятия (Вяч. Иванов). Содержание и форма знания представляют собой два взаимосвязанных уровня отражения действительности — «образный» и «знаковый». Этим, в свою очередь, определяются и два уровня существования самого знания, что во многом обусловливает эвристическую роль в познании не только вербальных, но и невербальных средств. Обеспечивая эффективность коммуникации, и выполняя функцию репрезентации знаний, языковые знаки могут и должны играть эвристическую роль в процессе познания. Это объясняется прежде всего тем, что форма знания как содержательная форма, инвариантная по своей сути, вступая в отношения с другим содержанием, способна развиваться по собственным законам и опережать в своем развитии существующее содержание. Известны разные точки зрения относительно символического характера языковых знаков. В соответствии с первой языковые знаки не являются символами (Соссюр). Вторая (дифференцирующая) точка зрения наделяет статусом символов только имена существительные, которые связаны общим символическим полем (Пирс, Моррис, Бюлер). В соответствии с третьей точкой зрения, язык в целом имеет символический характер. При этом с помощью языка можно совершать заклинания (Амман), создавать абстрактные автономные модели действительности, которые невозможно было бы создать иными средствами (Кассирер), а также достигать новых форм кооперативной коммуникации через понятийные символы в интерактивном процессе (Мид). В современный период «когнитивной революции» во главу угла ставится анализ ментальной деятельности человека, т. е. изучение формирования, хранения и передачи человеческого знания. Когнитология, или наука о знаниях, начала интенсивно развиваться с середины 1970-х гг., представляя собой систему наук, рассматривающих способы получения, обработки, хранения и использования человеческого знания [Герасимов, 1988]. При этом имеются в
8 Вигнер Е. Непостижимая эффективность математики в естественных науках // Успехи физических наук. 1968. Т. 94. Вып. 3.
виду знания теоретические и обыденные, рациональные и иррациональные, сознательные и бессознательные, т. е. любые когнитивные образования, выступающие как результат переработки информации человеком в его взаимодействии с окружающим миром. По определению немецкого лингвиста М. Бирвиша, когнитивные науки представляют собой взаимодействие различных научных дисциплин и методов, общей целью которых являются поиски закономерностей в ментальных структурах, обусловливающих процессы восприятия и мышления человека, а также механизмы действия языка и поведения людей. Эти поиски, с одной стороны, ориентируются на достижения в области философии, психологии, биологии, лингвистики, антропологии и других наук, с другой же — их характеризуют особые теоретические методы анализа — использование результатов фундаментальных исследований в области математики, формальной логики и, не в последнюю очередь, кибернетики. Роль кибернетики при этом следует интерпретировать в более широком плане. В данном случае имеет значение не столько технология, использование которой оказывает воздействие на все отрасли науки, сколько особый способ мышления, вызванный к жизни сравнением с компьютером (компьютерная метафора). В соответствии с этим сравнением, определенные аспекты мыслительных процессов человека могут быть формализованы, если исходить из предположения, что материальная субстанция головного мозга функционирует по типу компьютера. В более простой и понятной форме эта идея сводится к тому, что мысль (или процессы мышления) ведут себя по отношению к мозгу, как программа к компьютеру. В соответствии с этим когнитивно ориентированней лингвистика превращается в научную дисциплину, в которой действуют теоретические методы анализа, свойственные естественным наукам. Объектом когнитивной лингвистики становится языковое знание UAU ментальная структура, которая определяет языковое поведение — порождение и понимание вербальных высказываний. В настоящее время исследовательский акцент в работах по когнитивной лингвистике все больше смещается в сторону психолингвистики и информатики, Причем привлекаются не только методы данных наук, но и результаты нейрологических исследований. Следует отметить, что в свете новейших достижений нейрологии в области работы головного мозга человека
упоминавшаяся выше компьютерная метафора становится научным «реликтом»: человек рассматривается как целая система обработки информационных данных. Характеризуя когнитивную лингвистику, выделяют, как правило, четыре основных признака: Ментальность — язык рассматривается как подсистема в процессе познания, во главу угла ставится исследование репрезентации языковой системы в общей ментальной системе. Динамизм — механизмы реализации также рассматриваются как детерминанты языковой компетенции и включаются в лингвистический анализ. Интегративность — учитываются репрезентативные и процессуальные аспекты всех компонентов языковой системы. Междисциплинарность — в лингвистический анализ вовлекаются данные других когнитивных наук, что является главной отличительной чертой когнитивной лингвистики. Согласно концепции Р. Лангакера и Дж. Лакоффа, структура языка не отделяется от его функции. Функциональность провозглашается важнейшим свойством естественных языков. Большое внимание уделяется социальным факторам. Грамматика в сравнении с лексиконом языка рассматривается как результат комплексных процессов концептуализации. Под концептуализацией Р. Лангакер понимает ментальные процессы, которые сводят воедино информацию разных областей человеческого опыта. Анализируя содержание, облекаемое в форму словесных знаков, когнитивная лингвистика обращается к обобщению сведений о мире, окружающем человека, в который включается и к которому адаптируется сам человек. Когнитивный метод лингвистических исследований позволяет выявить воплощенные в языковой форме знания и опыт конкретных культурно-исторических и социальных общностей и групп. Именно лингвистика является основным поставщиком материала, необходимого для уяснения механизмов организации знания, заложенного в человеческой памяти. С позиции современных исследований типовые когнитивные структуры, соответствующие распространенным и общепринятым ситуациям в коммуникативной общности, к которой принадлежит говорящий, определяются как сценарии или фреймы. Это стереотипные, специфические для конкретных социальных групп модели (со)знания, относящиеся к системе коллективного знания.
Основными посредниками в распространении коллективного знания сегодня являются СМИ, под которыми понимаются не только технические средства, или каналы передачи информации, но также общественные организации и люди, «задействованные» в процессе распространения информации. В настоящее время к средствам массовой информации относят: — прессу, радио, телевидение; — кинематограф, звукозаписи и видеозаписи; — видеотекст, телетекст, рекламные щиты и панели; — домашние видеоцентры, сочетающие телевизионные, телефонные, компьютерные и другие линии связи. Поставляя соответствующую информацию, СМИ включаются в процесс и результаты социальной коммуникации, оказывая воздействие на членов конкретного государственно-коммуникативного сообщества9, которые существуют в определенных общественно-социальных и политических условиях. Особую роль в данном контексте играют термины. Как основной способ языкового выражения специальных понятий термины являются своего рода фреймами. Это особые когнитивные структуры, требующие соответствующего поведения, продиктованного конкретными знаниями. Выступая в качестве посредников в процессе специальной коммуникации, термины фокусируют в себе основные функции языкового шока, который трактуется как интерпретирующий «акт понимания» той или иной (предметной) информации, обусловленный восприятием человека. Бернард Шоу с присущим ему остроумием определял терминологию как «заговор посвященных», подчеркивая тем самым замкнутый, резко ограниченный характер распространения специальной лексики, доступной лишь избранным, «посвященным» в специфику той или иной отрасли знания. В настоящее время термины получают все большее распространение в непрофессиональном речевом контексте. Средства массовой коммуникации, адресованные и широкой аудитории, непрерывным потоком поставляют информацию, изобилующую все новыми терминами. При этом обращает на себя внимание явная избирательность в подходе к специальной лексике:
9См также: Fleischer W. DDR-typische Benennungen und ihre I lit- Hi'utsche Sprache nach der Wende / Germanistische ' 110-111. Hildesheim; Zurich; N. Y., 1992. S. 15-34.
допускаются к употреблению и получают распространение только те термины, которые относятся к наиболее актуальным отраслям знания и общественно-политической жизни. Это значит, что коммуникативная активность новых терминов, частотность их употребления в средствах массовой информации прямо зависит от социального заказа. Общественно-политическую терминологию необходимо рассматривать как особый язык информационного воздействия, который располагает специфическими средствами и символами для создания конкретной картины мира в массовом сознании. Многие знакомые нам термины из общественно-политической и социальной жизни по-своему «документируют» различные периоды существования России, давая свою (нередко метафорическую) интерпретацию соответствующим понятиям. Ср., напр.: — середина / конец 1980-х гг.: перестройка, гласность, плюрализм мнений, демократизация общества, новое политическое мышление и др.; — начало 1990-х гг.: рыночная экономика, либерализация цен, индексация, приватизация собственности, ваучеризация, «шоковая терапия» в экономике, криминальные структуры, «теневая экономика», процесс первоначального накопления («ларечное мышление») и др.; — конец 1990-х гг. — начало XXI в.: информационное общество, глобализация, терроризм, коррупция («оборотни в погонах»), олигархия, «теневая политика», конвертирование денег во власть, бизнес-элита, «урезанная демократия», (востребованность) интеллектуальных ресурсов, (создание) высокоинтеллектуальной управленческой среды и др. Приведенные выше примеры демонстрируют, что коммуникация осуществляется в конкретной (ограниченной) социальной системе. Вербально опосредованную деятельность человека в специальной социальной области называют дискурсом. При этом необходимо подчеркнуть, что закономерности развития языкового знака обусловлены закономерностями развития самого дискурса и активно действующей в нем языковой личности, обладающей специальными знаниями. В данном контексте хотелось бы напомнить о том, что слова термин (от лат. terminus — «граница», «предел») и фрейм (от англ. frame — «рамка») семантически манифестируют принципиально важное понятие ограничения. Имеется в виду ограничение области специального знания, т. е. референтной области, огра
ничение участников специальной коммуникации и, наконец, ограничение или отбор языковых средств, необходимых для оптимизации общения в соответствующей специальной сфере. Дискурс как важнейшая составляющая социокультурного взаимодействия также имеет ограничение, накладываемое определенной сферой языковой деятельности. Однако перечисленные ограничения, связанные со спецификой функционирования терминов-фреймов и особенностями дискурса, отнюдь «не мешают» продуктивному взаимодействию лексических единиц различных уровней. В процессе общения в речевой деятельности людей слово обретает относительную свободу от правил языковой системы. Если понимать языковую систему как совокупность возможностей, обусловленных определенными закономерностями конкретного языка, то норма выступает как признаваемая носителями данного языка реализация возможностей этой системы. Согласно М.В. Панову, норма в настоящее время — это не запрет, как раньше, а выбор языковых средств выражения. Норма «советует взять из языка наиболее пригодное в данном контексте»10. Выбор языковых средств в масс-медийном дискурсе, как правило, связан с оценкой, имеющей целью воздействие на адресата, с системой ценностной ориентации, когда на первый план выступают концептуальные, образные и эмоциональные характеристики. Одним из наиболее ярких языковых средств оценки являются тропы, и в первую очередь (политическая) метафора, смыслопорождающая функция которой отчетливо раскрывается в рамках когнитивного подхода. При этом речевая стратегия предстает как когнитивный процесс, в котором говорящий соотносит свою коммуникативную цель с конкретным языковым выражением. Очень значимой в данном контексте представляли я мысль В.Ф. Петренко о том, что человеческое восприятие и осознание мира, процессы его памяти, мышления и воображения «вооружены и одновременно ограничены» конкретно-исторической системой значений, которая присуща определенной социальной общности и культуре. «Общечеловеческие инварианты» подобных систем «обусловлены сходством жизнедеятельности различных социальных общностей и нагнои, наличием общечеловеческой культуры».
10 Панов М.В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики // Язык современной публицистики. М., 1988. С. 4 — 27.
Трактуя социальную действительность как текст, доступный расшифровке и прочтению, мы приходим к пониманию познания в широком смысле этого слова как к процессу «включения новой информации в системное целое информационного тезауруса познающего субъекта»11. Известно, что многие виды искусства рождались как определенный способ информации и коммуникации. Искусство танца, например, — как сообщение о событиях на охоте. Древнегреческие рисунки первоначально служили средством передачи информации, при котором изображение воспринималось как текст. Эта онтологическая и генетическая двойственность характерна для так называемых «технических видов» искусства, к которым прежде всего относятся кино и (в известной степени) телевидение. Определяя искусство как одну из форм общественного сознания и духовного освоения мира, мы рассматриваем конкретные виды искусства как «специфические художественно-образные формы воспроизведения действительности»12. В конце 1920-х гг. Л.С. Выготский сформулировал мысль о том, что искусство является важнейшим средоточием всех биологических и социальных процессов личности в обществе, представляя собой «способ уравновешивания человека с миром в самые критические и ответственные минуты жизни». Искусство может «изживать не воплощенные в жизни и не нашедшие себе осуществления стороны нашего существа... и в этом оно всегда остается глубоко социальным». В 1936 г. немецкий исследователь В. Беньямин, оценивая роль средств массовой коммуникации в процессе развития культуры, провозгласил историческую неизбежность массового «репродуцирования» в сфере технических искусств, объясняя ее социальную обусловленность растущим значением «массы» в со временной жизни. Согласно В. Беньямину, вместе с изменением способа существования человеческих коллективов меняется и манера их чувственного восприятия. За несколько лет до этого Бертольд Брехт так охарактеризовал специфику эстетического восприятии начала XX в.: «Старые формы передачи информации не остаются без изменения из-за вновь возникаютщих форм и не могут просто сосуществовать с ними. Тот,
11 Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М., 1997. С. 37. 12 См.: БЭС. Искусство. М., 2000.
кто смотрит фильмы, по-иному читает рассказы. Но и тот, кто пишет рассказы, так же смотрит фильмы. Технизацию литературного производства уже невозможно остановить». По словам немецкого исследователя современных масс-медиа Х.-Б. Хеллера, оценки Брехта и Беньямина совпадают прежде всего по двум пунктам: во-первых, «оба автора подчеркивают тот факт, что материальная техника современного искусства представляет собой "не некое появившееся извне условие" дистрибуции. Она (эта техника) является конституирующим, определяющим компонентом самого процесса создания соответствующего произведения искусства». Во-вторых, и Брехт, и Беньямин концентрируют свое внимание на том, что «человеческое восприятие постоянно испытывает влияние современных средств массовой коммуникации, которые обнаруживают свое воздействие как в повседневной жизни, так и в сфере художественно-эстетического восприятия (курсив наш. — М. В.)». При этом в отличие от своих соотечественников М. Хоркхаймера и Т. Адорно оба автора подчеркивали важную позитивную роль средств массовой коммуникации, благодаря которым искусство может стать достоянием широких масс, а не узкого круга избранных, как это было прежде. Особое значение в этом контексте приобретают кино и телевидение. Французский исследователь Жильбер Коан-Сеа в 1946г. характеризовал появление кино с его зрительной информацией как своего рода революцию в области средств массовой коммуникации, поскольку кино не просто новый вид массового зрелища, а преждевсего новая среда — иконосфера, в которой изменяются все условия восприятия информации и образования представлений. В данной среде зрительная информация становится «идеальной информацией», превращаясь благодаря своей наглядности в простую констатацию фактов. «Попадая в эту новую среду, зритель оказывается подверженным магическому воздействию рассчитанного «потока знаков", противостоять которому он не в силах. Поэтому зритель в кино смотрит и думает не так, как это делает в нормальных условиях». В процессе про- смотра фильма наблюдение через посредника заменяется простым, непосредственным наблюдением зрителя. Если иллюстрированную газету читатель может бегло просматривать, то фильм в большинстве случаев «гипнотизирует зрителя, как «зрелище подлинной жизни». Согласно концепции Коан-Сеа, с появлением «средства зрительной информации» изменилось и тра
диционное понимание сущности самой коммуникации, которое предполагало по-своему равноправные отношения к объекту коммуникации как со стороны посылающего информацию, так и со стороны воспринимающего ее. Эти отношения полностью изменились в результате замены слова изображением, когда полное отсутствие слов или их непонимание компенсируются восприятием изображения. Наглядность и общедоступность зрительной информации уничтожила все социальные и культурные границы и барьеры, «определив неукротимое стремление масс видеть и воображать невозможное». Как известно, именно визуальная информация обладает наибольшей силой воздействия. Поэтому кино очень скоро превратилось в мощное средство пропаганды идей и жизненных идеалов того общества, которое его создавало, что проявлялось как в тематике фильмов, так и в самих формах выражения, с помощью которых утверждались и утверждаются соответствующие морально-эстетические ценности. Кино «говорит» языком экрана — языком движущихся изображений, сочетающихся со словом, музыкой, шумами, т. е. языком звукозрительных образов. Сила кино, по мнению А.Я. Юровского, заключается не в иллюзорном «эффекте присутствия», а в самобытных выразительных средствах киноязыка, которые превратили кино в особый вид искусства [Юровский, 1998]. Телевидение, заимствовавшее у кино вместе с экраном богатейший арсенал выразительных средств, сохранило, однако, «эффект присутствия», утраченный кинематографом. Важное «природное» свойство телевидения, которое отличает его от кино, заключается именно в том, что телевидение способно показывать на экране непосредственный «сиюминутный» образ настоящего. Другое свойство, отличающее телевидение от кино, относится к основным особенностям данного канала коммуникации. Это прежде всего условия просмотра телепередачи и характер аудитории. Небольшой размер экрана, создающий специфические условия просмотра, предполагает особый характер общения между телекоммуникатором и его аудиторией, близкий по характеру к межличностному общению. Кроме того, кино функционирует дискретно (фрагментарно), а телевидение — беспрерывно. Как род искусства кино адресовано массовому сознанию, а телевидение апеллирует к общественному мнению, не только отражая, но и формируя его. Таким образом, можно утверждать, что различия между кино и телевидением состоят в их разных обще
ственных функциях: если кино более свойственны функции искусства, то телевидению — функции журналистики. При этом необходимо отметить, что «атомизация» массового зрителя, разрушение коллективности восприятия, которая еще со времен античного театра присуща массовому зрелищу, не нарушила специфики телевидения как ведущего СМИ. Раздробившись на миллионы «домашних залов», восприятие осталось массовым. «Непосредственность» отображения действительности, свойственная, в частности, телевидению, создает у телезрителя психологическую установку на «эффект присутствия», и, следовательно, на особое доверие к телевизионной программе в целом. Благодаря этому даже предварительно зафиксированная телепередача может восприниматься зрителями как безусловно достоверное сообщение. В данном контексте обращает на себя внимание тезис Маклюэна'3. «Средство коммуникации есть сообщение» (The medium is the message), в соответствии с которым общественная значимость события, степень его важности, определяется сообщениями об этом событии по каналам массовой коммуникации. С последним положением Маклюэна соотносится концепция немецкого социолога Н. Лумана о реальности, конструируемой средствами массовой информации. Луман рассматривает масс-медиа как одну из автономных, оперативно закрытых функциональных систем современного общества, постоянно растущее значение которой обеспечивается техникой тиражирования и распространения носителей информации. К масс-медиа Луман относит все общественные учреждения, которые пользуются техническими множительными средствами с целью распространения информации (Интернет не является объектом его анализа). С точки зрения Лумана, почти все, что нам известно об обществе и окружающем мире, мы узнаем через масс-медиа, к которым тем не менее чувствуем недоверие, подозревая возможность манипулирования. Знания, полученные нами с помощью масс-медиа, как бы сами собой складываются в замкнутый каркас, элементы которого прочно укрепляют друг друга.
13 См.: McLuhan М. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man. London, 1962. (Die Gutenberg-Galaxys. Das Ende dcs Buchzeitalters. Berlin, 1968.) См. также: Назаров M.M. Массовая коммуникация в современном мире. М., 1999. С. 52 — 54.
Эти знания, согласно Луману, в современном обществе заменяют те ценностные ориентиры (Wissensvorgaben), хранителями и проводниками которых в иной ситуации выступают старейшины, церковь и др. Общество передоверяет важнейшие функции «самонаблюдения» (Selbst-beobachtung) системе масс-медиа, и эта система сама выбирает предмет своего внимания, определяя информационную ценность конкретных категорий тем. Масс-медиа формируют социальную память, избирательно (selektiv) фиксируя, о чем следует помнить, а что следует забыть. Память, созданная масс-медиа, является, по мнению Лумана, основой коммуникации, которая как триединство информации (содержания), сообщения (передачи содержания) и понимания образует вторую «фоновую» реальность. Значение основных масс-медийных форм коммуникации — сообщений, развлечения и рекламы (Nachrichten una Berichte, Unterhaltung und Werbung) — Луман видит в том, что они создают условия для дальнейшей коммуникации, предполагающей наличие заведомо известных представлений о реальности, созданной системой масс-медиа. Указывая на отсутствие взаимодействия, интерактивной обратной связи между отправителем и получателем информации в рамках масс-медийной системы, Луман подчеркивает, что масс-медиа выступают отнюдь не как посредники, передающие информацию, — они конструируют собственную реальность, в которой господствует самореференция (отсылка к событиям, [вос]созданным все теми же масс-медиа). На основе анализа концепции Лумана можно сделать вывод о том, что, конструируя собственную реальность, СМИ становятся посредниками в формировании отношения людей к реальному миру. Представляя особое средство интерпретации действительности, СМИ создают свою мифологическую реальность, призванную «упорядочивать» «картину мира». В известном смысле — это организация такого мира, в котором, что бы ни случилось, все понятно и имеет смысл. Кроме того, «взламывая обыденность», миф «озаряет привычные будни фейерверком ярких красок». Самой наглядной иллюстрацией подобной мифологии является реклама, которая призвана не только привлечь внимание потенциального покупателя, но и побудить его к действию. На мифологизации масс-медийного мира основывает свою концепцию Норберт Больц, автор фундаментального исследования по теории «новых массмедиа». С точки зрения Больца, условия компьютерной комму
никации в современном «информационном обществе» приводят к тому, что реальность воспринимается как действительность, программируемая (или моделируемая) с помощью компьютера. Важнейшую роль, по мнению Больца, играет визуальная коммуникация, позволяющая большее уплотнение информации по сравнению с вербальным языком. Картина мира в таком случае конструируется на базе «селективных изображений», отобранных со всех концов света. При этом сам человек, согласно Болыгу, «из пользователя» постепенно превращаете» в некий «момент переключения медийной связи», в своего рода «переходник». Возможности современной информационной связи имеют важнейшее значение для развития всех областей «информационного общества». Быстрый рост сети Интернет способствует тому, что в коммуникацию вступают не компьютеры, а люди, стремящиеся к постоянному развитию профессионально-научного знания. Для этих людей компьютер становится истинным посредником в процессе интеллектуальной коммуникации. Особое место среди пользователей Интернета занимает молодежь, для которой именно «виртуальная реальность», созданная сетевыми СМИ, является сегодня наиболее актуальной. Это новый тип вербальной и (аудио)визуальной реальности, попав в которую можно общаться (коммуницировать) с другими людьми, также внедрившимися в нее. Формируется особый диалогический «сетевой язык» Интернета, специфика которого имеет межнациональный характер. В условиях интенсивного использования глобальной Сети получение разного рода информации почти безгранично. «Свободное плавание» по виртуальной реальности Интернета по-своему захватывает и порабощает. Основная особенность подобного виртуального общения заключается прежде всего в том, что здесь интерпретация (в герменевтическом смысле этого слова) заменяется реальным воздействием. Активным инструментом такого воздействия становится (вербальная и визуальная) масс-медийная интертекстуальность, свойственная текстам СМИ в целом. Согласно Ю. Кристевой, интертекстуальность понимается прежде всего как «текстуальная интеракция, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта интертекстуальность — это признак того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в нее». В применении к текстам СМИ понятие интертекстуальности, с одной стороны, основывается на теории
«диалогизированного сознания» М.М. Бахтина, согласно которому «любой текст строится, как мозаика цитации, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста». С другой стороны, с понятием масс-медийной интертекстуальности соотносится сознательное и маркированное использование межтекстовых связей конкретного текста СМИ с предшествующими текстами. Являясь звеном в передаче информации, тексты СМИ (как интертексты и гипертексты) создают свою «информационную реальность». Чтобы не превратиться в механизм контроля, ограничивающий и сдерживающий возможности преобразования информации, которая циркулирует в обществе, «информационная реальность СМИ» должна быть сопоставима с понятием «общественного диалога». Таким образом, общую закономерность в эпоху «тотальной информатизации общества» составляет существование особого языка СМИ. Аккумулируя языковую, социальную и культурно-историческую память конкретных языков, он используется для производства текстов массовой коммуникации, приобретающих межнациональный характер. Известное положение, согласно которому отношения в языке становятся (лингвистически) существенными лишь благодаря их социальной сущности, не утратило своей актуальности и сегодня. Под языком СМИ здесь понимается особый язык социальной интеракции, имеющий собственные формы выражения, структурирующие наше восприятие, создающие новые значения и конструирующие (как вербально, так и визуально) особые «информационные построения действительности», которые могут определяться и стремлением к документальности, и реальностью, и вымыслом, и даже иметь виртуальный характер. Наша задача состоит в том, чтобы подобные «информационные построения» оценивать адекватно. ■ Контрольные вопросы
1.В чем заключаются особенности вербального языка межличностного общения в сопоставлении с языком СМИ? 2. Определите роль СМИ в моделировании «картины мира».
3. В чем состоит влияние средств массовой коммуникации на сферу (художественного) восприятия? 4.Определите специфику «языка экрана». 5. Как определяется реальность, конструируемая СМИ? Литература Арнхейм Р. В защиту визуального мышления // Новые очерки по психологии искусства. М., 1994. Баскаков В. Кино: методология исследования. М., 1984. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. БрунерДж. Психология познания. М., 1977. Виртуальная реальность. Философские и психологические проблемы. М., 1997. Володина М.Н. Основные направления когнитивной лингвистики в Германии // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1994. №6. С. 9-14. Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1997. Герасимов В.И., Петров В.В. На пути к когнитивной модели языка //Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. М., 1988. С. 5-11. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1973. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. Клаус Г. Сила слова. Гносеологический и прагматический анализ языка. М., 1967. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. № 1. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек, текст, семиосфера, история языка русской культуры. М., 1996. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М., 1997. Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века // Язык и наука конца XX века. М., 1995. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991 — 2000). Екатеринбург, 2001. Юровский А.Я. Место телевидения в системе средств массовой коммуникации // Телевизионная журналистика. М., 1998.
Изучая язык СМИ, одни исследователи обращают основное внимание на форму предложений в тексте, другие — на фактическую сторону того, о чем в этих текстах говорится (насколько актуальны, правдивы сообщения журналистов и интервьюируемых и т.д.). В филологии давно уже стало общепризнанным требованием рассматривать форму в неразрывной связи с содержанием. Однако применительно к СМИ задача осложняется тем, что содержание далеко не всегда можно оценить объективно. Например, сообщения о взрывах и гибели ни в чем не повинных людей мы оцениваем, находясь «в глубине событий». Чтобы объективно посмотреть на такие сообщения, необходимо занять — хотя бы на время — «остраненную» позицию. Но именно такое остранение — рассмотрение вне актуальности — обедняет взгляд на тексты СМИ, лишая их своей специфики. Следовательно, язык СМИ нужно анализировать глазами заинтересованного потребителя, «интерпретатора», выявляя при этом закономерности, как этого требует научное изучение. В концепции основоположника семиотики Ч.С. Пирса закономерности «интерпретанта» играли важнейшую роль. Вопрос ставился именно так: в результате каких мысленных процедур одни сущности рассматриваются в качестве знаков других? Как мы воспринимаем свои и чужие сообщения в рамках своеобразной сети знаковых отношений? Знаковые отношения, на которые опираются СМИ, пронизывают всю человеческую культуру и бесконечно сложны. Например, репортер (основываясь на определенных канонах подачи информации в данном обществе в рамках данной идеологической системы), осознанно или неосознанно преследуя определенные цели, создает свои «знаки», опираясь на другие знаки и предполагая, что читатели в своей интерпретации. его сообщений также будут действовать в рамках (ИД 1 обязательно той же) системы знаков.
Ю.С. Степанов ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ СЕМИОТИКИ: ОБЪЕКТИВНЫЕ ЗАКОНЫ УСТРОЙСТВА ЗНАКОВЫХ СИСТЕМ (СИНТАКТИКА)
Законы семиотики с самого ее возникновения в виде отдельной науки распределялись по трем разделам, которым один из ее основателей, Ч. Моррис, дал следующие названия: синтактика — изучающая отношения между знаками; семантика — изучающая отношения между знаками и обозначаемым предметом; прагматика— изучающая отношения между знаком и человеком. Членение на три раздела восходит к разделению наук еще в Средневековье и сохраняется в семиотике до наших дней. Но содержание каждого раздела расширилось в связи с тем, что появились частные, конкретные семиотики. Теперь соотношение частных семиотик с указанными частями общей семиотики, с одной стороны, таково: 1) биосемиотика, изучающая вопрос, каким обратом в процессе эволюции нечто стало значить нечто, более отвечает семантике; 2) энтосемиотика — прагматике; 3) абстрактная семиотика — синтактике. Лингвосемиотика отвечает всем трем частям, так как она сама и есть прообраз общей семиотики. Но это скорее исторические соответствия. Суть общей семиотики заключается в том, что она рассматривает общие законы, черпая материал для обобщений в разных частных семиотиках. Важнее подчеркнуть эту сторону в семиотических законах. Мы разделим их на три группы. А. Объективные законы устройства знаковых систем(синтактика) Б. Законы, зависящие от позиции наблюдателя (а),-прагматика. В. Законы, зависящие от позиции наблюдателя(б),-семантика. Эта классификация, конечно, условна и относительна.Если какой-нибудь закон можно отнести и к тому, и к другому разделу, он отнесен к первому по порядку. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|