Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Прецедентные феномены в текстах политического дискурса




 

Указанные особенности текстов ПД, с одной сто­роны, и ПФ — с другой, объясняют активное обраще­ние в текстах СМИ к ПФ. Рассмотрим несколько при­меров, демонстрирующих:

— обращение к прецедентной ситуации, нашедшей свое классическое воплощение в прецедентном тексте: Тот кавалерийский задор, с которым Генпрокуратура и ФСБ накинулись на империю Березовского, свиде­тельствует: за главного политического интригана взялись всерьез. Отрадно сознавать, что мышкой (см. русскую народную сказку «Репка») выступила наша газета (МК. 1996. 5 февр.);

 

 

обращение к прецедентной ситуации через прецедентное высказывание: После того как Акела промахнулся во второй раз, не добившись отставки Скуратова, часть депутатов готова поддержать им­пичмент (МК. 1999. 28 апр.);

— обращение к прецедентной ситуации через пре­цедентное имя: Сегодня Примаков напоминает Гулли­вера, которого лилипуты опутали тысячами нитей (МК. 1999. 28 апр.); Ельцин, изуродованный съедающей его болезнью, сидит в Кремле, как Наполеон, а вокруг него бушует русский пожар (Завтра. 1999. № 16);

— обращение к прецедентной ситуации, имеющей фиксированное именование: Должны ответить те, кто устроил Чернобыль в финансах (АиФ. 1998. №36); «Вы поймите, сейчас как 37-й год. Кощунственно, ко­нечно, сравнивать, но по ощущениямвы поймите». Я понимаю, потому что Сергейуже пятый мой собеседник, описывающий ощущение обступившей его со всех сторон катастрофы (Итоги. 1998. № 38);

— различного рода операции с прецедентными высказываниями: Много Шумейко и... ничего (МК. 1995. 14 мая); Мавр(оди) сделал свое дело... (МК. 1995. 23 июня);

— оперирование прецедентными именами: Русский экстремизмэто экстремизм Пересвета, Ивана Су­санина, Александра Матросова... (Завтра. 1999. №2); Требуется маршал Жуков для финансового фронта (Нов. изв. 1998. 30 мая); В высшей степени странной выгля­дит забота добрых дядей из правительства о процве­тании алмазного Остапа Бендера (АиФ. 1999. №3).

Остановимся теперь на вопросе о том, с какой целью авторы текстов ПД употребляют в них ПФ или указания на них, обращая особое внимание на функ­ционирование прецедентных имен.

Напомним, что «пантеон» представлений, связан­ных с ПИ, формирует ядерную часть системы эталонов национальной культуры, задавая определенную пара­дигму социального поведения. В этом отношении ПИ сближаются с абстрактными именами (АИ), за которы­ми стоят ключевые концепты национальной культуры. Многие концепты, на которые указывают АИ, могут быть объяснены через прототипические ситуации [Вежбицкая, 1986. С. 326], последние же часто сводятся к пре­цедентным ситуациям, знаками которых являются соот­ветствующие ПИ. Они в этом случае выступают как символы определенных концептов {предательствоИуда, леньОбломов, скупостьПлюшкин).

Для подавляющего большинства членов лингвокультурного сообщества означаемое АИ данного типа суще-

 

ствуют не в дискурсивном виде, но представляют собой многомерный и недискретный образ. Операции с по­добными образами нуждаются в редукции и конкрети­зации, тут на помощь приходит стоящие за ПИ пред­ставления, предлагающие конкретное воплощение аб­стракций, служат для их реификации (овеществления), что приводит к регулярной субституции абстрактных имен прецедентными (ср.: «Слово становится плотью: в каждое мгновение мы претворяем это иносказание в жизнь, полагая, что слову должна соответствовать ре­альность. Так, понятие харизмы, расплывчатое и неяс­ное, кажется нам воплощенным в личности Ганди, поко­ряющего своим хрупким силуэтом людскую массу, или в жесте Иоанна-Павла II, благословляющего толпу» [Московичи, 1998. С. 37]). Яркий пример подобной опе­рации из современного российского ПД — выступле­ние Н.С. Михалкова в программе «Тема» (ОРТ, 12 дек. 1998), где он в общении с телеаудиторией последова­тельно применял принципы общения вождя с массой. В своей речи Михалков достаточно редко употреблял та­кие слова, как родина, патриотизм, духовность и т. п., но при этом постоянно использовал такие ПИ, как Алек­сандр Невский, Дмитрий Донской, Пушкин, Толстой, Столыпин, Александр III, т. е. апеллировал не к абстракт­ным понятиям, а к конкретным образам.

Сказанным не исчерпывается специфика употреб­ления ПИ в текстах ПД, многие из этих имен могут включаться в такой механизм прагматической семан­тики, как признаковый дейксис, т. е. при необходимо­сти экспликации оценки указывают на образец — кон­кретный или условный [Арутюнова, 1988. С. 63]. «Куль­турный предмет», на который указывает ПИ, выступает в качестве «порождающей модели» для целого класса объектов, в качестве эталона, с которым сопоставляет­ся тот или иной феномен. Например: Узнав о симпати­ях Затулина к движению «Отечество», Геннадий Андреевич предложил «Державе» покинуть ряды своей «непримиримой оппозиции». «Не потерплю двоежен­ства»,сдвинув брови, пригрозил на президиуме НПСР Зюганов, словно классический Угрюм-Бурчеев (МК. 1999. 26 янв.); От народа же вы требуете на протяжении всего «Русского стандарта» «терпения, терпения... и труда». Прямо Салтычиха какая-то, а не певец чекистов и цекистов (Завтра. 1999. № 2).

При признаковом дейксисе ПИ употребляются, как правило, для указания на те представления, которые не могут быть адекватно вербализованы, либо их вер­бализация оказывается чрезвычайно громоздкой (ср.:

 

 

 

 

улыбка Джоконды, история в духе Гоголя и т. п.). Одна­ко в некоторых случаях ПИ имеют «синонимы» среди имен нарицательных, например, Айболит = доктор, Джеймс Бонд = шпион, Архимед = ученый, изобрета­тель. Рассмотрим следующие примеры: Кого лечат думские Айболиты? (МК. 1999. 30 янв.); И какая бы она (Чечня. — Д. Г.) ни была дикая, чудовищная, средневе­ковая, сколько бы ни было здесь обезглавлено Джеймсов Бондов,все равно останется надеждой и опорой английских планов на Кавказе (Завтра. 1999. № 1); Вы­ставка «Невостребованные возможности российской науки» собрала самых разношерстных изобретателей. Российские Архимеды показали народным избранникам машину «Сапер» с дистанционным управлением (МК. 1999. 16 февр.). Во всех приведенных высказываниях ПИ выступают в качестве почти полных синонимов слов, которые употребляются для прямой номинации. Для чего же тогда авторы высказываний используют именно ПИ? Первая из причин лежит на поверхности. Речь идет об эффекте экспрессивности, практически всегда возникающем при употреблении ПИ, а, как уже говорилось выше, экспрессивность является обязатель­ной характеристикой суггестивных текстов.

Экспрессия неизбежно оказывается связана с оцен­кой6. Можно заметить, что ПИ участвуют в выражении не рациональной, но эмоциональной оценки. Высказы­вания, содержащие ее, претендуют не столько на выра­жение объективных свойств того или иного феномена, сколько на выражение субъективного отношения автора к указанному свойству (комплексу свойств). Оценка, выраженная с помощью ПИ, не претендует на объектив­ность, она подчеркнуто эмотивиа и субъективна. Напри­мер: Комментаторы, обсуждая недавнее интервью Бе­резовского, поражаются: как может человек, признанный гением (хоть и злым), выражаться так нагло и бессвязно, подобно Хлестакову (МК. 1999. 11 сент.).

ПИ активно используются для выражения непрямой эмотивной оценки, особенно в случаях, когда эти имена замещают пейоративные лексические единицы. Напри­мер: Коммунистический союз нужен, чтобы не пришел в Москву из Барвихи Кинг-Конг и не случилось в год выбо­ров кровавого безобразия (Завтра. 1999. №3); Генпроку­рор готов побить все рекорды Казановы (МК. 1999. 5 апр.). Для текстов ПД, использующих ПИ в интенсиональ­ном (служащем для характеризации) употреблении, не

 

6 «Экспрессивная окраска самым непосредственным образом связана с аксиологическим отношением (Телия, 1986, 22).

 

 

 

характерна нейтральность. Эти имена, как правило, уча­ствуют в создании либо комического эффекта (от легкой иронии до откровенного ерничества, примеры чему см. выше), либо «высокой», пафосной серьезности, напри­мер: Что вымолвят теперь преемники Пересвета и Осляби, православные священники, схимники и монахи? (Завтра. 1999. № 2); Как только девушка в приемном окош­ке возьмет у меня конверт, то корабли будут сожжены, Непрядва перейдена, и для меня начнется неведомая жизнь с неведомыми последствиями (Завтра. 1999. №9). Заметим, что активное обращение СМИ к сред­ствам создания комического эффекта во многом объяс­няется стремлением к установлению кооперативного контакта с собеседником. Кооперативность подчерки­вается и апелляцией к единому фонду знаний, важную роль при этом играет «парольность» ПИ, служащих знаками для идентификации «своих» (см. последние два примера). Подобная «парольность» многих ПФ явля­ется еще одной из причин активного употребления этих единиц в текстах политического дискурса. ПФ играют важную роль в консолидации того или иного социума: именно общность стоящих за ними представлений и связанных с ними оценок служит осознанию членами некоторой социальной группы своего единства. Идео­логи группы (формальные и неформальные) старают­ся (осознанно или нет) сформировать подобные еди­ные представления, активно используют их в своих попытках воздействовать на сознание членов группы. Заметим, что прецедентные феномены задают еще и определенные «сюжеты», типизированные ситуации, в которых эти модели находят свою реализацию. «Мир типизируется не в форме предикатов и даже не в фор­ме событий «в чистом виде», а в форме индивидов; со­бытие, если оно типизируется и приобретает обобщен­ную форму, приурочивается к какому-либо лицу» [Сте­панов, 2001, 18].

Прецедентное имя задает область определения своих предикатов. Ему приписываются некоторые функции. Лицо, которое означивается этим именем, включено уже в известный сюжет и само стремится реализовать себя в рамках данного сюжета. Проиллю­стрируем сказанное примерами из современной оте­чественной прессы.

Судебный процесс над коррумпированными чинов­никами необходим Примакову для дальнейшего закреп­ления образа чудо-богатыря Ильи Муромца (МК. 1997).

Березовский в роли Кота Базилио. Российские олигархи используют различные аргументы, пытаясь убе-

 

 

 

дить Кириенко в необходимости девальвации рубля (МК. 1998).

Телевидение тоже отважно вторглось в естествен­ный эволюционный процесс и обратило несколько меся­цев назад Гадкого Утенка в Лебедяне сказать, чтобы прекрасного, но гордого и неуправляемого (Известия. 1996). Во всех этих случаях употребление прецедентного имени объясняется не столько механизмом признако­вого дейксиса и не созданием метафоры в собственном смысле слова. Тому или иному реальному лицу не толь­ко приписывается определенный комплекс характери­стик, эталонным носителем которого выступает образ, означенный прецедентным именем, но с помощью это­го имени данное лицо включается в определенный сюжет, находящий свое воплощение в прецедентном тексте и / или в прецедентной ситуации. Указанному лицу приписываются действия, заданные той позици­ей, которая представлена в сюжете, той моделью пове­дения, которая характерна для соответствующего пер­сонажа. Так, Илья Муромец должен громить врагов Руси и очищать землю от всякой нечисти, как «внутренней» (Соловей-разбойник), так и «внешней» (собака Калин-царь); коту Базилио следует мошеннически отнимать деньги у наивных простачков, заманивая их в Страну Дураков; Гадкий Утенок должен подвергаться неспра­ведливым гонениям и унижениям, чтобы в конце кон­цов расправить могучие крылья и воспарить над жал­ким и суетным птичьим двором, и т. д. и т. п.

В приведенных выше примерах из прессы рассмот­ренные сюжеты не развертываются, представлены имплицитно, но без труда могут быть эксплицированы практически любым входящим в русское лингвокультурное сообщество.

Завершая разговор о причинах активного употреб­ления ПФ и указаний на них в текстах ПД, повторим: в основе их лежит стремление к созданию суггестив­ного эффекта, что обусловливает обращение не к по­нятию, а к образу, не к дискурсивному, а к мифологи­ческому сознанию; это типично для речи «вождя», об­ращающегося к толпе.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

АвтономоваН.С. Рассудок. Разум. Рациональность. М., 1988. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Со­бытие. Факт. М, 1988.

 

 

 

Базылев В.Н. Язык — ритуал — миф. М., 1994.

Базылев В.Н. Российский политический дискурс (от офи­циального до обыденного) // Политический дискурс в Рос­сии. М., 1997.

Библер B.C. От наукоучения — к логике культуры: два фи­лософских введения в XXI век. М., 1991.

ВежбицкаяА. Язык. Культура. Познание. М,, 1996.

Дейк Т.А., ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.,

1987.

Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к ког­нитивной теории дискурса // Дейк Т.А., ван. Язык. Позна­ние. Коммуникация. М., 1989.

Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная вир­туальность? (Человек. Сознание. Коммуникация.) М., 1998.

Красных В.В., Гудков Д.Б., ЗахаренкоИ.В., БагаеваД.В. Ког­нитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1997. №3.

Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

Менджерицкая Е.О. Термин «дискурс» в современной за­рубежной лингвистике // Лингвокогнитивные проблемы межкультурной коммуникации. М., 1997.

Мелетинсшй ЕМ. Поэтика мифа. М., 1995. Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998.

Почепцов ГГ. Теория коммуникации. М.; Киев, 2001.

Сорокин Ю.А. Политический дискурс: попытка истолко­вания понятия // Политический дискурс в России. М.,

1997.

Степанов Ю.С. В мире семиотики // Семиотика: Антоло­гия. М., 2001.

Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики языковых единиц. М., 1986.

Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в языковой картине мира // Человеческий фактор в языке: Языковые меха­низмы экспрессивности. М., 1988.

Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагма­тический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М., 1995.

Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990.

Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

Cassirer E. Symbol, myth and culture. New Haven; London, 1979.

 

 

 

■ Контрольные вопросы

 

1. Понятия дискурса и политического дискурса: существующие подходы.

2. Лингвистические особенности политического дискурса.

3. Когнитивная база и прецедентные феномены: определение понятий.

4. Особенности функционирования прецедентных феноменов в текстах политического дискурса.

5. Политический дискурс и национальный миф.

 

 

А.П. Чудинов (Екатеринбург)

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных