Эффективность политического дискурса

Общественное предназначение политического дис­курса состоит в том, чтобы внушить адресатам — граж­данам сообщества — необходимость «политически пра­вильных» действий и/или оценок. Иначе говоря, цель политического дискурса — не описать (т. е. не референ­ция), а убедить, пробудив в адресате намерения, дать почву для убеждения и побудить к действию [Bayley, 1985, С. 104]. Поэтому эффективность политического дискурса можно определить относительно этой цели.

Речь политика (за некоторыми исключениями) оперирует символами (Rathmayr, 1995. С. 211). Успех ее предопределяется тем, насколько символы созвуч­ны массовому сознанию: политик должен уметь затро­нуть нужную струну в этом сознании; высказывания политика должны укладываться во «вселенную» мне­ний и оценок (т, е. во все множество внутренних ми­ров) его адресатов, «потребителей» политического дискурса.

Далеко не всегда такое внушение выглядит как аргументация: пытаясь привлечь слушателей на свою сторону, не всегда прибегают к логически связным аргументам. Иногда достаточно просто дать понять, что позиция, в пользу которой выступает пропонент, лежит в интересах адресата. Защищая эти интересы, можно еще воздействовать на эмоции, играть на чувстве дол­га, на других моральных установках (впрочем, все это может так и не найти отзыва в душе недостаточно подготовленного интерпретатора). Еще более хитрый ход — когда, выдвигая доводы в присутствии кого-либо, вовсе не рассчитывают прямолинейно воздействовать на чье-либо сознание, а просто размышляют вслух при

свидетелях (тогда имплицированный адресат не совпа­дает со сценическим); или, скажем, выдвигая доводы в пользу того или иного положения, пытаются — от противного — убедить в том, что совершенно противо­положно тезису, и т. п.

Любой дискурс, не только политический, но своему характеру направленный на внушение, учитывает сис­тему взглядов потенциального интерпретатора с целью модифицировать намерения, мнения и мотивировку дей­ствий аудитории. Как в свое время отмечал А. Шопенгау­эр, искусство убеждения состоит в умелом использова­нии едва заметно соприкасающихся понятий человека¹⁰. Именно благодаря этому и совершаются переходы от одних убеждений к другим, иногда вопреки ожиданиям самого говорящего [Schopenhauer, 1819/73. С, 58].

Успех внушения зависит, как минимум, от устано­вок по отношению к прононенту, к сообщению в речи как таковому и к референтному объекту [Morik, 1982. С. 44]. Первый вид установок характеризует степень доверчивости, симпатии к пропоненту, а завоевание выгодных позиций в этой области зависит от искусства говорящего и от характера реципиента (ср. патологи­ческую доверчивость на одном полюсе и патологиче­скую подозрительность на другом). Изменить установ­ки адресата в нужную сторону можно, в частности, и удачно скомпоновав свою речь, поместив защищаемое положение в нужное место дискурса. Только создав у адресата ощущение добровольного приятия чужого мнения, заинтересованности, актуальности, истинности и удовлетворенности, оратор может добиться успеха в этом внушении [Grac, 1985, 16].

Люди всегда чего-то ожидают от речи своих собе­седников, что сказывается на принятии или отклонении внушаемых точек зрения. Речевое поведение, нарушаю­щее нормативные ожидания уместных видов поведения, может уменьшить эффективность воздействия (если неожиданность неприятна для реципиента) или резко увеличить ее — когда для адресата неожиданно проис­ходит нечто более приятное, чем ожидается в норме.

Различаются ситуации с пассивным восприятием, с активным участием и с сопротивлением внушению со стороны адресата.

При пассивном восприятии внушения адресаты ожидают, что уровень опасений, глубина затрагивае-

¹⁰ Демонстрации такого соприкоснонения понятий, наиболее часто встречаемых в политическом дискурсе, посвящена книга [Ильин, 1997].

мых мнений и интенсивность речевого внушения бу­дут соответствовать норме. Лица, пользующиеся боль­шим доверием, могут тогда обойтись и малоинтенсив­ными средствами, резервируя более сильные средства только на случай, когда нужно ускорить воздействие. Остальным же пропонентам показаны средства только малой интенсивности. Кроме того, от мужчин обычно ожидают более интенсивных средств, а от женщин — малоинтенсивных. Нарушения этой нормы — речевая вялость мужчин и неадекватная грубость и прямолиней­ность женщин, — шокируя аудиторию, снижают эффект воздействия. А страх, вызываемый сообщением о том, что неприятие внушаемого тезиса приведет к опасным для адресата последствиям, часто способствует большей восприимчивости к различным степеням интенсивнос­ти воздействия: наибольшая восприимчивость тогда бывает к малоинтенсивным средствам, а наименьшая — к. высокоинтенсивным. Причем малоиитенсивная атака более эффективна для преодоления сопротивления вну­шению, к которому прибегают после поддерживающей, опровергающей или смешанной предподготовки.

В ситуации с активным восприятием внушения реципиент как бы помогает убедить себя, особенно если он надеется, что все происходит в его интересах. Наблюдается прямое соотношение между интенсивно­стью используемых речевых средств в активно осуще­ствляемой атаке и преодолением сопротивления, явля­ющегося результатом поддерживающей, опровергаю­щей или смешанной предподготовки.

Мы имеем большое разнообразие случаев, когда адресат активно сопротивляется внушению. Если име­ла место предварительная обработка, «внушительность» основной атаки обратно пропорциональна эффективно­сти подготавливающих высказываний. Опровергающие предварительные действия исподволь предупреждают адресата о природе предстоящих атак. Поэтому, если атакующие высказывания не нарушают ожиданий, со­зданных опровергающим предварительным действием, сопротивляемость внушению бывает максимальной. Если же языковые свойства атакующих высказываний нару­шают ожидания, выработанные в результате «опровергательной подготовки» (либо в позитивную, либо в нега­тивную сторону), сопротивляемость уменьшается.

Когда адресату предъявляют более одного довода в пользу одного и того же тезиса, оправданность или неоправданность ожиданий при первом доводе воздей­ствует на принятие второго довода. Поэтому, если речевые ожидания нарушены позитивно в результате

первого довода, этот довод становится внушительным, но изменение отношения к исходной позиции проис­ходит только после предъявления последующих дово­дов, поддерживающих все ту же позицию, направлен­ную против сложившейся установки. Когда же рече­вые ожидания в результате первого довода нарушены в отрицательную сторону, этот довод внушительным не бывает, но зато адресат более склонен поверить ар­гументам из последующей речи, аргументирующей в пользу того же тезиса, направленного против сложив­шейся установки¹¹.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: