ОТ ТРАГЕДИИ К НАДЕЖДЕ 14 страница

Но она сохраняла и еще одну идентификацию, а именно с беспомощной, избиваемой матерью. Из-за обуревающего их чувства вины многие дети, становясь взрослыми, навсегда ос­таются в плену у представления, что они не имеют права быть

счастливее «бедной, покинутой мамы» или «бедного, поки­нутого отца» и их чувство вины смягчается в результате само­наказания. Однако бывает и наоборот: дети идентифицируют себя со «злым» родителем и сами уничтожают в своей жизни все, что им дорого.

Кроме того, в случаях, когда ребенком в фазе расцвета ин­фантильной сексуальности переживаются сцены насилия меж­ду родителями, в нем закладывается основа для дальнейшего развития садистских или мазохистских наклонностей. Сексу­альные фантазии Марии С. тоже носили ярко выраженные мазохистские, а порой и садистские черты.

Едва ли существует в жизни ситуация, в которой не при­сутствовало бы так называемого «третьего». Поэтому детям, выросшим вдвоем с матерью, очень трудно бывает интегри­ровать «третий объект» в отношения двоих. И даже в тех слу­чаях, когда этот «третий» вовсе не конкретная персона, а, на­пример, система, фантазируемая личность или личность из прошлого. Например, одна женщина была вполне счастлива в замужестве, но ее постоянно мучил страх, что она не в со­стоянии подарить своему мужу так много радости, как его первая жена. Итак, даже интимнейшие отношения часто не обходятся без присутствия «третьего». У тех, кто в детстве пе­режил конфликты родителей или их развод, отсутствует этот положительный опыт. Кроме того, они особенно тяжело пе­реживают ревность и у них слабо развиты стратегии конку­рентных ситуаций. И, что тоже немаловажно, они не умеют извлечь пользу из отношений других, т. е. из своего времен­ного исключения из этих отношений, которое могло бы пре­доставить покой и время для собственных занятий. Ведь когда они жили в тесных отношениях с матерью, обраще­ние «за ее спиной» к отцу всякий раз было связано с боль­шими страхами. Так и страхи Анны Марии Д. перед дли­тельными отношениями имели и тот корень, что она бес­сознательно панически боялась оказаться «съеденной» эти­ми отношениями, потерять свою автономию и себя как лич­ность. Ей казалось, что такие отношения не позволят ей со­хранить дружбу с другими людьми и свои собственные ин­тересы. С другой стороны, она как бы повторяла свою «эди-

пову» любовь к отцу, исключая из нее «мать» в образе жены своего любовника. В то же время она сама становилась сво­ей «бедной матерью», которая тосковала по счастливому браку, но вынуждена была жить одна в то время, как отец был уже женат. Очень многие дети разведенных родителей не умеют поддерживать никаких отношений, кроме парт­нерских, и все, что имеет значение для любимого человека за пределами этих отношений, приводит их к мучительной ревности.

С другой стороны, бывает и так, что человеку очень труд­но сохранить отношение к отсутствующему «объекту», как бы важно и дорого оно ему ни было. Например, Герберт Г. имел привычку каждому, кто ему понравится, тотчас обещать все и вся. «Я сделаю!» — постоянно звучало из его уст. Конечно, в тот момент он так и думал, но реальность показывала другое, кроме того, одни его обещания полностью зачеркивали дру­гие, что приводило к новым конфликтам. Получалось так, что Герберт жил среди изолированных двойственных отношений, которые были чужды друг другу, и при всей своей готовности он не способен был на продолжительную дружбу.

Юрген Ц., сорокалетний мужчина, обратился к психо­терапевту после того, как его жена подала на развод. Внача­ле казалось, речь идет о двух его дочерях, но вскоре выясни­лось, что ему хотелось поговорить с доктором и о своих соб­ственных проблемах. «Каждый раз, когда женщина пока­зывает мне, что я ей не безразличен, я не могу ей отказать. И это выглядит так, словно во всем мире нет никого и ниче­го, кроме нас двоих, и уже никакие соображения — ни о се­мье, ни о работе — не идут в расчет. Потом, когда я прихожу домой, я ненавижу себя за ложь и совершенно не понимаю, как это я мог так легкомысленно поставить на карту все, что мне так дорого — жену, детей, работу...»

Рождение первого ребенка также является важным собы­тием, которое подвергает проверке способность человека к ин­теграции «третьего» в отношения двоих. Можно было бы и дальше продолжать перечень ситуаций, которые показывают, какой отпечаток накладывают переживания развода на всю дальнейшую жизнь человека и это почти во всех отношениях.

И все же, как это получается, что столь непропорционально большое число взрослых, оказавшихся разведенными, сами ког­да-то были детьми, пережившими развод? «Чрезмерная уязви­мость бывших детей развода, их проблемы в освобождении от дома в пубертатный и адолесцентныи периоды и трудности, проявляющиеся в любовных и триангулярных констелляциях отношений, очень сильно уменьшают шансы когда-нибудь прийти к длительному и счастливому партнерству. Таким обра­зом приводится в движение фатальный круговорот...».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: НОВЫЕ ПАРТНЕРЫ РОДИТЕЛЕЙ

Вопрос, правомерно истекающий из вышесказанного, ве­роятнее всего, звучит так: как избежать опасностей долгосроч­ных последствий развода? В основе проблемы находятся два фактора — «комплексность» человеческой души и само «про­исшествие развода». Каждый «акт» этого происшествия, как мы видели, имеет свою драматургию. Во всяком случае невозмож­но понять, что происходит сейчас, если не знать того, что было раньше. С другой стороны, невозможно заранее предсказать, чем закончится «пьеса». Дело в том, что действие здесь пишут сами исполнители и очень важно, насколько велика их власть над событиями и ответственность за них. В то же время нельзя думать, что в руках исполнителей находится полная свобода; она ограничена прошлым течением событий, которые невоз­можно стереть, а также определенными правилами, психоло­гическими закономерностями, хотя и вероятность вариаций чрезвычайно велика. Немалую роль играет также и свое соб­ственное бессознательное. И только тот, кто умеет взять в рас­чет свою зависимость от этих факторов, в действительности в состоянии помочь себе и своим детям.

Фигдор не прописывает «рецептов», потому что «рецептов» должно было бы быть столько же, сколько существует характе­ров, но он заканчивает свое повествование четырьмя очень важ­ными советами.

Во-первых, мать, которая думает, что разводом с мужем она сможет сделать как бы недействительным все их тяжелое семейное прошлое, уже заранее обречена на неудачи. Точно так же ее ждут большие разочарования, если она надеется, что раз­вод ничего не значит для детей, или если она предается иллю­зии, что отец будет делать то, чего она ожидает, или вовсе ра­створится в воздухе и ребенок этого не заметит или примет как должное, и что его не будут мучить страх, чувство вины и

ненависть, и его любовь к отцу тоже исчезнет, как если бы ее и не было вовсе. Кроме того, матери предстоит понять, что в ней самой происходит много такого, в чем ей, может быть, страшно себе признаться. Если она всего этого не поймет, то вскоре вынуждена будет осознать, что сама превратилась из актера в статиста, поплатившись своими созидательными воз­можностями, и что пьеса тем временем развилась в трагедию. То же самое происходит с отцом, который отрицает свою за­висимость от других персон и от обстоятельств.

Во-вторых, недаром в названии книги Гельмута Фигдора упомянуто слово «надежда», это значит, что всегда есть воз­можность из того, что произошло, извлечь и нечто хорошее на будущее. Нельзя забывать, что никогда не поздно предпринять то, что поможет детям преодолеть травму развода. И напро­тив, если предаваться иллюзиям, что «ничего страшного не произошло», то шансы развития детей после развода могут оказаться сведенными на нет.

В-третьих, знаменитый вопрос: «А не лучше ли для детей, чтобы родители, несмотря на конфликты, остались вместе или им все же лучше разойтись?» в корне своем поставлен неправиль­но и в такой форме ответить на него невозможно. Как мы виде­ли, «разводная драма» начинается уже задолго до самого раз­вода, поэтому Фигдор считает: для того, чтобы родителям ос­таться вместе, прежде всего должно совершиться примирение. Бывают случаи, когда он и его коллеги приходят к печально­му выводу, что для ребенка было бы куда лучше, если бы роди­тели разошлись уже несколько лет назад. Но ни в коем случае нельзя надеяться, что развод ничего, кроме бальзама, не прольет на раны ребенка и он переживет это событие абсо­лютно безболезненно. Ликвидации переживаний развода тоже не существует. Историю жизни невозможно зачеркнуть. Но если ребенку активно прийти на помощь, то ему наверняка удастся одолеть эту боль и сохранить не только жизнеспособ­ность, но и способность быть счастливым.

В-четвертых, если матери повезет вступить в новый удач­ный брак, то это предоставит и ребенку новый большой шанс для благополучного развития. Об этом говорят психоаналитичес­кие обследования тех семей, где отчиму удалось завоевать до-

верие детей. Создание новой полной семьи может дать ребен­ку то, что он с такой болью потерял в разводе: мужчину, кото­рого он сможет любить и быть им любимым; в семье снова присутствует «объект идентификации» для мальчика и «лю­бовный объект» для девочки; а также столь важный для рас­слабления конфликтов «третий объект»; и наконец, ребенок имеет перед глазами пример, доказывающий, что в жизни все­гда возможно новое начало и отношения между мужчиной и женщиной вполне могут быть счастливыми.

Если ребенок и отчим сумеют друг друга признать и друг другу понравиться, то такое новое супружество уже можно счи­тать удачным. Но, к сожалению, это удается далеко не всегда, поэтому новый брак родителей часто становится таким же по­водом для обращения в воспитательную консультацию или к психотерапевту, как и развод. Но и создание новой семьи не мо­жет зачеркнуть развода. Новый супруг матери должен отда­вать себе отчет в том, что он может занять только то место, которое отец больше не удерживает, и он не может и не имеет права стремиться заменить отца или отношения, которые раз­вились у ребенка с отцом после развода. И мать, и ее новый партнер должны понимать, что они своим «новым началом» не в состоянии зачеркнуть прошлого матери, им и дальше пред­стоит сосуществовать с этим прошлым, которое будет продол­жать жить в отношениях ребенка с отцом, и этот отец в какой-то степени тоже становится членом их новой семьи. Следует быть также готовыми к тому, что это принесет всем ощущае­мые проблемы и конфликты. Однако лишь в этом случае мо­гут исполниться надежды, в широком смысле связанные с но­вым союзом, как для детей, так и для матери в лице женщины.

14 — 3435

ПРИЛОЖЕНИЕ

КОРОТКИЙ ЭКСКУРС В ПСИХОАНАЛИЗ

14*

ЧТО ТАКОЕ ИНФАНТИЛЬНАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ

, Не пугайтесь, как бы неожиданно ни прозвучали для вас эти слова: речь пойдет о некоторых свойствах, заложенных в человека самой природой, а в природе, как вы сами догадыва­етесь, ничего бессмысленного или постыдного нет. Тем более не могут быть постыдными знания о ней. Если нам удастся лишить некоторые наши представления присущей им до сих пор сенсационности (в психологическом смысле слова), то многое из того, что еще вчера вызывало страх и недоумение, станет простым и легко объяснимым. Прошли те времена, ког­да принято было делать вид, что ниже пояса у нас ничего нет. Сегодня у нас достаточно отваги, чтобы признаться в нали­чии у нас «некоторых» органов и конечно же связанных с ними чувств, поэтому давайте посмотрим, что говорит психоанали­тическая наука о том, когда, в каком именно возрасте эти чув­ства появляются и происходит ли это совершенно внезапно — скажем, в твой тринадцатый или четырнадцатый день рожде­ния, — или все же они развиваются постепенно, начиная с самого рождения...

Еще в 1874 году детскому врачу Линднеру бросилась в гла­за схожесть аффектов при сосании младенца и, скажем, сек­суальным поцелуем. Фрейд открыл, что «наслаждение соса­нием» можно смело поставить в один ряд с другими действия­ми или ситуациями, которые характеризуются возбуждением в так называемых эрогенных зонах и направлены на получение физического удовольствия. Сосание не только утоляет голод младенца, оно обеспечивает ему наслаждение, в котором тот вскоре развивает самостоятельную потребность. И удовлетво­рение ее становится необходимым условием для расслабле­ния, позволяющего малышу после кормления сладко заснуть. Сюда добавляются тепло материнского тела, аромат ее кожи,

71?

f

ощущение ее пульса, знакомого еще с дородового состояния и внушающего чувство защищенности.

Родители, которые признают только физические потреб­ности тела и отвергают значение удовольствия и неудоволь­ствия, совершенно не понимают своего ребенка. В малейшем беспокойстве, например, они считают, что ребенок голоден. Некоторые матери продолжают кормить малыша грудью, ког­да в том нет уже никакой необходимости и тому для удовлет­ворения потребности в удовольствии вполне хватило бы и пу­стышки. Ребенка оставляют лежать, когда ему хочется, чтобы его взяли на руки. А как часто молодым матерям приходится слышать «педагогический» окрик: «Не приучайте к рукам!». Котенка между тем к рукам приучать не возбраняется и никто не сомневается, что ему это не только не вредит, но и воспи­тывает в нем достаточно хороший характер! А мы, взрослые, разве мы не нуждаемся в ласке, особенно когда нам плохо или мы чего-то боимся? И разве она когда-то кому-то вредила? Так как же можно подумать, что беспомощный ваш крохотуля в этой ласке не нуждается? Ведь все вокруг неизмеримо больше и сильнее его, а сам он ничего, ну ничегошеньки не может сам, он целиком зависим от вашей доброты к нему. Каким же опас­ным будет в его глазах этот мир, он — через маму с папой — не станет в это — самое важное для его развития время — ежеми­нутно доказывать ему свою доброту!

Если малыш выплюнул пустышку, мать может решить, что он от нее отказался. Но ведь при сосании речь идет о чувствен­ном акте, который — как, кстати, и наши взрослые чувствен­ные потребности — имеет свое время. Младенец, который сей­час выплюнул соску, через минуту будет снова с удовольстви­ем ее сосать. Надо стараться понимать «язык» малыша и учить­ся чувствовать, чего именно хочется ему в настоящий момент. Не волнуйтесь, этим вы его не только не разбалуете, а, наобо­рот, создадите основу для ваших дальнейших хороших отно­шений; вы воспитаете в нем изначальное доверие и тем самым заложите надежный фундамент для его здорового психичес­кого развития.

Начиная с третьего месяца, значение так называемых «оральных сенсаций» все больше возрастает. Пустышка (иног-

да ее заменяет палец, пеленка и т. п., в психоанализе такой предмет называется «переходным объектом») становится не­изменным провожатым при засыпании, она как бы заменяет собой любимое существо, маму, с которой приходится расста­ваться на ночь. Пустышка несет ребенку утешение.

Особенная чувствительность зоны рта делает его в конце концов важным органом постижения мира: посредством рта ре­бенок знакомится с окружающими предметами — «дети все та­щат в рот». Присущее этому счастливое возбуждение является важным двигателем новой радости открытий, чему в большой степени способствует именно чувственный (иными словами, сексуальный) компонент. В психологическом смысле здесь происходит перенос любовной энергии с матери и с собствен­ного тела на окружающий мир. Но происходит это лишь в том случае, если потребности малыша в ласке в достаточной сте­пени удовлетворяются и ему не приходится тратить свою ду­шевную энергию на борьбу за удовольствие, в котором ему от­казано. То есть если вы будете брать ребенка на руки только тогда, когда он вас к этому вынуждает, то есть кричит и пла­чет, то вы действительно его «разбалуете». А именно: он пой­мет, что в крике заключается его власть над вами, и он будет учиться ее использовать. Посмотрите, сколько вокруг мате­рей, которые буквально борются со своими маленькими деть­ми за власть: «Мы еще посмотрим, кто из нас главный!». И это пагубно для обоих, хотя и происходит это чаще всего не «по злобе», а исключительно от непонимания запросов и психи­ческих потребностей ребенка. Или из-за неверных «педагоги­ческих» взглядов.

Однажды я гуляла с моим — тогда полуторагодовалым — сы­ном в одном из московских парков, как вдруг незнакомая жен­щина обратилась к моему малышу: «Ой, такой большой маль­чик и все еще сосет соску! И не стыдно тебе? Плюнь сейчас же!». Я растерялась в ответ на это грубое вмешательство в автономию нашей семьи, а сын мой, пристыженный, и впрямь выплюнул соску и с тех пор ни разу ее не взял. Засыпая, он стал сосать свой пальчик. Ну что поделаешь с этими прохожими «педагогами»!

А вот другой, весьма распространенный «педагогичес­кий» совет: «Не беги на первый его крик, дай покричать!

Это развивает легкие». Но, если бы вы знали, какой страх испытывает младенец, когда он застигнут врасплох голо­дом или другими своими потребностями, а на помощь ему никто не идет, вы никогда не стали бы ни давать, ни выпол­нять подобных советов. Мать считает, что малыш может потерпеть, пока она закончит стирку — ведь это всего лишь какие-то несколько минут, но для младенца эти минуты — вечность, и он, такой беспомощный, потерян в этом враж­дебном, холодном мире совершенно один. Если же в пер­вые шесть месяцев в ребенке воспитано доверие к этому миру и он не кажется ему чужим и враждебным, то он в со­стоянии начать с ним свой спокойный «диалог». И если оральные потребности в наслаждении в достаточной сте­пени удовлетворены, они постепенно теряют для него свое психическое значение.

На втором году жизни источником высшего наслаждения становится другая область тела малыша — слизистая анального отверстия. Природа так распорядилась, что ребенок получает удовольствие от тепла стула и подмывания, от задерживания и выталкивания кала. Кроме того — не смейтесь! — ребенок очень интересуется своими испражнениями — ведь это его первая «про­дукция». Если принять во внимание «эротический» аспект удо­вольствия освобождения от стула, то станет очевидным, что вос­питание чистоплотности означает грубое вмешательство в до сих пор — как мы надеемся — вполне удовлетворяющую жизнь вле­чений ребенка.

Во-первых, вместо того, чтобы согласоваться с его соб­ственными потребностями, от него требуется освобождение от стула по внешним правилам.

Во-вторых, то, что вызывает у ребенка интерес и радость, взрослыми характеризуется как «фу», а это значит, малыш на­чинает переживать как «фу» себя самого. Причем}брезгливость исходит из «высочайшей инстанции» — от родителей.

В-третьих, впервые родители требуют от ребенка, чтобы он отказался от чего-то, что для него и радостно, и дорого, — он должен отдать что-то очень замечательное, «сделанное» им самим. Но в этом возрасте он еще психически не готов к тому, чтобы вообще что-нибудь отдавать.

Смеяться над этим станет лишь тот, кто совершенно не понимает детской души. В этом возрасте ребенок еще не раз­вил в себе логического мышления, и он постигает мир исклю­чительно через чувства, из которых самое могучее в природе то, которое мы именуем «эротическим».

Значение анальной эротики или ее «цивилизации» вли­яет на развитие ребенка в двух отношениях. Во-первых, если родители, приучая ребенка к «чистоплотности», не дожи­даются, чтобы анальные интересы детей утратили свое зна­чение, а физический контроль над закрыванием мышцы функционировал без проблем (что происходит с середины третьего года жизни), они добавляют еще один источник разочарования к, и без того трудной, «фазе нового прибли­жения»". Во-вторых, возникает большая опасность, что ре­бенок перенесет на область чистоплотности естественные для этого возраста агрессивные конфликты с матерью, и здесь, надо сказать, власть его безгранична. Но это далеко не все. Когда ребенка слишком рано начинают высаживать на горшок, к нему предъявляют те требования, которые сильно превышают его возможности — не только психичес­кие, но и физические. Вынужденный отказ от радости и удо­вольствия вызывает протест, раздражение, ярость, а требо­вание — непосильного для него — контроля над своим те­лом — ужасный страх: невыполнение родительских требо­ваний грозит если не прямым наказанием, то, вероятно, по­терей их любви и привязанности. А это означает — остаться одному в этом мире.

" Фазой нового приближения именуется возраст от приблизительно полутора — до трех лет. С развитием двигательного аппарата малыш откры­вает для себя радостные возможности собственной самостоятельности. Он отдаляется от матери, считая, что теперь может вес сам. Но потом наступает «протрезвление»: дверь не открывается, ботинки не зашнуровываются, и ребенок понимает, что без мамы он все же пропадет. Тогда он снова «виснет» на ней «как маленький». У матерей, которые не понимают закономерностей психического развития детей, такая потеря приобретенной было самостоя­тельности часто вызывает раздражение, они силой пытаются снова «облаго­разумить» свое дитя, что ведет к конфликтам и агрессивности с обеих сто­рон. Ребенок, в свою очередь, отчаянно борется за близость матери, и у них начинается настоящая борьба за власть.

В результате отказ от удовольствия и вытеснение аналь­ных влечений развивает такие страхи, которые вполне могут привести к нарушениям психического развития, вплоть до патологических изменений личности. Человек психически как бы «застревает» в этой фазе развития, характеризующей­ся, прежде всего, борьбой за автономию, за удовлетворение потребностей и борьбой за «добрую» мать12. Недаром эта фаза развития в психоанализе именуется анально-садистской. Вы­тесненные влечения могут найти изощренные ходы в бес­сознательные фантазии, что грозит развитием невротичес­ких симптомов — от развития ригидного характера до разно­го рода садистских и мазохистских наклонностей. Известно, что люди, в детстве пережившие жестокости, в дальнейшем сами жестоки по отношению к другим или подвержены тен­денции самоуничтожения. Насильственное высаживание ребенка на горшок в слишком раннем возрасте переживается им именно как ужасающая, ничем не объяснимая жестокость. И это в том возрасте, когда идет строительство фундамента всего его будущего.

На третьем году жизни большинство детей начинает ин­тересоваться тайной рождения и различия полов.

Все дети сегодня достаточно рано узнают, что они вначале растут в животе у мамы, но они ничего не знают о том, как они туда попали или как они оттуда вышли.

Отсутствие информации о мужской функции зачатия, о невидимом отверстии женского тела, а также о соответствии пениса мальчика скрытым половым органам девочки часто приводит детей к чудовищным теориям. Мало того, что дети часто полагают, что ребенок вырастает в материнском теле от определенной еды или его потом оттуда вырезают (что вызы­вает огромные страхи или чувство вины перед матерью), они часто также верят, что ребенок рождается через (единственно известный) задний проход. Можно себе представить, какое страшное чувство неполноценности рождает это у ребенка! «Магический способ мышления детей, т. е. происходящее от незнания природы представление о том, что все существую-

12 Мы знаем, что скрытой, психологической, целью всех скандалов — особенно домашних — является борьба за возвращение добрых отношений.

щее сделано, — пишет Гельмут Фигдор, — заставляет детей думать, что девочкам пенис не достался или он у них был от­нят, в чем конечно же виноваты родители, и прежде всего на мать. Между прочим, разницу между мальчиком и девочкой дети не переносят на отца и мать автоматически, более того, многие маленькие дети фантазируют мать с пенисом.

Эти инфантильные «сексуальные теории» должны быть опровергнуты реалистическим объяснением, но объяснение должно быть щадящим, соответствующим детскому понима­нию. Прежде всего, оно должно касаться оплодотворения, процесса рождения и конечно же наличия женского полового органа, который соответствует мужскому, что утверждает «рав­ноценность» девочки и мальчика. Фигдор предлагает так: «У девочки вместо пениса маленькое гнездышко, где позднее, когда она станет взрослой, будут расти детки...» или нечто в этом роде.

Если этого не сделать, то из детских теорий вырастает ряд психических проблем, среди которых главная — так называе­мый комплекс кастрации: девочки — конечно же бессозна­тельно — завидуют мальчикам, что у тех «больше», и хотя маль­чики очень гордятся тем, что они мальчики, но ужасно боят -ся — опять же бессознательно — потерять свой драгоценный орган, делающий их таковыми.

Комплекс кастрации у девочек часто приводит к чувству неполноценности, к сознательным или бессознательным уп­рекам в адрес (ответственной за рождение детей) матери, к сожалениям по поводу собственного «невезения» и т. д. Маль­чики же так гордятся своим «преимуществом», что не упуска­ют момента продемонстрировать это девочкам — высокоме­рием и пренебрежением к ним. Но в то же время они страшно боятся, что те «отнимут» у них их мужественность. Ведь отнял же ее кто-то у них! (Может быть, за «плохое поведение»?)

В этом возрасте дети открывают для себя гениталии в ка­честве плотских зон наслаждения и поэтому фантазии, вра­щающиеся вокруг различия полов, приобретают дополнитель­ное значение.

Диана Олеговна ВИДРА

ПОМОЩЬ РАЗВЕДЕННЫМ РОДИТЕЛЯМ И ИХ ДЕТЯМ:

от трагедии к надежде

Директор издательства: Бурняшев М. Г.

Компьютерная верстка и техническое редактирование:

Булицына Т. Ю. Дизайн обложки: Куцин А. П.

Редактор: Видра Д. О. Корректор: Зыкова М. В.

Сдано в набор 12.01.2000. Подписано в печать 31.08.2000.

Формат 60x90/16. Бумага офсетная. Тираж 5000 экз.

Печать офсетная. Печ. л. 14. Заказ № 3435.

Лицензия Л Р № 065485 от 31.10.97 г.

ЗАО «ИНСТИТУТ ПСИХОТЕРАПИИ»

123336, Москва, ул. Таежная, 1.

Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов

в Смоленской областной ордена «Знак Почета» типографии им. Смирнова. 214000, Смоленск, пр-т им. Ю. Гагарина, 2.

Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: