ОТ ТРАГЕДИИ К НАДЕЖДЕ 1 страница

Диана ВИДРА

ПОМОЩЬ РАЗВЕДЕННЫМ РОДИТЕЛЯМ И ИХ ДЕТЯМ:

ОТ ТРАГЕДИИ К НАДЕЖДЕ

Издательство Института Психотерапии

Москва

Эксклюзивное право издания книги на русском языке

принадлежит Институту Психотерапии. Все права защищены.

Любая перепечатка издания является нарушением

авторских прав и преследуется по закону.

Опубликовано по соглашению с автором.

Диана ВИДРА

Помощь разведенным родителям и их детям: от трагедии к надежде. По страницам научных трудов Гель­мута Фигдора. — М: Издательство Института Психоте­рапии, 2000. - 224 с.

В наше время развод из явления чрезвычайного перешел в разряд «нормы». Общественное мнение реагирует на него двояко. Оно, при­знавая право на освобождение от ставшего невыносимым супружества, в то же время осуждает развод за причинение душевного вреда детям.

Как сделать, чтобы развод и его последствия не причиняли горя детям и боли родителям, чтобы неурядицы, возникающие после раз­вода, не тянулись годами? Проблемы детей невозможно решить от­дельно от проблем родителей, ведь известно, что несчастный человек не может никого сделать счастливым.

В этой книге родители и психологи найдут ответы на тревожащие их вопросы. Она даст возможность большинству матерей и отцов из­бежать бед, которые потом становятся непоправимыми, поможет по­нять свои собственные чувства, а значит получить над ними власть и не позволять им слепо руководить собой.

Книга адресована психологам, педагогам, социальным работни­кам и, в первую очередь, родителям, которые хотят помочь себе и сво­им детям.

ISBN 5-89939-019-0

ЦГПБ нм. Н.А.Некрасова

Отдел абонементного обслуживания Сектор_______________________

© Диана Видра, 2000

О Издательство Института Психотерапии, 2000

83 2 18 3-3

СОДЕРЖАНИЕ

О Гельмуте Фигдоре...............................................................5

Предисловие..........................................................................7

От автора................................................................................9

Введение..............................................................................20

-

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Переживание ребенком развода....................23

Прежде всего, родители, они ведь тоже люди................24

«Ответственность за вину»..............................................29

Психологический момент развода..................................32

Видимые и скрытые реакции ребенка на развод............36

Что чувствует ребенок?...................................................38

Послеразводный кризис и «скорая помощь»..................47

Как дети реагируют на развод? Крик о помощи!............57

Роль самочувствия родителей.........................................62

Усиление страха и срыв психической защиты................68

Ребенок регрессирует......................................................74

После травмы..................................................................78

ЧАСТЬ вторая. Психическое развитие ребенка до развода......81

Нарушение отношений в раннем возрасте......................83

Тройственные отношения

и процесс индивидуализации.........................................92

Эдипово развитие (с трех до семи лет)..........................115

Реакции детей на развод................................................129

ЧАСТЬ третья Психическое развитие ребенка

после развода..................................................................139

«Злые матери», «безответственные отцы»

и «настроенные против» дети........................................149

«Мама, я не хочу к папе!»,

«Папа, я хочу жить с тобой!»..........................................153

«Ребенка настроили против меня!»...............................156

Любовь ребенка к разведенному супругу

причиняет боль и внушает страх....................................158

«У отца ему можно все, а я, получается, злая!»..............161

«Педагогизирование» отношений

материи ребенка после развода.....................................164

«Ребенок принадлежит мне!».........................................168

Вместо радости — разочарование и стресс.....................173

«Отец больше глаз не кажет!».........................................177

«Разведенный» ребенок.................................................179

Отношение к отцу после развода...................................180

«Мамаздесь, палатам...»...............................................187

Влияние развода на психическое развитие:

от ребенка к взрослому...................................................197

Заключение: новые партнеры родителей.......................... 207

ПРИЛОЖЕНИЕ. Короткий экскурс в психоанализ.................211

Что такое инфантильная сексуальность?......................212

О ГЕЛЬМУТЕ ФИГДОРЕ

Австрийскому психоаналитику и психотерапевту Гельму­ту Фигдору (Helmuth Figdor) в большой степени принадле­жит заслуга возрождения «классической» психоаналитичес­кой педагогики. Им разработаны теоретические концепции, на основе которых в Европе начали работу специальные учеб­ные заведения по подготовке кадров для психоаналитически-педагогических воспитательных консультаций. Теоретичес­кие разработки Фигдора основаны на фундаменте познаний классического психоанализа о детской душе, но в отличие от «классиков» психоаналитической педагогики он ориентиру­ется не на идею «преобразования человека» или «общую про­филактику неврозов», а на изменение «воспитательной по­вседневности», чем дает «старой» науке принципиально но­вое звучание.

Фигдор — практикующий психотерапевт и его теорети­ческие концепции прочно опираются на эмпирические ис­следования, обогащенные его многолетним богатейшим опы­том работы с детьми и их родителями. Являясь одним из веду­щих специалистов в области проблем разводов, он рассматри­вает трудности детей неоторванно от душевной жизни роди­телей, а видит весь комплекс взаимосвязанных переживаний и ставит своей задачей помочь одновременно тем и другим. Он убежден, что хорошее самочувствие детей неразрывно свя­зано с хорошим самочувствием родителей.

Гельмут Фигдор — член Немецкой и Международной пси­хоаналитических ассоциаций, он — доцент Венского универ­ситета и председатель Австрийского объединения «Психоана­литическая педагогика». Являясь экспертом по делам несо­вершеннолетних при Венском суде, ведет исследования в об­ласти проблем ресоциализации молодых людей, совершивших нарушения. Российскому читателю знакомы многие его рабо­ты, опубликованные в журналах: «Вопросы психологии» МГУ, «Психологический журнал», «Психоаналитическая наука и

образование», «Московский психотерапевтический журнал», «Дошкольное воспитание», «Начальная школа» и др. В 1995 году издательством «Наука» был выпущен его фундаменталь­ный труд: «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой». В 2000 году издательство Института Психотера­пии выпустило его книгу: «Психоаналитическая педагогика». Эта книга может не только помочь родителям научиться луч­ше понимать душевную жизнь своих детей, но и стать своего рода «путеводителем» для детских психологов и работников консультаций по воспитанию детей и подростков.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1995 году Диана Видра перевела на русский язык мою книгу «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой» (из­дательство «Наука»). Итак, можно задать вопрос, к чему сейчас этот пересказ! На самом же деле я необыкновенно рад данной книге. И это по двум причинам.

Во-первых, моя работа о детях развода — это научный труд. Хотя я и стараюсь писать понятным языком и как можно более живо, так, чтобы неспециалисты и родители, которых косну­лись эти проблемы, тоже могли извлечь для себя пользу, но в пер­вую очередь моя книга, конечно, обращена к специалистам, а именно, к специалистам средней Европы. Поэтому в ней много теории, которая, может быть, не имеет того значения для рус­ских психологов, а также не представляет большого практичес­кого интереса для разведенных или разводящихся родителей.

Во-вторых, книга обычно исполняет свою функцию совет­чика и помощника только тогда, когда она обращена к эмоциям читателя, а для этого требуется особое умение обращения с язы­ком. Какими словами могу я наилучшим образом выразить его желания, заботы и чувства? Какими словами могу я подвигнуть его к пересмотру собственных побуждений для того, чтобы в нем появились новые силы и он сумел внести изменения в свои дей­ствия? Для этого я должен хорошо знать своего собеседника, понимать его образ мышления и его язык. Но эмоциональный язык невозможно просто так перевести, его можно лишь «пере­нести» в другой язык, в другую культуру, в известном смысле «пе­ресказать» (это как стихи, которые не просто переводятся на дру­гие языки, а для того, чтобы они дошли до сердца читателя, они переписываются или пересказываются заново).

Безусловно, задание это — не просто. В Диане Видра со­шлись воедино три счастливых обстоятельства: во-первых, благодаря своим переводам, она очень хорошо знает мои тру­ды, во-вторых, она — и это особенно редкий случай — чрезвы-

чайно хорошо знакома с психоанализом; и, наконец, сама она писательница, и это означает, что язык — это ее стихия.

Пусть же при помощи Дианы Видра как можно большему количеству матерей и отцов удастся избежать бед, которые по­том стали бы непоправимыми; пусть родители, озабоченные тя­желыми жизненными обстоятельствами, почерпнут для себя и для своих детей новую надежду; и, прежде всего, пусть детям, благодаря повышенной осторожности своих родителей, с кото­рой те теперь будут подходить к разводу и к своему поведению после развода, удастся пройти этот сложнейший жизненный отрезок, избежав слишком тяжелых и часто непоправимых ду­шевных травм!

Гельмут ФИГДОР

ОТ АВТОРА

«ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ДУХИ» ДО КТО РА Ф И ГД О РА

Психоанализ — та наука, которой, пожалуй, с наибольшим трудом приходилось пробивать себе дорогу в жизнь. Да и до сих пор нередко можно видеть негативное к нему отношение — от враждебного неприятия до высокомерного пренебрежения, — и это нередко даже у людей вполне образованных, не чурающихся нового знания. Причин тому несколько. Одной из основных, ко­нечно, является то, что освобождение сексуальности из корсета моральных оценок и признание ее фундаментальной движущей жизненной силой неизбежно должно столкнуться с сопротивле­нием. Еще более важная причина заключается в том, что психо­анализ, как известно, занимается изучением бессознательных ду­шевных процессов, а они для тех, кто никогда не подвергался анализу и поэтому ничего не знает о своих собственных бессоз­нательных влечениях, в лучшем случае кажутся бессмыслицей, в их глазах они недоказуемы и непонятны. Но самое главное — любое сознательное столкновение со многими из своих внутрен­них влечений вызывает в отдельной личности такое мучитель­ное чувство стыда и страха, что отрицать их существование ста­новится «необходимой» жизненной задачей. И чем конфликт­нее внутренний мир человека, тем труднее ему признать спра­ведливость открытий психоаналитической науки.

Интересно и со всем присущим ему блестящим литератур­ным талантом писал об этом Фрейд: «В течение веков наивное самолюбие человечества вынуждено было претерпеть от науки два великих оскорбления. Первое, когда оно узнало, что земля наша не центр вселенной, а крошечная частичка мировой сис­темы, величину которой едва можно представить. Оно связано для нас с именем Коперника, хотя подобное провозглашала уже александрийская наука. Затем второе, когда биологическое исследование уничтожило привилегию сотворения человека,

указав ему на происхождение из животного мира и неискоре­нимость его животной природы. Эта переоценка произошла в наши дни под влиянием Ч. Дарвина, Уоллеса и их предше­ственников не без ожесточеннейшего сопротивления совре­менников. Но третий, самый чувствительный удар по челове­ческой мании величия было суждено нанести современному психоаналитическому исследованию, которое указало «Я», что оно не является хозяином даже в своем доме, а вынуждено довольствоваться жалкими сведениями о том, что происхо­дит в его душевной жизни бессознательно. Но и этот призыв к скромности исходит не впервые и не только от нас, психоана­литиков, однако, по-видимому, нам суждено отстаивать его самым энергичным образом и подтвердить фактами, понят­ными каждому». Задание, прямо сказать, не из легких.

Познания психоанализа, прочно стоящие на фундаменте фрейдовских открытий, способствовали развитию психотера­певтических методов, дающих возможность излечивать боль­ных, страдающих неврозами, что можно считать одним из ве­личайших достижений нашего цивилизованного века. Но и все же, психоаналитическая терапия, несомненно являясь самым эффективным оружием борьбы с невротическими заболева­ниями, и по сей день продолжает оставаться делом весьма до­рогостоящим, как материально, так и в отношении затрат вре­мени. Означает ли это, что психоанализу навсегда суждено ос­таться наукой элитарной, доступной лишь избранным? Ко­нечно нет. Ведь лечение неврозов (различной тяжести) как таковых — не единственная область, где познания психоана­лиза приносят большую пользу. Сегодня они успешно приме­няются и в других областях, среди которых в последние годы на первое место выступает педагогика.

«Только одну тему я не могу так просто обойти, — писал Фрейд в 1938 году, — не потому, что много понимаю или сам так много сделал в ней. Совсем наоборот, я ею почти никогда не занимался. А между тем это так чрезвычайно важно, так много обещает в будущем и, может быть, является самым важ­ным из всего, чем занимается анализ. Я имею в виду использо­вание психоанализа в педагогике, в воспитании будущего по­коления. Рад, по крайней мере, что моя дочь Анна Фрейд ви-

дит в этом свою жизненную задачу и ликвидирует, таким об­разом, мое упущение».

Надо сказать, что первые педагоги-психоаналитики, — и в их числе, кроме упомянутой дочери Фрейда Анны, можно на­звать Мелани Кляйн, Марию Бонапарте, Микаэля Балинта, — ставили перед собой задачу весьма глобального масштаба, а имен­но общую профилактику вероятных будущих неврозов в детском возрасте (основа невротических заболеваний, как известно, зак­ладывается в детстве). Но задача эта, к сожалению, оказалась невыпол1 гимой по причине чрезвычайной сложности человечес­кой личности, где число вариантов развития, можно сказать, неисчислимо. Следует заметить, что и тоталитарные режимы в свое время играли мыслью использовать психоаналитическую педагогику, но, конечно, не для достижения индивидуального счастья отдельной личности, а для формирования поколений «правильных» — на их взгляд — людей. В Москве в первые годы советской власти существовала психоаналитически-педагоги­ческая школа-интернат, в которой, кстати, учились отпрыски высокопоставленных членов правительства, и среди них стар­ший сын Сталина Яков. Но и из этой затеи ничего не получи­лось. Когда выяснилось, что сила природы человеческих влече­ний не позволяет взять себя под контроль, психоанализ в России на долгие десятилетия закончил свое существование, а многие из ученых-психологов поплатились своими жизнями.

Сегодня психоанализ снова пробивает себе путь в Россию, но путь этот нелегок. Основная трудность заключается, ко­нечно, в отсутствии профессионально подготовленных пси­хоаналитиков. Для построения высококачественной образо­вательной системы в этой области специалистов следовало бы приглашать из-за границы или посылать студентов учиться в Европу. То и другое для страны, находящейся в затяжном эко­номическом кризисе, практически невыполнимо.

Но интерес к психологии в России огромен, в том числе к работам австрийского психоаналитика и психотерапевта Гель­мута Фигдора (Helmuth Figdor). Его научные труды публику­ются почти во всех московских специальных психологических журналах, в 1995 году в издательстве «Наука» был издан пере­вод его замечательной книги «Дети разведенных родителей:

между травмой и надеждой». Фигдору в большой степени при­надлежит заслуга возрождения психоаналитической педагоги­ки в наше время. Им разработаны теоретические концепции, на основе которых в Вене начало работу специальное учебное заведение по подготовке кадров для психоаналитически-педа­гогических воспитательных консультаций. Теоретические раз­работки Фигдора стоят на фундаменте познаний классическо­го психоанализа о детской душе. В то же время в отличие от «классиков» психоаналитической педагогики он ориентирует­ся не на идею «преобразования человека» или «общую профи­лактику неврозов», а на изменение «воспитательной повседнев­ности», чем дает «старой» науке принципиально новое разви­тие. Фигдор — практикующий психотерапевт и его теоретичес­кие концепции прочно опираются на эмпирические исследо­вания и его многолетний богатейший опыт работы с детьми и их родителями. Являясь одним из ведущих специалистов в об­ласти проблем разводов, он рассматривает трудности детей не оторвано от трудностей родителей, а видит весь комплекс взаи­мосвязанных переживаний, стараясь помочь тем и другим. Он убежден, что хорошее самочувствие детей неразрывно связано с хорошим самочувствием родителей и видит не только боль­шое будущее, но и достойную альтернативу дорогостоящему «классическому» психоанализу в психоаналитически-педаго­гической консультации для родителей. В одной из своих фун­даментальных работ «Психоаналитически-педагогическая вос­питательная консультация. Ренессанс одной «классической» идеи» Фигдор облекает основную проблему воспитания в ме­тафору «педагогических духов». Посмотрим на них поближе.

Известно, что родители, обремененные трудностями и конфликтами воспитания, нередко ищут совета и помощи у психологов и педагогов. Но кто в то же время не знает, как часто, целиком признавая справедливость «добрых» и «разум­ных» советов, мы просто не в состоянии им следовать. В чем же тут дело? Фигдор, еще будучи совсем молодым доктором, стал задумываться над этим феноменом. Со временем ему уда­лось его разгадать. Вся проблема заключается не в самих сове­тах, а в том, как они обычно даются. Если, скажем, матери, и без того переживающей из-за развода, сказать (совершенно

справедливое): «Не забывайте, ребенку нужен отец!», это вы­зовет в ней лишь бурю мучительных чувств, среди которых самое ужасное — чувство вины. А значит, это неизбежно при­ведет к внутреннему сопротивлению, отрицанию истинной причины всех бед и бессознательному саботированию любого «доброго совета». Ведь ей необходимо хоть как-то защитить и без того в это время такое хрупкое внутреннее равновесие.

Посмотрев поближе на психологические проблемы роди­телей, можно увидеть, что внутренние конфликты, лежащие в их основе, не так уж хорошо вытеснены, они буквально «рвут­ся» в сознание. Это конфликты так называемой психической поверхности: чувство вины и беспомощности, раненая гордость, ненависть, потребность в возмещении обид, страх перед оди­ночеством и потерей любви. И именно эти душевные порывы как раз и способствуют бессознательному проявлению пробле­матичных воспитательных действий. «Для того чтобы сделать их на длительное время сознательными и пробудить способ­ность думать о них, необходимо лишь немного редуцировать страх, связанный с ними», — говорит Фигдор. Для этого он ис­пользует не психоаналитическое толкование реакций перено­са или сопротивления, а разъяснение, то разъяснение, которое дает особенное знание, заставляющее увидеть мир в ином све­те. В результате человек приобретает чувство внутренней сво­боды и учится формировать свою жизнь на основе разумных представлений о том, какой она должна быть. В этих случаях психоанализ говорит об эмансипации личности.

Фигдор приводит в пример понятие разъяснения, использу­емое при посвящении в тайны сексуальности. Благодаря психо­анализу мы узнали, как сильно смущают и пугают детей их ин­фантильные сексуальные теории и в какой ужас может поверг­нуть ребенка случайное открытие существования сексуальности у его родителей. Разъяснение не только освобождает его от стра­ха, оно открывает ему заманчивое существование другой любви, отличной по своей природе от — полной зависимости и страха перед «большими» — любви к родителям. У многих первобыт­ных культур (сохранившихся и поныне) существовали обряды посвящения мальчиков в тайны сексуальности. В этом посвяще­нии подчеркивается разница между «мужчинами, которые зна-

ют тайну, и женщинами и детьми, которым ее знать не дано». Основное значение посвящения заключается в открытии, что духов, которые до этого причиняли им столько страха, на самом деле не существует, что они служат лишь для устрашения детей и женщин, чтобы «тех можно было получше держать в руках».

Фигдор сравнивает этих духов с другими «духами», кото­рые доставляют столько неприятностей матерям, отцам, вос­питателям, учителям. Но в то же время, хотя «духи» эти и вну­шают большой страх, они выполняют и защитные функции: благодаря своей могучей власти они предотвращают еще боль­шие угрозы или расчищают дорогу собственным бессознатель­ным потребностям.

Предположим, я говорю себе: «Я — хорошая мать и поэтому я, («во имя ребенка») отказываюсь от своих личных потребнос-тей» (среди которых могут быть желание сделать карьеру, потреб­ность социального признания, сексуальная сторона жизни, по­кой, увлечения и т. д.). Но как бы замечательно ни звучало это на словах, на практике это не так. Ведь я живой человек и поэтому я не в состоянии отказаться от удовлетворения своих желаний без того, чтобы не чувствовать себя несчастной. А вытесненные по­требности все равно будут настойчиво заявлять о себе, пусть даже.^достаточно субтильными способами: жалобами на жизнь, не не­благодарность детей, обидами и т. д. Не говоря уже о том, что ' подобная «самоотверженность» налагает непосильный груз на детей, вызывая в них чувство вины за приносимые им жертвы.

Или я говорю себе: «Я чувствую себя в настоящее время очень нехорошо, но мой ребенок не должен этого заметить». Да как же он этого не заметит? Как бы я ни старалась, он «прочтет» мое состояние по моему выражению лица и по моим жестам — у де­тей по отношению к родителям существуют необыкновенно чув­ствительные «антенны». Плохое самочувствие матери внушает ребенку страх. Поэтому разумнее было бы поговорить с ним о том, что это вовсе не он повинен в моем плохом самочувствии, и если я не в состоянии сейчас уделить ему необходимого внима­ния, то это вовсе не потому, что я на него сердита. И т. д.

А вот еще один весьма опасный «дух»: «Если я все буду делать правильно, то между мной и детьми никогда не возникнет ника­ких конфликтов». Или: «Хорошее, партнерское воспитание дол-

жно протекать без давления, без авторитета, без наказаний или их угрозы». Но такого просто не может быть! Во-первых, нет че­ловека, который в состоянии был бы все делать «правильно», как не существует и самого этого объективного «правильно». И, во-вторых, разве все в моих отношениях с другими людьми может зависеть от меня одной? Фигдор называет это «нарциссической иллюзией», т. е. в такой позиции заложено нечто от «человечес­кой мании величия». Конечно, подобный подход к делу утешает самолюбие, но, с другой стороны, он налагает слишком боль­шую, можно сказать, непосильную ответственность. В результа­те малейшая неудача грозит невыносимым чувством вины и по­терей чувства собственной полноценности.

Или вот еще один «дух»: «Достаточно все правильно объяс­нить ребенку, и он сам будет соблюдать порядок». Нет, дети устроены так, что сами они этого не могут! С одной стороны, потому что дети по природе своей «хаоты», «экспериментато­ры», они просто обязаны испробовать все новое, непознанное, и с другой — тем не менее они нуждаются в руководстве и помо­щи, а также в том, чтобы взрослые указывали им границы и рам­ки. Сами они этого не могут! Потому, что они еще дети.

Принципиально фальшивы и такие представления роди­телей, как: «Если мой ребенок душевно здоров, то он с удоволь­ствием будет ходить в детский сад или в школу»; «Если с моим ребенком все в порядке, то со стороны воспитательницы или учительницы никогда не будет никаких нареканий». А разве у учителей и воспитателей не бывает своих проблем, которые они переносят на детей? И разве не бывает так, что ребенок в одном коллективе чувствует себя хорошо, а при изменении обстанов­ки начинает шалить или вовсе вести себя «плохо»? Отсутствие проблем и конфликтов еще ничего не говорит о благополучии того или иного человека или коллектива; умение их разрешать — с наименьшими потерями для всех участников — вот истинный показатель душевного здоровья!

Многие родители считают: «Если я все буду делать пра­вильно, то моему ребенку не придется ревновать меня к ново­рожденной сестренке» или: «Братья и сестры, если они ду­шевно здоровы, обязательно только любят друг друга». Это тоже неверно. Конкуренция здесь неизбежна, и это явление

нельзя считать только отрицательным. Важно не отсутствие самой ревности, а умение с нею обращаться. Точно так же нельзя верить в то, что: «Если мать (отец) по-настоящему лю­бит своего ребенка, то она (он) никогда не сможет пожелать хотя бы на минуту от него освободиться». В данной сентен­ции кроется отрицание амбивалентности (противоречивос­ти) любовных чувств: место обидам и ненависти есть только там, где есть любовь и зависимость. Но если я принципиально не признаю за собой права иногда «быть злой на ребенка» или на минуту пожелать себе отсутствия забот, налагаемых на меня воспитанием, то любой «прорыв» чувств подобного (агрессив­ного) характера неизбежно вызывает во мне захлестывающее и парализующее чувство вины. Фигдор считает это чувство главным виновником многих бед еще и потому, что оно не­пременно требует психической защиты: оно вынуждает зак­рывать глаза на действительность, отрицать очевидные вещи, уходить от ответственности, заменяя ее часто весьма сомни­тельными «педагогическими» теориями и т. п. Очень важно уяснить для себя разницу между (по)желаниями и действия­ми. Даже если я и пожелала себе отсутствия всяческих забот, это еще далеко не значит, что я действительно освобожу себя от моих материнских обязанностей и брошу своих детей на произвол судьбы. В желаниях нет никакого преступления. Исполнение желаний — это уже зависит от реальных возмож­ностей, общественных норм и моих моральных представле­ний. Стыдиться желаний тоже не стоит, стыдиться следует дурных поступков.

А вот «дух», который с удовольствием поселяется в разве­денных родителях: «Мой ребенок не проявляет по отношению к разводу никаких особенных реакций, итак, разлука с отцом не повлияла на него плохо». Да как же трезвым умом можно себе представить такое: меня бросает самый близкий, самый любимый человек, а я не переживаю из-за этого? Или другой «дух развода»: «Ребенок после посещения отца совершенно рас­строен. Итак, эти посещения вредят ребенку», а «дух» отца в свою очередь: «...так... так... ребенок не хочет обратно к мате­ри...». Нет, дети в этих ситуациях страдают не из-за свиданий с отцом, а из-за того, как эти свидания обставляются. Если они

чувствуют, что «мама сердится на меня за то, что я люблю и папу тоже», они начинают бояться теперь после частичной по­тери отца потерять еще и мать. Именно этот страх и делает их нервными, раздражительными, «капризными».

Фигдор обращает внимание и на тех «духов», которые по­селяются в педагогах: «Спокойные, ненавязчивые дети — это душевно здоровые и социально развитые дети». Но и этот «дух» выполняет весьма важную функцию. Иначе учителю при­шлось бы признаться себе в том, что ему гораздо легче рабо­тать с группой подчиненных, безынициативных детей, чем с тремя десятками ярко выражающих себя характеров. Психо­логам известно, что некоторые «трудные» дети, в общем, здо­ровее тех, которые являют собой пример послушания.

Или такое: «Если у меня трудности с детьми, то в этом, ко­нечно, виноваты родители, и они обязаны что-то предпри­нять!». Особенно «коварным типом» считает Фигдор «дух школьного партнерства»: «Ученики, родители и учителя долж­ны сотрудничать вместе», т. е. родители должны заботиться об успеваемости и поведении детей. Такое убеждение помогает переложить часть своих собственных задач на плечи родите­лей, не задумываясь о том, что необходимость делать с детьми уроки дома ведет к дополнительным семейным конфликтам.

То, что здесь образно именуется «духами» родителей и вос­питателей, в жизни имеет вид моральных требований или раз­нообразных, часто практически необоснованных, но очень стойких педагогических теорий. Однако почему Фигдор ис­пользует здесь эту метафору «духов» (вселяющихся в непосвя­щенных), а не говорит просто о «педагогических заблуждени­ях»? Все дело в том, что это не простые заблуждения, они вы­полняют весьма важную функцию: им приходится удерживать неприятные или вовсе невыносимые мысли и чувства от про­никновения в сознание. Как мы говорили, версия самоотвер­женной, идеальной матери помогает предотвратить чувство вины, которое возникло бы, если бы мать призналась себе, что многое из того, что она делает «на благо ребенка», на са­мом деле служит удовлетворению ее личных потребностей (на­пример, чрезмерная забота о школьных успехах ребенка, офи­циально декларируемая как «забота о его же будущем», долж-

2 — 3435 17

на доказать мне мою полноценность в качестве матери и т. д.). Убеждение, что я могу своих детей только любить, способству­ет, как мы говорили, отрицанию амбивалентности в моем от­ношении к ребенку и, таким образом, тоже защищает меня от чувства вины или от страха, связанного с моей собственной агрессивностью по отношению к детям. Теория возможности бесконфликтного воспитания, в свою очередь, призвана ос­вободить нас от горького осознания того факта, сколько же­ланий своих детей мы не в состоянии удовлетворить, какую боль причиняем мы этим нашим любимым чадам и какое ра­зочарование и гнев должны они испытывать в наш адрес.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: