СЮЖЕТЫ ОБ АДАМЕ И ЕВЕ В СЛАВЯНСКИХ АПОКРИФАХ И В ФОЛЬКЛОРЕ 3 страница

Мотив утраты общения с ангелами, и, что более существенно, – утраты райской пищи, сквозит и в тексте апокрифа "Слово об Адаме и Еве", и в Палейных, и в Триодных текстах (здесь отсутствует мотив утраты общения с ангелами), а также в духовном стихе "Плач Адама о рае":

"…Уже яз не слышу

Архангельска гласа,

Уже яз не вижу

Райския пищи.

Увы мне грешному,

Помилуй мя падшаго!".

Подробнее об этом духовном стихе мы поговорим в следующем разделе данной главы, сейчас лишь отметим несомненно книжное происхождение этих мотивов в тексте вышеприведенного фольклорного произведения. Мотив о поисках пропитания, после утраты райской пищи, был также одним из основных мотивов всех версий псевдоэпиграфа "Жизнь Адама и Евы". Знаком славянской версии этого источника и другой общий мотив об утрате в мире общего языка, о том, что хищные звери перестали слушаться человека. То есть, можно сказать, что некоторая часть еврейских мотивов о результатах грехопадения была просто заимствована при переводе еврейских и греческих источников.

В других фольклорных источниках, уже не в духовных стихах, а в легендах, затрагивающих проблемы изменения мира и человека в результате грехопадения, акцент делается на физиологических изменениях, постигших человека. На Смоленщине рассказывали, что виноград застрял в горле у Адама и Евы, и с тех пор в горле у человека – косточка. Но, конечно, чаще встречается в славянском фольклоре в данном контексте запретный плод в виде яблока, поскольку эта легенда призвана объяснить происхождение "Адамова яблока". На Украине в XIX веке был зафиксирован рассказ о том, как пока Адам ел яблоко, в рай пришел Господь, Адам испугался и подавился. В Болгарии совсем недавно был записан такой забавный сюжет: "…и запретил Бог им есть яблоко. Все плоды можно, только яблоко трогать нельзя. Они и не ели. А были они покрыты шерстью, как козы! [потом их соблазняет змей, и] тогда женщина (женщины ведь половчее) взяла и проглотила. А у Адама яблоко в горле застряло, потому у мужчин "Адамово яблоко и осталось с тех пор […] Как съели они яблоко, так спала с них шерсть, и они спрятались в пещере…".

Это – во всех отношениях увлекательный текст. Здесь очень важна деталь - после грехопадения с прародителей спала шерсть. Вообще для народной традиции характерно такое наглядное воплощение неких абстрактных перемен в судьбе человека. Все внутренние перемены обязательно должны найти внешнее воплощение. Приведу один очень схожий пример из славянской традиции, не связанный с Адамом и Евой. Про Иоанна Крестителя в Орловской области в позапрошлом веке рассказывали: "Иван не ел хлеба, не пил вина и никак не ругался, он был весь в шерсти, как овца, и только после Крещения шерсть с него свалилась". Это тот же случай – с человеком происходит некая важная перемена, и она воплощается в его внешнем облике. (Хотя при разговоре об этом конкретном сюжете трудно не вспомнить о влиянии иконописного образа Иоанна Крестителя во власянице на восприятие этого персонажа в народной культуре).

Идея о том, что прародители как-то физически изменились в результате грехопадения, зафиксирована в славянском фольклоре и в несколько другом сюжете. В различных украинских фольклорных текстах мы находим следующее: "Прежда у Адама и Евы была тела кожаная, якъ ногыть, а какъ сагряшили яны, то снялась ета кожа, - и стали яны стыдъ иметь" (Смоленск. губ.). Или ещё: "Тела ихъ стала другая: то адияния ихъ была, якъ ногать на руке, а то адияния ета так и объехала - застались толька ногтики на пальцах на руках и на ногах, - и стали люди голы и стали стыд иметь…" (Смол. губ.). В Киевской губернии передавали такую версию об Адаме и Еве – они съели яблоко и "заразъ Ям стало соромъ и холодно. Вони посшивали листи из липи […] Богъ нашелъ, выгналъ […] А роговое тЯло заразъ Богъ перемениЯвъ на таке якъ у насъ теперь, а рогового тЯла оставивъ тЯльки на конци пальцЯв".

В Белоруссии рассказывали об Адаме и Еве: "Спрежда кожа на ихъ была уэтакая, якъ нохти, а посьли того зделалась утэтакая, якъ и тяперь".

Эти сюжеты достаточно близки к предыдущему, о том, что у Адама и Евы после грехопадения спала шерсть. И присутствие этого сюжета в славянской традиции может, с одной стороны, подтверждать версию о том, что это был самостоятельный, отдельный сюжет, однако, с другой стороны, это может свидетельствовать о заимствовании славянами подобного сюжета из еврейской традиции (на каком-то этапе). Ведь если мы вспомним, еврейские сюжеты об изменении человека в результате грехопадения, то мы заметим, что и там были схожие мотивы о перемене одежд, только там одежды света менялись на кожаные одежды. Говорили мы и о том, что в различных еврейских источниках встречается представление о коже Адама и Евы, похожей на рог, или птичий коготь, или на ногти (Б.Р. 20:12, Пиркей де рабби Элиезер 14, Таргум Псевдо-Ионатана 3:7). Речь шла и об обряде Хавдалы, отделении субботы от остальных дней недели, во время которого принято смотреть на отблеск света на ногтях пальцев. Если представить, что славянская традиция донесла до нас осколок еврейского предания о грехопадении, то станет понятна природа этого обряда. Ведь время исхода субботы как раз и является временем изгнания из рая. Тогда ясно, почему в это время нужно смотреть на ногти, вспоминая Адама. Такое предположение можно подтвердить и тем фактом, что все записи этого фольклорного сюжета в славянской традиции были сделаны на Украине и в Белоруссии, то есть в месте длительного исторического совместного проживания евреев и славян.

Однако при этом в еврейских источниках подобный сюжет не был зафиксирован ни разу, в то время как обряд Хавдалы очень широко распространен в большинстве еврейских общин. Это мало характерно для данной культурной традиции, привыкшей давать тщательную мотивацию всем проявлениям религиозности.

В любом случае, интересно, что в славянских источниках этот сюжет, как и многие другие, приобретает этиологическое значение - он объясняет, откуда появились у человека ногти. Кстати, показательно, что славянский фольклор знает и сюжет о том, что Адам при изгнании из рая, создал огонь: "Як Бог Адама выгнаў з раю и угледзиў, што ён з холаду трасецьсе, так злитаваўсе над ним и кажэ: Вазьми два сухие ясиновые паленки и тры адзин аб други. Адам так зрабиў: цёр, цёр, цёр, аж и агонь паказаўсе и ён гэтак рабиць и холаду ужэ не знаў"(Белоруссия). Сюжет этот этиологический, объясняющий происхождение умения человека добывать огонь. И он очень близок к еврейскому рассказу о добывании огня в день исхода субботы, о котором мы говорили во второй главе диссертации. И здесь, и там Адам оказывается впервые в ситуации отсутствия тепла, и в обоих случаях Бог показывает ему, как добывают огонь с помощью трения.

Можно отметить, что, несмотря на предполагаемое присутствие мотивов, заимствованных или просто подобных тем, которые существуют в еврейской традиции, славянские сюжеты строятся иначе. В них нет той циклизации библейского сюжета, о которой мы говорили во второй главе. Основная функция этих сюжетов в славянской среде – не интерпретация сложного библейского фрагмента, не апология собственной религиозной позиции, а этиологическое предание само по себе. Этиологический или мифологический элемент сюжета, который для еврейской традиции был побочным, возникал, в основном, в тех случаях, когда раввины хотели развлечь аудиторию во время проповеди, в славянском фольклоре выходит на передний план. Поскольку в славянскую культуру все библейские сюжеты пришли вместе с принятием Христианства, то сама идея необходимости завершения библейского сюжета о грехопадении, быть может, уже не воспринималась, как очевидная. Если предположить, что славянский книжник или носитель устной традиции хоть в каком-то виде представлял себе библейский рассказ об Адаме и Еве как единое целое, то в этом рассказе, наверняка, содержалось уже и завершение сюжета – распятие и воскресение Христа. Ведь в большинстве славянских апокрифических и палейных текстах, из которых и можно было почерпнуть библейские сюжеты, Христос непосредственно участвует в событиях, разворачивающихся в райском саду. Он разговаривает с Адамом о его пророческом сне, он заранее предсказывает ему свое распятие и воскресение.

Именно поэтому циклизация сюжета не воспринималась людьми, пересказывающими рассказ о грехопадении, как насущная необходимость. Не знакомо славянской традиции и представление о том, что в эсхатологическом будущем мир и человек вернутся к райскому состоянию. Раз сюжет уже завершен, не нужна и отсылка к будущему времени, к будущему завершению. Характерна в этом отношении та вторичная фольклоризация, которую мы наблюдаем в рассказах наших дней о том, что Адам и Ева родили Христа. Сюжет, построенный по моделям циклическим, являющимся, быть может, косвенным откликом на длительную христианскую традицию, связывающую персонажей Ветхого и Нового Заветов, не признает временного провала. Христос соотносится с Адамом не в далеком будущем, а сразу, через прямое родство. Ева не просто подобна Богородице, она и есть "Дева", "Дева Мария". И, таким образом, сюжет, уже бывший однажды циклическим, снова приближается к кумулятивному, основанному на тождестве, а не на изменении.

Тем не менее, многие славянские тексты несут в себе память о ранней и средневековой христианской (а в некоторых случаях – о еврейской) циклизации сюжета об Адаме, и следы ее мы сможем увидеть, обратившись к рассказам о последующей судьбе Адама и Евы, об их жизни после изгнания из Рая.

3.3. Сюжеты о жизни Адама и Евы после изгнания.

3.3.1. Плач, рукописание и покаяние Адама.

Не сложно заметить, что в названии этого пункта третьего раздела появилось существенное отличие от соответствующего пункта во второй главе. Жертвоприношение сменилось "рукописанием". И в этом мотиве рукописания - специфика славянской традиции, поэтому мы подробно его разберем. Однако начнем мы с другого, более общего мотива плача и покаяния.

Как уже говорилось выше, в славянской версии псевдоэпиграфа "Жизнь Адама и Евы" отражен эпизод изгнания прародителей из рая, их плача и раскаяния. Дальше "Слово об Адаме и Еве" повествует, в соответствии со всеми, за исключением грекоязычной, версиями этого источника, о покаянии прародителей. Адам стоит 40 дней по шею в воде в реке Иордан, а Ева – в реке Тигр. Только в славянской версии при рассказе о вторичном искушении Евы дьяволом, немного видоизменяется сюжет – Ева не поддается искушению и дьявол уходит ни с чем.

Под влиянием этого сюжета о плаче и покаянии, появился в славянском фольклоре самостоятельный духовный стих "Плач Адама о рае". Мы уже несколько раз упоминали его, теперь пришло время поговорить о нем подробнее. Духовный стих "Плач Адама" - один из самых древних, известных нам образцов своего жанра. Косвенное свидетельство о существовании на Руси этого стиха можно встретить в памятнике древнерусской литературы начала XIII века – Молении Даниила Заточника - Тем же вопию к тобе, одержим нищетою: помилуй мя, сыне великаго царя Владимера, да не восплачюся рыдая, аки Адам рая. Однако отсюда мы не можем сделать вывод - был ли уже в это время известен сам духовный стих, или только отдельный мотив о плаче Адама после изгнания из рая, отсутствующий в Библии. Прямые письменные свидетельства о существовании этого стиха до нас дошли с в XV века. И позже, в рукописях XVI, XVII и XVIII веков можно встретить это произведение в том или ином варианте (на полях одной из рукописей Троице Сергиевой лавры XVII века есть пометка напротив этого стиха - старина к пиву и меду в Прощеное воскресенье.). С конца XVIII - начала XIX и до начала XX-го века "Плач Адама" фиксируется собирателями фольклора, а в наши дни его можно встретить в старообрядческих рукописных сборниках. У этого стиха есть две основные редакции - краткая и пространная. Краткая значительно древнее. Чем дальше духовный стих уходит от книжной среды, тем больше он подвергается фольклоризации – появляется больше устойчивых эпитетов, увеличиваются повторы, усиливается напевность. Некоторые варианты этого стиха просто представляют собой череду распевов "раю, мой, раю".

Данному духовному стиху посвящено много исследований, и все они касаются сопоставления "Плач Адама" со славянскими и византийскими богослужебными текстами (Постной Триодью, Минеями, Октоихом). Особенно явны переклички со славой шестого гласа на сыропустную неделю перед постом. Стих (текст на иконе 16-17 веков): Триодь Постная (15 век) Слава, глас 6-й: Плакася Адам

Пред раем сидя:

"Раю мой, раю,

Прекрасный мой раю!

Мене ради, раю,

Сотворен еси,

А Евги ради, раю,

Затворен еси.

Уже яз не слышу

Архангельска гласа,

Уже яз не вижу

Райския пищи.

Увы мне грешному,

Помилуй мя падшаго!" Седе Адам прямо раю

и своея наготы рыдая

плакаше: "Увы мне, соблазна

лукавого послушавша,

и от славы удальшася,

увы мне отинудь нагу,

ныне же несмыслену.

Но, раю, к тому твоея

пища не насыщюся,

уже бо не узрю Господа

и Бога моего зиждителя,

в землю бо поиду от нея же

и прежде взят бых.

Милостиве, щедрый, помилуй

мя отпадшего.

Справедливости ради стоит заметить, что иногда встречаются записи духовного стиха гораздо сильнее схожие с текстами Триоди (напр. ИРЛИ, собр. Перетца №625, о чем писала в своей статье Савельева.). Но приведенный выше стих характеризует самую частотную вариацию.

Тексты "славы шестого гласа" варьируются от одной рукописи Триоди к другой. Сложно установить датировку и авторство. Она приписывается Иосифу Студиту, но скорее всего, как полагает исследователь Карабинов, этот текст – анонимная византийская вставка 9-го века.

Однако, Постная Триодь – далеко не единственный источник этого стиха. Упоминается этот сюжет и в Палее Толковой 1477 года - "Изгна Господь Бог Адама и Евву и постави херувимъ и пламенное оружие обращающе хранити [нрзб.] древа животнаго. И плакася адам горче глаголя - раю пресвятый иже мене ради насажден а Еввы ради затворен: помоли тебе сотворшаго и мене создавшего - да не кли твоих цветец насыщюжы егда видим змию пресмыкающю по земли." Русский список палеи византийского происхождения с неизвестной датой - не раньше 1350 года. Фрагмента, выделенного жирным шрифтом нет в Триоди, но он есть во всех вариантах духовного стиха.

И все же, на мой взгляд, основным источником этого стиха стоит считать все-таки, апокриф "Слово об Адаме и Еве" или его фрагмент известный как "Слово об исповедании Евгином". В нем присутствуют все мотивы стиха, и даже распев: "Раю мой, раю, пресветлый раю, красота неизреченная, мене ради сотворен еси, а Евги ради затворен еси. Милостиве, помилуй мя падшаго". О мотивах плача и покаяния Адама в апокрифе мы уже говорили. Представляется вероятным, что текст духовного стиха сформировался на стыке апокрифа и Триоди, а сюжет обязан апокрифу, что доказывают некоторые мотивы, не присутствующие в Триоди, но имеющиеся в апокрифе - "уже я не слышу архангельска гласа…" - упоминания архангелов нет в Триоде, но есть в апокрифе. "Адаме, Адаме, ты мой господине!" - обращение Евы к Адаму в пространной редакции "Плача Адама" - это прямая цитата из апокрифа, так Ева называет Адама (этот мотив отражен во всех 5-ти исходных версиях).

Основные, повторяющиеся мотивы, которые есть и в стихе, и в апокрифе и в Палее, и в Триоди – это плач, покаяние ("милостиве, помилуй мя, падшего!") и пост. Связь этого сюжета с постом прослеживается везде. И в пометке на полях духовного стиха – старина к пиву и меду в Прощеное воскресенье перед началом Великого Поста. Сыропустная неделя, во время которой исполняются песнопения из Постной Триоди, тоже связана с приготовлениями к Великому Посту. Даже паремии - чтения именно этих глав книги Бытия - 2-ая и 3-ая, связанные с Адамом и грехопадением – привязаны в богослужебной христианской практике к чтениям в Великий Пост. Может быть, эта привязка не случайна, и отражает тот апокрифический еврейско-греческий сюжет о покаянии, плаче и посте первого грешника Адама, который мы анализировали в разделе 2.3.1.

В пространной редакции данного духовного стиха очень сильна христианизация:

"Проговорит Евва, ко Адаму глаголя:

"Адаме, Адаме, ты мой господине!

Не велел нам бог жити во прекрасном раю,

Ничтоже вкушати от райския пищи.

Сослал нас господь бог на трудную землю,

Нам хлеба снедати от потнаго лица,

Нам правдою жити, а зла не творити".

Господь спорадился, Адам свободился,

Во Иордане крестился, Весь мир обновился".

Это пример классической циклизации библейского сюжета об Адаме – рождается Христос и избавляет Адама. Однако здесь, опять таки, несколько настораживает отсутствие некоторого хронологического промежутка между временем Адама и временем Христа. Складывается ощущение, как будто все эти события происходят синхронно. Еще интереснее в этом отношении финал христианизированной вставки в некоторых версиях пространной редакции "Плача Адама":

Рече Исус Христос Петру же и Павлу:

Кто ж у раю плачет и кто возрыдает?

Адам стоя плачет, Ева возрыдает.

Рече Исус Христос Петру же и Павлу

"Отверзите Адаму вы райские двери:

В раю ему быти в веки веков" Аминь".

Такой счастливый конец всех скитаний Адама и Евы характерен скорее для еврейской традиции, где прощение даруется прародителям сразу после покаяния. (Пикей де раби Элиезер и др.). Только в еврейских источниках такой поворот сюжета был обусловлен, вероятно, полемикой с христианством, а здесь, скорее, – незнанием или причудливым искажением христианского предания. Согласно всем христианским традициям, как восточным, так и западным, Адам и Ева входят в рай только после распятия Христа. Этому событию даже посвящен иконописный сюжет – Сошествие во Ад, где Христос изображен выводящим за руки Адама и Еву. А в этом варианте духовного стиха мы сталкиваемся механизмом вторичной фольклоризации, подобной тому, что мы наблюдали в рассказе о том, что Адам и Ева были родителями Иисуса Христа. Здесь, похоже, вступает в силу принцип, обратный закону хронологической несовместимости, о котором писал Ф.Ф. Зелинский, утверждавший, что два параллельных события не могут быть описаны одновременно, только последовательно. Здесь получается, что два события, разделенные между собой длительным промежутком времени, могут быть описаны только одновременно. Если повествователь знает, что Адам и Ева будут прощены, он должен об этом рассказать, но рассказать сразу, там же, где он говорит о самом событии изгнания и раскаянья. Сознание носителя традиционной культуры иногда сохраняет очень древние парадигмы мышления. И не исключено, что здесь вступают в силу законы построения текста, близкие тем, которые были актуальны для создателей древних эпосов.

Перейдем теперь к сюжету, специфическому для славянской традиции, к сюжету о "рукописании" Адама. Нельзя сказать, что "рукописание" Адама полностью вытесняет мотив жертвоприношения, имевший место в еврейской традиции. Реликты его сохраняются в славянской версии "Слова об Адаме и Еве" в виде воскурения благовоний, которые прародители вынесли из рая. Однако по степени популярности сюжет о рукописании занимает чуть ли не первое место среди всех славянских сюжетов об Адаме и Еве. Вернее – занимал раньше, поскольку последние записи этого сюжета зафиксированы в начале XX века, и с тех пор больше не встречались фольклористам и этнографам.

Эпизод о "рукописани Адама" в славянской версии апокрифа "Слово об исповедании Еввином" помещен сразу после повествования об изгнании прародителей из Рая, а вслед за ним следует эпизод, отраженный во всех известных первоначальных редакциях апокрифа, кроме основных текстов греческой версии, эпизод покаяния Адама и Евы в реках Тигр и Иордан.

Сам рассказ представляет собой классический сюжет о договоре человека с дьяволом. Адам пишет "рукописание", расписку, и записывает дьяволу себя и своих детей в обмен на право обрабатывать землю или, по другому варианту, в обмен на возвращение в мир света. В неоднократно цитируемой рукописи этого апокрифа из Румянцевского сборника XV - XVI вв., № 358, мы читаем:

И нача Адама землю делати, и прид дьявол и ста пред ним глаголя: моя ес земля, а Божия суть небеса и рай; аще ли хощеши мои быти, то делаи землю; ащели хощеши Божии быти, то иди в рай. - Адам рече: божиа суть небеса и земля и конец ея вселенныя. - Запиши ми рукописание, - дьявол рече, - тогда и землю дам ти делати (и не даст ему от ити), тогда и мои будиш. - Адам рече: чья ес земля, того и аз и чада моя, - обрадовался дьявол и рече: то ми и запиши еж изрек. И взят плеча и записа рукописание свое, и сие рек: чья ес земля, того и аз и чада моя. Дьявол ж взем рукописание Адамле и держаше его.

А инде писано в святом писаньи, Адам бяше в раю славя Бога со архангелы и ангелы в свет не мерчающем, изгониму ж еу бывшу из рая за преступления его, и не ведаша того Адам, еж нощь и день преж его Богом сотворена быс и седе прямо раю и плакашеся по райскому жити. И прид нощь и быс тма и вскрича Адам глаголя: горе мне, преступившему божию заповедь, изгнану из светлаго райского житья, пресветлаго и немерчающаго света. - О свете мой пресветлый, - плачася и рыдая глаголаше, - уже не узрю сияния твоего и не мерчающаго свет ни красоты райскиа ни вижю: Господи, помилуи мя падшего. Приде же к нему диавол и глаго лаему: что ся стонеши и рыдаеши? Адам ж рече: свет ради пресветлаго сокрывшагося мене ради. - Диявол рече ему: аз ти дам свет, запишис ми рукописанием и род свой и чад. Адам же света ради даст ему рукописание, и написа тако: чии есть свет, того и аз и чада мои, - и приде день и свет восия по всей вселенней; дьявол же взем рукописание адамле и сокры и (в иордан под каменем, где Христос крестился) [текст в скобках в рукописи зачеркнут] Адам рече: никако егда избавит ны Господь от диавола сего.

Дьявол обманывает человека, так как говорит, что земля принадлежит ему, дьяволу, а Богу - только небеса, или, по другому варианту, дьявол говорит Адаму, что умеет творить свет, а на самом деле он просто знает, что скоро рассвет. Но и сам дьявол оказывается, в конечном счете, обманут, а Адама и все человечество спасает Христос, разрывая рукописание во время крещения в Иордане. Этот последний мотив присутствует не во всех списках данного апокрифа, но он довольно часто встречается в других письменных источниках и в сюжетах икон.

Именно этот мотив придает циклическое завершение всему сюжету об Адаме и Еве. Адам стоит в начале всех человеческих бедствий, Христос – в конце. Вероятно, в глазах авторов сюжета о рукописании, грехопадение само по себе не было достаточной причиной для того, чтобы обречь все человечество. А вот расписка, некий перевернутый аналог завета, но не с Богом, а с дьяволом – это аргумент убедительный. Это – не абстрактный "грех", а конкретный предмет, вещь, которую можно потрогать, и которую можно порвать в знак прекращения ее действия.

Значение самого слова "рукописание" (по греч. - cheirograph) остается не до конца выясненным. В греческих текстах оно обычно обозначает или записку или роспись (см. Товит 5:3). В Новом Завете это слово встречается только один раз, в послании апостола Павла к колоссянам: "Истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас, и Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту" (Кол. 2:14). Поскольку в данной фразе не совсем понятно, что же такое "рукописание", которое Христос прибивает к кресту, уже в ранних писаниях Отцов Церкви этот новозаветный отрывок получает дополнительные смысловые оттенки. Иоанн Златоуст, в толковании на слова апостола Павла в послании к колоссянам говорит: "Какое рукописание? (Павел) говорит о том рукописании, которое (израильтяне) дали Моисею, говоря: все, что сказал Господь, сделаем. (Исх. 24:3). Если же не об этом, так о том, что мы обязаны повиноваться Богу. Если же и не об этом, то о том рукописании, которое держал диавол, которое изрек Бог Адаму в словах: ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь" (Быт. 2:17). Это рукописание было у диавола. И Христос не отдал его нам, но Сам разорвал его, как свойственно прощающему с радостью" (Творения, т. 12, с. 407). Мы видим, что Иоанн, комментируя новозаветную фразу апостола Павла, не совсем уверен в его значении, и поэтому предлагает несколько вариантов тому, что могло подразумеваться под "рукописанием" - завет, договор: между Израилем и Моисеем, между христианами и Богом, между Адамом и дьяволом. Однако, не совсем ясно, что понимает комментатор под рукописанием Адама и знает ли он тот апокрифический сюжет, который знаком нам по славянским текстам.

В статьях и книгах конца XIX - начала XX вв., посвященных вопросу о происхождении сюжета о рукописании, можно найти следующее объяснение наличия этой традиции именно в славянской версии "Жизни Адама и Евы". Такие авторы, как Ягич, Иванов, Веселовский, Радченко, Порфирьев сводят все к влиянию еретической богомильской традиции с ее дуалистическим мировосприятием. Ведь сама ситуация диалога и договора человека и дьявола предполагает существование дуалистической модели мира, где Бог и дьявол выступают как соперники, борющиеся за власть над небом и землей, над светом и тьмою, над человеком.

И хотя еще в конце прошлого века высказывались сомнения в том, что дуалистические сюжеты о творении мира и человека проникли на славянские земли благодаря влиянию богомилов, эта точка зрения популярна в науке и в наши дни. И мотив "рукописания Адама" в славянской версии апокрифа "Жизнь Адама и Евы" рассматривается, соответственно, именно как богомильская вставка в греческий оригинал.

Дополнительным аргументом в пользу подобного объяснения может служить тот факт, что в фольклоре большинства славянских стран, а также в греческой литературе и фольклоре, то есть в странах, где влияние богомилов было более или менее заметно в культуре, мотив "рукописания Адама", так или иначе, находит свои отражения. Таким образом, зарождение этого мотива приписывалось Византии, южной Европе, Болгарии. Датировка, соответственно, давалась - X-IX века.

Однако с богомильской традицией вообще, и с ее влиянием на славянскую письменность и фольклор в частности, следует быть очень осторожными, что и показала в своей работе В.П. Кузнецова. Дело в том, что мы не можем судить с легкостью о влиянии богомильских концепций, если перед нами есть только некий намек на дуалистическую картину мира. Слишком мало нам известно и о самих богомилах, и о возможном изначальном славянском дуализме. Мы вправе указывать на богомильство только в тех случаях, когда в источниках есть очевидные следы собственно богомильской идеологии, когда же речь идет просто о дуалистической концепции мира, разговоры о богомильском влиянии не оправданы. Эту идею как раз в применении к интересующему нас мотиву "рукописания Адама" высказал французский исследователь E. Turedeanu.

На литургические тексты, как на возможные источники мотива "рукописания" Адама указывает польский исследователь А. Наумов. Он приводит разветвленную схему всех известных ему сюжетов о рукописании Адама, и к каждому пункту своей схемы старается найти параллель в цитатах из Библии или в богослужебных текстах. В качестве основных источников для развития данного сюжета Наумов указывает Псалмы 73, песнопения на сыропустной неделе, службу, посвященную празднику Крещения, стихиры на "Господи воззвах" и др.

Израильский исследователь Михаэль Стоун, посвятивший сюжету "рукописания Адама" статью в сборнике "Pterature on Adam and Eve: collected essays", уделяет особое внимание отголоскам этого сюжета в армянской книжной традиции. М. Стоун условно делит все варианты легенды о рукописании, которые он находит в различных книжных традициях и в фольклоре, на две группы - в одной речь идет о добывании прародителями пропитания (и сюда относится наша версия о праве пахать землю), к другой группе относятся рассказы о рукописании "света ради". Поскольку в качестве основной славянской версии этого сюжета М. Стоун использует текст, опубликованный Ягичем, а не Тихонравовым и Пыпиным, он не упоминает второго варианта этой легенды (о тьме и свете), когда говорит о славянской традиции.

Мне представляется, что ключевым моментом, для характеристики эпизода о "рукописании Адама" в славянской версии данного апокрифа, является рассказ о заходе солнца в ночь субботы. Он как бы вписывает этот рассказ в общий контекст того сюжета, о котором мы говорили, применительно к еврейской традиции: изгнание, темнота, страх Адама, плач, покаяние, пост, жертва, прощение. Конечно, мы не найдем в еврейских источниках тех основных элементарных мотивов, составляющих сюжет о рукописании Адама, которые потом стали активно разрабатываться в христианской традиции и в фольклоре. Мы не найдем собственно "рукописания", договора с дьяволом, упоминаний о Христе и о его избавлении человечества от власти "рукописания" и т.д. Однако, многие сопровождающие этот сюжет мотивы, создающие фон и воспроизводящие саму ситуацию, характерную именно для "рукописания света ради", еврейской традиции известны.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: