Здравствуй, Калифорния!

Поздняя осень 1918 года... Не отмеченные на карте грунтовые дороги... Новехонький семиместный «олдсмобиль»... моя мать, моя стенографистка и двое моих детишек... четыре тысячи миль накручиваются на спидометр... дождь, снег, град, метель, скользкая красная глина и грязь.

Но, едем ли мы по ровному участку дороги или прыгаем по ухабам, мой журнал «Приглашение на брачный пир» нужно подготовить к печати и отослать в издательство. Миля за милей я диктовала недовольно ворчавшей стенографистке, которая сидела рядом. Затем возле костра у обочины она печатала текст на «Короне».

Неугомонный дьявол, одержимый бессонницей, усаживался мне на плечо и шептал: «Зачем ты покинула Восток, где работала столько лет и завела множество друзей? Что за безрассудное предприятие, что за первооткрывательский пыл? У тебя ничего не получится! А если и получится, что тогда?»

Все это, и единственный водитель автомобиля на всю компанию — я. Из таких обстоятельств, переживаний, опасностей складывалось мое первое путешествие в «Страну заходящего солнца», приведшее к основанию могучего Храма Ангелов, в котором с тех пор обрели радость сотни тысяч людей. Оглядываясь на те дни, я удивляюсь, что у меня хватило сил завершить это дело.

Взяв за промежуточную цель город Талсу, штата Оклахома, мы пустились в путь. Пастор из Талсы написал мне письмо с настоятельной просьбой провести евангелистскую кампанию в его городе. Велик же был наш ужас, когда, выступив с проповедями и оставив память о себе в Геттисберге, Питсбурге и Клэйбилле, штат Пенсильвания, Колумбусе, штат Огайо, Индианаполисе, штат Индиана, Спрингфилде и Бэрри, штат Иллинойс, Мейконе и Бреймере, штат Миссури, Олате и Айоле, штат Канзас, и Ологе, штат Оклахома, я получила телеграмму из Талсы, гласившую: «Отложите приезд. Все церкви закрыты в связи с высокой смертностью, вызванной эпидемией гриппа. Находиться вне дома в городе сейчас небезопасно».

Потрясенная этим ударом, заставившим меня усомниться в правильности моего истолкования воли Божьей, я обратилась к Нему в молитве: «О Господи! — воскликнула я, — Ты знаешь все и о наших тающих сбережениях, и о зове с Запада, и о маленькой семье, которая находится на моем иждивении, и о нашей безоговорочной уверенности в Твоем покровительстве. Ответь мне, Господи. Подтверди истинность Своей воли».

Ответ последовал молниеносно: «Не бойся. Не теряй ни единого дня. Отправляйся сию же минуту. Как только ты приедешь, карантин будет снят, и двери церквей распахнутся перед тобой». Итак, все дальше и дальше на запад вела я свой автомобиль.

Мы достигли пригорода Талсы ясным воскресным утром. Светило солнце, час был ранний, и первым звуком, донесшимся до нашего слуха, был приветственный звон церковных колоколов, который торжествующе лился со всех сторон. Подогнав машину к обочине дороги, я окликнула первого встречного полицейского и спросила:

— Что означают все эти колокольные звоны и гудки?

— Только что сняли карантин по гриппу, леди, и Талса отмечает открытие церквей.

Грязные, усталые и измученные, мы встретили радушный прием у пригласившего нас пастора. Ванна, сытный завтрак и молитва способствовали и восстановлению, и укреплению наших сил. Затем началось служение пробуждения, исполненное славы.

В середине его моя мать свалилась со смертельной болезнью легких и горла. Постоянные и упорные молитвы, обращенные к Господу, спасли ей жизнь, и все вместе мы разделили оглушительную радость того восхитительного, счастливого дня, когда сирены гудели часами, колокола звонили безостановочно, мужчины и женщины плясали, пели, смеялись и бурно ликовали на улицах — и было объявлено перемирие.

Первая мировая война завершилась. Эпидемия закончилась. Господь пребывал на небесах, все было хорошо, и мы снова отправились в путь, к солнечной Калифорнии.

По потрясающим воображение краям — краям нефтяных скважин и кокосовых, финиковых, апельсиновых, лимонных, грейпфрутовых и ореховых рощ — усталые, но полные ликования, держали мы путь к Лос-Анджелесу, «Городу ангелов». Лос-Анджелес мало отличался от десятков городов, которые мы проезжали по дороге. Улицы его не были вымощены золотом, да и ангелы не стояли вдоль дорог, но у меня было такое ощущение, что здесь свершится мое предназначение. Здесь кончалось путешествие.

Среди подписчиков моего журнала числилась одна семья, живущая в Лос-Анджелесе. Свернув на широкий проспект Вашингтона, мы подъехали к дому брата и сестры Блейк. Притормозив перед широчайшими воротами из всех, какие мне доводилось видеть, я посигналила. Когда ворота отворились и улыбающийся человек воодушевленно поприветствовал нас, в сердце моем прозвучал голос Господа: «Я открою перед тобой сердце Калифорнии так же широко, как открылись эти ворота». И благодарение Господу, Он сделал это!

Перед открытием нашей кампании пробуждения в Лос-Анджелесе у нас оставалось только два дня на то, чтобы избавиться от ломоты в уставших телах после длительного трансконтинентального евангелизационного путешествия на автомобиле, спидометр которого показывал теперь более четырех тысяч миль. Наша кампания открылась в Виктория-холле, большом зале примерно на тысячу мест, находившемся на втором этаже здания. Этот зал, как нам сказали, практически пустовал. Милый пастор проповедовал там в домашней обстановке перед дюжиной прихожан или около того. Но после первого собрания число слушателей стало неуклонно возрастать. Через несколько дней зал уже не мог вместить всех желающих. Комната для молитв, сцена, лестница и коридоры были переполнены людьми, и многие не могли попасть в здание.

Здесь, в этом «Городе ангелов», где пятнадцатью годами ранее сила Пятидесятницы столь чудесным образом сошла на Азуса — стрит, мы узнали, что некоторые расхождения в доктринах разных церквей отвратили взоры многих людей от Господа и что в округе царил духовный голод. Однако изголодавшиеся сердца молились страстно, и Господь ответил на их призывы чудесным образом. В один вечер Господь внушил мне взять за тему проповеди слова: «Ликуйте, ибо Бог дал вам город!» В то время мы не задумывались о том, сколь чудесным образом Господь дал нам город, который сначала стал нашим домом, позже — местом замечательных служений пробуждения и ныне — центром евангелизационной деятельности на родине и за рубежом.

Небеса разверзлись, сотни душ обрели спасение, десятки больных исцелились, и великое множество людей получило крещение Святым Духом. Люди жаловались, что не могут попасть в здание, поэтому для проведения более многолюдных собраний мы арендовали зал филармонии на три с половиной тысячи мест, который занимала баптистская церковь. Арендная плата была сто долларов за каждые три часа. Эту сумму посылал нам Господь в виде пожертвований, поступавших нам на каждом служении без каких-либо особых просьб с нашей стороны.

Это служение пробуждения было делом не рук человеческих, но воистину творением Отца Небесного. Время от времени все присутствующие заливались слезами, когда покой и безмолвие Святого Духа сходили на собрание. А в иные разы, казалось, могучий ветер небес проносился над залом, и тогда неописуемо прекрасно звучали священные песнопения. Свободно изливались чудесные послания в Духе, и слава Господня покрывала собрание.

Все это время Господь продолжал заверять меня, что Он пошлет мне маленький домик для детей. Об этом же Он говорил и другим жителям города — многие даже звонили мне по телефону и сообщали, что Господь указал им на нужду моих детей в доме, где они могли бы посещать школу.

В воскресенье вечером, когда зал был заполнен до отказа, одна юная леди вскочила с места и заявила:

— Господь открыл мне, что я должна отдать миссис Макферсон участок земли. У меня четыре участка, и я не нуждаюсь во всех четырех. Я не призвана проповедовать Евангелие, как миссис Макферсон, и разделю с ней вознаграждение Господне, если отдам ей землю, чтобы у малюток был дом, а сама она могла свободно продолжать свой труд для Господа.

Тут с места вскочил один брат во Христе и сказал:

— Да, я помогу заложить фундамент дома! Другие стали предлагать:

— А я займусь обшивкой стен!

— А я оштукатурю их!

— А я обставлю гостиную!

Слово за слово, и в конце концов мне пообещали даже канарейку и несколько розовых кустов. Именно эта канарейка и розовые кусты растрогали меня до глубины души, и я принялась кричать громче всех. Отец Небесный не забыл о своем обещании.

Когда все формальности были улажены, был объявлен день торжественной передачи в дар и закладки первого камня. После песнопений и молитвы прихожане выстроились в длинную вереницу и гуськом обошли участок по периметру, прося Господа о средствах, необходимых для строительства небольшого домика.

Когда—то в прошлом, когда я пребывала вне воли Божьей, каких усилий стоило мне обставить крохотную наемную квартирку и в какой нищете приходилось жить! Но теперь Бог Самолично воздвигал дом, который должен был стать собственным нашим домом; дом, подаренный и построенный христианами, каждый из которых вбивал своим молотком гвозди любви в стены и в наши сердца.

Всего через три месяца после передачи мне в дар участка «маленький серый домик на Западе» был построен — и мама, дети и я перебрались в него. Каждый удар молотка, каждый взмах мастерка были сделаны исполненными Духом братьями, которые громко ликовали и пели в ходе работы, в то время как посвященные сестры с песнями готовили для них еду в гараже, построенном в первую очередь. Какой чудесной тихой гаванью отдохновения оказался этот маленький домик, дар Отца любви. Но мне не суждено было оставаться там долго. Евангелие призвало меня к служению в других районах Соединенных Штатов.

Пять недель в Денвере — три в 1921 году и два в следующем! Осиянные славой недели Божественного присутствия! Благословение, не подлежащее описанию! Как рассказать эту потрясающую душу историю? По прибытии в «Город высоких скоростей» я сияла от радости при виде натянутых через улицы полотнищ и многочисленных афиш, извещавших об открытии собраний.

Поскольку муниципальный зал был арендован для съезда трудящихся, в первую неделю нам пришлось проводить собрания пробуждения в сотрудничающих церквях. В воскресенье 19 июня люди начали собираться в семь часов утра перед первым служением, назначенным на десять сорок пять во Второй конгрегациональной церкви. Для послеполуденного служения мы перебрались в крупнейший в Денвере протестантский зал для собраний — Конгрегациональный народный храм преподобного А.С. Пека, который тоже был заполнен до отказа.

Столь бурным был отклик аудитории на призыв к покаянию, так много просителей толпилось на небольшом пространстве между первым рядом и сценой, что мне очень хотелось пожертвовать несколькими сидячими местами и освободить побольше места перед алтарем. Но как могла я попросить убрать первые ряды? Однако, когда после собрания настоятель Пек спросил меня: «Сестра, как по—вашему, можно ли как-нибудь освободить пространство перед алтарем?», я набралась смелости:

— Нужно убрать первые ряды скамей!

— Но они крепко привинчены к полу, — нерешительно возразил он. — И, кроме того, сегодня воскресенье!

— Это не имеет никакого значения! Речь идет о душах человеческих! — воскликнула я. Таким образом скамьи убрали.

В тот вечер к алтарю смогло подойти больше людей, однако далеко не всем желающим удалось протиснуться сквозь толпу к сцене, чтобы принять Иисуса как Спасителя.

На служениях в понедельник в зал набилось еще больше народа (если такое было возможно), чем в воскресенье. Во вторник вечером, после первого служения божественного исцеления, когда хромые начинали ходить и бегать, отбросив в сторону трости и костыли, газетные заголовки кричали о чудесах: «Глухие слышат! Слепые видят! Хромые ходят!» После этого пришлось призвать на помощь полицию для поддержания порядка, поскольку на улице перед церковью толпилось куда больше народа, чем могло поместиться в здание. «О, если бы только мы могли воспользоваться муниципальным залом в первую неделю служения, равно как и в последующие!» — вздыхала я.

Эта огромная аудитория состояла из двух частей: театрального зала с двумя ярусами балконов и лож, и зала для съездов с танцевальной площадкой. Две эти части разделялись огромной сценой с асбестовым занавесом, которую в случае необходимости можно было убрать, таким образом превращая помещение в одну колоссальную аудиторию на двенадцать тысяч сидячих и три тысячи стоячих мест. Администрация здания была уверена, что для проведения кампании хватит одного театрального зала. Но когда в воскресенье утром тысячи желающих не смогли попасть на первое проводившееся там собрание, администрация решила открыть людям допуск и в зал для съездов, хотя оттуда они могли лишь слышать, но не видеть происходящее. На следующее утро бригада рабочих принялась разбирать сцену, чтобы объединить два зала в один большой. Затем начали собираться настоящие толпы. Здание оказалось слишком маленьким, чтобы вместить всех желающих.

Начальнику полиции пришлось бросить всех имеющихся в распоряжении полицейских на поддержание порядка на улице перед входом. А количество народа увеличивалось от собрания к собранию. К концу кампании сержант полиции, ответственный за порядок на улице, в беседе с журналистом Элвой А. Свейном воскликнул: «Я не знаю, как она это делает, но эта женщина буквально завоевала Денвер! На каждое собрание мы пропускаем пятнадцать— шестнадцать тысяч человек и многие тысячи разворачиваем прочь. В прошлую среду вечером мы развернули восемь тысяч. Люди съезжаются сюда толпами практически из всех городов штата. И это не одни только калеки, которые рвутся сюда любыми способами (подобные намеки позволяли себе недоброжелатели). На ней лежит старое доброе благословение Божье. Она действительно завоевала город, и ни один человек, даже президент, не смог бы собирать такую огромную аудиторию два—три раза в день в течение трех недель, как это делает она».

Это мощное служение преуспело не только в исцелении пораженных грехом душ, но и в исцелении пораженных болезнью тел. Я спрашивала себя, собиралось ли когда-нибудь в одном месте, со времен Учителя такое великое множество недужных, слепых и хромых? По ходу кампании умножалось число заказов на карточки с текстами молитв. На последних двух собраниях, где таковые раздавались, присутствовало около двадцати тысяч человек!

Специальные места в зале были отведены для недужных и увечных, которые могли передвигаться и сидеть. Другие секции были приспособлены для лежачих больных и прикованных к инвалидным коляскам. Мне постоянно приходилось подчеркивать, что я не целитель (хотя порой в прессе меня так называли), но всего лишь скромная секретарша, допускающая страдальцев к Великому Врачевателю. На одном из служений присутствовала некая леди из высших кругов общества, которая, впрочем, не произвела на меня впечатление особо духовной особы. Она просто имела предельно изысканные манеры, но я не помню, чтобы она хоть раз прослезилась или возвысила голос к Господу в молитве за души присутствующих на собрании. Но когда я молилась, к ней, уже давно оглохшей на оба уха, вернулся слух. Леди сняла свой слуховой аппарат и засияла от восторга и радости. Она слышала пение и речи! Она бурно выразила свои чувства. Она заломила руки и воскликнула:

— Вы не представляете, что вы сделали для меня, сестра!

— Я ничего не делала для вас. Все сделал Иисус, — ответила я.

— Да, но вы молились, и я исцелилась, — настаивала она.

— Но я не могу никого исцелить. Это Иисус исцелил вас, — снова и снова повторяла я ей.

Она покинула зал исцеленная, но меньше, чем через неделю глухота вернулась к ней. И на это была причина. Обычно, когда человек не исцеляется навсегда, на это есть какая—то причина.

— Дорогая, у вас какие—то неприятности? — спросила я, неделей позже заметив перемену в поведении леди. Глаза женщины больше не сияли и не светились. Казалось, темное облачко омрачало ее чело.

— Прошу прощения? — переспросила она, наклоняясь ко мне.

— Разве вы плохо слышите? — громким голосом спросила я.

— Я слышала хорошо какое—то время, но недолго, — призналась она. — Теперь я слышу плохо, но все-таки лучше, чем до вашей молитвы. Но что-то случилось. Ну не обидно ли, что слух вернулся ко мне так ненадолго?

— Дорогая моя, — сказала я, — другие люди сохранили дарованное им здоровье.

— Да, я вижу. Но я—то свое потеряла, — всхлипнула она.

— А чем вы занимались? — осведомилась я.

— Да самыми обычными вещами, — ответила леди. — Принимала гостей, и сама ездила по гостям. Устроила несколько больших приемов. Была в театре. Присутствовала на вечеринке, где играли в карты. Ну знаете, самый обычный круг занятий, принятых в обществе.

Эта леди занималась обычными вещами, но потеряла возвращенный ей слух!

— Послушайте, дорогая, — сказала я, — вы поступили очень глупо, попросив Господа исцелить вас на таких условиях. Понимаете ли вы, что вы приносите Господу свое тело, которое должно стать храмом Святого Духа, и просите Его наложить драгоценные, пробитые гвоздями руки на ваше тело и исцелить вас? Для чего? Для того, чтобы вы могли слышать, как люди обсуждают, какой картой они собираются ходить, и выслушивать истории, которые рассказывают за бриджем? Или вы попросили Его исцелить вас для того, чтобы иметь возможность посещать театр и смотреть спектакли? Не кажется ли вам, что вы просили исцеления для Его славы — для служения Ему?

— Я никогда не задумывалась об этом, — призналась она.

Когда эта леди все поняла, мы снова помолились за нее.

Господь отверз ей слух. И, вернувшись в Денвер через год, я нашла ее преданной работницей в услужении у Христа. Излишне говорить, что слух больше не покидал ее.

Кампания 1921 года длилась три недели. В следующем году я сумела выделить на Денвер только две недели, но благодаря тем пяти неделям, которые в общей сложности продлилось служение пробуждения в «Городе высоких скоростей», вкупе с несколькими счастливыми визитами, имевшими место в течение последующих двадцати без малого лет, Денвер запечатлелся в моей памяти как одно из самых дорогих и почетных воспоминаний!

Подробный рассказ о славных свершениях второго Денверского служения пробуждения во многом был бы повторением уже описанного. Иисус Христос не изменился за время, разделяющее две кампании. Все, что Он делал в 1921 году, Он делал и в 1922-м — как будет делать во все века, когда люди будут с верой откликаться на Его Слово.

Глава 11

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: