Крест» с исходящими от центра лучами — это символ солнца, света, тепла, значит, всего хорошего, доброго, полезного.

А раз хорошее, доброе, полезное разносится на лучах «солнечного креста», то концы этих лучей можно оформить всевозможными другими символами доброго, хорошего, полезного, и к тому же направить их в определенную (нужную) сторону.

Таким образом, «крест» (свастичный) — это символ добрых, хороших, полезных стихий и бесконечного движения.

Крест» — это символ лучшего творения Бога — человека, родителя, защитника. Аа значит, крест — это оберег и покровитель.

Крест» — это обозначение Божественной «разумной субстанции», где взаимопроникают дух и плоть, проявленные на земле местом молитвенника-алтаря.

Крест» — это центр всего происходящего, это символ круговорота и преемственности событий. «Крест» — это символ уничтожения «зла» и рождения «добра», это символ победы «света» над «тьмой», это символ перерождения.

Именно последнее из перечисленных представлений креста легло в основу ритуала легендарных предков осетин со времен изобретения меча, когда крест символизировался вонзанием «небесного» меча-духа в плоть (в деревянную площадку или, со временем, просто в землю).

Меч — «Мудрость и свет», поражающий тьму невежества, был единственным походным алтарем и «лицом» первых истинных рыцарей, пока существовал скифо-сармато-аланский мир. С этим же мечем-крестом-светом «дети дракона» вошли в Европу и положили начало созданию знаменитого европейского рыцарства.

Вместе с воодружением меча «непревзойденные наездники» несли по миру и массу других всевозможных изображений креста. Различные образы креста были излюбленными амулетами и оберегами скифов, сарматов и алан; крестами расшивалась одежда кочевников и знаменитые знамена-драконы; крестами оформлялись оружие и доспехи воинов. Без символического изображения креста не обходилось ни одно ритуальное действие или обряд, которые и через многие годы сохранились у прямых наследников мудрой идеологии Нартов.

До сих пор осетин молится, держа бокал, рог или чашу в руке и приподнимая локоть кверху (крест изображается вертикальной линией бокала и горизонтально выставленным локтем). Крестообразно разрезаются ритуальные пироги, а в величественнейшем из народных танцев «Симде» крест, как зарождение, исполняется пересечением мужского и женского рядов танцующих. И, наконец, крест символизирует все осетинские алтари-кувандоны, где горизонтальной линией обозначается каменная площадка или сама земля (плоть). А вертикальной линией обозначается каменная стела (дух).

Мы перечислили множество осетинских представлений креста, чтобы сделать несколько твердых и принципиальных выводов.

Первое. «Крест» был изобретен задолго до христианства прямыми предками осетин и является главным осетинским идеологическим символом.

Второе. «Крест» напрямую связан с осетинским храмом-святыней‑

Молитвенником «дзуаром» и представляет полную идейную расшифровку «дзуара». Ии потому понятием «дзуар» древние мудрецы обозначили, в первую очередь, сам символ «Крест», а на ритуальные строения, святые места и т. д. название «дзуар» — крест распространилось как образное обозначение.

Третье. Исходя из всего сказанного о «дзуар-кресте», мы с уверенностью утверждаем, что понятие «дзуар» является, безусловно, осетинского происхождения и было заимствовано у прямых предков осетин горно-грузинскими и северокавказскими

Племенами (народами) еще в дохристианский период с почти одинаковым звучанием: «джвари» (груз.), «адзар-джьуар» (абхазский), «джор» (черкесский), «дзор» (кабардинский), «зор» (балкарский), «дзхарг» (ингушский) и т. д.

Если дело обстоит так, то распространение «дзуара»-креста по обеим сторонам Кавказского хребта должно было произойти задолго до возникновения христианства, когда предки осетин были много сильнее всех своих соседей и имели достойную для подражания, развитую религиозную систему. Кроме того, допускается мысль о том, что развитие у разных горских племен религиозных систем с идейным центром «джвари»—«дзор»—«адзар» (и т. д.) происходило путем ассимиляции носителей древней идеологии, прибывающими и оседающими на Кавказе различными народообразованиями.

И на самом деле, на примере горно-грузинских племен (более всех других соседей осетин соблюдающих дохристианские традиции) мы можем определить множество обрядов и культовых принадлежностей, безусловно, заимствованных (или наследованных) у прямых предков осетин.

Начнем с того, что наряду с «джварами» у горных грузин известно другое название дохристианских культовых сооружений-

строений, так называемых, «хати», где, как и в первом случае, используется специальный тайный жреческий язык — «джварт ена» (у осетин, как известно, этот тайный-сакральный язык имеет свое название: «хатиаг æвзаг» -хатиагский или хатайский язык).

Далее, в «джвари»-«хати» от празднования к празднованию хранятся основные ритуальные принадлежности. Это, прежде всего, — знамя святилища или общественное воинское знамя «дроша» (у осетин — «тырыса»), это — священное пиво-«луди» (у осетин — «æлутон»), это — священная чаша-«коши» (у осетин одна из разновидностей пивных чаш — «куыси»). Во время празднования какого-нибудь «джвари» — «хати» торжественно выносилось знамя «дроша» (осетинское — «тырыса»), и под звуки музыкального инструмента-«пандури» (осетинское — «фæндыр») с вознесением чаши-«коши» (осетинское — «куыcи»), наполненной пивом-«луди» (осетинское — «æлутон»), местный сказитель-«кадаги» (осетинское «кадæггæнæг») воспевал гимн, посвященный
данному святилищу.

Но более всего примечательно идеологическое содержание празднования «джвари»-«хати», где явно прослеживается воспитательная основа дохристианского культа грузинских горцев (во время обрядовой выпивки — «восхваления древних героев чашами» — «сельское воинство» предавалось воспоминаниям о минувших днях и делах, беседовали о геройствах представителей той или иной фамилии и медленно пили. Кто-либо из старших вставал со своего места, брал пандури и в конце стола, встав на одно колено, начинал играть и петь старинную песню про геройства предков той или иной фамилии, представители

которой присутствовали на пире. Все молча слушали его, попивая пиво. Когда певец доходил до середины песенного текста, из-за стола приподнимался другой «чашедержатель», перехватывал песню и, держа в руке наполненную пивом чашу, медленно шел к лицу, стоявшему на [одном] колене. Последний прекращал пение, но продолжал играть на пандури, аккомпанируя «чашедержателю», который, подойдя к нему вплотную и распевая песню, подносил к его губам свою чашу и поил священным напитком). (Бардавелидзе В. В., ДРВ и ОГИГП, стр. 71)

Мы видим не только благородные воспитательные основы кавказских древних святилищ, разобранные нами ранее более подробно на примере «школы-Реком»-а, но и красочное гипнотическое оформление ритуальных процессов как песней-гимном-сказанием, так и культовыми принадлежностями, среди которых главное место занимают знамена — «дроша» у восточных грузинских горцев- хевсуров, мохевцев, гудомакарцев, пшавов — и знамена — «леми» у западных грузинских горцев — сванов.

Восточно-грузинские знамена — «дроша» представляли собой шесты с прикрепленными к нему четырехугольными платками так, что «…при вертикальном положении знамени оно имело вид схематического изображения дерева с опущенными вниз ветками… Это впечатление усиливается украшениями знамени: колокольчик, а также копье, по-видимому, были некогда символами голоса неба, небесного грома, а шарик с крестом,
возможно, воспроизводил лучезарное солнце». (Бардавелидзе В. В., ДРВ и ОГИГП, стр. 62) У такого знамени — дерева происходили все ритуальные действия, сопоставимые с культом «Мирового древа» (клятвы, посвящение — подкатывание годовалого ребенка, исцеление больных и т. д.).

А раз так, то и название знамени — «дроша» должно было обозначать некое дерево. Таким деревом у восточных грузин, в первую очередь, у пшавов и хевсур, выступает чинар — «алва» («алвис хе»). Соответственно, «…на языке богов знамя называлось «алвис тани» (стан чинара)…» (Бардавелидзе В. В., ДРВ и ОГИГП, стр. 63). Но «алва» («алвис хе») никак не вяжется с «дроша». Зато у осетин знамя — «тырыса» вполне вероятно вяжется с деревом чинар — «тæрс» («тæрс бæлас»). Таким образом, основной атрибут кавказских святилищ — «дзуар»-ов — «джвари» знамя — «тырыса» — «дроша» является символом «дзуара» — «джвари» — «Ммирового дерева» и, возможно, происходит от осетинского обозначения одного из священных на Кавказе деревьев чинара — «тæрс» или «тæрс бæлас». Другой вид знамени известен у западногрузинских горцев-сванов под названием «лем». «Это знамя по типу, как справедливо указывает К. В. Тревер, относится к драконовидным штандартам, засвидетельствованным во II в. до н. э. у парфян, скифов, сарматов, в III в. — у римлян и в IV в. — у сасанидских царей». (Бардавелидзе В. В., ДРВ и ОГИГП, стр. 242).

Там же мы узнаем, что знамя «лем» означает «лев», с чем не согласны сваны. «По распространенному верованию сванов и по их преданиям, изображенное на знамени животное не лев, а волк; он называется львом в знак того, что волк силен и победоносен, как лев» (В. В. Бардавелидзе, ДРВ и ОГИГП, стр. 44). Зачем понадобилось «возвеличивать» и без того достаточно величественный у сванов культ волка? Тем более, что волк по многим качествам не уступает и даже превосходит льва (относительно своей массы тела), например, в организованности и отваге. Не стали же осетины, чеченцы и другие кавказские горцы, у которых культ волка не менее популярен, «возвеличивать» волка до льва. Скорее всего, утвердившееся представление о знамени («лем»), как о льве, сложилось от простого созвучия — сванского обозначения знамени и грузинского
произношения слова лев («леми»), соединенного с желанием идеализировать образ «леми».

По нашему же мнению, название «леми» должно представлять образ того существа, которым это существо было у народа, его изобретшего. Предполагается заимствование драконообразного знамени «Леми» у сарматов, то есть, у предков осетин. Значит, похожее на «Леми» название обозначало когда-то у предков осетин волка-дракона или собаку-дракона. Исторические события сложились так, что вместе с уходом из «Великих Степей» «непревзойденных наездников» перестали существовать на арийских просторах и первые в мире знамена-драконы. Но образ этих, наводивших когда-то на врагов ужас, кошмар и страх, драконов-знамен должен был сохраниться в легендах наследников скифо-сармато-аланских земель. И, действительно, облик знамени-дракона отразился в мифологии южных славян в образе «ламя» — чудовища с телом змеи и собачьей головой (!) (Мифы народов мира, стр. 36). Таким образом, выясняется, что сваны сохранили до наших дней не только облик первых знамен-драконов, но и название этих знамен (во всяком случае, «Леми-Ламя-Аллами-Æлæм» могло быть обозначением одного из драконов, а именно «дракона-волка-собаки»).

Что же до самих изобретателей драконообразных знамен, то своеобразная змееподобная форма знамени отразилась у осетин в поминальном обряде в виде «æлæма» («илæна») — креста «из скрещенных жердей, с нитями, на которые нанизываются пряники, фрукты, грецкие орехи и конфеты» (В. И. Абаев, ИЭСОЯ, стр.125).

Такие своеобразные значки-флаги «æлæм»-ы проносили всадники, скачущие вокруг селения или из одного селения в другое.

«Æлæм» как знамя, значок, флаг известно у многих народов (арабское, персидское — «алам», турецкое — «алеем», грузинское — «алами» и т. д.). Предположение о том, что «алам» арабского происхождения, — необоснованная декларация (В. А. Абаев, ИЭСОЯ, стр. 126).Думается, что «алам»-«ламя»-«леми»-«æлæм», символизирующий волка-собаку-дракона, изображение которого широко распространено в раскопках Тли-

культуры. Здесь во всем богатстве символики «крест» выступает как центральный, главенствующий образ. Особо это видно на бронзовых диадемах Тлийского могильника, где «крест» (чаще в круге) является центральной
фигурой, и его окружают «свастичные кресты» (в общем, «свастичные кресты» присутствуют почти на всех аналогичных диадемах). Далее, «кресты» в круге, «кресты» с расширенными концами в большом количестве орнаментированы на мужских бронзовых поясах;

кресты (особенно «свастичные») присутствуют на большинстве топоров «кобанского» типа. В наименьшем количестве «кресты» представляются всевозможными булавками, привесками и т. д.В последующем, с появлением железа, «кресты» не только продолжают оставаться основной символикой на Центральном Кавказе, но и увеличивают и без того богатое разнообразие форм. Практически во всех вскрытых погребениях скифо-сармато-аланской

поры находятся всевозможные «проявления» «креста», из которых преобладают солярные амулеты в виде креста в кольце (вариант — «крест» с внутренним и наружным кольцом), солярно-зооморфные фибулы и подвески в виде крестов с соколиными головками, серьги, подвески и булавки в виде равносторонних крестов и так далее и тому подобное (В. Б. Ковалевская «Хронология древностей северокавказских алан. Аланы: история и культура», стр. 123-179).Многочисленными крестами, фактически в продолжение всего средневековья, оформляются большинство культовых сооружений, склепы и башни, арки и дома. В основном, кресты изображаются равносторонними, и по месту их расположения в сооружениях (на торцах и углах домов, а также над проемами, входами и вокруг них) представляются как «кресты-обереги», хранители (культовые сооружения с. Ногкау Кобийской Котловины;

склепы с. Верхний Мизур, с. Сахаггата, с. Дуадонастау Алагирского ущелья и т. д.).Особый интерес вызывает святилище «Рагъ Уастырджи» («рагъ»-хребет) близ села Верхний Цей, где на торцах всех бревен сруба были вырезаны равносторонние кресты (во время реставрации этого святилища «кресты», из-за недостаточной изученности на момент

реставрации символосодержащих элементов в оформлении культовых сооружений, были упущены — дело поправимое).

Несомненно, последними примерами определяется обязательное явление в культовом оформлении осетинских строений символосодержащих элементов в виде «крестов», ошибочно до сих пор принимаемое некоторыми исследователями как влияние христианства.
Теперь, очевидно, культура изображения «крестов-оберегов» на храмах, алтарях и других строениях может претендовать на один из главных показателей неразрывной и преемственной связи сегодняшних осетинских
«дзуар»-ов-святилищ и первых молитвенников периода средней и поздней бронзы (вполне вероятно, что дальнейшие исследования древней культовой архитектуры Кавказа обозначат ее корни в периоде ранней бронзы и, может быть, в палеолите).

С выявлением непрерывности представления культа «дзуар»-а-креста во все времена существования Осетии возникает вопрос: если в верованиях осетин «дзуар»-крест занимает наиважнейшее место, то не могли ли предки осетин увековечить «дзуар»-крест, обозначив его отдельным молитвенником, а еще вернее, центральным алтарем всего храмового комплекса?

Именно так и случилось в период расцвета знаний и культовой идеологии далеких предков осетин, когда в центре главного ритуального действия «танца‑молитвы», поляны «Симды фæз», стали возводиться монолитные каменные «дзуар»-ы-кресты.

Рассмотрим один из таких памятников-крестов, долгое время остававшихся необъяснимыми в науке. Речь идет о «Зылын цырт» (дословно — кривой памятник), находящемся около селения Заманкул.

В свое время учеными выдвигались разные версии о происхождении памятника, но ни одна из них не привязывалась к осетинской культовой архитектуре. И это понятно, так как изучением происхождения древних молитвенников Кавказа как возможных источников идеологии предков осетин никто вплотную не занимался. И поэтому «Зылын цырт» рассматривался как памятник, «принесенный» на северный Кавказ вместе с распространением христианства не ранее X века. Предполагалось, что «крест-памятник походов русских времен Тьмутаракани…» (Г. Кусов, «Поиски краеведа», стр. 13) или «памятник знатному христианину» (имеется в виду Тверской князь Михаил Ярославович) (Г. Кусов, «Поиски краеведа», стр. 15). Предполагалось также, что «заманкульский крест» — придорожный памятник V века (Ф. И. Горепекин и Е. Г. Пчелина, там же, стр.15). В любом случае, «Зылын цырт» относили к «периоду расцвета христианства у алан».

Но, во-первых, идея «креста» в христианстве окончательно укрепилась лишь в VII веке (ранними христианскими символами были агнец, рыбы, осел, но не крест. («Мифы народов мира», стр. 13). «Другой аргумент дает археологическая иконография: в ранних христианских изображениях не встречается образ распятого Иисуса

— он появляется не раньше VIII века» (С. А. Токарев, «Религия в истории народов мира. Христианство», стр. 479) [предполагается, что Иисус был распят не на кресте, а на римской перекладине для казней]. Значит, если «Зылын цырт» V века, то он уже не христианский памятник.

Во-вторых, в археологических раскопках 1970 года у «Зылын цырт» были обнаружены кремниевые предметы насельников среднего палеолита, бронзовые подвески из курганов, обломки керамики эпохи Золотой Орды, несколько аланских городищ… И ни одного предмета, свидетельствующего о присутствии здесь русского войска.

В-третьих, если бы крест «Зылын цырт» был придорожным памятником, то он бы был расположен на одном из окрестных обзорных холмов, но никак не в ложбине.

Так что же это за «крест»?

Ложбина («Симды фæз»), холмы вокруг, с которых можно лицезреть за происходящим, стратегическое место (во всех смыслах), присутствие рядом аланских городищ и, самое интересное, на одном из рядом стоящих холмов найдены фундаменты культового сооружения (предположение о том, что сооружение — христианская церковь, строилось на основании ориентировки строения по сторонам света, но точно так же ориентированы осетинские храмы‑хранилища), — все перечисленное предполагает представление креста «Зылын цырт» как древнего скифо-сармато-аланского алтаря — «дзуар»-а-креста».

Ярким подтверждением принадлежности «Зылын цырт» к культовой идеологии предков осетин является

«Тарский крест», вытесанный из известняка в форме скифского меча- «фаринка» и водруженный на искусственном невысоком овальном холме (длиной около 30 м), расположенном на заросшей густым лесом, просторной ложбине близ высохшего водохранилища. Если представить местность, на которой расположен тарский «дзуар» -крест, без леса и мысленно освободить прилегающую территорию от возведенных дамб водохранилища, то перед нами предстанет классическая ритуальная поляна «Симды фæз» в центре с алтарем-«дзуар»—ом — крестом и возвышающимся вокруг обширного «Симды фæз», подобно амфитеатру, зрительским холмом. Уж этот «крест», расположенный в отдельной Тарской котловине, ни с каким придорожным памятником спутать невозможно.

Бесспорным подтверждением нашему убеждению в том, что «дзуар»-ы-кресты» были когда-то древними алтарями предков осетин, является золотая пластина из коллекции Романовича (Большая Цимбалка, IV в. до н.э.). На этой пластине изображен не только монументальный «дзуар»-«крест», но и его ритуальное (или одно из ритуальных) предназначение. На правом «плече» креста висит священный меч-«фаринк», а на левом

— не менее священный атрибут, символизирующий связь с Богом, лук и колчан со стрелами. Можно предположить, что на время празднования какого-либо «дзуар»-а, несколько дней или недель, «крест» «нес на себе» священные меч и лук со стрелами. В момент какого-либо ритуального действия «священное оружие» снималось (например, меч-«фаринк») для совершения некоего обряда (например, для вонзания меча в искусственный холм посохов или хвороста), а затем вешалось на «плечи» «креста» обратно.

Значение золотой пластины из Большой Цимбалки еще предстоит оценить, так как она доказывает происхождение каменных крестов, расположенных на равнинах, предгорьях и в горах Северного и Центрального Кавказа, задолго до возникновения христианства. Так, Преградненский «крест», «крест» у реки Хулхулау, «крест» у чеченского аула Нехлой (Г. Кусов, «Поиски краеведа», стр. 12), а также многочисленные «кресты» Трусовского ущелья, Кобийской котловины и т. д. представлялись ранее из-за надписей на латыни и грузинском языке как христианские «кресты». Мы можем предположить, что всевозможные надписи на крестах были результатом вторичного использования крестов. Например, на огромном кресте близ сел. Ногкау в Кобийской котловине, между строками грузинского письма, явно выбитого

в более позднее время, прослеживается другое письмо — так называемый «арамейский дукт» (надо сказать, что имеется достаточный материал, утверждающий существование древнего письма у предков осетин уже в I тысячелетии до н. э. [Г. Ф. Турчанинов. «Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной Европы». «Наука», Ленинград, 1971 г.]). Далее, вполне возможным становится присутствие на Кавказе и, может быть, за его пределами массы не каменных — деревянных скифо-сармато-аланских «крестов». И становится реальным предположение о заимствовании таких «крестов» по всему Еевразийскому миру именно с территории Кавказа.

И самое главное, «крест», считавшийся в науке символом, «принесенным» на Кавказ с распространением христианства, некогда «сбивавший» реальные даты происхождения того или иного памятника старины и в результате сокращавший период его происхождения, сегодня представляется Тли-Кобано-скифо-сармато-аланским «дзуар»-ом‑крестом и, может

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: