Не для прославления святых, а для воспитания молодого поколения, для чего воспеваются дела славных, легендарных предков, к великим делам которых надо стремиться, приравниваться.

В результате, заброшенные, бывшие когда-то главными, осетинские святилища сохранили в своем первозданном виде сакральные схемы древних фундаментов — хранителей космогонических (вселенских) идей.

Давно пришло в забвение понимание силы магических возведений, превратившихся в закрытые от людских глаз многовековым слоем почвы, заросшие деревьями и кустарником, руины. Заросли и тропы-дороги, ведущие к ним…

…А когда-то нескончаемым потоком продвигались по этим дорогам многочисленные паломники, осознающие
сакральную, духовно-оздоровительную необходимость ритуального шествия.

Как мы уже ранее говорили, осетинские древние храмы не ограничивались одними постройками, а охватывали целые ущелья, и потому паломнические тропы-дороги были обязательной частью этих святынь. На всем пути следования паломников устраивались промежуточные «кувандон»-ы ‑молитвенники, места отдыха и развлечений, превращающие долгий путь в праздничное увлекательное и непринужденное шествие. Такой когда-то и была проходящая по величественному Ивард Рекому (Цейскому ущелью) священная дорога «Реком над». Древними мудрецами она была выложена так, чтобы на всем пути следования паломников взору представлялась прекрасная окружающая панорама, призванная возвеличивать происходящее и оставлять в памяти неизгладимое впечатление от прикосновения к священному. Шествие проходило через многочисленные
молитвенники-алтари: «Мыкалгабырты кувандон», «Хуыцауыдзуар», «Святилище посохов» и т. д. Особый интерес представлял ритуал, происходивший на «святилище
посохов» (или «горе посохов»). Ритуал состоял в обычае собирания паломниками посохов в одну большую кучу (гору), чем напоминал обряд скифских святилищ-алтарей (скифские святилища, как известно по древнегреческому историку Геродоту, представляли собой кучи-горы хвороста с расположенной на ней деревянной площадкой и лестницей с одной стороны, где водружался (вонзался в центр площадки) священный
меч скифов). По всей видимости, обычай собирания посохов изначально представлял некий обряд очищения (избавления) от каких-либо пороков (слабостей), когда собранные в одну кучу посохи (у скифов хворост-дрова-палки) символически, одновременно уничтожались
магическим пронзанием священного меча (меч как символ очищения — «мудрость и свет, поражающие тьму невежества», — известен у многих народов древности, например, в буддийской идеологии и т. д.). Очевидно, другие многочисленные остановки у промежуточных
«кувандон» -ов-алтарей также имели определенное очистительное значение для паломников, подготавливающих себя к главному ритуалу.

Позднее, по известным причинам, значение паломнического пути и запрет на проживание в Ивард Рекоме были ослаблены, и в XVII веке в Ивард Рекоме [или в Цейском ущелье] появляются первые поселения. И тогда же священная территория существенно сократилась.
Теперь начало Ивард Рекома обозначилось святилищем «Рагъ Уастырджи», находящемся на отдельной возвышенности у селения Верхний Цей.

Но и в таком состоянии Ивард Реком поражал воображение своим величием и красотой. Вступившего у святилища «Рагъ Уастырджи» на тропу (существенно сокращенную) «Реком над» ждало праздничное шествие, призванное подготовить паломника к великому ритуалу — познанию творца и предназначения человека.

В начале путь паломника пересекал «райские» полянки, увенчанные пятью святилищами, посвященными «Мады Майрæм» (у каждого из которых совершались женщинами определенные ритуальные действия); затем очистительный водопад «Мыкалгабырдон», где паломники приводили себя в порядок и одевались во все белое (или светлое); далее на живописной полянке «Æмбырды фæз» -полянке сбора паломники собирались и с первым жертвоприношением белого барана, с гимнами в честь святых продолжали шествие вглубь Ивард Рекома. Пробираясь через дремучий сосновый бор, тропа «Реком над» выводила паломников на ристалище- «Фатæй’хсæн-фæз» (поляна стрельбы из лука), над которой возвышался камень-скала с водруженным на ее пике срубом «Æфсæн-дзуар» -святилищем железа. Здесь проходили ритуальные
состязания в стрельбе из лука, где, скорее всего, определялись «лучшие» (меткие) стрелы, предназначенные для приношения святилищу. (Известно, что в Осетии самым лучшим и частым приношением многим святилищам являлись стрелы. Здесь очевидна связь со знаменитым «скифским котлом», изготовленным из собранных от каждого человека со всей Скифии стрел, которые потребовал собрать скифский царь Атей для определения численности своего народа). Вероятно, на ристалище определялось и распределение между победителями ролей разных почетных ритуальных действий

(например, жертвоприношение животных, изготовление пива и т. д.). Здесь же на ристалище- «Фатæй’хсæн-фæз», у святилища «Æфсæн-дзуар» паломники оставляли все свое оружие, кроме того, которое приносилось в дар святым, ибо далее вглубь Ивард Рекома брать с собой любое оружие было запрещено (и не только оружие, но и многое другое — например, спиртные напитки). Понимая всю ответственность предстоящего, достойнейший
из паломников, одетый во все светлое, с чистой душой и помыслами, босиком, продвигался к цели своего ритуального шествия — священной поляне «Рекомы фæз». Там, на обширном плато, раскинувшемся среди густого леса и отвесных скал, сосредоточился основной комплекс рукотворных строений Ивард Рекома, там же расположилось главное святилище — храм‑хранилище «Реком».

Великим народом были древние люди, воинственным, но, вместе с тем, обладающим невероятно тонкой и чувственной душой. Только такой народ мог выбрать для «обители Духа» «пристанище», подобное «Рекомы фæз», где воедино сплелись красота поляны и открывающаяся с этого места величественная панорама на «легендарные вершины» и ледники, а также удобства, необходимые в горных условиях (солнечность, безопасность от лавин и камнепадов, наличие водных источников).

С благодарностью оценивая творения природы, древний мудрец не строил гигантских сооружений, выделяющихся и спорящих с окружением, созданным лучшим в мире архитектором — матерью-природой, так же, как и не пытался ограничить пребывания Духа определенными границами. Поэтому среди изящных ритуальных строений, заполнивших «Рекомы фæз», самой значимой была рукотворная площадка «Симды фæз», где красивым и величественным танцем‑молитвой «Симд» воспроизводилась самая возвышенная из когда-либо известных моделей мироздания — своеобразная живая мандала, которая со всеми магическими схемами движения (линиями, перекрещениями, кругами, разворотами) воссоздавала, грациозно и грандиозно, последовательность сотворения Ввселенной, Земли и Солнца, соединение духа и материи, зарождения жизни и человечества. «Кафт-куывд» — танец‑молитва «Симд» являлся главным магическим ритуалом, исполняемым в первозданных осетинских храмах. «Симд»‑у придавалось огромное идеологическое значение, поэтому для исполнения его все древние осетинские святилища оформлялись рукотворными площадками «Симды фæз», и размеры их достигали больших, иногда гигантских, масштабов.

Ввыровненная, очищенная от камней рукотворная площадка «Симды фæз» являлась самой главной, центральной отличительной особенностью осетинских храмов, и поэтому в будущих поисках забытых осетинских святилищ сыграла, и еще будет играть, первостепенную роль (другими словами: если в каком-либо предполагаемом месте исследуемого святилища определяется искусственная выровненная полянка [площадка], то можно с уверенностью утверждать, что перед нами открывается забытый осетинский храм).

Со временем сила молитвы, выраженная в танце, как и многое другое, стала забываться, а, следовательно, становились ненадобны ритуальные танцевальные площадки, которые с годами зарастали деревьями и наполнялись селевыми потоками. Так случилось и с «Рекомы фæз». Не одна, а три, когда-то бывшие на «Рекомы фæз» танцевальные площадки заполнились со временем селевыми потоками, заросли кустарником и, вдобавок к этому, были засажены «энтузиастами» фруктовыми деревьями. И хотя несколько лет назад небольшая площадка была расчищена, она далеко не достигла размера той, которая была раньше…

…А раньше на ухоженной огромной площадке
«Симды фæз» с рассвета до заката, под звуки «космической музыки» танцующие молились «душой и телом», проникаясь возвышенными блаженными ощущениями, неописуемыми никакими словами. Участвовать в «Симд» -е молодым мужчинам было большим почетом, а девушкам еще и единственной возможностью показать себя на предписываемой древним законом только мужчинам территории Ивард Рекома (к исполнению ритуального «Симд» -а допускались девушки, еще не имеющие женихов. Здесь очевидна взаимосвязь с «любимыми» Ареем сарматскими Амазонками, храмами Арея [Ареса] скифо-сармато-аланской поры, которые были главными покровителями девушек-воительниц, пока они, не убив «хотя бы одного врага», не выходили замуж). Исполнив танец, молодежь уходила
продолжать празднование на «Чызджыты кафæн фæз» (девичью танцевальную площадку), расположенную у главного женского молитвенника камня-скалы «Кувæн дур» (молитвенного камня). Здесь же договаривались парни и девушки о будущем (считалось, что брачный сговор, заключенный на Рекоме у камня «Кувæн дур», был особенно счастливым). Немного ниже камня-скалы, у святилища «Уæллаг Майрæм» («Верхний Майрам») матери молились за здоровье детей и благополучие семьи, а выше, у многовековой священной яблони (своеобразной границы, пересекаемой только мужчинами) ряд строений-цардаков, расположенных в восточной части «Рекомы фæз», образовывали
некий комплекс, называемый «сымбæлд» (место встречи, соприкосновения с божественной сущностью), откуда женщины и дети наблюдали за происходящим.
Точно так же на западной и северной стороне «Рекомы фæз», прямо над храмом‑хранителем, окружая площадки «Симды фæз», расположился комплекс мужских строений-цардаков, которые вместе с женскими
цардаками создавали некий амфитеатр, своеобразной сценой которого являлись площадки «Симды фæз» и храм‑хранитель. Таким образом, перед нами раскрывается еще одна отличительная особенность

осетинских древних храмов — это расположенные вокруг центра основных ритуальных действий каменные строения-цардаки, которые в последующих поисках
древних храмов будут так же, как и руины-символы ритуальных строений, паломнические дороги и танцевальные площадки, играть существенную роль. Надежность
и капитальность строений-цардаков, добротно выложенных из нетесаного камня (толщина стен которых достигала 1‑1,5 м), заставляет нас предполагать, что эти сооружения применялись не только для ночлега и отдыха (в основном, религиозные праздники на святилищах у осетин происходили определенную неделю в теплое время года, а в таком случае, для ночлега достаточны были легкие крытые помещения, или они бы не были вообще нужны). Очевидно, некоторые цардаки были жилищем постоянно находящихся в святилищах хранителей- «дзуарлæг» -ов. И это понятно, так как известно, что, например, в Рекоме, кроме основного летнего празднования, происходил круглогодично обряд братания (и ряд других культовых
действий), для чего было необходимо постоянное присутствие «дзуарлæг» -ов. (Основное предназначение цардаков нам еще предстоит выяснить при изучении идеологического содержания празднования Рекома; выделим лишь одно: распространенное в последнее время представление о цардаках, расположенных на «Рекомы фæз» как об отдельных местных фамильных строениях, связано с потерей общенациональной значимости для осетин святилища Реком [достаточно отметить, что все основные капитальные строения-цардаки были построены задолго до появления нынешнего населения в Цейском ущелье. Так, наружная
стена одного из главных цардаков заполнена отложениями сошедшего когда-то селевого потока, о котором местное население даже и не слышало]). Дальнейшее исследование комплекса цардаков на «Рекомы фæз» выявило перед нами превосходство размеров одного из сооружений над другими и большее выдвижение его к площадке «Симды фæз». Видна явная взаимосвязь с «Большим Нартским молитвенным домом» («Нарты стыр кувæн хæдзар»). Здесь можно задаться вопросом: «А как же «молитвы под открытым небом»? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо детально разобраться в конструкции Нартского молитвенного
дома.

До сих пор формы «Нарты стыр кувæн хæдзар» -а выводились исследователями из легендарного описания молитвенного дома, как: «…цыппар къуымон, аст фисынон…» (большой Нартский дом с четырьмя углами и восемью гранями). Такое, на первый
взгляд, запутанное описание молитвенного дома породило массу разных выдумок на возможные виды «куван хæдзар» -а: от крестообразного строения, где «цыппар къуым» — это внутренние углы, а «аст фисын» — это наружные грани, до двухэтажного, где первый этаж четырехугольной формы, а второй — восьмиугольный (восьмигранный) и т. д.

Вполне разумный ответ на понимание Нартского молитвенного дома дает все тот же «вездесущий» символизм. Вспомним,
что символическими формами объяснялось,
среди прочего, неописуемое и непостижимое,
а также приводилось в уменьшенный вид большое или бесконечное в размерах. А теперь предположим, что осетинский национальный дом является прообразом Нартского молитвенного дома с теми же священными символами — «цæджындз» -ами-резными столбами,
с тем же священным символом — очагом-«къона», с той же священной символической
надочажной цепью (в святилище «Сафайы дзуар» над сел. Донифарс в Дигории хранится большая надочажная цепь Сафа- «Сафайы рæхыс», существовавшая
когда-то в Нартском доме) и с тем же священным символическим навершием — светодымовым отверстием (дымоход)- «ердо». Перечисленные, священные в прошлом для каждого осетинского дома, элементы-символы вместе образуют центральный основной символ единения, где: земная (очаг, основание очага — «къона») жизнь (огонь- «арт») соединяется (движение-путь — цепь- «рæхыс») с Небом-Вселенной («ердо») через все пространство-время (дерево жизни — резной Т-образный столб- «цæджындз»).Таким образом, вышеизложенный феномен, являясь
священным символом дома, должен обозначать
сам дом, а точнее, форму, образ дома в уменьшенном, символическом размере. Значит, если начальная нижняя ступень (четырехугольный (основание) очаг — «къона» — земля) единого символа («къона» — «арт» — «рæхыс» — «ердо») сопоставима с домом (в четыре угла- «цыппар къуымон»), то конечная, верхняя ступень (световод-«ердо»-небо) должна быть сопоставима с крышей
дома.

Так случилось, что в изучении дымохода- «ердо» никаких исследований, и даже описаний его, не проводилось (впрочем, так же, как вообще древнего осетинского дома), и поэтому «ердо» представлялось обыкновенным отверстием в деревянном потолке. Между тем, случайная находка чудом сохранившегося дымохода- «ердо» в одном из домов селения Тиб (дымоход сохранился в законсервированном виде в чердачном перекрытии, образованном в результате надстройки над старым перекрытием скатной жестяной крыши и подшивки на потолок снизу фанеры) не только открыла сложное купольное сооружение, но и, наверное, отдельный вид народного зодчества. Найденное «ердо» являло собой сложную деревянную пирамидоподобную ступенчатую конструкцию, нижняя ступень которой представляла квадрат из досок (шириной 1,5×1,5 м), утопленный в потолок крыши, а последующие, скорее всего, семь ступеней (верхние одна или две разрушились) представляли собой восьмигранную (!) пирамиду. «Пирамида»- «ердо» была собрана из идеально обработанных досок так, что каждая поверхлежащая ступень закрывала нижнюю от проникновения влаги, а между собой доски сооружения скреплялись специальными хомутами-замками (т.н. усложненными «ласточкиными хвостами»). Более того, пирамида- «ердо» представляла собой прочную конструкцию без гвоздей, разобрать которую возможно было только снизу, а по сложности изготовления ей не было равных среди массы разных видов работ деревянного зодчества.

Итак, пирамидоподобное, сложенное из плотно положенных друг на друга ступеней-досок, сооружение предстает перед нами как наиболее возможный в изготовлении из дерева восьмигранный («астфисынон») символ верхнего Мира-Неба-Ввселенной- Свода.

А теперь, если вспомним, что осетинский
дом- «хæдзар» является прообразом Нартского молитвенного дома- «Нарты кувæн хæдзар», и «увеличим» символ неба-«ердо» до ширины Нартского молитвенного дома, то получим четко выраженный основными Нартскими параметрами («Нарты стыр кувæн хæдзар, цыппар къуымон, астфисынон») идеальный единящий

Сафайы дзуар – къона – арт – рæхыс – ердо

Схема конструкции светодымового отверстия «Ердо» и очага осетинского дома

символ Земли-Человека-Неба. Осталось добавить, что уменьшение с годами параметров дымохода-крыши-«ердо» до дымохода-«ердо» обуславливалось, скорее всего, двумя причинами: первая — это нехватка строительного леса (2) (во многих местах Осетии лес.

вообще не произрастает), вторая — из стратегических соображений, когда во времена многочисленных войн плоские крыши домов удобно было использовать в оборонных целях.Возвращаясь к заданному вопросу о молитвах осетин под открытым небом, мы можем сказать,

2 Вероятно, восьмигранные крыши «ердо» существовали в Осетии еще на рубеже XVIII-XIX вв, что следует из сюжета «легенды о Цхуырбе», где ердо-дымоход и крыша представляются единым целым: «… Уыдон ’схыстысты фисынтыл æмæ ердойы былыл æрбадтысты

æртæйæ æд хæцæнгæрзтæ…» (Они забрались по граням [крыши] и на краю ердо засели [притаились] втроем с оружием…) Цхуырбатæ Мсхлебы куыд æрцардысты. Ирон таурæгътæ. Орджоникидзе 1989 г. стр. 406)

что конструкции осетинского молитвенного дома с открытой крышей-светодымовым отверстием-«ердо» не только не имела «границы» между Человеком и Небом-Ввселенной-Богом, но и создавали объединяющую, направленную вверх, магическую молитвенную силу.

Кроме такого возвышающего духовного содержания,
обладающий строгими космогоническими формами Нартский молитвенный дом имел в жизни Нартов-осетин (и это самое главное) огромное идеологическое, воспитательное значение (основная идеологическая система Осетии передавалась в «куван хæдзар»- е, что мы более подробно разберем далее). Впрочем, идеологическая практика определялась во всех без исключения культурных сооружениях осетинского единого храмового комплекса. И, конечно, главную ценность в этом нес центр всего торжества, самый изящный и капитальный из сооружений — святилище‑храм‑хранитель Реком. Уже одно название «храм‑хранитель» предполагает существование здесь некоего таинства, связанного с легендарными временами глубокой древности, разгадка которого предвещает осветляющее разум знамение о возвращении к изначальным, истинным знаниям. Являясь главной святыней воинов-правителей рода Царазонта, святилище Реком представляло собой и главную сокровищницу царственного рода. Думается, что, если вспомнить несметные богатства скифо-сармато-аланских курганов и сравнить их с тем, что могло бы храниться в главном царском храме‑хранителе Реком (учитывая еще то, что осетины старались все самое ценное, в первую очередь, священное для рода или фамилии отдавать под «защиту Святого»), то можно представить, какие бесценные сокровища некогда хранились в этом святилище. Предположительным, а для нас несомненным, было здесь существование, в первую очередь, ритуальных общеосетинских ценностей, таких как: знамя святилища, родовое или царское знамя, ритуальная, скорее всего, золотая чаша «Уацамонгæ»; священный ритуальный меч «Фæринк» или другое священное оружие; царские венцы или шлемы всех правителей, начиная от зачинателей царственного рода; оружие и вещи знаменитых современников и легендарных предков; различные трофеи после многочисленных походов; царские грамоты, свитки и другие рукописи; всевозможные принадлежности для ритуальных действий; бесчисленные приношения храму и т. д.

Если это так, то для чего понадобилось древним мудрецам собирать столь ценные вещи в одном месте?…

Вот тут мы и подошли к главному, изначальному пониманию предназначения осетинских первозданных святынь. Первое упоминание об отношении
одних из ранних предков современных осетин — скифов к священным праздникам мы находим у древних историков, где скифы раскрывают идеологическое содержание своих религиозных праздников, которые, по их словам, делаются в первую очередь

не для прославления святых, а для воспитания молодого поколения, для чего воспеваются дела славных, легендарных предков, к великим делам которых надо стремиться, приравниваться.

Что это, как не школа? Даже — высшая школа. «Окутанная» исходящим благом, под неустанным наблюдением учителей-наставников‑хранителей-сказителей и под «протекторатом святых» она создавала самое дорогое свое сокровище: новые просветленные личности. Эффективность и качество такой школы‑храма, где каждый новый урок приобретался под влиянием магии одухотворенных ритуальных воздействий, было таково, что знания, полученные за один день праздника-учебы, приравнивались к навыкам, приобретаемым за год жизни, а полного проникновения в познание смысла всего празднества хватало на всю жизнь.

Одним из главных школ‑храмов легендарной древности был в прошлом когда-то Ивард Реком. Здесь начинал постигать молодой человек первые уроки самостоятельной жизни, когда в самый пик летнего солнцестояния («хурхæтæн») в Ивард Рекоме на протяжении недели (по некоторым данным, до месяца) торжествовало событие, мистицизм и содержание которого были сродни лучшим эпическим творениям.

Не будем вдаваться в рассмотрение множества мероприятий, предшествующих основному празднеству святилища «Реком» (хотя каждое их этих мероприятий, будь то жертвоприношение или изготовление пива и т. д., имело огромное ритуальное значение, и которым в свое время было уделено достаточно исследований), — выделим главную идею, заложенную в обрядах, происходящих на «Рекомы фæз». Основное празднество начиналось с торжественного вскрытия «дзуарлæг»-ами храма‑хранилища, откуда выносились ритуальные атрибуты святилища. И под звуки «фæндыр»-ов -арф с гимнами, посвященными Всевышнему и святилищу «Реком», с вознесением чаши- «Уацамонгæ», наполненной священным напитком «Æлутон» (разновидностью пива), на храмовом месте разворачивалось полотнище-знамя святилища «Реком». Далее, обратившись с молитвой к Создателю, старейший объявлял «Симд, фæсивæд» (обращение к молодежи), и на поляне «Рекомы фæз» во всей своей красе представал величественный танец‑молитва «Симд». Начинался долгий пир‑молитва-«Куывд», сопровождаемый обрядами, песнями и танцами.
Так одухотворенный ритуальной магией «праздник святилища «Реком» «воплощается» в свое главное назначение — «школу Реком».

Тут мы подходим к существенно противоположному пониманию известных ныне мировых представлений о религии, о храме. Перед нами открывается «практичное» идеологическое содержание осетинских обрядов с отвержением догматических наставлений и иллюзий. Прежде всего, собранные вместе видные представители фамилий, родов, обществ Оосетии и объединенные в единый

Динамичный здоровый организм, где каждый человек знал и выполнял свои функции, устанавливал четкий порядок в праздновании святилища «Реком», в результате чего происходящие одновременно и накладываемые друг на друга многочисленные мероприятия не образовывали непонятный шум и хаос, а создавали торжественную, мелодичную атмосферу празднества. В такой возвышенной обстановке, под неустанной заботой лучших мудрецов-учителей-сказителей воспитывалось молодое поколение.

Днем, на фоне величественной природы, а ночью у священных очагов «классов-цардаков» воспевались под мелодии «фæндыр» -а героические дела благородных
предков, славное оружие и доспехи которых (выносимых для такого случая из храма‑хранилища) каждый юноша мог потрогать руками, а то и примерить…

В общем, о Рекоме можно сказать как о «Покровителе» молодых: вначале здесь юноши посвящались в мужчины, далее они же молились об удачной женитьбе, следом посвящали молодую невесту, потом «просили» о рождении сына, здесь же молодой
воин постигал первую ступень боевого искусства — духовную чистоту, а в молитвах старших звучало: «Рекомы Уастырджи, нæ кæстæрты нын фыдбылызæй

бахъахъхъæн» («Реком Уастырджи, убереги наших младших от беды»). И, конечно, на «Рекомы фæз» не обходилось без многочисленных состязаний, на которых бывалые воины-асы передавали молодому поколению боевые навыки и премудрости воинской жизни, предрекая в целеустремленных юношах будущих, непревзойденных в мире воинов. Перечислив основные идеологосодержащие магические, познавательные события-уроки-занятия, происходящие на празднике в «школе Рекома» вокруг молодого человека, все же подчеркнем и выделим главное из них — это создание в юношах первой, самой необходимой в будущем, ступени воинского искусства — боевого духа, собранного из лучших «солнечных» качеств: светлой души, чистоты, благородства и справедливости.
Ииначе говоря, в самый пик солнцестояния («Хурхæтæн») в Ивард Рекоме воспитывалось молодое подразделение легендарных Нартско-скифско-сармато-аланских войск — «Солнечное воинство». Иименно это светлое предназначение и отобразилось в символе святилища «Реком» — двухсторонней свастике, обозначающей пик летнего солнцестояния («хурхæтæн») — высоту, цель, которую надо достичь в самосовершенствовании. Став любимым всеосетинским храмом, Реком, кроме основных воспитательных функций, вобрал в себя и многие внепраздничные культовые обряды: братание, земледельческий и охотничий культы и т. д.

Особое место в Ивард Рекоме представлял обряд братания. В течение всего года, перед предстоящим походом, сюда стремились воины со всей Осетии, чтобы заручиться покровительством Рекома. Воинский обряд братания был необходим как для «самоотверженной защиты друг друга», так и для «обязательного у осетин «возвращения покойника» на Родину», за что отвечал оставшийся в живых побратим. Обряд заключался в следующем: хранитель- «дзуарлæг» брал у каждого из воинов по одной стреле, затем одну из них (скорее всего ту, которая победила, как мы уже говорили выше, на стрельбище «Фатæй’хсæн фæз») втыкал в стену храма‑хранилища, другую (скорее всего, проигравшую, неудачную) ломал и бросал в угол святилища. Этими действиями как бы восхвалялось достойное подражания
побратимство и проклиналось отступничество-предательство. Далее хранитель брал чашу с пивом, молился, отпивал немного и передавал ее старшему побратиму. Тот в свою очередь, помолившись, также немного выпив, бросал в чашу монету и передавал ее младшему побратиму, который, выпив чашу до дна, брал монету и организовывал небольшой пир («куывд») по этому поводу у себя дома.

Другим внепраздничным ритуалом в Рекоме был охотничий обряд (вернее сказать, его некоторое проявление).
Дело в том, что охотничий культ в Осетии имел свои древние и богатые традиции со своими многочисленными святынями и даже со своим тайным (охотничьим) языком. А как мы знаем, территория Ивард Рекома

была запретной, в том числе и для охоты. Но в исключительных случаях, когда наступали трудные, голодные времена, в Ивард Рекоме разрешалось охотиться на диких животных. Здесь мы сталкиваемся с еще одним проявлением осетинской религии: гибкостью и гуманностью древних традиций. И как знак того, что олень или тур добыт только для того, чтобы прокормиться, у стен храма‑хранилища оставлялись рога диких животных (самый дорогой охотничий трофей), которые своей многочисленностью придавали особый мистический вид и без того магическому образу основного строения (конечно же, мы не исключаем и сакральное предназначение
жертвенных животных).

Итак, мы подошли к научному разбору смысла главного строения храмового комплекса — храма‑хранилища «Реком». Перед нами предстает не известный нигде в мире архитектурный образ культового сооружения, который своей архаичностью привлекал не один десяток ученых. Святилищу было посвящено немало исследований, но загадочный образ строения так и не был до конца осмыслен. Чтобы понять архитектурное
и семантическое содержание храма‑хранилища «Реком», вспомним некоторые моменты из культовой истории наших далеких предков. По немногочисленным описаниям античных историков мы знаем, что «…у скифов не в обычае воздвигать кумиры, алтари и храмы богам, кроме Ареса» (Геродот. 485-425 гг. до н. э., История IV. 59‑-75), в честь которого собирались горы хвороста с водруженным «древним железным мечом». В более позднее время у алан кумир Арея (Ареса) представлялся в упрощенном виде, как «обнаженный меч», воткнутый в землю, и которому они «…с благоговением поклоняются, как Марсу (Римскому аналогу Ареса), покровителю стран, по которым они кочуют» (Аммиан Марцеллин, 333-301 гг., Деяния, книга XXXI). Но такие святилища, как мы ранее выяснили, представляли второстепенные, переносные алтари- «кувæндон» -ы (другими
они быть у не сидящих на одном месте кочевников и не могли).

Значит, у переносных алтарей-филиалов должны были быть где-то основные, первозданные храмы. И такие первохрамы должны были находиться в особых,
защищенных местах, охраняемых надежным родственным и к тому же постоянным (оседлым) населением. Безусловно, в данном плане стратегической, надежной, постоянно находящейся во взаимоотношениях со скифо-сармато-аланской территорией, являлся Кавказ, который «…занимают простолюдины и воины, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются…» (Страбон, 64‑63 гг. до н. э. — 23‑-24 гг. н. э., Описание Кавказа, XI).«…Пустынная дикая местность на самом краю земли, в стране скифов. Суровые скалы уходят за облака

своими остроконечными вершинами…» (Эсхил, трагедия «Прикованный Прометей». Легенды и мифы древней Греции, стр. 63)

«… Там на твердой земле Китандской, из гор Амарантов,
Из далекой дали, и по всей равнине киркейской

Свой широкий ток в море водоворотный льет Фазис (Рион)

И, корабль к устью этой реки подгоняя, твердыни

Вы Эита узрите Китейского, также Ареса

Рощу, тень, где царит, Руно в ней на самой вершине

Дуба висит, и чудище-змей невыносного вида

Взоры водит кругом, зоркий сторож, и день ли то будет

Или же ночь, не смыкает сон сладкий, очей его наглых…»

(Апполоний Родосский, III в до н. э., Аргонавтика, предсказания Финея, II, 369-425)Итак, перед нами предстает воспетое поэтами античной древности легендарное описание непереносного храма Ареса, охраняемого «…постоянно бодрствующим драконом» (Апполодор, II в. до н. э.).

А теперь, чтобы понять, какое отношение имеет «непереносной» первозданный храм Ареса к первозданному Рекому, детально изучим конструктивную форму интересующего нас храма‑хранилища, бывшую до капитальной, первой научной реставрации святилища в 1936 году под руководством Е. Г. Пчелиной.

При внимательном изучении фотографий начала XX века (снимки Вертепова Г. А. 1903 г. и Щебровского 1906‑1911 гг. и др.) мы обратили внимание на существенные
различия в конструктивном образе дореставрационного святилища с ныне существующим. В первую очередь, в глаза бросается явное расхождение в количестве и форме резных опорных столбов, а также в количестве фигурных консолей. Существующий ряд и других принципиальных расхождений заставляет нас предпологать о непреднамеренном (но, может быть, и преднамеренном) изменении облика святилища ввиду непонимания его символического таинства.

А иначе чем объяснить изменение количества консолей, опорных столбов и, к тому же, их форм? Ссылки на то, что крайние «грубые» столбы сделаны неумелыми мастерами (3), некомпетентны как в понимании гармонии и эстетики специфичной местной архитектуры, так и в символизме осетинской идеологии.

Кроме того, неверны выводы о том, что боковые грубые нерезные столбы являются более поздней «местной самодеятельностью», якобы потому, что на рисунках В. Б. Пфаффа (1871 г.) и В. Ф. Миллера (1888 г.), более ранних, чем снимки Г. А. Вертепова (1903 г.) и Щебровского (1906 г.), этих столбов не существует. Действительно, упоминаемые столбы были установлены

3 Искусство резьбы по дереву в Осетии всегда было распространенным и высококачественным. Считалось, что чашу «Уацамонгæ», трехногий ритуальный столик-фынг и кресло старшего – «къахкъæлæтджын», хозяин каждого дома делал сам. И, вообще, осетин

сразу определял осетина даже на чужбине по тому, как тот ловко и умеючи стругал дерево. Так что, если бы была необходимость вырезать на Рекоме крайние столбы резными, то они таковыми бы и были сделаны без проблем.

в 1901 году, во время единственной известной поверхностной реставрации храма местным населением, о чем упоминал начальник Владикавказского округа: «для сбережения Рекома от разрушения заменили сгнившие доски крыши новыми и подперли стены здания новыми столбами» (В. А. Кузнецов, «Реком, Нузал и Царазонта», стр. 11). Но, во-первых, на обоих рисунках видна явная «идеализация», и потому неточность изображения храма. В глаза бросается искусственное выравнивание:
«…на один бок подавшегося деревянного рубленного строения…», отмеченного на четверть века раньше в 1847 году В. С. Толстым (В. А. Кузнецов, «Реком, Нузал и Царазонта», стр. 6). На самом деле, как могло так сильно покоситься зафиксированное на снимках строение за какие-то десять-двадцать лет, к тому же реставрированное в 1901 году?! Во-вторых, не говоря о массе неточностей, на рисунках не обозначены конструктивно важные, основные, видные детали, такие как: массивные желоба и несущие балки перекрытия. В-третьих,

единственный резной столб, изображенный на обоих рисунках, находится на большом расстоянии от края крыши, что предполагает существование когда-то еще по одному столбу, ближе к краям крыши, которые, вследствие более уязвимого от воздействия осадков расположения, могли ранее других (внутренних столбов) разрушиться. В-четвертых, невозможно, чтобы местное население, с трепетом относящееся к древней святыне, могло что-то изменить в конструкции Рекома. Например, количество опорных столбов и консолей. Вероятнее всего, местные реставраторы не тронули ни одной целой конструктивной детали храма, восстановили по обоим краям некогда бывшие на их памяти, или памяти старожилов, опорные столбы южного ската крыши. Допустимым могло быть некоторое изменение формы столбов, но количество столбов — ни в коей мере. Не могло измениться также количество консолей.
А на северной стороне здания, заполненной делювиальными отложениями, образованными (неизвестно)

одним селевым прорывом или несколькими малыми селевыми потоками, крыша фактически упиралась в земляной склон. Таким образом, сооружение в то время лишалось необходимости симметричного повторения
опорных столбов с северной стороны (только в 1936 году под руководством Е. Г. Пчелиной площадка храма‑хранилища была полностью расчищена от селевых отложений, и появилась возможность восстановить северные опорные столбы). У тех, кто видел возрожденный в наши дни храм‑хранилище, может возникнуть вопрос: «А почему же у восстановленного уже нами сооружения все-таки по восемь опорных столбов и консолей?» На это мы отвечаем, что храм реконструировался по единственной имеющейся в архивах, реставрационной
документации Б. В. Гнедовского, и отходить от научного подхода к воссозданию святилища мы не имели морального права — это, во-первых. Во-вторых, многие знания и открытия к нам приходили со временем, требовали больших исследований и на момент реставрации еще были неизвестны. Ну, а в-третьих, любое новое крупное деревянное сооружение требует со временем полной разборки и сборки здания, так как такие конструкции достаточно сильно оседают и «ведутся». Так вот, к моменту перебора (разборки и обратной сборки) здания наберется достаточный, научно обоснованный материал и, естественно, зданию будет придан соответствующий первохраму вид, оснащенный правильным числом опорных столбов, консолей, «птиц-наверший» и т. д. Между тем, дальнейшее осмысление идеи, заложенной в конструкции храма‑хранилища, открывает нам как неслучайность форм всех основных отдельных элементов сооружения, так и, в целом, давно забытый, неизвестный образ символического архитектурного решения.

Начнем с того, что расчистка площадки уничтоженного огнем сооружения святилища «Реком», выявила три разных фундамента (еще одно подтверждение о многократном возрождении Рекома), которые определили
изначальный периметр сооружения.

При детальном изучении расположения фундаментных камней выявилось три квадратных по периметру фундамента, четко ориентированных по сторонам света, и один отдельный ряд камней, отступающий к югу на 2 метра. Отсюда следует, что неоднократно возрождаемый храм выстраивался изначально как квадратное по периметру сооружение, меняя свои параметрические размеры (от 5×5 м до 7×7 м). В дальнейшем исследование других первозданных храмов Осетии также подтвердило квадратную изначальность параметров Рекома и аналогичных ему сооружений. Значит, когда-то, еще задолго до первых известных упоминаний о Рекоме, святилище претерпело некоторые изменения. Для каких же целей хранителям-«дзуарлæг»-ам понадобилось пристроить к основному сооружению прируб-пристройку. Наивно думать, что это делалось для расширения храма‑хранилища, так как, во-первых, небольшая пристройка не решала проблему хранилища (для этого

надо было бы делать прируб гораздо больших размеров), во-вторых, никакой хранитель-консерватор древней духовности так просто не изменил бы вид традиционной сакральной архитектуры. Значит, у прируба-пристройки есть свое предназначение, свое таинство. О том, что это за таинство и какова его значимость, мы узнаем далее, при поисках забытых изначальных храмов. А пока определимся в уже выясненных, конструктивных деталях святилища. Итак, изначальный храм‑хранилище «Реком» представлял собой в плане квадратный сруб, ориентированный по сторонам света. В западной части южной стены имелся единственный входной проем (1,33×0,74 м). Восточная, южная и западная
стены имели оконные проемы (20~25×40~45 см), снабженные кованными ставнями (в будущих реставрациях на северной стене появился еще один оконный проем в результате ошибки реставраторов, принявших дыру для вставки стягивающей разваливающееся сооружение балки за окно).

Здание было накрыто дощатой двухсторонней крышей с большими и далеко выступающими свесами по всем фасадам, образующей вокруг сооружения накрытый от осадков обход. Крыша поддерживалась коньковым и несколькими продольными брусами, а также деревянными желобами, лежащими на четырех, по краям стоящих, нерезных опорных столбах. Шесть змеевидных консолей, поддерживающих центральные части желобов, также поддерживались шестью изящными резными столбами. Заслуживает внимания конструктивный прием древнего мастера, отодвинувшего резные столбы вовнутрь от общей линии крайних опорных столбов, в результате чего они зависали между наружной общей формой святилища и его срубным «телом», придавая сооружению легкое, изящное обрамление (см. цветную вставку «Первозданный Реком»).

Внутренний дизайн сооружения, приспособленного для хранения священных ценностей (повторим, что в храмах‑хранилищах служба не велась), никаких изощрений не имел, кроме проходящей через все строение, несоизмеримо большой, декоративной балки, вырезанной символически в форме туловища фантастического животного с девятью сквозными сводами, направленными вниз. Выделим теперь из вышеизложенных деталей Рекома основные формообразующие особенности святилища: первое — четыре, по крайним углам стоящих, опорных, гладко вырубленных столба (ноги); второе — двускатная, с далеко выступающими свесами, крыша (крылья); третье — шесть, высоко выдвигаемых, изящных, резных, змееподобных консолей (головы); четвертое — большая, проходящая через все строение, резная балка (тело).Перед нами неведомое, неизвестное до сих пор конструктивное, символическое изображение хранителя-«зоркого стража»-дракона, того самого «бодрствующего дракона», который охраняет «золотое руно».Напрашивается вопрос: о каком же «золотом руне» идет речь? Чтобы понять это, надо знать, что под символом как «золотого руна», так и символом «барана» в целом у осетин, как и у многих других народов, понимается некая «Божественная благодать» — «Фарн». В нашем случае
под «Фарн»-ом (Божественной благодатью) подразумеваются хранимые в Рекоме, передаваемые из поколения в поколение знания и духовно-патриотические ценности.
Доказательством этому является обитая коваными изделиями дверь в основное здание. Дверь снизу доверху обита железными пластинами, верхняя и нижние из которых прорезаны ромбическими отверстиями. Все металлические изделия прибиты массивными коваными

гвоздями, часть из которых — с подвесными кольцами. Но самые интересные элементы декора расположены в центре двери и образуют не что иное, как символическое изображение жертвенного барана, где средняя часть представлена в виде развернутого руна, а верхняя и нижняя стороны фигуры изображают четыре перекрещенные конечности-булавки кобанского типа с волютообразными навершиями в виде бараньих рогов, которые также содержат свой символический подтекст. Перед нами явная связь между осетинским храмом-хранилищем «Реком» и кумиром скифов, сарматов и алан — Аресом (Ареем). И эту связь подтверждают местные

легенды, записанные Е. Г. Пчелиной (Б. В. Гнедовский. «Протокол заседания реставрационно-технического Совета ВПНРК» от 20 / IV-1971 г.), где «Реком подобен какому-то крылатому божеству-змею (вариант — огненному дракону), который прилетает, садится в глубине ущелий и улетает вновь».

Еще более видимую взаимосвязь между осетинским Рекомом и скифо-сармато-аланским Аресом мы установим, определив давность происхождения культа Рекома. В свое время уже Е. И. Крупнов считал, что «святилище «Реком» существовало еще со времен Кобанской культуры» — I тыс. до н. э. Главный аргумент — наличие в археологическом материале из Рекома древних вещей, часть из которых действительно относится к Кобанской культуре (В. А. Кузнецов. «Реком, Нузал и Царазонта», стр. 29). Связь Рекома с эпохой бронзы пытался опровергнуть А. В. Кузнецов, ссылаясь на лихопометрические исследования Н. А. Голотковской (датирование скальных поверхностей по размеру скорости роста лишайника), согласно результатам которых, он писал, что Реком «не мог быть построен раньше XII в.» (В. А. Кузнецов. «Реком, Нузал и Царазонта», стр. 32), так как на месте Рекома в то время еще существовал единый Цей-Сказский ледник, а археологический материал Кобанской, и даже более ранних культур, представляет собой «предмет вторичного пользования» (т. е. переносимый из разных мест в данное святилище). В данном случае доминировало общепринятое представление о храме как об отдельном сооружении. А распространившаяся «мода» на «прописку» всего, что «стоит и не шевелится», в «христианскую область» сократила срок пребывания «деревянной церкви Реком» в Цейском ущелье вообще на несколько сотен лет.

Между тем, полемику о датировке сотворения святилища решает «без особых проблем» правильное понимание осетинской культовой идеологии, в которой, как мы ранее разобрали, храм не ограничивался отдельной постройкой, а представлялся огромной территорией, охватывающей целое ущелье (в данном случае — весь «Ивард Реком» -Цейское ущелье). Таким образом, основное строение храм‑хранилище «Реком» могло перемещаться по всей территории, сохраняя свои функции, предназначение и название. В Цейском
ущелье сохранилось первоначальное место пребывания Рекома — «Зæронд Реком» («Старый Реком»). Сохранилась и легенда, в которой говорится о том, что когда-то Реком обитал в Горной Раче (северо-запад Грузии), но, «обидевшись» на людей, «перелетел» через перевал и поселился в самом начале Цейского ущелья, близ селения Хукали («Старый Реком») [Священная обитель «Старого Рекома»-«Зæронд Реком» не забыта и существует и поныне на территории «Ивард Реком» -а], потом люди и здесь «обидели» Реком, и тогда он «перешел» вглубь ущелья — на новое, известное ныне, место. Из сказанного следует, что, если Реком не мог существовать на нынешнем (новом) месте ранее XII века по причине присутствующего на «Рекомы фæз» ледника,

то возраст храма на месте «старого Рекома» (близ села Хукали), свободного более десятка тысяч лет от ледника, и, судя по размаху раскинувшегося здесь когда-то грандиозного культового комплекса (гораздо большего, чем «Рекомы фæз») с многовековым наложением культурного слоя, претендует, как минимум, на две и более тысячи лет (4).

Отсюда вывод. Распространение на Кавказе культа Рекома было единовременным с господством от Дуная до Алтая культа «Ареса». Ии, так как во времена античной древности на Кавказе обитало население, «большинство» которого были «сарматы» (кавказские), «живущие по обычаям скифов и сарматов (кочевников)» (Страбон), — то значит, и РЕКОМ и АРЕС (АРЕЙ) были одним и тем же культом («кумиром») всего северо-индоевропейского мира. Причем, Ввеликая Еевразийская степь и самые отдаленные места странствий скифо-сармато-алан становятся пристанищем переносного храма-алтаря-кувандона «Ареса»-«Рекома», а Ввеличественный, неприступный Кавказ является обителью постоянного основного храма «Рекома»-«Ареса».

Итак, перед нами открывается новое понимание значимости Кавказа для скифов, сарматов и алан, известного ранее только как контролируемый ими стратегический форпост и перешеек. Ммы осознаем, что когда-то в древние времена естественная крепость-Кавказ представлял духовный центр многих индоевропейских (и не только индоевропейских) народов, будь то кочевники или оседлые племена.

В дальнейшем, при изучении других главных святилищ Осетии мы утвердимся в высокой духовной значимости Кавказской «Матери горы». Той самой «Матери горы», «отличием» которой становятся вознесенные на древках «непревзойденных всадников» «воздушные драконы» (Гай Валерий Флакк Сети Бальб, поэт I в. до н. э., Аргонавтика, VI, 33‑-167).Перед нами не раз уже предстает возвышенный образ «дракона». И это не случайно. В результате многочисленных исторических событий, когда на смену одним народам приходили другие, когда одна идеология (может быть, «философская») побеждалась другой (может быть, «догматической»), и символизм заменялся суеверием, тогда, зачастую, философское собирательное содержание символа заимствовалось и превращалось вначале в мифологический образ, ассоциируемый с народом-распространителем и изобретателем идеи, а затем и вовсе «в нагромождение зла» в случае,

если заимствование символа связывалось с врагом. Так случилось и с собирательным символическим «драконом». Когда-то древний мудрец, восхищенный окружающей его природой, где он мог совершенствоваться и творить, благословил божественное
окружение, ассоциируя ее с любящей матерью. Проникнув разумом в значение земного творения Бога, мудрый философ-изобретатель воплотил все свои ощущения в единый образ «Матери-Богини», где женским телом обозначил кормящую землю, «крыльями» — воздух, «рыбьим хвостом» — воду (Золотая бляшка из Кургана Большая Близница. V век до н.э., изображение богини

Александрополь, III век до н.э., скифская богиня Чертомлык, IV век до н. э., и т. д.)Одновременно с отождествлением «благодатного окружения» с «любящей матерью» понималась и всеобъемлющая беспощадность природы ко всем, кто не живет с ней в гармонии, идет против нее. И тогда Богиня‑мать-природа представлялась в образе «чудища-змея» невыносимого вида» (Аргонавтика. Из предсказаний Финея. 405), «зорко» оберегающего свое «детище» — природу и жестоко мстящего за чужеродное вторжение в свою обитель.Именно в такой прочной форме «матери-дракона» засвидетельствованы значки и эмблемы у скифов

4 В последние годы в научных исследованиях большое место занимает влияние на историю Кавказа глобальных климатических изменений.
Так, известны похолодания XXIV-XVII вв до н.э. и XII-XVII вв н.э., в результате которых население переселялось с гор в низкогорья и предгорья, и даже переставали существовать целые культуры. Объяснимо тогда наличие на месте основного сооружения Рекома нескольких фундаментов: вполне реально, что с наступлением холодов культовые ценности переносились в более благоприятные условия, а потепления давали возможность вновь возр Барельеф сарматского драконария и реконструкция,

Северная Англия. Городской музей

античной традицией, которые «...представляли собой драконов, развевающихся на шестах соразмерной длины. Они сшивались из цветных лоскутов, причем головы и все тело, вплоть до хвостов, делались наподобие змеиных, как только можно представить страшнее. Выдумка состояла в следующем: когда кони стоят смирно, видишь только разноцветные лоскутья, свешивающиеся вниз, но при движении они от ветра надуваются так, что делаются очень похожими на названных животных и при быстром движении даже издают свист от сильного дуновения, проходящего сквозь них. Эти значки не только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но полезны и для различения атаки и для того, чтобы разные отряды не нападали один на другой» (Арриан, II век н. э., Правитель Каппадокии, Тактика, 35).Таким образом, «потомки дракона», когда-то атаковавшие самые отдаленные территории Евразии, а также как наемники охранявшие всевозможные заставы, крепости и города, представлялись у разных других народов, а потом отображались в многочисленных сказаниях в образе мифологических, чаще всего «злых», «недобрых» «драконов». Затем эти сказания-легенды передавались от народа к народу, а со временем доходили и до самого народа-изобретателя этого символа (дракона), к моменту заимствования изрядно забывшего свою, наполненную символами идеологию в общем и собирательный образ матери-дракона в частности. (Другим путем развивалась история перенятых от скифов драконообразных изображений вначале персидским, парфянским и римским войсками, а затем, далее на восток, — Индией и Китаем, где не только не потерялось идеологическое содержание дракона, но и продолжалось его дальнейшее символическое развитие).
Итак, Осетинский народ, подзабывший в устном творчестве изначальное идеологическое содержание символа «дракона», более того, в обратном порядке заимствовавший его, но уже в мифологическом, «злом образе», сохранил первоначальное понимание символа дракона в конструктивном символическом решении храма‑-хранилища «Реком». Ии в этом есть главное научно-историческое значение единственного сохранившегося до наших

Дней памятника народного деревянного зодчества «Реком». Во-первых, выясняется единство религии древних кавказских горцев и степняков, причем, с обозначением центра идеологии на Кавказе. Во-вторых, определяется непрерываемая преемственность этого культа — тем самым положен конец всяким абсурдным, некомпетентным и предвзятым представлениям о происхождении Рекома: от некоего допотопного «каменного сооружения» до некогда бывшей «христианской деревянной церквушки». Но, самое главное, перед нами раскрылся широкий простор для исследования загадочной, дошедшей до наших дней, наидревнейшей идеологии.

Безусловно, в один ряд становятся выводы предстоящих исследований и открытий, определяемые идентичностью Рекома и Ареса (Арея).

Так, довольно долгое время оставался спорным вопрос: какими должны быть «птицы», насаженные на «головы» змееподобных консолей-«зариагтæ» (драконы) или «байрагтæ» (коньки) (5). Ко времени реставрации святилища изображение птиц было утеряно. Это отмечал в записях реставрации 1972 года Б. В. Гнедовский. То, что, по утверждению местных жителей, они «несомненно были» и «они должны быть восстановлены»,в

5 Обычно собирательный образ знамени-дракона у сармато-алан представлялся с лошадиной головой. В древних китайских источниках упоминаются у «усуней» (асы-аланы) «лошади, похожие на драконов» (Лысенко Н.Н., Асы-аланы в Восточной Скифии, стр.381)ождаться святыням на ст

отмечала руководитель реставрации 1936 г. Е. Г. Пчелина. Таким образом, чисто композиционно и под влиянием общепринятого в советское время понятия «птицы Мира», а также по некоторым христианским канонам, навершия- «байрагтæ» были оформлены резными голубями (были и другие предлагаемые варианты, такие как утка, перепел и т. д.). Сегодня, благодаря легендарным описаниям храма «Ареса» и некоторым сюжетам Нартского эпоса, мы можем с уверенностью водрузить над Рекомом боевую «Арееву птицу» (Аполлоний Родосский, III век до н. э., поэт, ученый, Аргонавтика), охраняющую храм Ареса, которая «сражалась с пришельцами ударами перьев» (Гай Плиний Секунд старший, 22‑79 г н. э. (государственный деятель и ученый), Естественная история, Географическое описание Северного Причерноморья и Кавказа). Эта птица сидит на плече у Нарта Уырызмага, которую Нартская Сатана посылает к Батразу, живущему среди небожителей, за помощью, когда к Нартам приходит беда (вспомним, что именно по Батразу Бог проливает Три Слезы, одна из которых — Реком. Значит, навершия змееподобных консолей должно быть символически связано с Батразом). Эта же птица символизирует у осетин небесный «Фарн»-Божественную благодать, посылаемую Богом на землю (вспомним, земной «Фарн» представляется в образе барана, а изображение единого небесного и земного фарна изображается в форме сокола с бараньими рогами). И, наконец, птица эта должна нести в себе светлый солнечный символ, соответствующий предназначению Рекома, созданию нового поколения просветленных воинов. В древние времена у предков осетин, как и многих других народов, символическим обозначением солнечного света являлся орел, сокол («Уари») (вспомним, в Египте — Сокол-«Ра»; на Руси — орел-«Ярило» и т. д.). Образным подтверждением «соколиного» навершия является у осетин «натянутый лук со стрелой», символизирующие «связь» с Богом, форму которых повторяют летящий сокол и ласточка (ласточка также является «посланницей Бога» у Нартов, а стрела — основным приношением-«мысайнаг» в храмах Осетии). Кроме того, в традициях многих древних народов «верхний мир» (а навершие на консолях — это, безусловно, обозначение «верхнего мира») представлялся боевой хищной птицей: орлом, ястребом или соколом. На фоне водружения над Рекомом соколов- «Уари» уместным становится определение количества консолей «байрæгтæ», на которых они (соколы) насажены. Мы уже говорили, что на снимках до реставрации 1936 г. консолей было шесть. Почему именно шесть, и что хотел сказать этим древний мастер? Здесь нам впервые представляются космогонические «математические» знания древней идеологии, где Богиня-Мать-природа охватывает все трехмерное земное пространство с шестью направлениями измерений (x, y, z; –x, –y, –z).

Подтверждением нашей догадки становится еще одно излюбленное символическое изображение прародительницы скифов, объединяющее кормилицу,

любящую «мать-природу» и свирепую хранительницу «мать-дракона» в виде Матери-Богини с «исходящими» от нее шестью (!) змеями-драконами (скифская Богиня, большая Цимбалка IV век до н. э.; золотая бляшка из кургана Куль-Оба, IV век до н. э. и т. д.).Завершая описание храма‑хранилища «Реком», определяемого вновь открытым, изначальным пониманием философско-символического содержания конструктивных форм святилища, мы не могли не обратить внимание на созвучие терминов «Арес», «Реком», «Рион» и «Рача» (Рац) (первоначальное место пребывания Рекома, как мы уже говорили, было южнее Водораздельного хребта Большого Кавказа на реке Рион в Рача), а также «Уари» (сокола) — «Ареевой птицы». Объяснить происхождение
перечисленных терминов, в частности, названия «Реком», пытались многие лингвисты-языковеды, но все исследования, предлагаемые ими, представляли, на наш взгляд, ошибочные выводы. По другому и быть не могло, так как и в слове «Реком», и во многих других религиозных терминах осетин было заложено таинство символизма. А для расшифровки этого таинства сегодня необходимо не только понимание идеологии предков осетин, но и проникновение в эту идеологию сердцем, таким же, каким когда-то самоотверженно любящие свой народ мудрецы зашифровали созидательные и благородные идеи в строениях, мифах и названиях (!). Ну, а поскольку пока нет достаточных знаний этих идей (можно сказать, что данное исследование является первой попыткой изучить идею культовой осетинской архитектуры) и не наблюдается особой любви к древней
осетинской религии у большинства ученых (сменивших атеистические лозунги на стремление подставить всё, недостаточно изученное, под модные известные духовные стандарты), то время ответов на многие вопросы осетинского древнего верования (в первую очередь, на происхождение идеологических культовых терминов) еще не наступило. Мы также пока оторвемся от соблазна быть непременно первыми в постижении и «разгадывании» древнего таинства и оставим право раскрывать (закрытые от времен невежества и суеверий)
знания будущим вдохновителям непременного грядущего возрождения осетинской духовности. А сегодня мы должны твердо усвоить, что культовые названия и обозначения как несущие в себе зашифрованные идеологические знания никогда ни при каких обстоятельствах у осетин не изменялись и даже не деформировались. Считалось, что под тем или иным названием скрывалось сакральное имя «хозяина местности» «Бынаты хицау», а изменения такого имени означало бы оскорбление его («Бынаты хицау»).

То же касается названия «Реком»: если бы «Реком» был раньше грузинским «ркони» — икона, то он и сегодня бы был «ркони»; если бы был арабским «ракам» или «рукам» — скопление, куча, то и сейчас бы был «ракам» или «рукам»; если бы был грузинским «рекъва» — колокол, то всегда бы был «рекъва» и т. д. (В. А. Кузнецов, «Реком, Нузал и Царазонта», стр. 9‑10). Итак, «Реком»

арых местах.

был и остается «Реком». И если не настало еще время «с точностью утверждать» происхождение названия «Реком», то понимать, что может быть «заложено» в феномене «Реком», мы обязаны. Для этого надо еще раз осмыслить содержание празднества «Реком» и выделить его главное предназначение: «школу — Реком» как первую, духовно-патриотическую ступень воспитания «воинов света» (солнца). Ззначит, в названии «Реком» должен присутствовать солнечный символ. Подтверждением этому является, во-первых, двусторонняя свастика — символ солнца в зените, во-вторых, празднование «школы — Рекома» в «хурхæтæн»-летнее солнцестояние; в-третьих, навершие святилища в виде соколов, известных у многих народов как «солнечный» символ, и, наконец, в-четвертых, сохранилось другое название Ивард Рекома-Цейского ущелья — «Хуры ком»-Солнечное ущелье. (Е. Г. Пчелина, Протокол заседания реставрационно-технического Совета ВПНРК от 20 / VI-1971 г., Из доклада Б. В. Гнедовского, В. А. Кузнецов «Реком, Нузал и Царазонта», стр. 9).

Выше говорилось, что культ Рекома существовал уже в античное время, во времена общности северо-иранских и кавказских племен и приближался к культу «Арея». Значит, и в «Арее» должен присутствовать солнечный символ (ссылка на древнегреческого «Арес» или римского «Марс» не уместна, так как культ «Ареса-Марса» хоть и является воинским, но по причине того, что он считается заимствованным греками и римлянами
от фракийцев и скифов, в «ранге Богов» у первых занимает более низшее — «планетарное» место, а у скифов, как известно «кумир Арея» является «любимым» — высоким солнечным воинским культом).

В любом случае и в «Арее», и в «Рекоме» солнечным символом должен быть единый выделяемый корень. Таким ярким выделением становится корень «Ре». Возникает непременная ассоциация с египетским Богом солнца «Ра» («Ре»), воплощенного в образе сокола (!), аналогичного навершию Рекома — соколу — «уари». И это не случайно — слишком много совпадений вокруг Ра (Ре). Наверное, здесь имело место влияние извне на местный египетский культ с приходом, как предполагается, к власти пятой (возможно индоевропейской) династии в 27 веке до н. э. А это, в свою очередь, уводит происхождение культа «Реком» и вместе с ним всей древнеосетинской идеологии в период еще более глубокой старины, может быть, во времена индоевропейской общности. В дальнейшем, в процессе поисков древних святилищ, мы утвердимся в нашем предположении о наидревнейшем происхождении осетинских храмов.

Итак, «Ре» может быть солнечным символом, — тогда окончание «ком» может быть или «ком» — острие (меч Арея), или «ком» — пасть (дракона), или «ком» — ущелье (Солнечное ущелье — «Ре-ком»), а, может быть, «ком» — собирательное всего вместе. Здесь нам остается только предполагать. Во всяком

случае, мы имеем возможность выделить первое «Ре» (Ра) из общего «Ре-Ком», так как в первоначальном месте обитания святилища в «Рача» («Рацъ») на реке «Рион» второе «ком» отсутствует.

Разобрав наши представления о «солнечном» замысле, заложенном в названии «Реком», все же повторим, что окончательный ответ на расшифровку содержания данного названия произойдет тогда, когда мы научимся мыслить и рассуждать так же, как это делали древние мудрецы, создавшие когда-то храм-школу-Реком и бесчисленное множество раскинувшихся по всей Евразийской степи и далеко за ее пределами «куывандон»-ов -алтарей-Ареев.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: